Иван Андреянович Филатов
Истоки возникновения новизны
3. И далее: что означает в приведенной цитате «древнейшее из древнего»? Скорее всего, это и есть само Бытие, то есть Нужда в обновлении того, что есть, а именно, Нужда в притоке новизны. Эта Нужда является единственнейшей потребностью любой открытой системы. Без обновления последняя деградирует и приходит в упадок. И только сам приток новизны делает систему открытой. Можно даже сказать, что именно приток новизны есть тот ключик, который открывает, от-творяет систему и делает ее тем самым открытой. (Отсюда возникает фундаментальный вопрос: как возникают открытые системы и что такое система сама по себе?).
4. А что значит «мы всегда слишком молоды»? Скорее всего, то, что каждый из нас приступает к осмыслению непомысленного каждый раз заново: у нас никогда нет опыта ни осмысления, ни мышления, поскольку Нужда каждый раз затребывает нечто новое, то новое, к восприятию которого мы никогда не бываем готовы, мы всегда бываем застигнуты врасплох Нуждой в обновлении. А все потому, что Бытийная Нужда никогда не повторяется, она всегда нова для нас, она принципиально неповторима, мы к ней никогда не бываем подготовлены. Говоря словами древнего мыслителя, мы вступаем в поток бытийно-исторического мышления лишь однажды, или не вступаем никогда.
5. А что означает предложение: «Это древнейшее идет за нами и все же к нам»? Оно идет за нами и к нам только потому, что мы единственные, кто может разгадать запрос социума в той новизне, которая ему необходима. Ведь мы не только разумные существа, но к тому же, согласно самой идее социума, являемся Подручным Средством у социума, постоянно нуждающегося в обновлении. Обновление – это то, что делает социум живым видообразованием самой Природы.
Причем, согласно Хайдеггеру, мышление принципиальным образом разделено на две части: различительное и представляющее мышление.
Первое из них, относящееся к мышлению самого Бытия Хайдеггер называет по-разному: то это бытийно-историческое мышление, то отлучающее, то различительное, то памятующее, то сущностное, то изначальное, то глубинное, то исконное и т. д., в то время как мышление бытия сущего он называет, в основном, как исчисляющее, рассудочное или махинационное мышление.
Вот каким образом он характеризует и то и другое в лекции «Что такое метафизика? Послесловие»:
«Исчисляющее мышление … рассматривает все сущее лишь в смысле пригодности для этих своих исчислений. Исчисляющее мышление само создает себе необходимость осваивать все, исходя из последовательности собственных действий. … Мышление, мысли которого не только не исчисляют, но и вообще определяются другим сущего, называется сущностным мышлением. Вместо того, чтобы исчислять сущее с помощью сущего, оно, расточая себя в бытии, стремится лишь к истине бытия»20.
Выделенное Хайдеггером курсивом слово «другим» относится, скорее всего, к Бытию самому по себе, то есть к Нужде, которой определяется последнее.
И далее по тексту дается развернутая характеристика сущностного мышления:
«Мышление бытия не ищет опоры в сущем. Сущностное мышление чутко к знамениям непредсказуемого, в котором оно распознает пришествие неизбежного. Это мышление внимательно к истине бытия и помогает бытию истины найти свое место в историческом человечестве. Помощь сия не стремится к успеху, поскольку не нуждается ни в каком влиянии. Сущностное мышление помогает просто как твердое намерение, от которого – без всяких усилий и даже без всякого знания с его стороны – загорается ему подобное.
Мышление, прислушиваясь к голосу бытия, стремится выразить его в слове, через которое истина бытия входит в язык. Лишь если язык исторического человека происходит из этого слова, он адекватен. Если язык адекватен, порукой ему служит безмолвный голос тайного источника». (Там же, 46-47).
Причем, «безмолвный голос тайного источника», конечно же, есть голос Нужды в обновлении, то есть в притоке новизны в те или иные структуры социума. И этот голос, как мы полагаем, «безмолвен» до тех пор, пока он не проявит себя в форме Необходимости в новизне, выраженной в виде какого-либо негативного фактора, способного воздействовать на чувства и ум человека.
При этом в «Заметках» он специально подчеркивает, что сущностное мышление нисколько не направлено на потребности человека, наоборот, оно направлено на выговаривание сущности самого Бытия, которое характеризуется здесь автором как «бедность бережности», скорее всего, из-за отсутствия средств выражения того, что должно быть помыслено.
«Чем отлучающе мышление осмысляет употребу, чем решительнее оно отводит глаза от человека, тем сокровеннее выговаривает оно свою сущность – бедность бережности»21.
А вот каким образом Хайдеггер разделяет два вида мышления в тех же «Заметках":
– одно из них относится к мышлению Бытия, (которое он называет просто «Оно»), то есть к тому мышлению, которое озабочено Нуждой в обновлении (социума самого по себе);
– а другое – к мышлению рассчитывающему (махинационному, по Хайдеггеру), тому мышлению, которое находится на службе у меркантильных интересов и потребностей человека:
«Решение Бытийно-исторического мышления, которое всегда заново и всякий раз изначальнее должно вытерпливаться: это мышление мыслит для Бытия, единственно ему принадлежа как жертва, ибо Оно есть – или такое мышление мыслит ради людей, т. е. ради бездумности, в которой они хотят упорствовать и в которую они опускают мышление, полагая, что лишь это приспособленное к их рассудку мышление имеет какую-то пользу, не подозревая, что расчет на пользу уже в принципе запрещает мышление, а с ним и Бытие?
Мыслишь ли ты Бытие как Бытие –
или даешь по видимости
лишь мнимо
значимое – ибо полезное – мышление?». (Там же, 143).
Вот откуда заявление Хайдеггера:
«Мышление не должно знать никакого задания, если оно (мышление) есть». (Там же, 402).
Потому что бытийное мышление, поскольку оно и безосновно, и бесцельно, определяется не каким-либо (человеческим) «заданием» – оно определяется неизбывной в своей основе обыкновенной бытийственной Нуждой в обновлении, функционирующей вне пределов человеческого разумения. Ведь Нужда на то она и Нужда, чтобы не иметь никакого основания для самой себя, но в то же время обладать силой принуждения для всего того, что ей подвластно. А подвластно ей не только Бытие Природы и социума как такового, но и бытие такого сущего как человек с его разумной способностью создавать новизну и тем самым нейтрализовать потребность в обновлении посредством со-творения нового сущего – подручного средства. По сути дела, постулируемая Хайдеггером Нужда есть не что иное, как действующая во всей Природе Воля Шопенгауэра. Но это не воля к жизни и не воля к власти (Ницше), а воля к воле, то есть к волению самому по себе, к тому, что настолько свободно в своих проявлениях, что оно ничем не определяется и ни в чем не нуждается.
Так что насколько правильно я понял направление мысли Хайдеггера относительно мышления, то бытийное мышление – это ворошение того, что нуждается в обновлении. А потому, океан Нужды в обновлении мира никогда не должен превращаться в застойное болото. Именно поэтому необходимо бытийно-историческое мышление как ворошение, как бурление того, что должно быть помысленным. (А помысленным должно быть само вопрошание того, что находится в самом истоке Бытия самого по себе. А в нем, как мы уже не раз заявляли, находится извечная и неодолимая Нужда в изменении-обновлении, удовлетворением которой может быть только приток новизны в те регионы Бытия, которые вдруг стали в ней нуждаться).
Только из океана в подобном состоянии может зародиться и созреть та или иная Необходимость в новизне, та Необходимость, которая, по нашему представлению, может быть уловлена и воспринята человеком в качестве какого-либо негативного фактора: лишенности в чем-то, недостаточности чего-то, неудовлетворенности чем-либо, неудобством пользования чем-то и т. д.
Так что вполне можно сказать, что бытийное мышление – это ворошение постоянно тлеющих углей Бытия. Не будь этого ворошения, не будет и жара Бытия. Более того, если мышление является продуктивным, – а по Хайдеггеру, сущностным, памятующим – то оно, мышление, это подбрасывание самих «свежих» углей в топку Бытия.
Как видим, мышление имеет двойственный характер: с одной стороны, оно занимается только тем, что ворошит то, что должно быть помысленным – без цели выхода на какую-либо конкретную мысль, а с другой стороны, оно подготавливает – на этапах рефлексии-1 и инкубационной фазы – само бытийственное явление смысла идеи из бессознательного в наше сознание.
Причем, мышление в первом смысле, по Хайдеггеру, не должно приводить к каким-то конкретным мыслям, поскольку оно «бесцельно»; наоборот, оно должно приводить к новым вопросам, к вопросам, имеющим другой (новый) характер. Именно поэтому мы сопрягли мышление данного характера с метафорой ворошения того, что еще непомысленно.
Тогда возникает вполне законный вопрос: в чем цель подобного вопрошания, для чего оно необходимо? Здесь, скорее всего, цель в том, чтобы в результате такого ворошения-вопрошания извлечь на поверхность тот вопрос, который был бы адекватен вполне конкретной Необходимости в притоке новизны и который был бы разрешим на данный момент времени. Иначе говоря, само ворошение-вопрошание нацелено на вероятностный характер обнаружения того, в чем нуждается социум. (Вспоминаются слова Крыловской басни: «Навозну кучу разрывая, Петух нашел жемчужное зерно»).
Так что мышление данного характера, не будучи нацелено на какой-то вполне конкретный вопрос – а иначе, будучи бесцельным, по Хайдеггеру – подобно магниту, извлекающему из массы самых разнородных материалов только тот материал, который наиболее адекватен материалу самого магнита.
Вот почему:
«Самым непонятным во всей понимающей эпохе остается мышление.
Быть не только непонятым, но и непонятным – вот жребий мышления.
Мышлению не нужно сначала делать себя непонятным; оно есть непонятное, поскольку мыслит.
Главнейшая опасность для мышления – стараться быть понятным». (Там же, 599).
С. Взаимосвязь Бытия и мышления с человеком
Первым делом отметим постулируемую Хайдеггером в «Законе тождества» взаимопринадлежность человека и Бытия:
«… взаимопринадлежность человека и бытия … быть внедренным в бытие … Но отличительная черта человека в том, что он, как мыслящая сущность, открытая бытию, стоит перед бытием, с ним соотносится и ему таким образом соответствует … Человеком правит принадлежность к бытию … А бытие?… Бытие присутствует и является только в той мере, в какой оно при-ступает с притязаниями к человеку. Ибо только человек, будучи открытым бытию, позволяет бытию приблизиться к себе его присутствием. Это присутствие использует открытость некоего просвета и благодаря такому использованию вверяется человеческой сущности. …
Человек и бытие вверены друг другу. Они принадлежат друг-другу»22.
И далее о том же из доклада «Время и бытие»:
«Бытие, если мыслить его само, собственное его, требует, чтобы мы отказались от того бытия, которое последуется и истолковывается всей метафизикой из сущего и для сущего, в качестве основы сущего. Чтобы мыслить собственное бытие, требуется оставить его как основу сущего в пользу играющего давания, скрытого в раскрытии, т. е. ради дано. Бытие принадлежит этому дано в давании как дар. … В качестве позволения присутствовать оно принадлежит раскрытию и, будучи даром раскрытия, удерживается в давании. Бытие не есть. Бытие дано, дано как раскрытие присутствия». (Там же, 84).
«… бытие определяется как прибытие сути и позволение присутствовать, т. е. как раскрытие … Присутствие отправилось к нам, идет к нам, обращаясь, настоящее означает: вхождение-в-пребывание-навстречу-к-нам, к нам – людям». (Там же, 89).
А теперь зададимся более конкретным вопросом, в каких взаимоотношениях находятся сам социум и человек?
Как мы заявили ранее, в социуме самом по себе постоянно зарождаются и созревают Необходимости (Нужда) в обновлении тех или иных своих структур. И эту потребность в обновлении должен уловить, а затем и удовлетворить человек продуктивно мыслящий. То есть он должен создать новизну такого вида, которая бы заделала в теле социума внове возникшую «потребительскую» брешь. «Потребительскую» не в смысле меркантильных интересов человека, а в смысле бытийно-исторических интересов самого социума, того социума, в котором человек выступает на уровне вещи и наряду и наравне с другими объектами и явлениями социальной действительности.
Но все дело в том, что человек мало озабочен тем, в чем нуждается социум сам по себе. Он стремится обустроить свое собственное существование, – как ни как «своя рубашка ближе к телу» – а не существование социума в целом. А потому он постоянно озабочен своими, по большей части, меркантильными интересами. А эти интересы, как правило, вступают в противоречие с интересами социума самого по себе, того социума, в котором человек выступает – наряду и наравне с другими вещами – в качестве обыкновенной вещи.
Так какими же качествами должен обладать человек – главный субъект общества? Во-первых, он должен «дорасти» до того, чтобы обрести способность отделять интересы (Потребности) социума самого по себе от своих собственных меркантильных, (махинационных, по Хайдеггеру) интересов. А во-вторых, он должен «ущемить» свои интересы до такой степени, чтобы они не входили в противоречие с интересами самого социума.
Но где находится тот критерий, по которому можно было бы развести эти интересы? Как определить то, в чем нуждается сам социум? Как понять язык, на котором «говорит» социум, на котором он вопрошает о своих Потребностях, на котором он взывает к человеку, как своему «личному» Подручному Средству? Потому что единственно к кому он может и должен взывать, так это только к человеку продуктивно мыслящему, потому как только он – в качестве Подручного Средства – способен создавать новизну и тем самым обновлять те или иные структуры социума.
Очевидно, что критерием должно было бы стать укрепление, обогащение, развитие структур самого социума. Но где гарантия того, что интересы самого человека – меркантильные, по большей части – не вступают в противоречие с интересами самого социума?
Из вышеизложенного мы видим, что человек – сугубо двойственное существо. С одной стороны, он должен удовлетворять интересы самого социума, снабжая его востребываемой им новизной того или иного вида, а с другой стороны, он не должен забывать о своих собственных интересах обустройства своей жизни.
Тогда получается, что выдвинутая Платоном гениальная идея государственности смыкается с идеей бытийно-исторического мышления Хайдеггера. И смыкается она в том, что правителями государства должны быть философски настроенные люди, настроенные не на решение обыденных задач повседневной, практической жизни социума, а на уловление и разрешение тех задач, которые выдвигает социум сам по себе, тот социум, который отстранен от решения тактических задач повседневности, но настроен на решение стратегических задач собственного выживания и развития, без которого он никак не может обойтись. Здесь действует всеобщий принцип естественного отбора: выживание рода важнее выживания отдельных его особей.
Вот и Хайдеггер в тех же «Заметках» пишет:
«В мышлении речь идет не о потребностях человека, а об одной потребности Бытия. Бытие – в чем-то нуждается?»23. (Там же, 303).
А нуждается оно лишь в одном: в том, чтобы Нужда Бытия превратилась в Истину Бытия, то есть, чтобы она, Нужда, была удовлетворена в виде создания какой-либо идеи, идущей на пользу социума самого по себе, на пользу его исторического развития. Так что, если Бытие в чем-то нуждается так только в обновлении того, на что оно «направлено». А направлено оно на историческое развитие самого социума, социума в целом. Так что Истина Бытия осуществляется только тогда, когда мышление направлено на запросы самого социума, а не на удовлетворение эгоистических интересов человека.
Но каким образом, по Хайдеггеру, Бытие входит во взаимоотношения с человеком? Вот что он пишет в «Положении об основании»:
«…бытие посылает себя человеку тем, что просветляясь, предоставляет пространственно-временной зазор сущему как таковому»24.
Вот здесь мы можем усмотреть соединение – в виде состыковывания – бытийно-исторического мышления Хайдеггера с тем мышлением, которое мы рассматриваем (см. разделы выше) как методологию возникновения новизны, кульминационным моментом которой является инсайтное проникновение смысла новой идеи из бессознательного в наше сознание. Не явление ли смысла новой идеи есть тот «пространственно-временной зазор», в котором «просветляется» новое сущее в процессе раскрытия смысла идеи (рефлексия-11) и получения искомого сущего, материализуемого далее в подручное средство?. А вот возникновение последнего, с полным правом, мы могли бы назвать бытием сущего, в то время как само Бытие было Нуждой в его, сущего, возникновении.
И действительно, явление новой идеи в наше сознание мы воспринимаем как просветление, как вспышку света, которая самым непосредственным образом подвигает нас к тому, чтобы мы немедленно приступили к раскрытию смысла внове явленной идеи. Иначе, она может ускользнуть от нашего внимания, а следом за этим, и из нашего сознания, из нашей памяти. Именно отсюда, как пишет Хайдеггер, возникает «уклонение» Бытия в своей сущности, а попросту забвение смысла самой идеи:
«… бытие посылает себя нам, одновременно уклоняясь в своей сущности, скрывая эту сущность в уклонении». (Там же, 112).
И если мы способны к генерированию идей и способны к саморефлексии, то мы должны понять, что уклонение «в своей сущности» и скрытие сущности «в уклонении» происходит именно в тот момент, когда смысл идеи – еще не оформленный в какие-либо известные нам знаки – является в наше сознание, и в то же время он готов «ускользнуть» из него при малейшем отвлечении нашего сосредоточения на нем. Это наиболее характерный момент творческого, бытийственного мышления. Именно в этот момент мы испытываем и удовольствие от новизны внове явленного смысла, и удивление от внезапности его явления в наше сознание, и уверенность в надежности и истинности этого смысла. И эти наши чувства непременным образом соседствуют с лихорадочным стремлением подобрать слова (знаки), адекватные смыслу идеи, тому смыслу, который все еще теплится на горизонте нашего сознания, но в то же время грозится при малейшем удобном случае исчезнуть из него.
И далее Хайдеггер пишет:
«Только поскольку человек, согласно своей сущности, стоит в просвете бытия, он оказывается мыслящим существом». (Там же, 149).
Как видим, исходя из этой фразы, человек как мыслящее существо оправдывает это высокое звание только в том случае, если он оказывается одариваемым Бытием способностью воспринимать смыслы новых идей.
И это происходит постольку, поскольку, как пишет переводчик «Положения об основании»:
«… бытие предоставляет (…) сущему некий просвет (…), «щель», в которой сущее только и становится сущим, обретая пространство и время». (Там же, 227).
Отсюда нам видна, казалось бы, на первый взгляд, загадочная у Хайдеггера, нерасторжимая связь Бытия, Времени и Истории. Бытие осуществляется во Времени, а временем определяется ход Истории, – как Истории мышления, а не историографии – которая есть История Бытия, характеризуемая единственным процессом, процессом возникновения сначала Нужды в новизне, а вслед за этим и самой Новизны.
9. Заключение
Итак, из изложенного в разделах выше вырисовывается общая методология возникновения новизны. Изложим ее по пунктам.
1. Как в самой Природе, так и в открытой системе такого живого видообразования самой Природы как социум действует изначально функционирующая сила – Нужда в притоке новизны, в обновлении тех или иных его структур.
2. Началом действия этой силы на уровне социума является зарождение, созревание и возникновение Необходимости в создании новизны вполне определенного вида.
3. Проявление нами предполагаемого вида новизны начинается с того, что на чувства и ум человека начинают воздействовать те или иные негативные факторы: неудовлетворенность чем-либо, лишенность в чем-то, неудобство пользования чем-либо и т. д.
4. Под воздействием этих факторов продуктивно мыслящий (и чувствующий) человек начинает мыслить на этапе рефлексии-1 в направлении создания такого комплекса взаимосвязанных сущих, который бы позволил выйти на устранение проблемной ситуации, которую, как оказывается, можно разрешить только посредством создания идеи.
5. При достаточной интенсивности и эффективности такого рода мышления может наступить инкубационный этап созревания смысла идеи в нашем бессознательном, заканчивающийся инсайтом, – то есть явлением сформировавшегося смысла в сознание – сопровождаемым эскортом положительных эмоций: интеллектуального удовольствия от новизны внове явленного смысла, удивления от неожиданности его явления и уверенности в его истинности и надежности.
6. Далее наступает допонятийная фаза перекодировки нейронных образований нашего мозга – связанных со смыслом нашей идеи – в слова и знаки, знакомые нашему сознанию и адекватно выражающие этот смысл.
7. И это выражение смысла идеи наступает в процессе нашей рефлексии-11 с одновременным оформлением-проявлением этого смысла в адекватные ему слова, знаки, метафоры, и т. д.
8. Далее, в процессе этого оформления мы вдруг обнаруживаем недостачу – в комплексе сущих, составляющих идею – еще одного, самого главного искомого сущего, вид (эйдос) которого мы должны создать в своем уме.
9. Для осуществления какого-либо действия вид этого идеального искомого сущего мы должны – по определенной технологии – материализовать в новое подручное средство.
10. А вот с помощью этого материализованного средства мы уже можем приступить к исполнению в социуме нового рода деятельности, что и было целью и Бытия самого по себе и бытия сущего – человека продуктивно мыслящего.
Правда, при более пристальном рассмотрении изложенной выше методологии все же остается неразъясненным множество вопросов. Вот всего лишь некоторые из них:
– что такое Нужда сама по себе и почему именно она движет и Миром, и Природой, и социумом, и человеком, должным подчиняться ее зову;
– каким образом происходит преобразование изначальной Нужды в Необходимость возникновения новизны в социуме, как человеку удается уловить своими чувствами и умом тот или иной негативный фактор и направить его энергию на создание идеи, адекватной потребности самого социума;
– в чем смысл и какова «механика» инкубационного этапа формирования смысла идеи, что именно происходит в нашем бессознательном в этом процессе и что является триггером выдачи этого смысла в наше сознание;
– каким образом осуществляется – на допонятийном этапе – перекодировка неизвестных нам нейронных образований в нашем мозге в знакомые нашему сознанию слова и знаки, выражающие смысл идеи;
– каким образом наше сознание обнаруживает лакуну – «дырку от бублика» – в комплексе (цепочке) сущих в процессе раскрытия смысла идеи на этапе рефлексии-11;
– что такое смысл идеи как комплекс взаимосвязанных сущих, чем определяется количество сущих, входящих в этот комплекс;
– каким образом происходит взаимодействие смысла идеи, подручного средства и нового рода деятельности с тем, что уже функционирует в социуме и как именно на основе этого осуществляется зарождение, созревание и возникновение все новых и новых Необходимостей в новизне?
Получается так, что чем глубже мы внедряемся в сущность того или иного вопроса, тем больше у нас возникает новых вопросов. Вот в этом как раз и заключается бытийно-историческое, сущностное мышление Хайдеггера: оно предназначено не для того, чтобы разрешать практические вопросы, а для того, чтобы ставить новые вопросы о том, что должно быть помысленным. Что же касается рассчитывающего мышления, то в статье «Отрешенность» (1959 г.) Хайдеггер заявляют следующее:
«Несомненно, так тратиться на хитроумие и придумывание по-своему очень полезно и выгодно. Без такого мышления не обойтись. Но при этом остается так же верно и то, что это лишь частный вид мышления»25.
Как видим, Хайдеггер не делает принципиального различия между сущностным мышлением и мышлением рассчитывающим – последнее для него «лишь частный вид» первого.
