Лидия Попкова
Исцели меня
– Я сейчас как во сне, – умиротворенно произнес я, – лето, парк, ты и задумчивое молчание.
– Я не понимаю, как я тебе снилась, – пожимает она плечами.
– Скажи, что в твоей книге? Почему ты называешь ее «сила духа»?
– Э-э, – смутилась она, обдумывая мой вопрос, – в ней молитвы, самые важные и необходимые. Еще я сама вписываю в нее молитвы, конечно, не свои собственные, а те которые заставили мою душу волноваться. Еще мне приходится сталкиваться с некоторыми вещами, – сморщилась она от неприязни или внутреннего толчка боли, – я записываю свои взгляды и представления на жизнь.
– Они, наверное, у тебя богатые?
– Ничего такого, чтобы не мог заметить любой нормальный человек, – улыбнулась она. – Чем ты живешь?
Вопрос в самую точку, ведь большую часть жизни занимают бесконечные противостояния с отцом и самим с собой, и похвастаться мне было нечем.
– В последнее время своими снами, – перевел тему я, в очередной раз вгоняя ее в краску.
Вдалеке послышалось шуршание маленьких колесиков об деревянную поверхность.
– И все же, помимо снов… какое у тебя хобби или во что ты веришь?
– Я очень люблю свою машину, музыку, изредка хожу в спортзал с Димой, и я совершенный атеист…
– Как? – остановилась она, ее округлившиеся глаза и чуть приоткрытый рот не скрывали шока. – Как можно не верить в Бога?
Я остановился перед ней. Провел пальцем по ее хмурым складкам на лбу, мне стала забавна ее серьезная реакция на этот канонизированный миф, который я никогда не воспринимал.
– Понимаешь, в нашей семье никогда не поднимали тему религии. В теории я, конечно, знаю, что есть Бог, который послал Сына Своего, чтобы он принес себя в жертву ради всех нас. Но для меня это как детская сказка, которую сочинили много веков назад. А я большой мальчик, чтобы верить в сказки. Пошли?..
Она глубоко задумалась и освободилась от моей ладони, словно от чего-то назойливого. Молчание между нами затягивается, она внимательно посматривает на меня, как будто хочет проникнуть в мои мысли.
– Во что ты тогда веришь? – ее большие глаза полны удивлением и жалостью, и я на секунду поверил, что упустил в своей жизни что-то серьезное.
– В то, что можно объяснить или научно доказать. Иногда я верю в случай, – твердо сказал я и ощутил на себе ее пронзительный взгляд.
– На что ты полагаешься, когда тебе плохо?
– На себя, на свои реальные силы и возможности…
– А если ситуация не зависит от тебя, но тебе хочется получить исход в свою пользу. В этот момент в кого ты веришь?
– В случай, – сразу ответил я.
– То есть я случайно прихожу в твои сны, потом мы случайно встретились, после мы СЛУЧАЙНО встретились еще раз?.. Не слишком много случайностей? – улыбнулась она. – Как ты думаешь, кто создал нашу планету, Вселенную, галактику?.. Случай?
– Может, сила природы, – ответил я первое, что пришло в голову.
– Хорошо, «сила природы» создала нашу планету, именно с такой массой, атмосферой и удаленностью от Солнца, что она стала обитаемой. Вероятно, та же сила создала флору, фауну и человека. Как эта сила выглядит с научной стороны. Ты же опираешься на то, что можно доказать, верно? – серьезно спрашивает она.
– Ффф, – выдуваю воздух. Я поражен и запутан, этот разговор сложен для первого свидания и в то же время я вижу, как он важен для нее. – Ученые имеют доказательства и выдвигают разные теории сотворения нашего мира.
– Я преклоняюсь перед учеными, они познают законы, создают лекарства, спасают жизни, но даже они могут объяснить далеко не все, поэтому выдвигают теории. Они не могут понять, как икона источает миро[1], которое исцеляет больных. Они знают, что структура воды под воздействием молитвы меняется, но какая сила это делает, они не ведают. Они не в состоянии понять, почему обезноженный верующий человек начинает ходить, а бесплодные женщины, веруя, способны рожать. Иконы спасают города, а мощи святых не тлеют. Нас окружает множество чудес, надо просто в них верить…
– Ты думаешь, это Бог?
– Я думаю, что это и есть та «сила природы» – это определенная мощь, энергия, которая управляет Землей, природой, человеком, случаем… всеми нами. Мне приятнее осознавать, что это не кусок всемогущей энергии, а человекоподобный образ, который мыслит, чувствует, он может тебя наградить, а может покарать. А когда тебе плохо и ты стоишь на грани, твои силы на исходе, остается только верить… и к тебе придет помощь по силе веры твоей. Эта сила и есть Бог, в разных странах его называют по-разному. Кто как умеет говорить, тот так и молится ему.
Она замолчала, моя речь тоже пропала, я обдумывал услышанное. Мы снова остановились друг против друга. Наши взгляды встретились, я понимаю, что пропадаю в ее мудрости. Ее взгляды во многом расходятся с моими, а за этой нежной красотой скрывается невероятная индивидуальность, и до меня доходит, что именно это меня привлекает в ней.
– По твоим словам все так просто, – после молчания сказал я.
– Это всего лишь маленькая доля того, чего я чувствую по отношению к Богу. Он живой. Конечно, есть такие вещи, которые нельзя объяснить, а только ощутить, – улыбнулась она.
– Например любовь?
– Наверно, да… – залилась она румянцем.
– Я готов принять веру, но если ты станешь в ней моим проводником…
– Я могу всего лишь указать направление, тебе решать, идти по этому пути или нет. Вера бескорыстна…
От серьезной темы и наслаждением друг друга нас прервали крики. В окружении высоких деревьев, вероятно, где раньше была огромная поляна, сооружена площадка для скейтбордистов. Три рампы разных размеров стоят в ряд. На самой высокой рампе, нарушая все законы природы, взмывает к верху, делает петли и приземляется на доску молодой парень. Толпа тинейджеров с надрывом визжит, орет, свистит после каждого выполненного трюка.
– Ух ты, – удивилась Настя и прошла ближе к рампе.
Подростки в пестрых полуспортивных одеждах громко обсуждали что-то, и только когда парень вставал на доску, публика замолкала. Я подошел к Насте. Она смотрела на зрелище широко открытыми глазами.
– Ты специально привел меня сюда?
– Нет…
Участник на несколько метров подпрыгивает в воздух, делая переворот вокруг собственной оси, и, не успев удержать доску, падает вниз. Толпа в голос ахает, а Настя резко утыкается лицом мне в футболку. Я забываю про скейтбордиста и заключаю Настю в утешительные объятия. Она глубоко прерывисто дышит, тело ее напряжено, словно это она только что упала с рампы.
– Макс, он живой? – жалобно проскулила Настя, я смотрю вперед.
– Его трудно назвать мертвым, – засмеялся я.
Она нерешительно обернулась, и увидела, как горе-трюкач обсуждает свое падения с друзьями, на пальцах показывая повороты, перекруты.
– На нем защита и шлем, думаю, для них это обычное дело. А ты все близко принимаешь к сердцу, будет лучше, если мы уйдем.
Она кивнула головой, пряча от меня глаза, быстро смахнула слезинку. Такая умная и одновременно чувствительная, я притянул ее за руку к себе, желая утешить.
– Пошли, незачем тебе смотреть, как эти придурки убиваются. Они это делают добровольно.
Мы пошли по тропинке, ведущей к центру парка. Настя еще несколько раз обернулась, с грустью и жалостью смотря на скейтбордистов.
В центре парка есть замечательное кафе, которое я очень люблю. Небольшое деревянное здание, часть которого было закрытым, а другая часть в виде летней беседки. По решетчатым стенкам летнего кафе плелись кудрявые зеленые растения. Мы зашли внутрь и оказались в совершено другом мире: нас окружали бревенчатые стены, красные клетчатые скатерти и картины с натюрмортом разных форматов – все было уютно и по-домашнему, в деревенском стиле. Мы сели подальше от входа и поближе к зеленой стенке. Прелесть этого кафе в том, что в будни здесь очень малолюдно, поэтому можно уединиться от суетных дел и вкусно покушать.
К нам подошла молодая девушка и подала меню. Настя беглым взглядом осмотрела его и равнодушно закрыла.
– Настя, выбирай, что хочешь, я угощаю. Здесь очень вкусная и простая кухня.
– Хорошо, поверю тебе на слово, – она взглянула на официантку и произнесла: – Пожалуйста, блинчики и липовый чай.
– Мне печеную курицу с картофелем, овощной салат и черный кофе.
– Это все? – вежливо спросила девушка.
– Настя, закажи себе еще что-нибудь, – настаиваю я, она морщится. – Ты ела только утром один тост…
– Максим, я не голодная
– Тогда я сам закажу, – начинаю листать я меню.
– Ладно… ладно, мне запеканку с картофелем и грибами, – произнесла она еле слышно.
– То-то же, – довольный своей маленькой победой, произнес я. Девушка чиркнула заказ в блокнотике и оставила нас наедине.
– Теперь это не прогулка, а свидание
– Я хочу, чтобы это было свидание, – я положил локти на стол и в своей манере сцепил пальцы в замок. Я гляжу на нее, и улыбка не сходит с моего лица. – Только оно слегка банальное, – добавил я.
– То, что для тебя кажется обыденным, для меня может стать совершенно новым и необычным.
Она расслабленно откинулась на стул, осматривая декор кафе, задумчиво дотронулась до шеи, и меж пальцами скользнул медальон. Она словно очнулась и посмотрела на меня оживленным взглядом.
– Максим, это твой орел?
– Да.
– Очень красивый, а что он обозначает? – она ласково погладила его по распахнутым крыльям.
Я отвел взгляд в сторону, вспоминая темные времена. Сейчас мне больно признаваться в этом, но еще больше я не желал строить свои новые отношения на лжи и недоверии, поэтому я решил признаться.
– Когда мне было семнадцать лет, я был страшным хулиганом. Меня переполняло зло, равнодушие и в какой-то мере я был опасен для себя и близких мне людей.
Я замолчал, потому что воспоминания были настолько близки от меня, что я чувствовал неутолимую ярость на своих губах. Настя притихла и внимательно меня слушала.
– Отец купил для мамы путевку в Грецию. Она какое-то время сопротивлялась, боялась меня оставить, но я ее уговорил. В Греции она поехала на остров Закинф и познакомилась с русскоязычной женщиной. Естественно, как любая мать, а моя мама очень трепетно ко мне относится, она поделилась своей проблемой, то есть «мной». Мама с этой женщиной поехала с обзорной экскурсией по острову и на площади Святого Марка женщина купила вот этот медальон и подарила моей маме. Орел – символ мудрости, света, силы и всего хорошего, что есть в человеке, борется с гневом, страстью и пороками… Мама сразу поняла, что этот подарок был адресован мне.
К нам подошла официантка и медленно расставила тарелочки перед нами. Настя терпеливо дождалась, когда она уйдет и сразу спросила:
– Он тебе помог? Наверно, он тебе нужен, – суетясь, она ищет застежку на цепочке.
– Нет, Настя, пусть он останется у тебя.
– Значит, не помог? – замерла она в разочаровании и грустным взглядом посмотрела на медальон, который уже лежал в ее открытых ладонях, а расстегнутая цепь двумя змейками свисает на стол.
– Помог, наверное… трудно сказать, то ли это был медальон, то ли самовнушение, но мне стало намного легче. Может, этот хищник поможет тебе справиться с болезнью, – я через стол протянул руки и закрыл ее ладони, крепко запечатав орла внутри.
Она опустила голову и прикрыла глаза. Мне сложно угадать, что она чувствует в данный момент, но это больше похоже на загадочную тоску и боль от нерешаемого вопроса.
– Макс, не надо об этом, – твердо произнесла она и открыла глаза. Я не отрываясь смотрю в ее печальные бездонные янтарные глаза, которые почти наполнились влагой, и я не знаю почему.
– Настя, может, я смогу тебе помочь? Позволь мне знать… что с тобой происходит?
– Не сможешь, – холодно отвечает она, ее взгляд судорожно ускользает от моих пристальных глаз, и она освобождает ладони, прижав их груди. – Ты сейчас все портишь, давай не будем касаться этой темы? – просит она.
Между нами холодная непреодолимая пропасть. Она словно сжалась до нервной точки, боясь сделать лишнее движение, а я в ее глазах назойливый чужак, который желает вывернуть ее жизнь наизнанку. Мне придется смириться с тем, что эта девушка не привыкла к резким и поспешным действиям, но моему темпераменту очень сложно смириться с этим.
– Хорошо, – начал я, – но у меня ответная просьба… – Я делаю умышленную паузу и в ее реакции вижу заинтересованность. – Ты оставишь медальон себе.
– Но…
– Настя, это не подарок, это маленькое утешение для меня, – настойчиво оправдываю я свое желание.
Она медленно раскрывает ладони и с нежностью смотрит на медальон, потом на меня.
– Значит, ты все же веришь него, – улыбнулась она.
Я пожал плечами, и каждый остался при своем мнении.
– Настя, кушай, все стынет, – показываю на тарелку.
Во время еды мы больше не касались темы наших философских и религиозных взглядов и отнеслись к обеду как к особой трапезе. Меня постоянно подталкивало задать ей еще вопрос о ее болезни, но я сдерживался, боясь ее спугнуть. Я смотрел на нее с обожанием, чем дольше мы находились в обществе друг друга, тем больше я влюблялся, а она отвечала ласковой улыбкой.
Мы закончили есть, а я еще был не готов ее отпускать. И в моей голове рождались новые идеи.
Я попросил рассчитать нас и принести хлеба. Настя смотрела на меня с некой остротой, потом ее взгляд становился расслабленным и непринужденным. Я пытался понять, о чем она думает, и уловить причину ее перемен, но она была закрыта от меня, а прямо спросить я боялся.
Перед нами расстилалась водная гладь, по которой в вольном порядке плавали благородные птицы. За то время, пока мы обедали, погода изменилась, солнце скрылось за черными массивными тучами, и подул свежий ветер.
Мы поднялись на полукруглый деревянный мостик. Я подаю Насте хлеб, она улыбнулась и сразу поняла, для чего мы пришли.
Настя тонкими пальчиками отщипывает от круглой булочки маленькие кусочки и кидает лебедям. Они послушно подплывают, собирая крошки с воды. Она любознательно рассматривает птиц и радуется как ребенок, который никогда и ничего подобного не видел, а я впитываю ее хорошее настроение. Ветер стал усиливаться, Настя съежилась от прохлады, прижимая руки к себе. Я подошел к ней ближе со спины, укрывая собой от холодного ветра, и положил руки на металлическое ограждение.
Опираясь на меня, она продолжает кормить лебедей. На множество крошек подплыла небольшая стайка серых уточек. Лебеди вытягивают шеи, не пуская конкурентов. Но Настя кидает крошки подальше, чтобы утки не остались голодными. Я склонился над ее головой, вдыхая сладкий аромат цветов и чувствуя горячее тепло между нашими телами, и в какой-то мере еще не верил, что она реальность. Резкий порыв ветра ударил мне в спину, застав меня врасплох, и я ощутил холодные капли на шее. Как по команде стая лебедей дружно поплыла к берегу, а уточки, пользуясь удачей, подплыли ближе, собирая крошки. Сильный ветер принес с собой крупные капли дождя, и уточки, чувствуя знаки непогоды, поплыли к густым зарослям около берега. Настя провожает их грустным взглядом.
– Пошли в машину, – произнес я, обняв ее за талию, – погода меняется.
– Хорошо, – запуская пальцы сквозь мои, она вежливо убирает мои руки с себя.
Ветер стал еще сильнее, и теперь, чтобы идти вперед, нужно приложить усилия. Я не выпускаю ее руку и торопливо веду по знакомым местам. Мокрая завеса запутывает следы и беспощадно мочит нас. Нам пришлось выйти из парка и добраться до парковки, чтобы укрыться от дождя, и как только оказались внутри машины, крупные капли дождя стали барабанить по стеклам и крыше с еще большей силой.
– Успели… – произнесла она дрожащими губами, не сдерживая улыбки. – А ты говорил ба… банальное свидание, – трясется Настя от холода.
– Да, такого я не ожидал.
Дождь пошел с новой силой, и из-за водяной стены ничего не видно, мы оказались в ловушке природной стихии.
Я нашел кожаную куртку на заднем сиденье и протянул ей. Она неуверенно приняла ее.
– А как же ты?
– Надень, простынешь, – улыбнулся я, она упрямо смотрит на меня, я вздохнул. – Настя, я джентльмен, поэтому уступаю.
Она хмурясь развернула куртку и надела ее. Куртка была ей явно велика, поэтому она буквально в нее занырнула и притихла. Я завел машину и включил печку. Стихия не отступала, дождь продолжал лить… Раздался раскат грома, Настя вздрогнула и с головой спряталась в куртке.
– Настя, это всего лишь гром, – засмеялся я. Из-под куртки выглянули большие карие глаза. – Трусишка…
В машине стало хорошо, тепло, моя противная одежда начала подсыхать. Дождь продолжал барабанить по крыше, делая нас недоступными для всего мира. Моя трусишка показала голову из куртки и грела ладошки на горячем воздухе от печки. Я наблюдаю за ней. Каждый ее взгляд или простые движения вызывают у меня умиление и улыбку.
– Я боюсь остаться без тебя, – неуверенно произнес я, мое сердце от волнения отозвалось в груди, а она притихла. – Может, я сегодня что-то сказал не то или сделал, я правда очень хотел тебе понравиться. Я страшно боюсь, что никогда не увижу тебя вновь.
– Максим…
– Будь моей девушкой, – я смотрю на ее испуганный взгляд, понимая, что давлю, но страх потерять ее затмевает рассудок. – Я хочу каждый раз прогуливаться с тобой в парке или ходить в кино, да в мире миллион вариантов классно провести время вдвоем… нам вдвоем.
– Все очень-очень сложно, – она спрячет лицо за ладошками.
– Почему? Это из-за твоей веры? Родителей или болезни? Настя… – я убираю ее ладони, и нахожу влажный жалостливый взгляд.
– Я хочу быть твоей девушка, но я заложница… – она сжала губы, не закончив фразу, тем самым сбивая меня с толку. – Не торопи меня, это эгоистично с моей стороны, я так запуталась во всем, – она виновато опускает голову.
– Настя, мы увидимся еще? – настаиваю я. В кармане зазвонил телефон, нагло врываясь в нашу беседу. – Настя, мы встретимся…
– Максим, ответь на звонок, – настойчиво попросила она и отвернула лицо к окну.
Продолжить наш разговор не удалось, я с раздражением ответил на телефонный звонок. Несколько минут беседовал с Игорем о ремонте квартиры, и мы условились на том, что я ему еще позвоню. А главный ответ от Насти завис в неопределенности.
– Максим, уже поздно, ты можешь отвести меня домой, – еле слышно произнесла Настя.
– Да, конечно…
Видимость очень плохая. Машины медленно и осторожно плелись друг за другом, создавая длинную вереницу. Я каждый раз судорожно вздрагивал и силой давил на тормоз, когда красные фары впереди идущий машины вспыхивали перед моим капотом. Через скрежет напрягающихся от ливня дворников на стекле, журчания воды под колесами я услышал тихое монотонное шептание. Я бросил взгляд на Настю, она смотрела вперед на дорогу, ее губы, словно успокаивающий шелест, издавали красивую тягучую молитву. Я вздохнул.
Напряжение при езде сохранялось и, несмотря на то, что я знаю эту дорогу как свои пять пальцев, я внимательно смотрел по сторонам, ожидая в любой момент подвоха.
Вдалеке был виден голубой просвет, расстояние между машинами увеличилось, а дворники уже спокойно очищали стекло от дождя. Я словно сочетался с тихим шепотом Насти, обретая уверенность, спокойно ехал до места.
Я остановился у подъезда, с сожалением и горечью расставания посмотрел на нее. Через толстую броню ее смущения и застенчивости я чувствовал, что не безразличен ей и нужен.
– Я тебя провожу, – сказал я, она кивнула головой в ответ.
Я обошел машину, открыл дверь и подал ей руку. Три простых действия, в которые я вложил искренние теплые чувства. Мы стояли друг напротив друга. Легкие капли зависли в воздухе и медленно погружались на землю. Но мы просто стояли, я не хотел ее отпускать, а она не решалась сделать шаг от меня.
– Мне было очень приятно провести этот день с тобой, – произнес я.
– Спасибо тебе за все.
– Девушка, поделитесь телефончиком? – сказал я шутя, показывая на свой телефон.
Он взяла его в руки.
– Как подписать? – спросила она, нажимая на экран телефона.
– Моя Настя…
Она смущенно посмотрела на меня и послушно написала, как я сказал. Где-то далеко и глухо заиграла инструментальная мелодия. Я догадался, что она отправила сигнал на свой телефон с моего.
– Теперь мы сможем общаться, – протянула телефон, я его спрятал вглубь кармана влажных джинсов.
Настя взяла куртку за ворот, спуская за плечи, чтобы снять. Я остановил ее, взяв за руки, надел куртку обратно.
– Пусть она тебя греет, – произнес я, и мы замерли в мгновении, смотря друг на друга.
– Максим, спасибо! – улыбнулась она.
Ее лицо покрыто капельками дождя, они скатываются с густых ресниц по щекам на дрожащие губы.
– Тебе нужно идти, а то заболеешь, – сказал я и провел рукой по прохладной влажной щеке, спускаясь на скулы.
Одно желание пересилило все, ломая границы, наклонившись, я прижался своими губами к ее. На ее неуверенные ответы, как на призыв, я впивался в мягкие губы, вдыхая в себя ее теплое дыхание. Ощущая трепет ее сердца, волнение и дрожь в теле, трогаю ее волосы, провожу рукой по спине, прижимая к себе, погружаюсь в ее губы, ощущая соленую влагу меж ними. За своим желанием я не сразу почувствовал, как она сильно упирается руками мне в грудь, отталкивая от себя.
– Это плохо, очень плохо, – шепчет она, задыхаясь. Я ослабляю объятия и вижу ее глаза, наполненные слезами и сожалением. – Мы не должны это делать, это неправильно, – она отталкивает меня и отступает назад.
– Настя, что случилось? – не понимаю я и иду навстречу ей.
– Прости, я запуталась, отпусти меня, – плачет она, делая шаги назад, отдаляется от меня. В ее глазах растерянность, испуг, а во мне бесконечное непонимание. Я хочу подойти к ней, но она умоляет, чтобы я отпустил ее.
Ее заплаканные глаза скрылись за серой металлической дверью подъезда. Я стою в оцепенении, в непонимании, и удерживаю себя, чтобы не последовать за ней. Подняв голову вверх, глядя в пасмурное хмурое небо, умываюсь прохладным дождем и ругаю себя за поспешность. Никогда мне еще не было так трудно и страшно с девушкой.
Вечером я созвонился с Игорем, и мы приступили к проекту моей квартиры. Я высказал свои пожелания, а он мне рассказал о своих возможностях. Это занятие частично занимало меня от мыслей о ней.
Где-то отдаленно под кучей открытых каталогов и журналов завибрировал телефон и отвлек меня от просмотра почты. Я одной рукой нащупываю телефон и подношу к себе.
Эсэмэс от «Моя Настя»: «Максим, я не могу тебе всего объяснить, мы не должны больше встречаться. Такой как я нет места в твоем мире. Прости, что обнадежила. Прощай».
Я несколько раз прочитываю смс, вникая в каждое слово, хочу найти ответ.
– Черт, – сжимаю я с силой телефон, – черт…
