Коллектив авторов
Когнитивная психология в контексте проблем современного образования
Литература
1 .Верещака О.П., Камышанов А.А. Исследование профессиональной адаптации студентов-иностранцев в период обучения в Российской Федерации // Человеческий капитал. 2016. № 2 (86). С. 77–80.
2. Камышанов А. А. Профессиональное самоопределение выпускников общеобразовательных школ как психологическая проблема // Материалы научно-методической конференции преподавателей, аспирантов и студентов МГОУ. 2015. С. 36–42.
3. Корнеева Л.H. Профессиональная психология личности // Психологическое обеспечение профессиональной деятельности / Под ред. Г.С. Никифорова. – СПб., 1991.
4. Ларичева Е.А., Лагерев Д.Г. Построение и анализ когнитивной модели процесса выбора профессии выпускниками в системе начального-сред-него профессионального образования // Экономическая психология инновационного менеджмента: Труды межрегиональной научно-практической Интернет-конференции. – Брянск, 2008. – С. 47–51.
5. Носс И.Н. Личностно-профессиональная спецификация: определение и функционирование // Психология и психотехника. 2014. № 10. С. 1084–1091.
6. Петрова Ю.И. Понятие профессионального выбора в современных психологических исследованиях // Молодой ученый. 2016. № 22. С. 224–227.
7. Поручкина С.М., Макарова О.А. Профессиональное самоопределение младших школьников с учетом их личностных особенностей // Материалы научно-методической конференции преподавателей, аспирантов и студентов МГОУ. – М., 2015. С. 94–99.
8. Поручкина С.М. Профессиональное самоопределение подростков как основа успешной профессионализации специалиста социальной сферы // Современный специалист социальной сферы: проблемы, поиски, находки: Сб. материалов Международной научно-практической конференции «VIII Левитовские чтения», МГОУ. -М., 2013. С. 171–176.
9. Поручкина С.М. Теоретические основы профориентационной работы в начальной школе // Вестник института Мировых цивилизаций. 2016. № 11. С. 156–160.
10. Профессиональная подготовка обучающихся в вузе в контексте современного гуманитарного знания (круглый стол) / Вербицкий А.А., Сорокоумова Е.А., Утлик Э.П. и др. // Вестник Московского государственного областного университета. 2016. № 4 [Электронный ресурс]. URL: http://evestnik-mgou.ru/vi/Articles/View/786 (дата обращения: 14.05.2017).
11. Ремшмидт X. Подростковый и юношеский возраст: Проблемы становления личности. – М., 1994.
12. Цветкова Н.А. Путеводитель профессионального саморазвития или путь к источникам силы личности. – Псков, 1998.
13. Axelrod R. The Structure of Decision: Cognitive Maps of Political Elites – Princeton, NJ: Princeton University Press, 1976.
Когнитивные модели пространственного взаимодействия субъекта: мифы, реальность и парадигмы исследования
М.И. Розенова
Предпосылки постановки проблемы и возможная методология
Если посмотреть на тематику исследований последнего времени в области психологии, то можно легко обнаружить, с одной стороны, широкий спектр тематического разнообразия, с другой стороны – все больший уклон в сферу буквально клеточного изучения мозга человека и особенностей проявлений личности, базирующихся на специфичности обработки информационных кластеров всех уровней и качества [2; 9; 10].
Хорошо известно, что единого методологического подхода к когнитивной науке (как в психологии в целом) на сегодняшний день не существует. Есть, скорее, множественность исследовательских подходов, обеспеченных признанием современного методологического плюрализма (С.Д. Смирнов, 2004) и методологического либерализма (А.В. Юревич, 2001), которые дают возможность наличия разных моделей. Возможно это естественный путь развития науки, когда со временем, ряд положений, фиксированных ранее как методологические принципы, трансформируются в более частные методические подходы (В.П. Зинченко, 2003).
В качестве традиционной опоры когнитивной психологии можно выделить ряд нижеследующих принципов и предположений:
• принцип приоритета знания и мышления над поведением, привычками и аффектами: человек рассматривается как автономное, рациональное существо, использующее свои знания для того, чтобы в рамках доступных ресурсов оптимизировать взаимодействие с окружающими;
• предположение о последовательности переработки информации: поскольку существуют определенные ограничения познавательных процессов;
• предположение о возможности формального моделирования, которое позволяет вместо прямого изучения мозговых механизмов применять сугубо психологические методы.
Исходя из теорий когнитивных моделей, позволяющих отразить содержание мышления (А. Бек), которое мы полагаем «внутренней матрицей» реального поведения, мы проявляем особый интерес к положению о том, что процесс и содержание мышления выступают причиной специфики ориентировки человека в физическом и социальном мире-пространстве, равно как и выступают источником разного рода психологических проблем.
В отношении исследования проблем сознания, личности, поведения, также, не обойтись без положений Ульрика Найссера (объединившего структурализм Вундта, функционализм Бартлетта, гештальтпсихологию и лингвистику Хомского) о конструктивности познавательных процессов, о том, что внутренние психические процессы можно изучать через внешние репрезентации, и о том, что одна из важных задач когнитивной психологии лежит в плоскости демонстрации того факта, что знание является детерминантом поведения человека.
Для исследования сложных видов социально-пространственной ориентировки нам интересно и положение Алана Ньюэлла об абстрактно-символьной природе внутренних репрезентаций, а также, представления о том, что в зоне особого внимания должны находиться процессы вторичной обработки информации («субсимвольная репрезентация»), лежащие в основе взаимодействия человека с окружающими (что находится в плоскости актуального поиска современной когнитивной психологии, начиная с конца 80-х годов прошлого века).
Проблема понимания и ориентировки человека в окружающей реальности является задачей огромной сложности и поэтому не может быть решена в рамках только одной единственной парадигмы [1–3, 6; 18]. Кроме того, современная наука в целях все более объективного познания человека и его личности, оперирует междисциплинарными сложными исследованиями. Так, например, весьма часто в исследованиях применяют несколько методологических опор: когнитивную методологию (описывающую принципы и стратегии психического), коммуникативную методологию (обеспечивающую соотнесение различных концепций, школ и направлений в психологии) и методологию психологической практики (поскольку, как правило, любое, даже самое фундаментальное исследование, в своих итогах ориентировано на практическое применение).
В данной статье мы обращаемся к проблемам обыденного поведения человека в реальном физическом пространстве, которое по своей сути является не чисто физическим, но социально-физическим, поскольку любые перемещения субъекта постоянно соотносятся с перемещением других людей: если вспомнить опыт любого утра, начинающегося в обычной семье, то сразу становится понятным тезис о постоянном пространственном соотнесении субъектов.
Использование понятия пространства в рассмотрении проблем человеческого взаимодействия и человеческих отношений не является исключительно новым в силу того, что любые социальные контакты и проявления индивидуума, действительно, осуществляются в каком-то реальном (а благодаря интернету, и виртуальном) пространстве-месте.
Проблема заключается в том, что применение понятия «пространство» часто носит несколько «фигуральный» характер: есть достаточное количество работ, использующих терминологию в стиле: «пространство человеческих отношений», «пространство личности», «внутреннее пространство», «пространство социального воспитания и социализации», «социальное пространство отношений» и т. п.
Во всех означенных случаях речь идет скорее не о пространственных, а более обобщенно-психологических явлениях, феноменах, их компонентах, участниках и т. п. [4; 5]. И только меньшая часть исследовательских работ посвящена изучению параметров реального пространства: это работы по исследованию общения, дистанции общения и взаимодействия людей (вся литература по невербальной коммуникации [7; 11]). Это все правомерно и, безусловно, интересно и актуально.
Но есть ряд нерешенных и даже не поднимаемых вопросов, которые относятся к источникам интегративной способности человека ориентироваться в социально-физическом пространстве. Психология совместно с другими близкими науками (психофизиологией, физиологией, биологией, биомеханикой, психофизикой и др.) имеет довольно четкие представления о том, как именно формируется чувство пространства, пространственное отражение и восприятие, механизмы пространственной ориентировки и движения [2; 3; 8; 10; 12].
Но все эти знания касаются общих универсальных для любого человека (любой нации, цвета кожи, мировоззрения и т. п.) биопсихических основ нашего пространственного поведения или форм нарушения такого поведения. Что же касается индивидуально-личностной составляющей пространственной социально-физической ориентировки человека – здесь широкий простор для совершенно разнообразных и очень интересных исследований.
Например, есть ли у нас ответ на такой вопрос: «Почему когда мы находимся в общественном транспорте или любом другом общественном месте в России мы неизбежно подвергаемся нелепым и совершенно необязательным столкновениям, задеваниям, касаниям и т. п. и почему такое практически не происходит, когда мы находимся на территории других стран? Ведь там проживают такие же Homo sapiens, с формально такими же биолого-физиологическими механизмами освоения пространства и формирования пространственной ориентировки в мире?». Речь не идет о том, чтобы очернить некий отечественный опыт и данность, но прежде всего, есть желание и даже необходимость разобраться в этом, только на первый взгляд кажущемся несущественном, вопросе.
Актуальность и насущность данной проблематики задается фактом того, что пространственное поведение и взаимодействие людей – это первооснова формирования социальных норм. Иными словами, как человек пространственно ведет себя с другими людьми в разных ситуациях (в отношениях, в коммуникации, в деятельности, на дороге за рулем автоматизированного или механизированного средства и т. п.) определяется его первично созданными когнитивными и интуитивными (как более широкий вариант когнитивности) «матрицами», которые, вероятно складываются в ранние возраста и выступают базой формирования представлений о доступности и границах объектов – что и лежит в основе освоения и реализации социальной нормы [14; 15].
Приведенное авторское положение («пространственное поведение есть первооснова формирования социальных норм») уже нашло отражение [14–16] и далее будет развито (в плане теоретического обоснования) в других работах автора. Здесь же мы пока фиксируем настоящее положение и иллюстрируем актуальность проблемы некоторыми исследованиями.
Возвращаясь к рассматриваемому примеру о проблеме социально-физического пространственного поведения: не хотелось бы в данном вопросе ограничиваться традиционной культурно-воспитательной парадигмой, которая заставит нас констатировать неоднократно фиксируемую истину об общей и бытовой малокультурности современных россиян, которая имеет сложную «корневую систему», уходящую своими основаниями в далекие постреволюционные и даже, возможно, в еще более давние времена [13]. Хотя нет пока исследований, посвященных описанию пространственного социально-физического поведения людей в Древней Руси или дореволюционной России.
Речь идет о научных основах понимания личностно-пространственного поведения людей и формировании личностно-пространственных стратегий, которые, скорее всего, обусловлены сочетанием сознательно-бессознательных, биолого-психических и, возможно, эволюционно-генетических компонентов [6; 17; 18].
Есть еще одно вводное и немаловажное замечание: в практике научного анализа существуют два почти неразделимых понятия: «пространство» и «время», неразделимость которых обусловлена признанием того, что феномены мира существуют в пространственно-временном континууме, заданном базовыми свойствами материи [1; 10]. Акцентирование и анализ только пространственных характеристик и пространственного контекста является некой условностью, позволяющей подробно изучать некие аспекты феноменальной реальности, чтобы впоследствии могла оформиться более четкая картина понимания объективного и субъективного мира в совокупности своих свойств.
Начав исследование пространства человеческого взаимодействия и его основ, мы неизбежно придем к необходимости рассмотрения пространства отношений, но уже на более высоком и обоснованном уровне понимания. Но здесь опять следует сделать важную оговорку по поводу того, что вряд ли в реальности мы можем отделить пространство взаимодействия и пространство отношений.
Когда ребенок приходит в мир, то он автоматически попадает и в пространство реального взаимодействия (его кладут на тело матери, берут на руки, потом кладут в кроватку-коляску, приближают, отдаляют и т. д., и т. п.) и в пространство отношений (на него смотрят, ему улыбаются, передавая радость-восторг от его появления (или нечто, как мы знаем в ряде случаев, иное), с ним разговаривают, выражают свое отношение к нему, ожидания и т. п.). Все компоненты обоих пространств (физического и социально-психологического) выступают неотъемлемым контекстом (или можно сказать формирующим фоном) развития человека в биолого-физиологическом и психо-психологическом плане.
В этом начальном этапе онтогенеза определенные системы и паттерны пространственного взаимодействия и пространственно-отношенческого поведения других каким-то образом формируют (или являются детерминантами формирования) как целостно-универсальные, так и индивидуально-частные основы ориентировки человека в социально-физическом пространстве. Но вот какие именно это компоненты и паттерны пространственного контекста взаимодействии и отношений – это вопрос перспективных и очень тонких психологических и психофизических исследований. Получив же ответы хотя бы на часть поставленных вопросов, окажется вполне реальным, например, сделать формирование тех же культурных норм более легким и эффективным, что неизбежным следствием будет иметь снижение агрессивности, облегчение социализации человека и укрепление позитивной социальности на уровне всего общества, поскольку как известно, культура и культурная норма – лучшая защита человека от человека: «свобода моего кулака заканчивается там, где начинается свобода твоего носа». И это далеко не весь перечень возможных перспектив понимания основ влияния пространства взаимодействия и пространства отношений на формирование личности и использование ею реального пространства собственной активности в физическом, социально-физическом и психологическом аспектах.
Возможность создания интегрированных (психолого-культурологических) обучающих и коррекционных программ, ориентированных на развитие и укрепление адекватности пространственного поведения и взаимодействия, также немаловажный аспект социального развития и защиты общества, учитывая общую напряженную ситуацию практически во всех социальных сферах (начиная от конфликтных ситуаций на дороге и в общественном транспорте, и заканчивая протестными акциями больших групп населения, наличествующих в силу многочисленности нерешенных социально-экономических задач).
Первичные результаты исследования
В данной части работы мы приводим результаты наблюдений реальных пространственных взаимодействий людей в сравнительной характеристике пространственного поведения субъектов отечественной и западной культур.
Как известно, метод наблюдения в его вариативности форм в психологии никто не отменял, хотя он и оказался сильно смикшированным в результате повального увлечения экспериментами и лавинной математической эмпирикой.
Наблюдение проводится автором и его учениками на регулярной основе с различными (количественными и качественными) формами фиксации результатов.
Приводимые ниже обобщенные исследовательские выкладки касаются использования личного, персонального и социального пространства, в классической дифференциации, приводимой А. Пизом в своей известной книге: «Язык жестов» и многих других изданиях, касающихся невербального поведения людей [9].
Итак, какие первичные закономерности удалось выявить в ходе наблюдения за тем, как ведут себя люди из разных культур в ситуации социального взаимодействия (в общественном транспорте, общественных местах). Ниже приводимые обобщения касаются выборки соотечественников.
1. Имеет место стремление занимать больше пространства, не соотносимое с реальной потребностью, пространственной необходимостью и требованиями ситуации. Например,
а) на скамейку метро (автобуса) часто садятся с желанием поставить рядом с собой сумку, в то время как на этом месте может находиться другой пассажир (это не столь распространено, но отмечается в общественных местах при регулярном наблюдении с периодичностью 1–2 раза в неделю);
б) тенденция занимать более вальяжную позу на скамейке или совмещенных креслах, что приводит к занятию большего, чем необходимо для нормального сидения, пространства и затруднению посадки другого человека (в частности, в общественном транспорте к этому можно отнести широкую постановку ног во время сидения (данная особенность замечена на мужской выборке).
2. Наблюдается стремление занимать «актуальные» места, которые с большой вероятностью будут необходимо использоваться другими людьми. К этому относится непреодолимая привычка соотечественников становиться в проходе дверей, через которые идет поток других «себе подобных», с вероятностной целью, например: обдумать мысль, наметить маршрут, позвонить другу, при этом долго ища его номер телефона, или пообщаться с приятелем или знакомым и т. п.
Следствием названного стремления бывает не только замешательство, непредвиденная остановка, «живой затор» всех проходящих, но и ругань, конфликты и даже потасовки, которые нам так «необходимы» в нашей и без того интересной и насыщенной проблемами жизни. Автор был свидетелем такой совершенно комичной ситуации, когда в процессе переезда людей на новое место жительства (в другой дом), во время разгрузки машины и постоянного перемещения людей и грузов в подъезд, в дверном проеме этого подъезда остановилось два человека, начав вести между собой какую-то длительную беседу, и люди, которые заносили вещи постоянно были вынуждены протискиваться сквозь говорящих, потому что тем двоим даже не приходило в голову переместиться для разговоров в другое место, коих было в избытке рядом с подъездом. Ситуация продолжалась до тех пор, пока кто-то из «разгружающих» не выдержал и не обратил внимание общающихся «помех» на данную ситуацию и не попросил их отойти. К счастью, просьба была сформулирована в достаточно вежливой форме, и удалось избежать конфликта или чего-то подобного.
3. Имеет место тенденция обязательности «толкания», «задевания», «ударения», «касания» и т. п. действий (по А.Н. Леонтьеву, проводимых, безусловно, на уровне операций) по отношению к рядом (и даже к далеко не рядом) стоящим (сидячим) и т. п.) индивидуумам. Количественный анализ данных личного наблюдения, фиксируемого ежедневно в течение недели, показал, что количество «задеваний» (обобщенно назовем так все формы незапланированных прикосновений) составляет от 6–8 до 12–20 в день в зависимости от продолжительности пребывания в общественных местах. Причем, речь идет не только о «задеваниях», связанных с объективной нехваткой пространства (плотность пассажиропотока в общественном транспорте в часы-пик), но о тех, которые осуществляются и при наличии достаточного количества пространства, при котором столкновение не обязательно. Даже в местах отсутствия скопления людей, наши соотечественники умудряются «шваркнуть», «задеть», «коснуться», «наступить» и т. п. друг другу «из любой позиции».
Сравнительный анализ подобного наблюдения, проводимого в других странах, показывает большие различия: при прицельном наблюдении и подсчете аналогичных «историй» количество «задеваний» варьировало от 0 до 1 вне зависимости от времени, проведенного в общественных местах.
В качестве иллюстративного примера можно привести следующее авторское наблюдение, которое состоялось за рубежом и касается ситуации, когда на двух рядом плотно расположенных и небольших по размеру креслах в маршрутном такси оказался автор настоящей работы и подвыпивший молодой итальянец, который был инициатором-лидером безудержно экспрессивного, разбавляемого активной жестикуляцией разговора со своими приятелями, разместившимися в том же такси.
Парадоксальность (с позиции отечественного менталитета и опыта) ситуации заключалась в том, что вертясь как юла, активно разговаривая и жестикулируя, этот итальянец умудрился (имея явные основания для раскоординации моторики) ни разу (!) не задеть очень близко сидящего пассажира-соседа. В аналогичной ситуации (по общему состоянию и разговорной, а также статусно-ситуативной активности – захват лидерства) оказавшийся рядом соотечественник наверняка «вписал» бы соседа глубоко в его кресло или одарил его многократными задеваниями (локтями, ногами, спиной, головой и т. п.), хотя, возможно, впоследствии и принес бы массу извинений за причиненное неудобство.
О чем говорят эти факты, кроме констатации высокой степени пространственного бескультурья, с точки зрения общекультурной парадигмы? Эти факты заставляют сформулировать много вопросов: «Каким образом построено наше воспитание, что мы абсолютно не чувствительны и даже сильно «тупы» в отношении пространственного взаимодействия, с которого, возможно, и начинается формирование общекультурных базовых нормативов поведения человека среди других?». Что в структурах нашей психики, задающей сложную ориентировку (общепространственную, пространственно-личностную, личностно-социальную), объективное и социальное восприятие, моторную активность, построение сложных движений, оценку ситуации и последующее принятие решения о выборе траектории и т. п. «не так», из-за чего мы совершенно не способны удерживать себя в рамках личного и персонального пространства, почему мы все время стремимся перейти грань чужого пространства, невзирая на риск получить неприятные, негативные оценки или даже риск пострадать от другого, если тот окажется сильнее или ловчее нас, захочет отомстить, или просто проучить нас за вторжение на «его территорию»? Почему в нас не развито это совершенно очевидное чувство своего и не своего пространства? Когда и как, на каком этапе онтогенеза мы умудряемся блокировать данную способность или предрасположенность к ней, и какие факторы это детерминируют?
В перечисленных вопросах кроется еще один большой парадокс, потому как по наиболее обоснованной версии формирования личной дистанции, ее размерность зависит от величины пространства, в котором мы проживаем: много места – большие индивидуально-личностные дистанции, мало места – маленькие личностные территории (избитые примеры пространственного поведения и коммуникации жителей
Японии). Что именно, какие параметры стоят за влиянием территории и ее размерности на формирование пространственных дистанций и пространственного поведения?
Ведь о России нельзя сказать, что она обделена территориями на всех уровнях. Единственно, что можно предположить, что большую значимость имеют не целостные территориальные возможности места жительства (широкие проспекты, большие улицы, большие расстояния и т. п.), а именно территориальные характеристики микро-пространства: того места, где и в какой обстановке, с точки зрения метража жилплощади, растет ребенок. Тогда минимизация личного пространства россиян и их потенциал к нарушению «чужой территории» может быть объясним со стороны характерных условий проживания: небольшие территориальные метры коммуналки, малогабаритного жилья и т. п.).
Но в этом нет полноты объяснения, поскольку, например, жители Севера (чукчи, ханты, манси и др.) также проживают на малой микро-территории (небольшое пространство чума и т. п. жилья), но однозначно являются носителями значительных по размерности личностных и персональных пространств [9]. Сказанное – один из аспектов необходимых серьезных исследований в отношении пространства и пространственного поведения людей.
Таким образом, настоящая работа и приводимые в ней обобщенные результаты специализированных наблюдений заставляют нас сформулировать ряд исследовательских задач и направлений в изучении проблемы пространственного взаимодействия субъектов и пространства человеческих отношений не на уровне социально-культурологической парадигмы, а на более глубоких уровнях формирования психического отражения пространственно-социальной и психологической реальности. Речь идет о выявлении когнитивных детерминант пространственно-социального взаимодействия субъектов, а также о факторах и специфике формирования этих когнитивных матриц-моделей в их гендерном, социальном, культурном и ином своеобразии.
Мы выявили и описали лишь некоторые базовые тенденции пространственной (социально-физической) ориентировки людей, с учетом данных сравнительного анализа аналогичных форм взаимодействия субъектов в социально-физическом континууме в разных культурах. Мы постарались показать актуальность, перспективность и необходимую интегративность заявленного исследовательского направления применительно к научным и практическим задачам общественной жизни.