– Максим, мы просим тебя, держи нас в курсе, – вежливо произнес Ярослав на выходе.
Я одобрительно покачал головой. Я пытаюсь понять их печаль, найти оправдание их поступкам, но, анализируя их поведение с того момента, когда Настя ушла, моя минутная жалость сменяется гневом.
«Если она решила уйти – это ее выбор, и мы не должны ей мешать… Настя, она особенная, она святая…» – вспоминал я слова Ярослава.
– Даже святым нужна помощь, – произнес я вслух сам себе.
Открыв глаза, я увидела белый потолок с рельефным цветочным орнаментом, и пахнет сладким орехом, похожим на миндаль. Мне комфортно, тепло и мягко, и если это рай, то за последние мои деяния я просто его не достойна. Ощущаю тяжесть в теле, руки лениво реагируют на приказы разума, и сквозь ломоту я подношу сначала одну руку к лицу, рассматривая пальцы, потом вторую. Согнув правую руку, я ощутила резкую покалывающую боль и увидела синюю трубочку, торчащую из тела, обклеенную толстым слоем лейкопластыря.
«Я жива, – мелькнуло у меня в сознании, от волнения сердце громко застучало. – Где я?»
Я не могу ими пошевелить, ощущая горячую тяжесть на ногах, и страх еще большего непонимания охватывает меня. Не решаясь подняться, я пускаю пальцы в разведку, чтобы понять, чем заблокированы мои ноги и на животе ощущаю чью-то теплую расслабленную ладонь. Приподнимаю голову и вижу спящего Максима.
«Максим… это же мой Максим», – мысли блуждают в голове, а глаза наполняются влагой.
Он одной рукой крепко обнимает меня, положив голову мне на колени, а вторая рука лежит на моем животе, его длинные ноги на половину свисают с кровати. Он, уткнувшись лицом в одеяло, тихо сопит, и от спокойного дыхания спина медленно поднимается и опускается. Через боль и усилия я сажусь, опираясь спиной на мягкую подушку. Боязливо дотрагиваюсь до сильной горячей руки Макса и оставляю свою ладонь под его ладонью.
На мне большая белая с синей клеткой рубаха, оттянув ворот, я увидела, что под ней ничего нет. Щеки обожгло стыдом, подумав, что кому-то пришлось меня раздевать. Трудно представить, что вообще было и как я тут оказалась. Стараясь сохранить ему сон, с тоской осматриваю его, он спокойный и расслабленный и, конечно, красивый. Голубая спортивная майка открывает его широкие плечи, а светло-серые трико придают домашний вид.
Окидывая комнату любопытным взглядом, я увидела на прикроватной тумбочке дефибриллятор из дома родителей, разные пузыречки с лекарством и использованный шприц и вата с кровью.
«Похоже, мне не дали умереть», – поморщилась я от этой мысли, осознавая, сколько проблем я принесла своим близким людям. Передо мной большая комната, на стенах шелкография с крупными золотыми переливающимися цветами на светло-бежевом фоне, а сквозь белый с золотым перламутром тюль приходит мягкий дневной свет, наполняя комнату уютом.
– Максим, – шепчу я, не веря, что это правда. Вся Вселенная посмеялась надо мной или сделала подарок, – Максим…
Я прикоснулась к его мягким рассыпчатым русым волосам, меня давит чувство жалости и вины. Задыхаясь счастьем и сожалением, тихо плачу, осознав, сколько времени было упущено зря. От моих осторожных прикосновений он медленно, постанывая сквозь сон, пошевелился. Я резко отдергиваю руку, но его пробуждение неизбежно, и он поднимает голову.
Заспанные, печальные, мудрые глаза. Он, не отводя взгляда, пристально смотрит на меня и твердо приподнимается на локти. Скулы передергивает нервами, во взгляде появилась ясность, и нас разделяет молчание. Раньше мне казалась, что перенести встречу с ним будет намного легче, но совесть поедает меня изнутри, а желудок сводит спазмами.
– Как ты себя чувствуешь? – садится он на кровать.
Я пожимаю плечами. Мой голос предательски сбежал от меня, спрятавшись за болевым комом воздуха в груди.
– Ты когда ела в последний раз? – настойчиво спрашивает он и внимательно осматривает меня, желваки на скулах учащают свой ход.
Я опускаю взгляд, рассматривая свои худые пальцы, и судорожно ищу в голове ответ на его вопрос, но понимаю, что не помню.
– Не вставай, – сурово скомандовал он и ловко вскочил с кровати.
«Он меня ненавидит», – подумала я, с горечью утирая слезы.
Мне так хотелось прошептать «прости», когда он уходил из комнаты, но мой голос так и не возвращается ко мне, и я с жадностью хватаю воздух ртом. Справа от кровати я увидела приоткрытую коричневую дверь и решила, что это туалет.
Неуверенно, сквозь боль я встаю на ноги. Пошатываясь, я еще раз удивляюсь своему необычно глупому наряду. Длинные штаны очень широкие, прихватив их рукой, я пытаюсь их удержать на себе. Второй рукой, я упираюсь в стену, чтобы не упасть, и делаю слабый шаг к двери. Обрадовавшись, что тело хоть чуть-чуть слушается меня, я делаю еще пару дрожащих шагов и захожу в комнату.
Это был не туалет, а небольшое вытянутое помещение с множеством полок до потолка. На одной стороне висели костюмы и рубашки Максима, на полках аккуратно сложены вещи, а на противоположной стороне полки были пустые, словно ждали своего хозяина. Я повернула голову и ужаснулась, увидев свое отражение в огромном зеркале. Неуверенно шагнув к зеркальной стене, я потрогала свое уродливое худое лицо и торчащие в разные стороны волосы. Этот глупый наряд просто обвис на мне, словно на вещевой стойке. Силы таяли, и я прислоняюсь к зеркалу рукой и лицом, чтобы сдержать падение.
«Лучше умереть, чем видеть себя такой жалкой», – подумала я, смотря в упор на свое отражение. Зеркало запотевает от дыхания, скрывая мое уродство.
– Ты зачем встала? – сердито крикнул Максим.
Я хочу повернуться, цепляясь руками за скользкую поверхность, но сил уже не осталось, и я начинаю падать. Макс очень быстро оказался рядом и, крепко обнимая, подхватил меня за талию.
– Ты еще совсем слаба.
Почувствовав близость его тела, сильные руки и тепло, я вспомнила про орден и Александра, про родителей и странную женщину, свою бесполезную жизнь. Все оковы пали, и я в голос заревела. Болевой ком в горле, который сдерживал все это, выходит вместе со слезами и воем. Прижимаясь к его груди, цепляясь за его футболку, я плачу, как на исповеди, раскаиваясь в своих грехах.
– Настя… – шепнул он, поглаживая меня по голове и удерживая на ногах.
– Прости, – выдавливаю я из себя, – я так виновата… перед… тобой, Максим, прости…
– Настя, я обещаю, что мы обо всем поговорим, как только тебе станет лучше. Сейчас важно, чтобы ты берегла силы, – утешает он меня.
Я прислушиваюсь к его заботливому голосу, пытаясь, унять плачь.
– Настя, я не выдержу твоих слез, – со злостью простонал он, – прошу, перестань… – настаивает он, начиная тяжело дышать. – Настя, ты мне делаешь больно! – резко крикнул он, мои слезы иссякли, и я притихла. – Умничка, – уже спокойно произносит он.
Заботливо придерживая меня за талию, он помогает мне добраться до кровати. Я украдкой, через мокрые ресницы наслаждаюсь его изменившимся похорошевшим лицом, но как только наши взгляды пересекаются, я стыдливо увожу взгляд в сторону.
– Тебе надо поесть, – строго произнес он и поставил широкий поднос мне на колени, а сам сел на стул рядом с кроватью. Из глубокой желтой тарелки тонкими струйками исходит пар.
– Что это? – недоверчиво спрашиваю я и вдыхаю вкусный аромат мутной жидкости, невольно возбуждающий аппетит.
– Это куриный бульон с сухарями, – спокойно отвечает Макс. Внимательно глядя на меня, он старается удержать мой ускользающий взгляд.
– Я не ем мясо…
– Это не мясо, а куриный бульон. В нем нет мяса, – настаивает он.
– Но оно там было, – возразила я.
Макс сердито нахмурил брови.
– Я прошу, ради меня поешь, – мягко сказал он.
Только ради него я сейчас готова перейти через все законы и запреты. Я неуверенно беру ложку, от дрожи в руке она неудержимо трясется, и я пытаюсь совладать с простой задачей, которая в данный момент оказалась для меня слишком сложна.
– Настя? – приподнимается Макс.
– Я сама, – одернула я его, крепко зажав ложку в руку, нерешительно зачерпываю жидкость и подношу ко рту.
Максим внимательно наблюдает за мной, при этом очень собран, готовый при любой моей оплошности прийти мне на помощь. В животе с жутким урчанием идет гражданская война, требуя еды. Я зажмуриваюсь и не думая о бедном убиенном животном, проглатываю горячую солоноватую жидкость.
– Ммм, – произнесла я, когда до моего желудка дошла теплая жидкость, усмиряющая в животе бунт.
Грустно осознавать, но этот бульон еще обалденно вкусный и питательный, и я с жадностью съедала ложку за ложкой, пока не показалось дно тарелки.
– Умничка, – улыбается Максим.
Я замираю, смотря в его печальные голубые глаза, выдающиеся скулы и ямочку на подбородке, и понимаю, что очень соскучилась по этому родному лицу и любимому взгляду, которые сильно хотела забыть.
– Выпей компот, – произнес он, показывая на кружку.
Я сосредоточилась на высокой желтой кружке. Думаю, что сказать Максиму, чтобы узнать, насколько все плохо между нами и есть ли «мы» вообще.
– Мы можем поговорить? – робко спрашиваю я, пытаясь угадать его настроение.
Он сразу спрятал легкую улыбку в задумчивости.
– Тебе лучше? – настороженно спросил он.
– Да… кажется, да, – неуверенно отвечаю я, прислушиваясь к своему организму.
– Будет слишком серьезный разговор, а ты еще совсем слаба, – отмахивается он.
– Не думай обо мне, – настаиваю я.
– Я не могу не думать о тебе, после того, как нашел тебя мертвую, – грубо начал он. – Настя это было ужасно! – он повышает голос, и во взгляд появилось безумие, которого я никогда не видела раньше.
– Максим, меньше всего я хотела заставить тебя страдать, я…
– Тогда почему ушла? – перебил он меня, не дав мне закончить фразу. Его лицо наполнено опасным гневом. Он прав, разговор будет горячий.
– Я думала, что у меня нет выбора. Я испугалась твоей любви и решила, что свою принесу в жертву… я решила, что, если уйду, ты просто переболеешь и будешь жить полноценной жизнью, с семьей, любимым человеком и… и детьми, – говорю я глотая слезы, – а я смогу справиться со своими чувствами…
– И как, справилась? – выкрикнул он, впиваясь в меня взглядом.
«Все не то, я все говорю не то…» – судорожно думаю я, пытаясь набрать воздуха в легкие, чтобы унять тревогу и сказать что-то стоящее.
– Максим, я знаю, что нельзя изменить прошлого, поэтому, если это возможно, прости меня…
– Нет, Настя, я не прощу тебя! – крикнул он, тяжело дыша от гнева. – Мне было слишком больно. Я сходил с ума переживая за тебя… Я читал твое письмо миллион раз, пытаясь найти ответ, почему… почему ты бросила меня? Мне было бы легче перенести все это, если бы ты просто ушла к другому парню и зажила с ним счастливо. Но, зная твою особенность, зная, какие боли ты переносишь в работе, зная, что ты внезапно можешь умереть, я сходил с ума от беспомощности. И единственной моей любовницей была мысль. Мысль о тебе, с ней я вставал по утрам и с ней же ложился. Настя, я весь принадлежал только тебе. И то, что ты видела меня с другой, не означает, что я не думал о тебе.
– Макс, я тебя не виню, что ты был с другой… я… – заикаюсь я, сдерживая слезы.
– Тогда скажи мне, черт побери, почему ты хотела умереть? – закричал он, окончательно заставляя меня трястись от стыда и страха.
– Потому что вся моя жизнь бесполезна и ничтожна и, к большому сожалению, я это слишком поздно поняла. И весь мир вокруг меня лжив и изменчив. Зачем я тебе нужна такая? – спрашиваю я, показывая на себя.
– Я тебя люблю, – легко ответил он, – со всеми твоими тараканами, проблемами мировоззрением и даром, я все еще тебя очень люблю, – на одном дыхании произносит он.
Я хочу дотронуться до его руки, но он со злостью одергивает ее. Его злость оправданна и ощутима, как и мои слезы.
– Что мне сделать, чтобы ты простил меня? – тихо простонала я.
– Я не знаю… – приподнял он плечи, – ты же целитель душ, исцели меня, – спокойно сказал он и, раздраженно взяв поднос, равнодушно выходит из комнаты. Я, не сдерживая слез, закрываю глаза и начинаю корить себя за свой тупой поступок, но, услышав шаги Макса, я быстро вытираю слезы, чтобы не накалять ситуацию и не вызывать к себе лишней жалости.
Он громко говорит по телефону, проходя в гардеробную, не обращает на меня никакого внимания. Я сопровождаю его взглядом.
– …да, Дима, я через минут десять выхожу из дома…
Мне стало грустно осознавать, что он оставит меня дома одну. Он вышел из гардеробной без футболки в одних домашних брюках, держа в руках голубую рубашку. Я помню этот выдающийся крепкий торс, сильные руки и рельефный живот и, ловя себя на искушенной мысли и густо покраснев, отворачиваюсь.
«Боже… он как специально», – подумала я, тяжело, вздохнув.
– Настя, мне нужно уехать по делам, – не замечая моего смущения, садится он рядом со мной на кровать, – ты должна хорошо выспаться.
– Я себя отлично чувствую. Я не хочу спать, – противлюсь я.
Он резко берет меня за плечи, и я вмиг уже лежу головой на мягкой подушке. Недовольно фыркнув от своей беспомощности, я добавила:
– Я не буду спать…
– Твое упрямство неисправимо, – усмехнулся он, вставая.
Он был прав. Под воздействием невидимой расслабляющей силы мое тело стало мягким и непослушным, и меня неизбежно клонит в сон. Сквозь дремоту и прикрытые веки я наблюдаю, как Максим одевается и одновременно разговаривает по телефону. Он думает, что я уже сплю, а я безнаказанно оцениваю красоту его тела, вспоминая наши прошлые моменты, когда он обнимал меня и давал возможность себя касаться. Я тешу себя надеждой, что он меня когда-нибудь простит и наша любовь вернется вновь.
«Больше я не буду ошибаться… он так классно смотрится в строгом костюме…» – менялись мысли одна за другой.
Уходя окончательно в сон, я почувствовала на щеке теплые прикосновения мягких губ и ощутила шлейф знакомого древесного аромата…
Если бы несколько дней назад я подумала, что проснусь в мягкой белой постели Максима, то решила бы, что это невозможно и я сумасшедшая. Но это так: обнимая подушку, я наслаждаюсь теплом, уютом и свежим запахом терпкой лаванды постельного белья. Не открывая глаз, но уже готовая к пробуждению, я ощущаю что-то пушистое и теплое под своей щекой.
– Макс, – лениво произношу я и сквозь прищуренный взгляд вижу перед собой два больших зеленых огонька.
Немного отшатнувшись, в непонятном объекте я увидела милый серый комок с черными полосками по телу и длинными роскошными белыми усами. Совсем как задорный милый тигренок, только миниатюрный.
– Ты кто? – спрашиваю я, и протягиваю руку кошке, желая ее погладить, но колющая боль в руке напоминает мне про катетер. Кошка вальяжно, прогибаясь в спине, встает и тихо, по-королевски переступая через высокие складки одеяла, спрыгивает с кровати.
– Максим! – крикнула я, но ответа нет.
«Интересно, он еще сильно зол?» – размышляю я, поднимаясь с кровати.
Прислушиваясь к своему телу, я поняла, что сон оказался мне на пользу. Ломоты и боли в мышцах нет, только тупые отголоски остались при резких движениях.
До этого момента я пыталась совладать со своим телом и справиться с захлестнувшими эмоциями к Максу, но сейчас, ощущая легкость и свободу в движении, я хочу осмотреться и больше узнать о его жизни.
В нише над кроватью я увидела свою фотографию, она незамедлительно напомнила о моем поступке. Какие еще нужны доказательства, чтобы знать, что он все это время жил с мыслью обо мне?
Путаясь в длинных штанах, я прошла в гардеробную и первым делом подошла к зеркальной стене. Трогая румяные щеки, я улыбнулась.
«Если сменить этот балахон, то все будет не так уж страшно», – подумала я и посмотрела на полки с вещами. Целый ряд костюмов, над ними висит ряд рубашек. На полке стопочкой лежат цветные футболки, майки, домашние костюмы, спортивная одежда, трико и еще море разной одежды всяких цветов. Я подошла к вешалке, на которой висят несколько кожаных черных курточек. Сняв одну, я крепко обняла ее, представляя, что это Максим.
– Что мне сделать, чтобы вернуть тебя? – произнесла я вслух и бережно повесила куртку на место.
Я повернулась и с грустью посмотрела на пустые полки. Отгоняя тоскливые мысли и чувство вины, из стопки с футболками я наугад достала серую футболку и нашла большое махровое полотенце. Поддерживая штаны, которые каждый раз пытаются слететь с меня, я иду на поиски Максима.
– Ух ты, – громко восхитилась я, войдя в другую комнату.
В углу на фоне бамбукового густого леса и узкой тропинки, засыпанной тростником, стоит угловой серый кожаный диван. Фактура и качество обоев настолько высокое, что, видя такую красоту, хочется прогуляться по неизведанной природе и вдохнуть запах леса.
Я сразу и не заметила, что на диване, слившаяся с его серым цветом, лежит кошка. Она вытянулась в длинную струну и, подняв лениво голову, наблюдает за мной. Я наклоняюсь, чтобы погладить ее, но она недовольно фыркает и снова сбегает от меня.
Остальные стены в комнате рельефно-зеленые, подходящие к фону фотообоев. Напротив дивана на стене висит огромный черный плазменный телевизор в деревянной рамке, на полу стоят две колонки ростом почти с меня и бамбуковая полка для пультов.
– Макс, – зову его, но в ответ вновь тишина.
Кошка высунула из-за угла мордочку, гипнотизируя меня зеленым блеском. Я глубоко вздохнула, предполагая, что осталась дома одна, ведь он в любом случае пришел бы на мой призыв… или?..
Прочь сомнения, я выхожу в широкий коридор, и босым ногам сразу стало холодно и неприятно от прохладного кафеля. Справа от меня расположена темно-коричневая металлическая дверь, очевидно, выход из квартиры, напротив, среди молочных декоративных рельефных кирпичиков стены я вижу коричневую стеклянную дверь. Вежливо постучав, я заглянула внутрь.
– Макс… – шепнула я, но небольшая комнатка пуста. – И здесь тебя нет, – разочарованно говорю я себя.
Я словно очутилась в офисном кабинете: почти черный теплый паркет, белые стены, белый стол, рядом с которым стоит огромное кожаное черное кресло, на столе, как тонкая книжечка, лежит ноутбук, черно-белые открытые полки на всю стену пестрят цветными папками с черными надписями, это единственное, что выбивается из строгого газетного стиля. На белом евроокне собранная в мелкую горизонтальную складку серая римская штора. Я тихо закрываю дверь и иду дальше искать Максима. Слева по коридору две двери. Я захожу в одну из них.
– Ох, я спасена, – радуюсь я и закрываю дверь на замок.
Большая ванная комната, пол и три четверти стены выполнены из коричневого мрамора с белыми извилистыми прожилками, остальная часть стены и потолка из белого мрамора с коричневыми прожилками. От множества лампочек на потолке все покрытие настолько сверкает, что я вижу отражение своего силуэта в стенах. Слева от меня коричневая мраморная столешница и белая сияющая раковина. Я кладу вещи на столешницу. Посмотрев на себя в зеркало, но не увидев ничего позитивного, я с удовольствием сбрасываю с себя большую одежду. В шкафу я нашла только мужскую косметику: шампуни, лосьоны, атрибуты для бритья. Невольно вспомнив, как он страстно целовал блондинку, я почувствовала огонь ревности, спирающий грудь, и резко выдохнула.
– Это был всего лишь легкий флирт, – успокаиваю я свое хмурое отражение в зеркале, – он не обязан был хранить мне верность…
Я взяла гель для душа и шампунь и замерла в выборе. В углу стоит большая угловая ванная, напротив которой унитаз, сделанный словно из битых кусочков белого камня. На стене от раковины за стеклянной дверью стоит душ.
«Пожалуй, обойдусь душем», – ухмыльнулась я.
Теплые капли, ласкающее тело, расслабляют меня, заставляя забыть о прошлой боли и угрозах Александра, а терпких запах геля дает представление о близости Максима.
В углу у стиральной машины я обратила внимание на гору переплетенного белья, из которой я достала белое грязное платье. Вряд ли ему можно чем-то помочь. Там же я нашла свое нижнее белье. Обрадовавшись такой ценной находке, я быстро отстирала свои трусики в раковине и, морщась от дискомфорта, надела их на себя.
– Это лучше, чем ничего, – подбадриваю себя я. Футболка Максима очень широкая и чуть прикрывает мои ягодицы.
«Надо поискать какие-нибудь штаны», – ворчливо подумала я, выходя из ванной.
Осталась последняя комната, неисследованная мною. Войдя на кухню, я увидела стены из молочного кафеля, красный кухонный шкаф с белыми геометрическими вставками стоит во всю стену и делит свое место с белым холодильником и встроенной белой плитой, в центре кухни стоит красный стол в окружении белых стульев. И здесь Максима тоже нет…
По теплому сливочному кафелю прохожу до холодильника в поисках чего-нибудь съестного, сильно огорчаюсь, увидев только пакет просроченного кефира, упаковку яиц и целую полку кошачьего корма. Вероятно, услышав знакомый стук холодильника, кошка, громко мурлыкая, начала ластиться у моих ног.
– Очевидно, хозяин тебя больше любит, чем себя, – ухмыльнулась я и положила корму в пузатую миску.
Она недоверчиво муркнула что-то по-кошачьи и припала к еде. Я погладила по пушистой прогибающейся спине, она тихо завибрировала от удовольствия.
– Ах ты, плутовка…
В шкафчиках я нашла много посуды, особенно фарфоровой разных цветов. Некоторая посуда еще запаяна в прозрачный полиэтилен. И среди всего этого посудного хаоса, к своей удаче, я нашла зеленый мятный чай. Белый чайник с красной подсветкой поддерживает мое ликование, весело булькая от закипания. Освежающий аромат чая наполнил кухню. Положив побольше сахара, я обнимаю пальцами кружку, греясь после душа, и иду дальше одиноко бродить по комнатам.
Я возвращаюсь в спальню. Спать, конечно, я больше не хочу, поэтому я вышла на балкон и сильно удивилась, найдя копию своей лоджии. Ноги приятно утопают в ковре с длинным ворсом, а слева от меня стоит кресло-качалка из плетеной лозы, на котором лежит красный клетчатый плед, и большой телескоп поднял свой глаз высоко вдаль.
– Макс… – произнесла я через грусть и скорбь от того, что не замечала раньше.
«Я слепо поверила Александру, который пропитал мою жизнь ложью, и не оценила Макса, который каждым своим поступком кричал о чистой и искренней любви», – я закрываю глаза, коря себя за свой уход, и делаю глоток горячего чая.
– Я должна тебя вернуть, исправить свои ошибки, – твердо убеждаю себя и, набросив плед на плечи, отправляюсь в кабинет.
Я озадаченно читаю надписи на папках: отчет, предварительные договора, сметы, список допустимых поставщиков… и еще много подобной всячины.
– Как-то это все не похоже на журналистику, – произнесла я озабоченные мысли вслух. – Максим, теперь я не знаю тебя, – вздохнула я и посмотрела на стол.
Рядом с черным ноутбуком лежат пару черных шариковых ручек и больше ничего. Под столом стоит большая синяя коробка, меня разбирает любопытство, и я наклонилась, чтобы ее открыть. Но при одном прикосновении меня пронизывает жгучая боль, похожая на удар тока. Я кричу от боли, стараясь отползти от нее дальше. Прижавшись щекой к холодной белой стене, я постепенно прихожу в себя и смотрю на опрокинутую коробку-убийцу, из которой выпали цветные бумаги, похожие на конверты. Я больше не рискую дотрагиваться до нее и медленно поднимаюсь в кожаное кресло.
Выдвинув первый ящик стола, я отгибаю краешки бумаги и бегло смотрю на всякие документы, договора и останавливаю взгляд на мятом потрепанном листе, узнав на нем свой почерк. Неуверенно взяв лист, я начинаю читать, легко пробегая по строчкам: «…Я прошу меня забыть, а наши отношения – это нелепая ошибка. Пойми, я незаметная тень в этом мире, и никто и никогда не должен был меня увидеть и уж тем более полюбить.… Не ищи меня, судьба не даст нам второго шанса, просто живи, как жил до встречи со мной…»
– Как я могла? Какая же я дура, – простонала я, только сейчас с высоты всего пережитого осознав, что сделала ему очень больно и насколько глуп и бесполезен был мой поступок. – Все могло было быть иначе… – сжимаю я листок в руке.
Я вздрагиваю от глухого хлопка входной двери.
«Максим, – мелькнуло у меня в голове, и я выбежала из кабинета, абсолютно не зная, как он отреагирует на вторжение в его личную жизнь.
Дверь кабинета захлопывается за мной, и я чуть ли ни нос к носу встречаюсь с Максимом. Он, не отводя от меня внимательного взгляда, кладет клатч, белый пакет и ключи на полку. Его грустные глаза наполняются веселым блеском, и он прикрывает улыбку ладонью, осматривая меня снизу вверх.
– Отлично выглядишь, – произносит он, ухмыляясь.
Я посмотрела на себя и поняла, что забыла плед в кабинете. Сгорая от смущения, я одной рукой тяну футболку пониже к коленям, а во второй руке сжимаю письмо, пряча его за спину.
– Привет, – робко шепнула я, – я не нашла одежды и…
– Она на тебе даже лучше смотрится, чем на мне, пользуйся на здоровье, – произносит он, не скрывая своего восхищения. – Я хотел успеть до твоего пробуждения и закрыл дверь. Это ничего? – показывает он на дверь.
– Честно, я даже не заметила, – пожимаю плечами, чувствуя неловкость.
– Пустишь меня домой? – улыбается он, а я наивно ловлю его приветливое настроение. Между нами пробежала кошка, которая сразу начала ластиться в его ногах. – Вы уже познакомились?
– Относительно, – вяло отвечаю я, вспоминая выкрутасы этой проказницы, – она прикольная.
– Ах да, – опомнился он и достает из белого пакета небольшую красную коробочку и протягивает мне, – это тебе…
Стеснительно улыбаясь, я протянула руки, чтобы взять коробочку, а он тут же обратил внимание на листок, краешек которого торчал из моей зажатой ладони. Его ласковый взгляд становится подозрительно-внимательным, он убирает коробку на полку, а я тем временем быстро увожу руку за спину.
– Что у тебя там? – прищурив строгий взгляд, спрашивает он и тянется к моей руке.
– Макс, не надо, – шепчу я, зная, что мое письмо поднимет боль пережитых чувств, но он захватывает мою руку, вытягивая ее вперед, и грубо разжимает мои пальцы.
На дрожащей открытой ладони лежит смятый комок бумаги. Максим все дальше и дальше во взгляде и, не решаясь его взять, со злостью фыркнул:
– Это теперь твое…
Он обходит меня, вкладывая в каждое движение резкость и раздражение. Я остаюсь в коридоре одна со своим чувством вины. Сделав глубокий вдох, я запираю слезы на замок и, набравшись смелости, иду к нему.
Он снимает пиджак, кидая его на кровать, и ослабляет галстук. Я осторожно крадусь ближе.
– Максим, мы можем поговорить? – жалобно спрашиваю я и нерешительно кладу ладонь ему на плечо.
– Не сейчас, Настя, – рявкнул он, отдергивая руку, и вскользь пальцами ударил об катетер.
– А-а-а-а! – я закричала от разливающейся резкой, горячей боли, которая ломотой поднимается вверх до самого плеча. Макс обернулся и испуганным судорожным взглядом начинает осматривать меня.
– Настя, что? Что? – громко кричит он.
Я вытягиваю трясущуюся руку, закрывая глаза от нестерпимой боли.
– Сними его, пожалуйста, – скулю я, – катетер… сними…
Он в одно движение отрывает кусок от белой простыни, освобождает руку от лейкопластыря и в момент вытягивает длинную тоненькую пластиковую трубочку из моего тела, спасая от жгучей боли. Темно-алую выступившую кровь он накрывает белым лоскутом и начинает быстро обматывать тканью, туго перевязывая руку. На бледной коже чуть выше локтя проявляется красно-фиолетовой пятно. Нервно дергая скулами, он пальцами едва проводит по белой ткани на локте…
– Прости, малышка, – виновато произнес он и крепко прижал меня к себе, – я не хотел сделать тебе больно.
Я тону в объятиях своего спасителя и, не сдерживая слез, утыкаюсь в его широкую грудь. Чувствуя его теплое дыхание на своих волосах и горячие ладони на спине, я вспоминаю наши прошлые моменты и, задыхаясь от вины, крепче прижимаюсь к нему, вдыхая аромат его одеколона.
– Максим, – тихо произношу я, поднимая голову.
Он проводит ладонью по лицу, вытирая мои слезы и едва касаясь сухих губ. Я нерешительно дотронулась до его колючей щеки. Он не останавливает меня, и я даю себе волю, огибая контур бровей и поглаживая по его щеке, мужественным скулам, всматриваясь в его полные печали голубые глаза. Я скучала по нему и даже сейчас, оказавшись в его объятиях, не верю, что он реальный.
– Я знаю, что ты хотел найти в этом письме, – показываю я на мятый листок, который еще сильно сжимаю в руке. – Когда я писала его, то за грубыми фразами убеждала себя что не люблю тебя, но верила, что ты найдешь мою любовь между строк, – От прилива воспоминаний мои пылающие щеки обжигают ручейки слез. – Я пыталась обмануть себя, тебя, а на самом деле надеялась, что судьба будет к нам благосклонна и подарит второй шанс. Максим, прости меня… я за всю жизнь миллионы раз буду просить прощения, потому что я глупая дура и я обидела тебя… я тебя люблю…
Он носом прижимается к моей мокрой щеке. Ощущаю его теплое прерывистое дыхание, и меня разрывает чувство стыда и желания его поцеловать.
– Я не дам тебе своего прощения, – строго произносит он, – потому что безнадежно болен тобой, и все, что мне необходимо, чтобы ты вся полностью, каждой секундой своей мысли, каждым своим вздохом и ударом сердца, каждой клеточкой своего прекрасного тела принадлежала только мне.
– Я согласна, – выдыхаю я, ощущая его теплые губы на своих губах.
– Я люблю тебя, – произносит он, унося мое сознание в страстном сладком поцелуе.
Я забываю про боль, ощущая его сильные руки на своей спине, я крепко прижимаюсь к нему, жадно впитывая всю его любовь без остатка.
– Настя, – прерывается он, давая возможность нам обоим сделать глубокий вдох, – ты еще одаренная?
– Да…
– Глупо, конечно, я не должен тебя уже спрашивать об этом…
– Максим, я хочу. В моей жизни мне нужен ты, а не дар – перебила его я, целуя его губы.
Он еще сильнее обнимает меня, и я на время теряю пол под ногами, не сразу поняв, что это Максим поднял меня на руки. Ощущаю под собой мягкую кровать, Макс навис надо мной, как большая крепкая стена, и от каждого поцелуя возбуждение вспышками разливается по моему телу, отключая сознание. Маленькие пуговицы проскальзывают сквозь мои ловкие пальцы, я расстегиваю рубашку и прикасаюсь к его обнаженной груди. Макс останавливается, зависая надо мной на вытянутых руках, наблюдает за моими движениями, прикрывая глаза от удовольствия. С нашего последнего момента он возмужал, его тело стало плотнее и рельефнее.
– Ты ходил в спортзал?
– Скорее снимал напряжение, – улыбнулся он, смотря на меня с желанием и нежностью.
– Ты прекрасен… я хочу тебя, – я смущаюсь от своих слов.
Он довольно улыбается, ложится рядом со мной и бережно дотрагивается до моего лица, слегка касаясь ссадины на лбу.
– Это из-за меня? – грустно спрашивает он.
– Нет, это из-за меня, – быстро проговариваю я, убирая его пальцы от моего лба и прижимая их к своим губам.