Иван Федулов
Диалоги у картин
044 Правила
Из акварельных мокрых правил
он попросил у неба дождь,
а людям зонтики добавил,
ну, добр художник, что возьмёшь…
и, по сему, мольберт узря,
я ускоряюся, друзья.
045 Ротонда
Где век стоял на пьедестале
последних кисти и пера,
иные слышатся печали
у крон и вод из серебра.
Мне краски – дань воображенья,
где флаги, молоты, серпы
и все пороки предвкушенья
единства своры и толпы…
Невозвратимы горизонты
искусств и женщин волшебства.
Невеждам – таинства ротонды,
что печи – венские дрова,
где баннер ближней автострады
во всю отеческую прыть,
торопит с первою наградой –
«Кусочек родины купить».
046 Рыбацкое счастье
У вёрст, стихий и пауз стыков –
кувшинок тёплый разговор
и миллион зелёных бликов
в тончайший стелются узор,
в тишайший плеск плотвы и снасти,
где мошкара кружит, легка,
и в, осторожные от счастья,
приготовленья рыбака.
Где мир Морфеем полонён,
на целый берег первый он.
047 Светлый повод
Его асфальт в туманах лета –
печали чистые пути…
Дышать ли поиском ответа
или надежды обрести
на возвращение к покою
из заповеднейшей глуши
планеты, избранной тобою
переселению души…
Как жаль, нам редко внемлют боги!
Так мало, в беге наших дней,
для двух сердец простой дороги
под самым светлым из дождей.
048 Север
Ему хватило и мгновенья
увидеть в блике ледяном
земли пустой мироточенье
под лёгким ангела крылом,
где мхи щедры для осязанья
а холмы, близят небеса,
чтоб осмелевшие леса
своё почуяли призванье
и потянулись выше стать,
как, верно, мы должны желать.
049 Сельское лето
Стихиям чуждым – волнорезы
заборы крохотных держав
и кровель рыжее железо,
и небо, пьяное от трав.
В поры полуденного зноя,
пусть, мало тени от сосны,
но всё блистательно-живое,
но, равно все, одарены
талантом радоваться дням
и сеновала простыням,
и разрешенью, до росы,
крутить песочные часы.
050 Старая кладка
Он не иллюзии питает
средь безнадёги русских стуж,
а кисти белые бросает
на разобщённость наших душ…
И старой кладки виадуки
через разрывы берегов
любви протягивают руки
сердцам, не знающим оков.
Как покаянному псалму
мосты доверчивы ему!
051 Старый вальс
И не лес, и не пруд,
и не заводь реки,
лазуритовых руд
самоцветы легки,
где усталым очам
всё туман и туман,
одиноким кострам –
утешенья обман…
Дерева, дерева
тихим светом горят
и плывут острова
золотые Плеяд,
этой гладью дыша,
в голубой глубине,
чья-то кисть, как душа,
отвечает волне.
052 Тишина
Светлее неба полог сонный,
где луч, рассеянно багров,
увидит берег наклонённый
над колыбелями ручьёв.
Луна в туманные постели
опустит инеем рассвет
и тишину пошлёт Завет,
которой мы осиротели
вчера ли, годы ли назад,
где детства выбыл адресат.
053 Торжок
На первоснежной акварели,
апофеозом простоты
палат уездных цитадели
и берега без суеты.
Вдали безжалостной столицы,
неонов, чуждых тишины,
смотреть божественные сны,
чинить прорехи на теплице
и плюнуть всем Аустерлицам
деленья… кресел и казны.
Торжок, как болеутоленье…
Мне, вдруг, почудился в тебе
блаженный ритм непротивленья
славянства мирного судьбе,
где ночь нашёптывает сказки,
а, день, исполнен куполов
и звониц, что чаруют краски
залётной редкости жрецов.
054 Туман
Ещё не слышен бич пастуший,
но, уж, заметны берега,
где я в плену прекраснодуший
терплю азартов жемчуга
и снасть, и кисть, что ближе нам,
где лодки грезятся волнам.
055 Утреннее
По небесам, как будто, рано
для утра с жаждою кистей
там, где прибрежные туманы
глядятся в зеркало дождей,
где топь и тишь, а термосок
хранит живительный дымок
из дома, где, ещё чисты,
ждут акварельные листы.
056 Форма света
Часовню греет память лета,
старик, морозом обнажён,
там, где, снега, как форма света
сопоставления времён
веков и звонкой детворы,
что зимы наши напролёт
терзают валенками лёд
и мчатся с саночной горы.
Дай им, Господь,
не старить сердца
или в рисунках мастеров
сберечь единственное детство
от жизни мелких катастроф.
057 «Чайка»
Ему кричали: – Нужен третий!
Вон, тут, левее, до колен!
И, разве, есть цена на свете
за этот галлюциноген,
который вытянул народы
из городов с их барахлом
и пенит запахи природы
своим чарующим теплом!
Из нас бы каждый, заголясь,
рванулся берегом налево!
Да, где уха, и «грязь – не грязь»,
и закусить – не надо хлеба,
но, у художника, контракт…
Развёл руками виновато
и мы любуемся закатом
его надежды на… антракт.
Вот он – наш вечный неуют,
как «Чайка» по диагонали -
На дальнем берегу – поют,
а, здесь, стреляются в финале.
058 Частное собрание
Пуста Обломова кровать,
но тщетны муки вольнодума
без жажды души врачевать,
осатаневшие от шума.
И, пусть, свою – не навсегда,
до первой пропасти продажи…
Мелькнёт цена на вернисаже
и новый лист на грани льда,
где надлежит искать забвенья
и, быстро, вопреки себе,
писать предел уединенья
тропой забытого селенья,
как путь к неизбранной судьбе.
Мы, Бога спешные этюды,
торгуем вечности тепло,
где, даже если не светло,
нисходят ангелы, покуда
добру склоняется чело.
059 Ереванское
Где абрикосовые лета
и зимы белого руна
волною пурпурного света,
в туники лёгкие одета,
вдруг возвращается весна
согреть вазонные шкатулки
и бирюзу на мостовой
для приглашения к прогулке
между лучами и листвой,
для слов банальных и нежнейших
из поэтических вершин
между неспешностью мудрейших
и нетерпением машин.
060 Машинное
За бездной века – витражи,
дороги стиснули кварталы…
Пустите их на этажи!
Им на земле пространства мало!
И анфиладою «Купи!»
терзает мир простолюдина
Её Величество – Машина
с приматом мелким на цепи.
061 Позиционеры
Уже и градусник вскипает,
и на асфальтах – пузыри,
но полог лёгкий примиряет
с его неслышимым – «Замри…»
и мы, в ленивом антураже,
воображая паруса,
плывём… искать на вернисаже
свои билеты в небеса.
062 Акварелисту
Как спринтера пространство сжато.
Тореро! Схимник!! Лицедей!!!
Волшебник белого квадрата
и пары беличьих кистей,
где мириады полуцвета,
полупрозрачнейшего суть,
и удивлённая планета
ему позирует чуть-чуть.
063 Секретное
Ах, вот в чем делу закорючка –
старинный аглицкий пенал!
Когда бы мне такие штучки,
я б тоже лихо рисовал!
Ну, может, колером пожиже,
или по фотке «на крайняк»
Peto! Дружище! Подскажи же!
Как это… левой… можно так?
Мне, что-то, всё не по душе,
я… правой… пробовал уже.
064 Blue being (Sold)
Удивлены дома и лужи
капризу синего стекла
и, только тем, кому он нужен,
не разглядеть, что жизнь светла…
И, тем печальнее, что лист
проезжий выкупил артист.
065 Дворник
Кому – винцо,
кому – вино в бокалы,
но согревают равно нас, порой,
и дивных женщин дивные вокалы,
и променад заснеженный домой.
И, значит, всё
устроено как должно,
пока мы вправе,
просто жизнь любя,
уверовать, хотя бы осторожно,
в полезность невеликого себя.
066 Весеннее
Чудное настроение!
Город – весной бесстыж.
Солнечное смятение
гонит одежды с крыш,
будто смолой в кадиле
улиц дымят холсты
там, где автомобили
жмурятся, как коты.
067 Архитектурное
Всё глуше вопль архитектуры,
всё дальше время алтарей,
где белокурые Амуры
стремились нижних этажей,
где предков строгие портреты
смущали вольности девиц
и шпоры шпорили паркеты
салонов, клубов и вдовиц…
Где солнцем полнились проёмы
с премилым видом на бульвар,
сегодня… доски в окнах дома,
и те – порогом в тротуар.
068 Старый дом
Реликт и города, и мира,
ушедших пращуров завет,
апартаменты бригадира
иль царедворца кабинет
ждут своего аукциона,
ещё надеясь наперёд,
что с уцелевшего балкона
живое платьице мелькнёт
и вновь откроется окошко
для муз дыханья и цветов,
а та же милая ладошка
дверь у парадного качнёт,
чтоб продолженьем
доброй сказки
вернулось таинство аллей
и понесли окрест коляски
довольных ужином гостей.
069 Простите
Так мир от солнца ищет тени,
где, должное воздав крестам
и, тонким, некогда, цветам,
терзаем, Богом данный Гений,
печальным образом madame…
За годы боль почти остыла,
когда бы знал – умерил пылы
постыдной тяги рифмовать
там, где художник пишет мать…
070 Острова
Хватает неба половины
и мы робеем, как трава…
Теснят асфальтами машины
последних листьев острова,
но тем дороже шёпот их
порою красок золотых
и обещания вернуть
усталым взорам Млечный путь…
***
Что нам города?! – Перекрёстки,
как будто, людей и судеб,
пролётки, кареты, повозки,
колёсного царства вертеп,
и смотрят с мольбой человека
от, некогда чистых вершин,
балконы изящного века
на ленты дорог… для машин.
071 Тревожное
Без ампирных линий,
холодно и строго,
баннеры чуть ниже
каменных крестов…
Где к небесной сини
не ведёт дорога,
там надеждам ближе
тоги лоскутов.
Ты зачем, художник,
не рисуешь сказки,
не откроешь танца,
и садов в цветах
или ты заложник
настоящей краски,
что у ереванца
в истинных глазах?
Разве у Сарьяна
не осталось темы?
Разве всем не светит
вечный Арарат!?
Расцвети сафьяны,
напиши Эдемы,
где… ничто… поэта…
не встревожит взгляд.
072 Зимняя ночь
Лукав, кто любит на морозе
гирлянды лунных фонарей,
из полусна – полугипноза
застывшей паузы ветвей.
Но, в ожиданьи пробужденья,
он, кисти прелестью живой,
нам пишет болеутоленье
или… надежды на покой
у перекрёстков акварели,
что редко жалует народ,
как будто есть другие цели
у рисования природ.
073 Улицы весны
Богатства мира, здесь, копейки…
Из всех сокровищниц казны
оставлю дивные скамейки
на тёплых улицах весны,
и красок светлые разводы,
и пробуждений лёгкий шум,
и предназначенные годы
для чистоты неспешных дум.
074 Рецептурное
Игрой гранёного светила,
в очаровании теней,
всё и торжественно, и мило
в полётах кисточки твоей!
Всё – беспредел воображенья
и всё – отточенность луча,
как рецептура из мгновенья
улыбки доброго врача.
075 Вернисажное
– Как это мило! Персонально!
Теней и света торжество!
Я здесь смотрюсь феноменально,
хоть очевидное родство
мне несказанною бедою!
Зачем художник в этот раз
не ограничился одною
и написал так много нас?!
***
Сезам гармоний и желанья,
надежд художника приют,
где полушёпота дыханьем
ему заслуги воздают,
а он терзается, хоть плачь,
судьбою проданных удач.
076 Шестая чувственность
То ли снег нам выпал в осень
и холстами забелел,
то ли ангел крылья сбросил,
то ли демон их надел
или хрупкое созданье
приютилось у стекла
и молѝт о пониманье,
как о крошечке тепла.
И стоим посередине
приспособленных бежать –
всё устроено в картине
для стремления понять,
словно чувственность шестую
устремлённости людей
в неустроенность чужую
пред усталостью своей.
077 Автомобильное
Когда последний выржавеет гвоздь,
я буду горд, и под кило промилле,
что у Peto мне видеть довелось
последние Земли автомобили!
Их акварельных линий совершенство
невероятно в крашеной воде,
где точность соответствует вражде
синонимов пейзажного блаженства!
Пусть человек давно и навсегда
колёсного движения заложник,
но, лишь восторг пленяет города,
когда их пишет подлинный художник!
078 Пряничное
Чудо экономики, сказок словари,
пряничные домики крохотны внутри.
И, на самом деле, там, у шалунов,
детские отели для хороших снов,
мельница с водою, кубики, букварь,
барабан с трубою, маленький рояль,
куклы и машины, пара хомячков,
джинны из кувшина, феи из цветов –
попросить… треножник
с красками на дне,
чтобы, как художник,
рисовать в окне.
079 Случайная зима
Я так люблю, когда светло
от снега, неба или окон,
когда тропинки вьётся локон,
когда машины занесло
для приглашения к прогулке,
и, расступились чуть дома,
где побелила переулки
ещё случайная зима.
080 Чужие города
Нам случай рушит гороскопы…
Вот, кисть, знакомая, скользит
пределам маленькой Европы,
где взору всё благоволит
до лёгкой зависти порой
сердцам, которым мил покой
и, в большей степени, согласье,
с химерой купленного счастья
за счёт соседнего окна
или негодного сукна…
Зачем разорван мир на части
не уникальностью культур,
а жаждой выгодных халтур,
что нам превыше лютой страсти
и обречённости всегда
мечтать чужие города.
081 Ракурс
Листва сдавалась власти ветра
и день отмеривал разбег,
на разделительной проспекта
стоял спешащий человек,
но все водители рукою
его приветствовали там –
он рисовал наш мир водою
с палитрой сердца пополам.
082 Отрадное
Где и паркуются – как надо,
и, в час сиесты, ни души,
там и художнику отрадой
стирать свои карандаши
и вековечить «на коленке»,
как мировой калейдоскоп,
неповторимые оттенки
новоувиденных Европ.
083 Испанское лето
Здесь царство маврского канона
как, гор Скалистых вдалеке,
преодоление Каньона
по огнедышащей реке,
где Солнце лист в минуту, гложет,
и кисть, безжалостно суха,
лишь поцарапать краску может,
как камень дедова соха.
084 Номинация «Ночь»
Он пишет Сны прикосновений
людского Космоса и Тьмы,
ажурный тёплый лёд строений
над властью белою зимы
и… нас, в начале у миров,
где душам не хватает слов,
пока художника рука
не соберёт на лист века.
085 Полуминуты тишины
Пусть не белы у них пюпитры,
где гимны сложены векам…
Опустошённые палитры
как души, вверенные нам,
чтобы за поиском ответа,
где, впору, заповедь забыть,
мы понимали – стоит жить,
пока глаза внимают свету
и не назначено цены
полуминутам тишины.
086 Улица на Арарат
Игрою розового света
кисть акварельная текла,
одушевляя силуэты
высот из камня и стекла.
И, вот уже, теплеют дали,
отцовский вспомнив виноград,
и ночь в тюльпановом бокале
долиной грезит «Арарат»
и, будто, в зелени Раздана
базальта алого врата
от Эребуни к Еревану
Эчмиадзинова креста.
087 Тревожная вода
Мне акварельная руда
от земснаряда –
твоя тревожная вода
и слепок взгляда,
что мир устроен вопреки
периферии,
где вечно гаснут маяки
Александрии
и бьются в твердь кариатид
слова Завета,
как голубь Ноевый летит
за искрой Цвета.
088 «Absolut Rent Branvin»
Уже верит душа
в безнадёжность разлуки,
от «поганых болот»
эти «тени встают» …
Посходили с ума,
как от холода, руки –
«Абсолют» парадокса
и конца «Абсолют».
«Чистота» из Европ, упоения бренды,
Араратовый миф, уходящий ковчег,
по янтарной лозе терриконы аренды
там, где небо своё потерял человек,
обретая взамен независимость воли
и нахлынувших рифм
гениальный глагол,
и свободу дожить до…
строки в протоколе,
что последней записки
никто не нашёл.
089 Чистое искусство
Мы все – Земли аборигены,
но, как весенняя капель,
смеётся прозой гигиены
его ночная акварель,
и, чище не было картины
над тьмою луж и гаражей
с равненьем белой парусины
на вантах звёздных этажей.
090 Девушки и цветы
Войны ли, блага ли веками,
законов минуя людских,
цветы взлетают над ветвями
венцом сокровищ городских,
где пары звонких каблучков
весны пронизывают нежность
и, миру, новую безбрежность
художник даровать готов!
091 Владимиру Волегову
Счастливый Пушкин не встречал
смиренной нежности красоток,
чей взор, загадочен и кроток,
Volegov бегло набросал,
с лукавой искрою ответа
на предложение руки
и всех сокровищниц поэта,
благоразумью вопреки…
Художник, милый, напишите
Дантесам женщину свою,
дуэли – кистью отмените,
казните вздорного судью,
переиначьте нам сюжеты
реки, которой нет черней,
кавалергарды и поэты
неравны в табели людей!
Хотя… у бездны русских лет
на них – её иконы свет.
092 Две Дульсинеи
Две Дульсинеи, две заботы
его стремительных кистей…
Ну, где вы, славные Кихоты?!
Пора, пора седлать коней!
Пока их минули печали
в безмерном гомоне людском,
пока глаза не засверкали
предусмотрительным венцом.
И, пусть, откажут недотроги
тореадорам молодым,
дай им, Господь, избрать дороги
по сказкам девичьим своим!
093 Дети и река
Идиллий чистые природы
и, берегами, дач наплыв,
где гости, сёла разорив,
о местном сведущи народе,
как обратившем свой колхоз
в сараи, пьянство и навоз.
Так нам вещают из картин
философических глубин
знатоки жизни – сценаристы,
что плебсы призваны развлечь.
Но, здесь, звучит иная речь
на тёплой отмели лучистой,
и нам – Европы пишет кисть:
– Ведь, это прелесть, согласись!
Я обещал и, вот, смотри,
как славно щиплют пескари
нам пальцы…
– Ах, mon cher ami!
Как это мило, что madame
нам от уроков фортепьян
сюда позволила спуститься!
Как я хотела б здесь родиться
или бывать все лета тут…
и, право, жаль, что нас – зовут…