Возможно, я старомоден, но для меня представить свою девушку родителям – огромный шаг в будущее, сравнить который можно с окончанием института. Я обещал самому себе, что порог моего родительского дома переступит та девушка, которую я полюблю по-настоящему. Этот день настал, и меня потрясывает легким волнительным мандражом. Несмотря на тяжелые отношения с отцом, я очень надеюсь, что в этот раз он не обхает мой личный выбор.
Пока собираюсь на работу, думаю о ней. Надеюсь, она выполнила обещание и не утопала в своих слезах, мучаясь глупыми мыслями. Хотел бы я рвануть прямо сейчас к ней, чтобы проверить ее самочувствие и утешить, да просто чтобы начать свой день с ее янтарного светлого взгляда – моя хрупкая, нежная, святая девушка.
– Точно, – воскликнул я вслух, осененный неожиданной мыслью. Сажусь за компьютер, в поисках информации.
Первое, что я ввел в поиск, это «Как сделать союз священным?», возможно, это может спасти ее дар и сохранить наши отношения. Результат был совершенно непонятный, потому что словосочетание «священный союз» было воспринято как политическое отношение нескольких стран. Тогда я слово союз меняю на слово «брак» и сразу нашел то, что искал.
– Венчание или обручение, – прочитал я вслух, – освятить свой союз в стенах храма, под чутким присмотром священника, через которого спустится благословение на нашу совместную жизнь, – бегло читаю дальше и убеждаюсь в том, что это выход. Откидываясь на спинку кожаного мягкого кресла и глубоко анализируя полученную информацию, смотрю в ровный белый потолок. Мне остается искренне поверить в существование Бога и попросить в храме, под покровом таинства венчания, руки и сердца моей любимой.
– Уфф, – выдохнул я. Сомнение и решительность вихрем кружились в моей голове, и я цеплялся за здравую мысль, которую тут же накрывает сомнение.
Обремененный этими мыслями, я с большим опозданием еду на работу, но добираюсь быстро, легко и без пробок. На этот раз моему везению пришел конец, Николай Петрович жаждал видеть меня в кабинете, как только я появился в офисе.
– Морозов, ты совсем охренел! – заорал он после минутного молчания. – Ты где шляешься?
– Допустим, я не соглашусь с вашими красноречивыми изъяснениями, – спокойно произнес я. Он онемел от моей наглости. – Мне придется тратить свое личное время на эти письма, а это означает, что свое рабочее время я могу потратить на себя.
– Вот так, значит? – засмеялся он, пораженный моей самоуверенностью. – То есть ты сам себе установил свободный режим? – Петрович расползался от злобы, но меня это абсолютно не пугает.
– Николай Петрович, я в понедельник принесу готовую статью, возможно, в разных вариантах, не надо на меня давить, орать и тому подобное. Я работаю в свободном режиме, во всяком случае, вы насильно на меня навязали эту ху… хренотень, иначе не скажешь.
– Хорошо, Морозов. Я утвержу твой свободный режим, но только после того, как ты принесешь готовую статью в трех как минимум вариациях… – он лукаво улыбнулся.
Его неверие в меня придало мне собранности и куража. Теперь я уверен на сто процентов, что справлюсь с поставленной работой.
– Окей, – равнодушно произнес я и направился к выходу.
– Отцу от меня поздравления! – крикнул он мне вслед.
Мы поняли друг друга, каждый остался при своем мнении, и достигнуть своей цели я мог, только размазав его раздутое самомнение своим практическим доказательством. Меня всегда заводят споры и высокие планки, потому что я очень редко проигрываю.
– Ай, – произнес я вслух, когда в коридоре услышал знакомый цокоток каблучков, – сегодня чем дальше, тем интереснее, – обернувшись, я увидел Машу.
– Макс, подожди, – произнесла она, ускорив семенящий шаг.
Я остался только потому, что хочу окончательно поставить точку в наших отношениях. Она подошла ко мне, поправляя сбившееся от быстрой ходьбы обтягивающее черное платье, с белыми геометрическими полосками в области декольте. Как всегда, масса бижутерии украшает ее шею, уши и пальцы.
– Я тебя слушаю, – равнодушно говорю я, желая быстрее избавиться от этой занозы.
– Ты в последнее время меня избегаешь, я скучаю по нашему общению, – ласково и игриво произносит она, потирая золотые листья кольца, закрывающие фаланги длинного указательного пальца, – я просто жду тебя, – неуверенно произносит она, а ее взгляд твердит об обратном, откровенно соблазняя меня.
– Мы не будем больше встречаться, – серьезно сказал я.
В ее глазах блеснула обида и большой вопрос.
– Это все из-за той девки? Чем она лучше?
– Не девки, а моей девушки, – еще больше раздражаюсь я.
Оценив мою реакцию, она смирно затихает.
– Но… как же мы? Макс? Ты всегда возвращался… ко мне… – заикается она и подходит ко мне близко, бережно и соблазнительно заносит руку над моим лицом, чтобы дотронуться, но я ее останавливаю.
– А нас нет и не было. Нас всегда объединяла только постель, – отчетливо произношу я каждое слово, чтобы она наконец-то отстала от меня и опускаю ее руку. По гордому холодному лицу скользнула одинокая скупая слеза, которую она тут же смахнула массивным кольцом. – Да брось… ты всегда это знала, я даже не прикидывался, не признавался в любви, не давал клятв, – я непонимающе развожу руками.
– Удачи, – скупо со злостью выдавила она из себя и, ударив меня в плечо, пошла по коридору, и стук ее каблуков еще долгим шлейфом отдавался в узких стеках коридора.
Еще какое-то время я стоял в гордом одиночестве. Я даже не подозревал о ее чувствах ко мне и сейчас чувствовал себя подонком. Получается, все это время я давал ей надежду на наше будущее, и только сейчас, когда сам по настоящему влюбился, я начал понимать, как мы легко причиняем боль тем людям, которые нас любят. Лучшее, что я мог сделать для Маши, я уже сделал – навсегда поставил точку в наших отношениях и если даже ее чувство ко мне перерастут в ненависть, то я буду счастлив. Это хоть как-то облегчит мое чувство вины.
Меня ждала приятная встреча с любимой, я ехал, чтобы забрать ее на день рождения отца, но всю дорогу проигрывал в голове разговор с Машей, который угнетал меня и выставлял подлецом.
Мое сожаление рассеялось в мелкий пепел, стоило мне увидеть мою Настю. Она спускалась с высоких ступенек подъездной лестницы. Белое платье с россыпью мелких розовых роз струится и воздушно приподнимается над коленями при каждом ее шаге. Плечи закрыты синим пиджаком, волосы распущенны по плечам, в ее образе кроется удивительная женственность и продуманная простота. За огромным букетом бордовых роз, который она, казалось, из-за своей миниатюрности держит с трудом, скрывается белая сумочка. Увидев меня, она нежно улыбается и ускоряет шаг.
– Привет, – произнес я, путаясь пальцами в ее пушистых волосах. Мне нужен всего лишь один поцелуй, чтобы развеять страх перед предстоящим поступком. И я страстно завладел ее губами, в голове рисуются картины моего романтичного сюрприза.
– Ммм, кто-то сильно соскучился, – дразнит она меня.
– Считал каждую секунду, нам нельзя так надолго разлучаться, – говорю я, – я реально соскучился.
– Я тоже думала о тебе, – задумчиво улыбнулась она.
– Со слезами? – От моего вопроса, она игриво сморщила нос, не дав ответа. – Понятно… садись в машину, – строго приказал я.
Она, виновато надув губы, скрывая стыдливое лицо за пышным букетом цветов, села в машину.
Чем ближе мы подъезжаем к моему дому, тем озадаченнее становится Настя. Она с нервной суетой открыла сумочку, внимательно заглянула в нее, выдохнула с облегчением и застегнула замок.
– Настя, что-то не так? – спросил я, видя ее панику.
– Нет-нет, – нервно выдохнула она, – просто волнуюсь маленько.
– Малышка, ты само очарование. Прошу, не стоит это все твоих переживаний, – утешаю я ее, она задумчиво приложила указательный палец к губам и начала отстраненно смотреть по сторонам.
Несмотря на ее волнение, она очень спокойно зашла в подъезд. Забыв про свои недавние переживания, я пытался понять, куда делась хорошенькая жизнерадостная Настя, и думал как вернуть ее улыбку. Она напрочь закрылась от меня и созданное ею мучительное напряжение терзает меня.
– Вот мы и пришли, – произнес я, когда мы подошли к металлической двери.
Она растерянно улыбнулась, прижимаясь к моему плечу. Я поцеловал ее воздушные волосы и открыл дверь ключом. Сделав первый шаг, я протянул Насте ладонь. Она посмотрела на меня, потом на мою открытую ладонь. Я могу только догадываться, какие непредсказуемые и ущемленные мысли заставляют ее напрячься и тяжело вздохнуть, но она подает мне руку.
В коридоре одиноко и сумрачно, из гостиной доносятся бодрые голоса. Настя разувается, аккуратно ставит свои маленькие белые балетки рядом с моими большими туфлями.
– Максим, – шепнула она, задерживая меня, – я хочу сказать, что лю…
– Анюта, у нас гости, – закричал отец, который внезапно оказался в коридор и не дал Насте закончить фразу. – Максим пришел, как и обещал, не один.
Настя прикрыла глаза, подавляя стеснение или переживание, и тут же посмотрела с улыбкой на лице, словно увидела близкого и родного человека. Удивленный ее резким преображением, я взял ее за руку.
– Проходите за стол, – вежливо просит отец и ведет нас в гостиную. За спиной отца Настя опускает голову и уходит в печальное раздумье. Я начинаю сильно волноваться, осознавая, что поторопился знакомить ее с родителями, ей явно что-то не нравится.
– Всем привет, – произнес я, входя в комнату.
Меня обожгло гневом. За столом рядом с мамой сидит ее лучшая подруга с дочерью, с которой меня давно пытаются свести. Теперь понятна мамина вчерашняя странная реакция на появление у меня девушки. За меня все уже решили, выбрали невесту, невзирая на мое мнение. Интересно, отец тоже участвует в этой интриге? Возможно, Настя почувствовала именно это, ведь она без труда может заглянуть в душу каждого из присутствующих. Я быстро думаю, как можно исправить ситуацию…
Света – дочь маминой подруги – льстиво сверкнула мне взглядом, даже не замечая, что я пришел не один. Я перевел гневный взгляд на маму, та недоумевающе посмотрела на меня и оценивающе на Настю. За всеми этими переглядами я даже не заметил, что замер на время, Настя, сжав мою руку, вернула меня в реальность.
– Отец, я тебя поздравляю, – произнес я, опомнившись, и протянул руку. – Познакомься, это моя девушка Настя, – я сказал очень громко, чтобы некоторые поняли, что я сам способен выбрать себе спутницу.
Света иронично сморщилась, а ее мать вопросительно посмотрела на мою маму. Отец был добрый и улыбался Насте, по-видимому, он не принимает участия в мамином заговоре.
– Очень приятно. Анатолий Сергеевич, – протянул он ей руку, – так сказать, виновник сегодняшнего торжества.
– Это вам, – подает она букет и отвечает на его рукопожатие.
Неожиданно букет падает вниз, и цветы рассыпаются по белому махровому ковру, но Настя и отец продолжают неподвижно стоять, сцепив руки. На лице Насти сохраняется натянутая улыбка, но задумчивый взгляд наполняется болью. Отец пребывает в отстраненной эйфории. Сердце в моей груди ударило, словно в глухой барабан, и паника разошлась по всему организму: я понял, что происходит. Секунды идут, рукопожатия затягиваются, и гости, вытянув носы, с любопытством наблюдают за происходящим. Настя разжала ладонь, которая упала расслабленной плетью. Отец, пребывая еще за пределами этой комнаты, улыбнулся и положительно кивнул.
– Настенька, мне очень приятно, – мягко по-родительски вымолвил он.
– Мне тоже, – вялым голосом прошептала она.
– Прошу прощения, нам нужно отлучиться, но после мы продолжим знакомство, – спокойно произнес я, – вы продолжайте без нас.
Я, подхватывая Настю за талию, вывожу из комнаты. Она, жадно втягивая воздух ртом, пытается сдержать первую болевую атаку.
– Сейчас, девочка моя, – судорожно говорю я, и завожу ее в просторную ванную комнату.
Цепляясь руками за мою кофту, она съеживается от боли. Я прижал ее к себе, не давая ей упасть. По ее телу пошла мелкая дрожь. Уткнувшись лицом мне в грудь, она тихо постанывает. Тело еще больше спазмировалось, дрожь усиливалась, пальцы крепче сжимались в кулаки. Я был беспомощен и бесполезен в ее битве с невидимой силой и только шептал ей ласковые слова, чтобы поддержать дух. От очередного спазма у нее подкосились ноги, и я держал ее на весу. Она бьется у меня на руках, как раненная птица, и, тяжело дыша, подавляет стон. Меня охватила злость за свою беспомощность, за этот проклятый дар и то, что он с ней делает. Продолжая ее уговаривать и ненавидеть все вокруг, я ощущаю слезы у себя на глазах.
Она начала расслабляться, разжала руки, пытаясь самостоятельно встать на ноги, но я все равно придерживаю ее. Настя подняла голову, и я увидел замученные глаза и щеки все в слезах. Сажаю ее на край ванны и включаю воду. Намочив руки, я начинаю протирать ей лицо, смывая болевые слезы. Она через силу, уставшей рукой берет мою влажную ладонь, прижимая к сухим губам, внимательно смотрит на меня.
– Что между тобой и отцом? – произнесла она уставшим, измученным, хриплым голосом.
Я опустил голову, пряча свои глаза и осознав, что эта хрупкая девушка, жертвуя собой, устранила мою ошибку.
– Он ушел из семьи, когда мне было девять лет, – начал говорить я, и горечь воспоминаний подкатила к сердцу. – Мама ненавидела его и сильно плакала. Я перестал с ним общаться, принимать его подарки, полностью игнорировал его, как будто он умер. Потом через два года родители каким-то образом помирились, мать снова стала счастливой, а я завис в невесомости, потому что моя ненависть осталась во мне. Все его советы о жизни, попытки устроить меня на работу меня раздражали. Я возвращался к тому моменту, когда он закрыл дверь передо мной и скрылся в новой семье, оставив меня одного с моей долбаной любовью.
Она внимательно смотрела на меня, в ее лице была задумчивость и усталость, она перебирала мои пальцы.
– Однажды он перестал понимать твою мать, а она его. Каждый настаивал на своем и гнул свою линию. У твоей мамы была лучшая подруга, с которой она часто брала пример, завидуя ее семейному уюту. Она хотела переделать его, а он просто хотел любить вас так, как умел. У него на работе появилась девушка, добрая, отзывчивая. Они были на одной волне, он подумает – она скажет, она подумает – он сделает. Он долго присматривался к ней, она манила своей легкостью и непринужденностью. После очередного скандала он не выдержал и ушел к ней. И будучи с другой, он все время думал о тебе. У него с этой женщиной было все спокойно и идеально, только не было тебя, а заменить тебя другим ребенком он не смел. После некоторого времени он повстречал твою маму, она изменилась. Никто из них не планировал возобновлять отношения, но они помнили, как глупо они разошлись, и огонек их умирающей любви зажегся, а с ним надежда отца вернуть своего сына. Ты уже был не тот, он создавал для тебя комфортные условия, вместо того чтобы просто сказать «прости». Ты был настолько холоден и своенравен, что он просто стал ждать того момента, когда сможет сказать «прости».
В дверь постучали, Настя вздрогнула, больно сжимая мою ладонь. Я с ненавистью посмотрел на дверь.
– У вас все в порядке? – без предупреждения мамин голос ворвался в наш глубокий серьезный разговор.
– Э-э-э, мы скоро придем, – коротко оборвал я, за дверью образовалась тишина.
– Через два дня твой отец умер бы от сердечного приступа, и ты так и не услышал бы от него самых главных слов, которые истерзали всю его душу, – тяжело произнесла Настя и по ее красным щекам покатились слезы.
Я вздохнул, враз осознавая боль трагедии, которая чуть не разорвала мою жизнь на две части. По моей спине прошел холод, я опустился перед ней на колени, взяв ее прохладные ручки и начал покрывать поцелуями.
– Спасибо, моя родная, – шепчу я.
Она расслаблено скользнула с ванны и оказалась у меня в руках.
– Найди общий язык с отцом, найди в себе силы простить его, тогда я буду знать, что спасла его не зря. Тогда его сердце полностью исцелится, и он освободится от груза, давящего на него, – шепнула она еле слышно, прикрывая глаза.
Я понимаю, что усталость поглотит ее, и она уснет.
– Макс, в моей сумочке, в кармане… – шепнула она, теряя рассудок
Сорвав все полотенца с крючков, я бросил их на холодный кафель и аккуратно положил Настю на пол. Я в панике начал шарить в сумочке и достал продолговатый запаянный голубой пакет.
– Макс, это капельница, – шепнула она, – запоминай…
– Настя, что? – произнес я, недоверчиво посмотрев на пакет.
– Вскрой пакет, жидкость нужно подвесить выше, трубка подключается к пакету, жгут выше локтя, вставляешь иглу в вену так, чтобы показалась темная кровь. На длинной трубке колесико, опускаешь его вниз так, чтобы жидкость спустилась вниз. В трубке не должно быть воздуха, потом трубочку подключаешь к игле в вене, колесико ставишь на середину… Макс, ты понял?
– Настя… я, я понял, – заикаюсь я.
– Торопись времени мало…
– Ох, блин, – высказываюсь.
Проверив, что в коридоре никого нет, я взял слабеющую Настю, и перенес в свою комнату, которая была сразу напротив.
От предстоящей работы мне стало жутко, но на размышления не было времени. Настя на глазах слабела. Я на столе разорвал пакет с набором и сразу почувствовал запах больницы: прозрачный пластиковый пакет с жидкостью, трубка с небольшим цилиндром и колесиком, игла, жгут, пластырь, белые перчатки. Меня бросило в пот, я закрыл дверь изнутри, чтобы никто не смог помешать и видеть такое зрелище.
Первым делом снимаю с нее пиджак, чтобы освободить руку, на бледной мраморной коже отчетливо видно выпуклую синюю вену. Настя уже ушла в глубокий сон, и теперь я буду действовать в одиночку, даже не зная, что делаю и зачем.
Зажимом для бумаг закрепляю пакет на высокий прикроватный светильник, думаю, получится хорошая стойка для капельницы. Надеваю перчатки, судорожно вспоминаю, как мне в прошлом году после аварии делали капельницу, и соотношу с тем, что мне сказала Настя. Один край трубки вставляю в пакет, цилиндр сверху, чуть ниже колесико, которое регулирует скорость подачи лекарства. Вроде все правильно. Опускаю колесико, в цилиндре образовались капельки, и лекарство брызнуло на пол.
Теперь меня ждало самое страшное. Перетягиваю руку жгутом, трогаю и отчетливо чувствую, как вена напряглась и выпирает из-под кожи. Для дезинфекции брызгаю одеколоном на кожу, снимаю колпачок с острой иглы. Сделав мучительный выдох, я подношу иглу и медленно ввожу ее в кожу, игла с небольшим трудом скользнула под кожу, и из отверстия иглы закапала темно-бордовая кровь. Я не сразу догадался подложить вату под отверстие иглы, поэтому кровь струйкой стекает прямо на кровать. Быстро подношу трубку капельницы, подключаю к игле и освобождаю руку от жгута.
Настя спокойно лежит, капельки медленно капают, жидкость уходит. Я бережно зафиксировал иглу лейкопластырем и обтер руку от крови.
Моя внутренняя истерика забилась в угол под воздействием адреналина. Настя настолько необычная девушка, что я не удивлюсь, если она завтра попросит сделать операцию. На самом деле это очень страшно, я отсчитываю капли и наблюдаю за ее реакцией, но она расслаблена, похожа на простого спящего человека.
– Максим, можно тебя? – постучал отец в дверь.
За происшедшим я совершенно забыл, что мы пришли на праздник. Я подошел к двери и через небольшую щель вышел в коридор.
– Максим, мы вас ждем, – добродушно произнес отец, с любопытством посматривая на дверь. Мне пришлось всю свою тревогу закрыть удивленной, улыбчивой беззаботной маской.
– Папа, прошу прощения, – сочиняю я, – но Насте только что позвонили, и она участвует в конференции по психологии. Там без нее никак, – ухмыляюсь я, почесывая затылок, и жду ответа.
– Ну хорошо, хорошо. Мы просто обеспокоены, ну, раз конференция… – гордо оценивал он мою девушку.
– Возможно, она скоро закончит, – с надежной произнес я, думая о капельнице, – честно, я сам не понимаю, о чем они говорят. Столько незнакомых слов про сознание и подсознание и целая куча анализов… Отец, я очень хочу и для меня большая честь поздравить тебя вместе со своей девушкой.
– Я все понял… скажи, пусть не торопится, – поддержал отец и пошел к гостям.
– Ухх, – выдохнул я, понимая, что отец клюнул на мое вранье.
Убедившись, что отец точно ушел, я зашел в комнату. Жидкость почти ушла в вену, изменений никаких не было, только появился розовый румянец на щеках. Я разочарованно снимаю лейкопластырь, вынимаю иголку, на свежие капли крови прикладываю ватный тампон и сжимаю руку в локте. Секундная стрелка на часах очень быстро делает круги, отчитывая минуту за минутой.
Я слушаю тишину, которая все пропитала ожиданием неизвестности и тревожными флюидами моих мыслей.
– Вот черт, – ругаюсь я и нервно трясу ногой.
– Не поминай его, он тебе не поможет, – слабым голосом прошептала она.
– Настя, – как по рефлексу, услышав ее голос, я кинулся к ней, – Настя…
Сквозь усталость она смотрит по сторонам. Увидев мои переживания, она улыбнулась, через силу приподнимаясь на локтях.
– Максим, ты большой молодец, все правильно сделал, – ее взгляд наполнился блеском. Я бегло осматриваю ее. – Я пахну тобой, – улыбнулась она принюхиваясь к себе.
– Я… вместо спирта использовал одеколон, – усмехаюсь я, вспоминая получасовой геройский поступок как нечто далекое. – Пришлось вспоминать, как делали мне уколы.
Она пытается встать, я ее придерживаю, очень боюсь, что она упадет, и она оказывается в моих объятиях. Дотрагиваюсь губами до ее лба, он холодный и влажный от пота, а дыхание тяжелое, словно после бега.
– Максим, я в порядке, – увидев мою озабоченность, оправдывается она, – это адреналин начал действовать.
– Значит, в капельнице был адреналин? – удивился я.
– У нас есть пара часов, это спасет данное положение, потом я все равно вырублюсь, – печально произнесла она.
Теперь до меня дошло, что весь этот переполох из-за дня рождения, а я думал, что это лекарство ей жизненно необходимо. Избавляясь от остатков нервной дрожи, я делаю глубокий выдох и получаю заслуженный успокаивающий поцелуй.
– Не будем тратить драгоценное время, – останавливает она мое увлечение.
– Я все понял.
– Надо прибрать все, – показала она на стол, я одобрил ее предложения. Все эти предметы в моей комнате смотрятся странновато и неприемлемы для моей семьи.
Я собрал использованные приспособления в пакет и туго завязал его. Настя надела пиджак, скрывая место укола, и пальцем провела по покрывалу кровати, где остались ее следы крови. Поймав на себе ее виноватый взгляд, я улыбнулся и подошел к ней.
– Малышка, пошли… ни о чем не думай, – подбодрил ее я.
Она спрятала пакет в сумочку и еще раз окинула взглядом мою комнату.
Надеюсь, мое фантастическое оправдание сработало, и нас не будут мучить лишними вопросами. Когда мы вошли в комнату, за столом шла оживленна беседа о лете, даче и друзьях нашей семьи, и краткие эпизоды сразу всплыли в мой памяти. Увидев нас, все, конечно, замолчали. Я улыбнулся, разряжая любопытную атмосферу. Настя больше казалась уставшей, чем застенчивой. Я вежливо даю возможность первой ей сесть за стол.
– Анна Григорьевна, – официально сказала мама, лишая возможности мне первому их познакомить, и разглядывает Настю без всякого стеснения.
– Настя… – приветливо отвечает она. – Вы простите, что мы… – начала робко оправдываться Настя.
– Аня, хватит мучить детей… Настя молодец, ради моего дня рождения она не поехала на важную конференцию и участвовала в ней по телефону, – сразу возразил отец.
Мама стрельнула в него недовольным взглядом. Настя смутилась, вопросительно свела брови и взяла меня за руку под столом.
– Это Татьяна, мамина подруга, а это – Света, ее дочь, – вежливо знакомил я Настю с гостями.
Татьяна поджала губы, переглядываясь с мамой, возможно, она не знала, что я приду не один. Настя добродушно посмотрела на всех и заострила взгляд на Свете, потом посмотрела на меня, как будто пытаясь мне что-то сказать. Да я тоже хотел много объяснить, только свидетелей для разговора многовато.
– У меня тост, – выпалил я. – Так как мы опоздали, можно это и так назвать, и пропустили все поздравления…
– Это точно, – уточнил отец, важно поднимая указательный палец верх.
– Спасибо, отец… – ухмыляюсь я.
Встав, я наполняю свой бокал вином, мысленно вкладывая в него все свое прощение за обиды к своему отцу, в то же время чувствуя себя виноватым за те нелепые с высоты сегодняшнего своего мировоззрения поступки. За столом воцарилась тишина, все смотрели на меня в ожидании, вероятно, плохого, только Настин взгляд внушал в меня веру в себя.
– У меня есть тост, – я вышел из-за стола и медленно пошел к отцу, он безмолвно затих в растерянном ожидании. – Я хочу сказать спасибо за то, что ты решил провести свой день рождения с нами, разделить столь радостный час – день своего рождения – с самыми близкими…
Я увидел застывший мамин взгляд, улыбнувшись и по-доброму подмигнув ей, я подошел к отцу.
– Я желаю тебе долгих лет жизни, потому что я… – у меня подкатил комок горлу, осознавая, что я мог лишиться этого мужественного, нужного для меня человека, сейчас во мне проснулся мальчик, который смотрел на своего отца влюбленным взглядом, – я хочу, чтобы ты был в моей жизни, отец…
Отцовские глаза наполнились влагой, он поджал трясущуюся нижнюю губу и заключил меня в крепкие теплые объятия.
– Сын… – с радостью тряхнул меня за плечи отец, – спасибо, сын…
Наши бокалы дрогнули, и мы осушили их до дна. Мама быстро смахнула слезинки радости, и ее глаза наполнились долгожданным праздником. Настя смотрела на меня с любовью, я отвечал ей благодарностью, и мама сразу перехватила наш тайный молчаливый диалог.
– Отец, это тебе от нас, – произнес я, достал коробочку из кармана.
Он любопытно покряхтел, надев массивные очки на нос, открыл подарок. Воцарилось тихое внимание, все смотрели на отца, он осмысленно рассматривал часы.
– Я надеюсь, что в будущем ваши имена еще не раз будут написаны вместе, – сказал отец и с заботой посмотрел на Настю.
Она прикрыла стеснительную улыбку рукой, а для меня отцовская речь звучала как благословение. Я еще раз обнял его и сел рядом с любимой.
– Спасибо, – тихо шепнула она, я наклонился к ее уху, ответив:
– Мне самому стало легче, поэтому взаимно…
Отец сел за стол, мы еще раз подняли бокалы за здоровье именинника. У него было приподнятое настроение, и он начал со всеми общаться, единственные, кто себя неуютно чувствовали, так это мамины гости.
– До вашего прихода мы общались об обыденном, вспоминая прошлое, хотелось бы послушать вас, – издалека начала мама. Света оживилась во внимании.
– В принципе, моя жизнь проста, – Настя неуверенно посмотрела на меня, потом на всех, – учеба, дом…
– А как же ваша конференция? – вторглась Татьяна.
– Это моя не первая практика, я оканчиваю институт и по работе часто участвую в разных конференциях, конечно, научного характера. Сегодня мы поднимали вопрос об особенностях психического развития детей с синдромом Дауна, – Настя сделала паузу, Света брезгливо сконфузилась.
– Острая тема не только как найти подход к такому необычному ребенку, но и как помочь родителям, имеющего такого ребенка. Потому что если родитель не выдерживает или дает слабину, соответственно, это напрямую влияет на психику ребенка, который и так нездоров…
– Как интересно, – одобрительно кивнула мама, – я тоже неравнодушно отношусь к детям.
– Настенька, я так понял, ты – психолог? – спросил отец.
– Кто бы подумал, что Максима интересуют эрудированные девушки, – грубо высказалась Татьяна и тут же огляделась, не веря, что произнесла мысли вслух.
– А как вы познакомились с Максимом? – спросила мама, переглядываясь со своей подругой.
Я хотел ответить, но Настя положила мне ладонь на ногу и тепло посмотрела на меня, дав понять, что справится сама.
– Я была у мамы на работе, и в этот день к ней пришел Максим, получить консультацию для своего друга. Так мы встретились в первый раз, – Настя посмотрела на меня с улыбкой, я ответил ей тем же. – Он был очень настойчив, когда приглашал меня на свидание. – Хоть в чем-то она не соврала.
– Так, так… – задумался отец, – ты, случайно, не Климова?
– Ага, – удивилась Настя.
– Так я сам отправил Макса к Софии Вячеславовне, она удивительный человек, за пару сеансов она сохранила брак моему другу. Аня, помнишь, я тебе про Пашку рассказывал? – спросил он у мамы, та ему что-то невнятно ответила. – Вообще я слышал о ней много хорошего …
– Спасибо, – скромно шепнула Настя.
Света со своей матерью совсем приуныли, мама старалась их взбодрить житейскими разговорами. Отец большую часть разговаривал с Настей, он явно показывал свою симпатию к ней, возможно, чувствуя, что она его спаситель. Я наблюдал за отцом и понимал, что я много упустил и на самом деле по нему скучал. Трудно представить, что он мог просто уйти из моей жизни. Он так тепло встретил Настю, мне очень захотелось порадовать его внуками, тогда бы наша семья зажила новой любовью.
Я почувствовал резкий удар по ноге. За разговорами время прошло очень быстро, и Настя подала мне сигнал.
– Мне очень жаль, но мама просила меня подготовить материал к завтрашней конференции, я просто горю во времени, – произнесла Настя. – Мне очень приятно было с вами познакомиться, пообщаться, но надо идти…
– Ну что ж, жалко, но ради Софии Вячеславовны… – с тоской сказал отец, вставая, чтобы нас проводить.
– Настя, ну ты же придешь еще? Я учитель математики… – Настя улыбнулась, глядя на меня, очевидно, поняв, откуда у меня страсть к цифрам – А дети такие непредсказуемые бывают. Думаю, пара твоих советов мне не помешают.
– Конечно, Анна Григорьевна, за кружкой чая обязательно побеседуем, – через силу произнесла Настя. – Вы не против, если я украду вашего сына?
– О-о-о, конечно нет, – ответил весело отец. – Приходи к нам в гости.
– Настенька, мы будем ждать тебя.
Было очень неожиданно и приятно видеть, как родители с теплом и нежностью приняли мою любовь. Если откинуть трудности с ее даром, то здесь и сейчас создается нечто дорогое для меня, то, что я потерял, когда был маленьким мальчиком.
Настя без стеснения обняла меня, вежливо улыбаясь, и только я чувствовал, что она слабеет и держится за мою кофту на спине, чтобы не рухнуть.
– Ну все, родители, нам правда очень пора, София Вячеславовна нас ждет…
– Настенька, маме привет! – кричит отец нам вслед.
Мы вышли из квартиры. Настины силы уходили мгновенно, а лифт как назло очень долго поднимался.
– Максим, не пугайся, если я упаду, – шепнула она, тяжело дыша.
– Что ты, малыш, я не позволю, – утешаю я, прижимая к себе.