Лидия Попкова
Исцели меня
Мама отрицательно покачала головой, папа мило улыбнулся.
– Вы настолько привыкли к ненормальной мне, что подумали, что жить отрешенными – это нормально. У нас, по сути, нет семьи. Папа, у тебя есть родной брат, кажется, Данил, а у него два сына. Я их помню и видела. Ты с ним общаешься?
– Редко, – пожал плечами отец.
– А тетя Люся, у нее муж то ли Владислав то ли Бронислав, не важно. Мама, она твоя сестра, причем очень похожа на тебя. Вы из-за меня оттолкнули близких?
Родители молчат, подтверждая мою правоту.
– Я была одаренная, но не больная, – разочарованно улыбаюсь я. – Вы можете сейчас ненавидеть друг друга, обвинять и вдребезги разбить остатки хороших отношений либо принять меня, только уже не одну.
Я выдержала паузу, родители все больше переглядываются друг с другом.
– Он хороший, и любовь к нему я строила по подобию вашей, он не заслуживает ненависти только потому, что полюбил меня. Я хочу семью, возможно, в будущем детей, – залилась я краской, подумав об этом, – а у вас в доме будут детские крики ваших внуков, если, конечно, вы примете мою большую семью.
Мама захлюпала носом, кутаясь в шаль. Отец через стол подает ей руку, с любовью улыбнувшись.
– Передайте ордену, что я лишилась дара, я им не нужна, вам даже врать не надо, – прошу я.
– Думаю, нам тоже нужно время, чтобы привыкнуть к твоему решению. Мы долго привыкали к твоему дару, и привыкнуть к твоему новому статусу понадобится тоже время, – через слезы, но с улыбкой говорит мама.
– А я думаю, что мы воспитали очень мудрую дочь, – с гордостью подчеркивает отец.
Я собрала вещи, которые мне понадобятся на первое время, и сменила это ужасное платье. Мне хотелось предстать перед Максимом в чем-то необычном, и среди всех своих скромных платьев я выбрала самое нескромное, которое я бы не осмелилась надеть раньше. Легкое терракотовое кружевное платье, слегка присобранное на поясе, оголенные руки и красный строгий воротник. В качестве дополнительного аксессуара я надела тонкий красный ремешок. Посмотрев на свои красные балетки, я представила себя Дороти, которая постучит пяточками друг об друга и окажется там, куда лежит ее душа, в моем случае – к Максиму.
– Я обещаю, что это не последний мой визит…
– А мы обещаем все, все обдумать, – крепко, как в прежние времена, обнимает меня мама, а папа нас обеих.
Выйдя из подъезда, я приятно удивилась, взглянув на балетки, я и впрямь поверила, что они волшебные. Опираясь на капот своего «фольца», стоит Максим и, сведя брови, внимательно смотрит в большой планшет. Если бы не его строгий костюм, я могла предположить, что это картина из прошлого. Поставив сумку, я тихо крадусь к нему. Он, подняв голову, быстро оценивает меня взглядом и улыбается, откладывая планшет на капот. Не думая ни секунды, он встает и заключает меня в жаркие объятия.
– Я соскучился, – жадно целует он меня в губы.
Я чувствую, как по телу растекается желание.
– Как ты… – пытаюсь я сказать сквозь поцелуй.
– Старая привычка, – не дает он мне договорить, целуя в шею.
Его прикосновения резонансом уходят вглубь меня, рождая во мне возбуждение и воспоминания нашей страстной ночи.
– Только прокатишься по городу? – ворчит он.
– Я заехала за вещами…
– Настя, им можно доверять? – отрывается от моих губ и указывает на дом родителей.
– Если я не дам им шанс, то не узнаю, – улыбнулась я, пожимая плечами. – Я их люблю, как бы то ни было. Максим, у меня необычная просьба, – робею я.
– Я слушаю.
– Продай мою машину, – вложила я брелок с ключами в его ладонь.
Он посмотрел на «мазду», потом на меня.
– Ты хочешь другую машину?
– Нет. Я вообще не хочу машины. Я хочу передвигаться общественным транспортом, наслаждаясь обществом разных людей, – произношу я и встречаюсь с его холодным задумчивым взглядом. – Максим это моя мечта – зайти в автобус не чувствуя тошноты и разрывающий боли.
– Но зачем продавать, мы можем поставить ее в гараж? – непонимающе спрашивает он, сжимая ключи в кулаке.
– С прошлым все, она мне была дорога из-за тебя, в ней я думала о тебе, мечтала о нас, а теперь ты рядом, – печально произнесла я. – Помоги, пожалуйста, у самой рука не поднимется.
– Настя, но общественный транспорт, – недоверчиво произносит он, – это вообще безопасно?
– У меня есть ты, – улыбнулась я, – к тому же мне надо изучить рынок, с которым я буду работать
– Ах, лиса, – буркнул он, – садись в машину, обещаю все обдумать.
Я послушно сажусь в машину. Пока Максим убирает мои вещи в багажник, я рассматриваю знакомого золотого орла с распахнутыми крыльями, который на моей цепи висит на зеркале. Я толкнула его кончиком пальца, он словно полетел, а меня кольнула вина за мой уход.
– Не думай об этом, – садясь в машину, перехватил мой взгляд Максим, – это всего лишь медальон, – одним движением он перехватил летящую птицу в кулак, оставляя недвижимым.
– Хорошо, – соглашаюсь я, мы начинаем все заново, поэтому должны смириться с болью прошлого.
– Настя мне тоже нужна твоя помощь, – серьезно начал он, сдерживая улыбку.
– Конечно…
– По легенде, созданной Димоном, ты год провела в Америке на учебе. И сейчас мои родители узнали, что ты вернулась…
– В смысле? – растерялась я.
– Прошу, ради меня поддержи легенду, им ни к чему знать о нашем разрыве, – серьезно произнес он. – После того как ты была на дне рождения, отец просто влюбился в тебя. Он видит только тебя рядом со мной, постоянно спрашивает, маме ты тоже понравилась. Мне было тяжело, и я не посмел сказать, что ты ушла, а про Америку само как-то сложилась.
– Макс, это очень глобальное вранье, – напряглась я. – Хорошо, – несмело улыбнулась я.
– Спасибо, на заднем сиденье твои подарки для родителей, – показал Максим на красный и синий бумажный пакет.
Мы поехали к родителям. Чтобы мое вранье было убедительнее, хоть мне это очень противно, я подробно расспросила про то, где я была – оказывается, в Нью-Йорке, по обмену училась в институте психологии и жила в приятной семье Симсов. Я посмотрела на подарки, которые якобы я там же купила. В синем пакете лежал приятный на ощупь коричневый кашемировый свитер. И пачка сигар. Я удивленно посмотрела на Максима.
– Он их не курит. Так, для престижа, оближет и уберет в ящик стола, – усмехнулся Макс.
Я посмотрела в красный пакет, где лежала перламутровая коробочка духов и легкий тигровый шифоновый шарф.
– У мамы страсть к шарфам. Она их причудливо повязывает к разным нарядам.
– Макс, ты очень внимательный сын, – умиляюсь я над ним и рассматриваю подарки. – Они правда из Америки? – воскликнула я, найдя этикетку.
– Я правда был в Америке, якобы у тебя в гостях, но уверяю, среди всех разноцветных американских девушек такой, как ты, – нет, – засмеялся он.
– Сумасшедший, – захохотала я, подумав, сколько он сделал ради нашего будущего и через что прошел, стало немного грустно, но он поддерживает мое настроение задорным смехом.
– Было ради кого, – тихо произнес он.
Я успокаиваюсь и достаю из сумочки свой белый телефон, который целый год пролежал на столе в моей комнате.
– Максим, теперь ты можешь мне позвонить, – покрутила я телефон.
Он молниеносно вырывает телефон из рук и выбрасывает его в окно. С моего лица сползла улыбка, и я застыла в ужасе.
– Настя, орден! – рявкнул он, видя мою озадаченность. – Тебя может пасти орден, новый аппарат для тебя уже дома.
По спине пробежал холодок от того, что Максим прав, а я настолько невнимательная и бестолковая, что на эту мелочь не обратила внимания.
– Спасибо, – расслабляюсь я, – а ты был дома?
– Конечно… заехал за тобой, привез телефон, а той, которая обещала только прокатиться по городу, не оказалось дома, – ворчит он. – Представляешь мое удивление?
– Ты же меня нашел? – виновато улыбаюсь я.
– Нашел, – недовольно буркнул он, поглядывая на меня, усилено подавляет улыбку.
Мы добрались до места. Я волнуюсь, как в первый раз, цепляясь за руку Максима, а он, наоборот, сияет в довольной улыбке.
– А вот и мы, – произнес он, когда мы вошли.
Как по сигналу, на призыв Максима нас окружила волна любви и добра. Родители Максима вышли встречать нас к порогу, и первым делом я оказалась в крепких объятиях Анатолия Сергеевича. Этот седовласый мужчина, в чьем лице я узнаю Максима, осыпал меня теплыми и ласковыми словами. Как по эстафете, я перехожу к обниманиям с Анной Григорьевной, очень внимательной и заботливой.
Как снежный ком, пламенный обмен приветствиями переносит нас из коридора на кухню, где накрыт богатый стол с салатами, морепродуктами, и запеченной уткой в центре стола. Максим пожимает плечами, будто он тут ни при чем. Я все больше и больше теряюсь в домашнем уюте и жалею, что мои родители не видят яркого примера семейного счастливого быта.
Мы рассаживаемся за стол, совершенно неожиданно появился виновник моего лицемерия с красивой черноволосой девушкой, которую я видела в парке.
– Друзья, друзья, – стучит по бокалу Анатолий Сергеевич и встает во главе стола, – мы собрались по радостной причине. Мне сегодня позвонил сын и сказал, что наша будущая невестка вернулась…
Он тепло посмотрел на меня, я скромно опускаю глаза, стараясь забыть про плохое и поверить в то, что я правда вернулась к долгожданной семье.
– Мы с Анной просто не могли пропустить и решили отпраздновать. Настя, с возвращением, надеюсь, ты и дальше будешь делать нашего сына счастливым.
В звоне хрустальных фужеров благословляется наш союз и укрепляется, обжигая губы сладким вином. Я смущаюсь и тут же смеюсь от счастья, от теплоты красивых слов, от нежных взоров, от того, что среди нас нет боли и заботы, от того, что на моей руке засияло кольцо, символизирующее, что я теперь невеста.
– Возможно, это банально, – улыбнулся Максим, держа меня за талию, – но одна милая девушка сказала, что то, что для меня кажется обыденным, для нее может оказаться новым и необычным.
– Эта девушка права, но мне кажется, ты слишком торопишься, – улыбнулась я.
– Будь моя воля, ты давно была бы моей женой, – ухмыльнулся он.
– Макс! – закричал Дима, подходя к нам. – Ну хватит обжиматься, голубки. – Максим одарил Диму недовольным взглядом. – Ты мне очень-очень нужен, будешь судьей в нашем споре с Анатолием Сергеевичем, – Дима тянет за собой Макса.
Он, закатив глаза, идет за ним, я провожаю их улыбкой. Через минуту от них исходит шум и хохот, Дима вскидывает руки в разные стороны, Анатолий Сергеевич серьезно скрестил руки на груди, Макс, смеясь, покачивает головой, одним словом – мальчишки.
Я подружилась с девушкой Димона, Викторией. Она оказалась милой девушкой и, как многие девчонки, любит секретики, и она поведала мой секретик. Мой коллега по вранью – Дима – рассказал ей, что когда я вернулась с Америки, то застукала Макса с Машей, отсюда драма в парке. Вика восхитилась тем, как я просто простила Максу измену. Вот так моя легенда с легкой фантазии Димы стала классической и обыденной и я в ней главная жертва. Я вежливо попросила Вику никому не рассказывать о том, что случилось в парке.
На всем протяжении прихода Вики я лицезрею удивительное зрелище, которое пытаюсь осознать. На фоне ее обтягивающего темно-зеленого шелкового платья играют два живых ярких огонька голубой и розовый. Они пульсируют и то уходят вглубь ее живота, то выглядывают наружу, кружа в хаотичном танце. Я очень долго разгадывала ее секрет, и вот, когда мальчики заняты спором, я осмелилась с ней поговорить об этом.
– Извини, Вика, это не мое дело. А Дима знает? – тонко намекаю я.
Она, слегка розовея, опускает черные глаза.
– Нет еще, что так заметно?
– Ну, он, может, еще и не понимает, но скрывать скоро не будет смысла.
– Настя, это же реальный залет, – нервно вздохнула она, – а если он будет против?
– Он кажется с виду немного деревянным, но он будет счастлив, – утешаю ее я.
– Думаешь?
– Думаю, да, – подбадриваю ее я, – а если вдруг нет, то у мужчин бывает посттравматический шок и они не сразу воспринимают свою радость. Так или иначе, у вас будет все хорошо.
– Настя, поверю тебе, как психологу
– О чем шепчетесь? – вторгся в наш разговор Макс.
Я довольно прикусила губу. А Вика тем временем пошла к Диме и, завораживая его ласковой улыбкой, уводит на балкон. Через окно я вижу, как Дима задумался, потом растекся в улыбке, расцеловывая любимую, и я поняла, что у Вики все получилось.
«Видишь, Настя, ты и без дара, можешь помогать людям», – довольно ухмыльнулась я сама себе.
– Малышка, может, домой? – возвращает меня в реальность Максим.
– Нет, нет, – подходит к нам Анна Григорьевна, – мы с Настенькой еще пообщаемся.
– Да, я согласна, – поддерживаю я ее, проявляя взаимную вежливость, – расскажите мне что-нибудь из детства Максима, – любопытно произношу я, лукаво смотря на Макса.
– Что ты, даже покажу, – засмеялась она.
– О нет, – закатывает глаза Максим. – Это без меня, я пойду обсуждать бизнес с отцом, – недовольно фыркает он. – Настя, не верь ей, я был послушным примерным ребенком
– Ну конечно, – с иронией засмеялась Анна Григорьевна, качая головой.
Мимо Макса промчалась Виктория, чуть ли не сшибая его с ног, и сразу ко мне, радостно меня обнимая.
– Настя… он рад, – спешно говорит она.
Я улыбаюсь, осторожно подсматривая за ее огоньками в животе. Анна Григорьевна недоуменно смотрела на нас и Вика шепотом ей подает намек, что она скоро станет мамой.
– О, детка, – воскликнула Анна Григорьевна, – это такое счастье!
К Максовой компании присоединился Дима, они оживленно что-то обсуждали, стоя у окна. Мама Максима ненадолго исчезла из поля зрения. Я заботливо собрала грязную посуду и сложила в раковину.
– Настя, брось посуду, – заворчала Анна Григорьевна, которая показалась в кухне, держа в руках стопку матерчатых книг.
Оказалось, что это семейные альбомы. Мы кружком сели вокруг альбомов и стали рассматривать. Анна Григорьевна давала короткие комментарии к каждой фотографии, где Максим в садике, а где у елки в костюме отважного пирата, первый класс и общее фото класса на которой Вика обнаружила своего Диму. Так страница за страницей я погружалась в шаловливое детство своего любимого и бесконечно влюблялась в него, как будто он всегда был частью моей жизни.
Несмотря на то, что мы находимся в нескольких метрах друг от друга в разных частях комнаты, невидимые нити притяжения часто объединяют наши взгляды.
Я вновь погружаюсь уже в юность Максима и через фотографии узнаю его мир. Мама Максима с любовью и нежностью рассказывает некоторые моменты из их жизни, и я понимаю, что он всегда шел наперекор чужим советам, опираясь только на свой жизненный принцип и темперамент, отличался изрядным упрямством.
Почувствовав горячую ладонь на плече, я подняла голову и увидела Максима. Он сдержанно улыбнулся, глядя на наш девичник.
– Ох, хватит терзать мое детство, – громко возмущается он.
– Максим… хождения по прошлому – это великолепно, – упоенно произносит Анна Григорьевна, показывая на цветные фото.
Он сконфузился, увидев себя подростком.
– Я украду свою невесту, а у вас впереди будет много времени попромывать мне косточки, – язвит он, взяв меня за руку.
– Ну, хорошо. Настя, мы еще вернемся к этим альбомам.
– Непременно, – подбадриваю ее я, но Макс, держа меня за талию, настойчиво выводит из кухни и ведет по коридору.
Я узнаю эту комнату, глобус на книжном шкафу, модель самолета в воздухе, это первое, что я запомнила после пробуждения адреналином.
– Макс, после вина у меня в голове все кружится, как на карусели, – смеюсь я, увлеченная его объятиями.
Он безмолвно кладет руки на мою талию, крепко прижимает к себе и начинает медленно покачивать из стороны в сторону.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я, отдаваясь его движениям.
– Танцую…
– Но музыки нет, – улыбаюсь я.
– И не надо. Даже находясь с тобой в одной комнате, я безумно скучаю, – тихо произнес он, наклоняясь к моим губам. – Впервые в жизни я позавидовал Диме.
– Максим, почему ты торопишься? Нельзя насладиться вкусом напитка, делая большие глотки. Если бы я могла на минуту пустить тебя в свое сердце, ты бы увидел, что я вся полностью принадлежу тебе, и тебе незачем бояться. Просто расслабься и наслаждайся нашей близостью.
Он резко отталкивает меня от себя, но удерживает за руку над головой, кружит и резко вовлекает в свои объятия, подняв меня над полом, он делает круг вокруг нас, опуская на пол. Под его весом я прогибаюсь в спине назад, и он целует меня в вытянутую шею, оставляя легкий трепет на коже. Все кружится перед глазами, он заботливо меня поднимает, прижимаясь лбом к моему лбу.
– Без музыки может получиться танец, главное чувствовать, ведь так? – ласково спросил он. – Так и у нас, мы должны чувствовать друг друга без слов, чтобы получался танец жизни. Я научусь доверять тебе, обещаю. Я псих, – поморщился он, – но обезумел я от тебя, поэтому потерпи мои закидоны, родная. Они пройдут. Главное, будь со мной.
– Конечно, – провожу расслабленной ладонью по его щеке, утешая его, – теперь я твоя невеста…
Глава 7
Он
Бах!!!
В мой спокойный расслабленный сон вторгается резкий удар по щеке. Оглушенный непонятным явлением я вздрагиваю и присматриваюсь в темноту. Тихое жалобное поскуливание любимого голоса моментально вводит меня в панику и страх. Быстрым ударом по клавише включаю малый свет и вижу, как Настя стонет и корчится, уткнувшись лицом в подушку, жадно собирая простынь в кулаки.
– А-а-а… – судорожно поджала она ноги к груди, словно от резкого прилива боли.
– Настя? – дотрагиваюсь я до ее искаженного болью лица, – Настя, что случилась? – взяв ее за талию, притягиваю к себе, но она прогибается в спине и упирается ногами в постель, желая выскользнуть из моих рук.
– Нет, нет, – стонет она, – это неправда, – отталкивается от меня.
– Настя, проснись, – я с силой блокирую ее своими объятьями, и вместе с ней сажусь на кровать. Неизвестность перед ее состоянием бросает меня в холодный пот, и я маленькими поцелуями дотрагиваюсь до ее лба. – Малышка, проснись… это сон.
– Максим… – прошептала она, цепляясь руками за футболку. – Макс, это ты? – расслабилась она в рыдании.
– Конечно, я…
– Говори со мной, я должна слышать, что ты живой…
Я на мгновение онемел, осознавая, что она во сне пережила самый худший кошмар, который только можно представить.
– Настенька, я живой…
– Надо ехать, я должна тебя спасти, – рыдает она, – Максим… не уходи, – причитает она, я касаюсь ее влажных от слез губ, она вздрагивает.
– Максим, ты живой! – улыбается она, трогая меня дрожащими руками, убеждаясь, что это так. – Я тебя потеряла…
– Малышка, это сон, – утешаю ее я, стараюсь собой унять ее дрожь.
– Я тебя потеряла… все случилось так быстро, вспышка, и темно, и тебя вдруг не стало, – она открывает глаза и смотрит на меня сквозь пережитую боль, стараясь запомнить каждую мелочь, пальчиками огибает изгибы моего лица.
– Настя, это просто был кошмар, видишь, я с тобой, – провожу рукой по ее взъерошенным волосам и вытираю ладонью слезы.
– Это было что-то такое… как не сон, – нервно вздохнула она, – Макс, я очень люблю тебя, – сдавила она меня в крепких объятиях. Я бережно положил ее на кровать, стараясь успокоить ее своими поцелуями.
Она еще долго вздрагивала и всхлипывала, но усталость и время взяло свое и она уснула.
Она
– Настя, вставай, – слышу я ласковый призыв и пытаюсь открыть глаза.
Через тусклый свет ночника я вижу, что на кровати рядом со мной сидит Максим в сером спортивном костюме. Чувствуя тяжесть и расхлябанность в теле, я с трудом сажусь.
– Максим, – пробормотала я, стараясь собрать сумбурные мысли после сна, – ты так рано встал?
– Я не ложился, – пасмурно отвечает он. Из-за козырька синей бейсболки я не сразу увидела его померкший, замученный взгляд. – Вставай, поехали…
– Куда?
– Куда ты хотела поехать ночью? – тяжело вздохнул он, и я сразу вспомнила свой ночной кошмар. – Вставай, вставай… – помогает он мне встать, придерживая за талию.
– Максим, я не совсем уверена, – оправдываюсь я и послушно иду за ним в гардеробную.
– Мы поедем, – твердо скомандовал он, – до девяти нужно вернуться, важное совещание, – показывает он на наручные часы.
Время чуть больше четырех часов ночи, я начинаю растерянно суетиться, выбирая, что одеть.
– Настя… поехали, – с убедительной настойчивостью произносит он.
– Сейчас, – выпалила я, застегивая замок спортивной куртки.
Мы выехали до рассвета. Съеживаясь от утренней дрожи, я зажимаю ладони меж колен, виновато опираясь лбом на холодное окно, рассматриваю, как город, украшенный неоновыми огнями, мелькает картинкой за картинкой. Не надо смотреть на спидометр, чтобы понять, что мы едем экстремально быстро. Макс очень серьезен и молчалив, задумчиво поглядывает на экран навигатора. Моя ночная выходка активировала его еще не залеченные страхи. Я смутно верю в то, что там, куда мы едем, найдем ответы, но, возможно, это его успокоит, да и меня, наверно. Неоновый блеск сменился мрачными тусклыми видами серых однотипных домов, только первые лучи солнца, придают этому месту неуверенную привлекательность.
– Нам сюда? – спрашивает Максим, озабоченно посматривая по сторонам.
– Да, – отвечаю я и чувствую точно такое же необъяснимое притяжение, которое меня притянуло в первый раз.
Среди депрессивных потертых временем домов, стоящих рядом друг с другом, как клонированные уродцы, я указываю на нужный нам дом.
С последнего визита здесь ничего не изменилось: вонючий подъезд, облезлые перила и очень старая деревянная дверь. Максим недоверчиво оглядывается по сторонам, я три раза постучала в дверь, по иронии судьбы она снова открылась передо мной. Я делаю шаг, но Макс резко одергивает меня за руку назад и недовольно поджимает губы. Заводя меня за свою спину, он первый входит внутрь квартиры.
Нас встречает сумрак и эхо наших шагов. Абсолютно пустая безжизненная квартира, без мебели, с деревянным поскрипывающим полом, большими проплешинами обвисшей штукатурки на стенах и потолке и ни следа от странной женщины.
Макс ушел смотреть другие комнаты, оставив меня одну. Может, в тот момент странная женщина скрашивала это место своим присутствием, но сейчас оно кажется не только непригодным для жизни, но и высасывающим все жизненный соки.
Спасительный солнечный луч пробивается сквозь темные пятна серого окна, отгоняя губительные мысли, и красная скатерть круглого стола блеснула. Я сразу вспомнила силуэт женщины в ярком свете и радостно пошла к столу, но резко остановилась в разочаровании. Ее нет, даже старых стульев нет, один стол и белый конверт отчетливо выделяется на красном фоне.
– Макс, – позвала я его, он тут же откликнулся на мой призыв, озабоченно, с долей страха в глазах, ворвавшись в комнату. Я ему показала на конверт. Смело взяв его в руки, он с любопытством покрутил его в руках.
– Настя, ты была здесь раньше?
– В этой квартире я встретила странную женщину, она сидела вот тут, – показываю я на пустое место между окном и столом, – сейчас это просто бомжатник какой-то, – непонимающе пожала я плечами.
– Значит, это письмо тебе, – протянул он мне конверт.
Приняв его, я неуверенно перебираю его в пальцах.
– На нем написано «Агата», а это не я…
– Настя, кроме нас, здесь никого нет, открывай, – твердо сказал он.
Я нерешительно отрываю плотный край белой бумаги, чувствуя себя преступницей, словно сейчас кто-то войдет и уличит меня в прочтении чужих писем. Максим сосредоточенно наблюдает за мной. Достаю тетрадный лист, сложенный в несколько раз, неуверенно разворачиваю его, поглядывая на входную дверь, успокаиваю себя тем, что мы одни и начинаю читать вслух.
«Здравствуй, Настя, меня зовут Ева. При нашей встрече я не посмела тебе признаться, кто я такая, да и для твоей жизни это было слишком рискованно. Я твоя родная мама…»
Я еще раз пробежала взглядом по этой строчке и от неожиданно ворвавшейся реальности, опустила письмо, конверт выскользнул меж пальцев и упал на пол.
«Это моя мама», – мысли по кругу, и я пытаюсь вспомнить черты ее лица, которые ускользают от меня.
– Мама… – выдохнула я через спирающую боль в груди.
– Настя, читай, – настаивает Макс, поднимая мою руку с письмом.
Я смотрю на расплывшиеся от слез строчки.
– Насть… – утешает меня Макс, – хочешь, я прочту, – тянется он к листу.
– Максим, я сама, – вытираю я слезы, зная, как ему тяжело видеть меня зареванную, и продолжаю читать.
«Я твоя родная мама. Никакое в мире оправдание не может объяснить мой поступок. Тяжело смотреть ребенку в глаза, зная, что его вырастили другие, именно это одна из многих причин, почему я пишу письмо, а не лично говорю с тобой. Я тоже была одаренной. Дар бессмертен, он передается по наследству, мой я передала тебе. Твой отец был прекрасным и добрым человеком, и я его безмерно любила, ради него я пошла против ордена, он, как и твой Максим, был простым человеком, и поверь, он был достоин меня. Я не видела смысла скрывать правду от любимого человека, кто я такая, и раскрыла орден, нарушив тем самым самое главное правило нашего братства – секретность. Но по большой случайности или воле Божьей я не потеряла дар, и орден требовал меня вернуться в систему, а я всем сердцем желала заниматься семьей. Когда тебе исполнилось два года, твой отец погиб. На фоне стресса я потеряла дар и отчасти рассудок. Одаренные любят по особому, если принадлежат кому-то, то всем сердцем и душой. Тебе знакомо это чувство, ты остро его прочувствовала на себе, когда ушла от любимого. Так я лишилась части души, а когда орден выкрал тебя, во мне осталась лишь труха от пережитой боли, я мало чем походила на человека, скорее на бездушное существо. Оказавшись без связей, средств к существованию, без всего, что меня удерживало в жизни, по расчетам ордена я должна была или погибнуть сама или умереть с помощью кого-либо. Я выбрала третий путь и начала бороться. Мне пришлось пользоваться тем, что у меня осталось, – это моя красота. А мужчины падки на хороших девушек, и я этим откровенно пользовалась. Мне не стыдно, потому что я пыталась выжить. Через криминальный мир я инсценировала свою гибель, чтобы орден меня потерял навсегда, взяла себе новое имя и новую жизнь. После этого я перешла ко второй части своей жизни, помимо дара, любой человек может в себе развить экстрасенсорные способности, мой новый муж баловал меня, и я объехала полмира в поисках различных учителей, которые смогли меня научить энергетике. Моей целью было забрать тебя у ордена, чтобы ты не стала их вечной слугой. Но как я могла убедить тебя в том, что тебя окружает ложь? Да простит меня Господь, я приложила много усилий, чтобы открыть тебе глаза. Когда ты пришла ко мне, под равнодушной маской я плакала и скулила, рвала жилы, но не смела сказать кто я, ведь все труды пошли бы насмарку. Только оказавшись рядом с любимым, ты начала бороться с орденом, так же как и я за твоего отца. А обрести мать, которая тебя даже не воспитывала, согласись, это слишком неуверенный стимул против любви, к тому же опасный. Ты стала прекрасной девочкой, похожей на своего отца. Когда-то я была безумно влюблена в его рыжие кудри, которых он стеснялся, как и двух глубоких ямочек на щеках, приятно было встретить любимые черты в родном лице. Тебя зовут Агата, запомни это, так папа назвал тебя в честь своей матери. Ты моя девочка, которую у меня отняли, исковеркали и изломали всю мою жизнь, я ненавижу орден за это. Где бы ты ни была, где бы ни была я, знай, что я всегда была и буду рядом с тобой. Ты всегда в моем сердце, до самой смерти я буду твоим ангелом-хранителем, и может, в другом мире я заслужу, чтобы меня назвали мамой».
– А-а-а, – закричала я, падая на колени, от такой несправедливости меня глушит собственный крик. – Ненавижу… ненавижу орден! – кричу я и ощущаю сильные руки Макса. Он поднимает меня, что-то говоря. Зажимает мое лицо в ладонях, а я смотрю на него, а мои мысли уносит к тому, как могло бы быть, если бы не орден.
– Настя… – начинаю я слышать встревоженный голос Максима. Я прижимаюсь к нему, он моя единственная отрада в этом безумном мире. Большие теплые ладони Максима окружают меня заботой, поглаживая по голове, и я начинаю успокаиваться.
– Максим, я видела ее, она прекрасна, – прошептала я, – она была так близко от меня… совсем рядом… моя мама…
– Возможно, ты ее еще встретишь, – утешает он меня.
– Может, она оставила намек или зацепку, по которой я могу ее найти? – вдохновилась я мыслью и начала искать конвент, который обронила. Макс находит его первый и подает мне. Я достаю фотографию с изображением красивой ухоженной женщины, с нежной улыбкой и добрыми глазами. На фото она гораздо моложе, чем я ее видела. Я с надеждой посмотрела в конверте, посмотрела на оборот фото, но ничего.
– Покажи, – попросил Максим, и я протянула ему фото. Он внимательно посмотрел на мою настоящую маму, потом на меня.
– Настя, я знаю ее, – растерянно произнес он, – это точно она. Я тогда возвращался из клуба, ночь была холодная и темная. На скамейке у подъезда сидела она… – он еще раз всмотрелся в фотографию. – Она попросила у меня помощи, крепко поругавшись с сожителем, ей надо было на вокзал. Я вызвал такси и решил проводить ее, ну мало ли что, ночь на дворе… женщина в расстроенных чувствах, а я, в принципе, не стеснен временем. Мы всю дорогу болтали о жизни, об отношениях и всякой мелочи, бизнес, политика… После я дал ей немного денег на дорогу, и она ушла.
– После этого ты стал видеть меня во сне? – осенило меня.
– Да…
– Получается, наша встреча не случайна, – усмехнулась я, – ты тот самый инструмент, с помощью которого она решила забрать меня у ордена, – разочарованно говорю я, убеждаясь тем, насколько управляема моя судьба, стоит потянуть нужную ниточку, – все не случайно. Все эти сны и наша встреча, это ее манипуляции с нашими жизнями.
– Настя, – улыбнулся он, наклоняясь ко мне и положив ладони на лицо, – пусть так, пусть ты ворвалась в мою жизнь ураганом, я ни о чем не жалею. Когда она спросила меня, чего я хочу от жизни, я ответил: того, что мне даст покой. Она не манипулировала нами, а просто указала мне путь. У меня был выбор, когда ты являлась в мои сны, я мог просто тебя оттолкнуть, а я полюбил, значит, ты мой путь… Я благодарен этой женщине за тебя.
– Ты правда так думаешь?
– Конечно, глупенькая. Я ни за что на свете не отпущу тебя, просто теперь все встало на свои места.
– Я тебя очень люблю, – говорю я сквозь слезы, – я тебя очень люблю… Ты единственный, кого я обрела, ради кого хочу жить, – шепчу я, утопая в его заботливой нежности.
Максим оказался прав: все сны, страхи и переживания ушли, словно это было наваждение со стороны, осталось только преданное и чистое чувство. Нас обоих погрузило в водоворот, казалась бы, обыденной бытовой жизни, но каждый из нас ловил кайф от создания чего-то масштабного. Но когда мы под вечер оказывались дома, то отключали телефоны, откладывали дела и пропадали в сказочном мире друг друга. Мой бесполезный уход стал забываться, а от Максимова недуга не осталось и следа.
