Ибрагим
Тени вершины
Глава 7. Письмо, которое не отправлено
Дорогой Сергей,
Сегодня я развеял прах отца на Кавказе. На том самом утёсе, где он когда-то высек в скале наши имена – «Андрей, Павел = 8000 м». Буквы уже стёрлись, но я положил горсть его пепла в трещину между камнями. Пусть станет частью гор, которые он любил больше семьи. Там, где он учил меня вязать узлы. Я завязал «восьмёрку» на старой верёвке отца и оставил на выступе. Ветер раскачивал её, словно маятник, отсчитывающий время между памятью и забвением.
Я не дописал письмо маме – вместо этого привёз её сюда. Она несла старый термос с цикорием, как в мои школьные годы. «Чтобы согреть его», – сказала, выливая жидкость на ветер. Пар смешался с облаками, и на миг показалось, что где-то в вышине кто-то вздохнул. Она плакала, но сказала: «Он бы гордился». Хотя в её глазах я прочитал другое: «Почему ты вернулся, а он – нет?»
Клэр нашла меня через полгода. Пришла в альплагерь под Эльбрусом, где я работал инструктором. В её волосах были те же льдинки, что в ту ночь в базовом лагере, а за плечами – рюкзак с красным крестом, как у тебя. Передала твою записку. Бумага пахла йодом и снегом, будто ты специально вымочил её в наших воспоминаниях. Она теперь работает в госпитале для альпинистов в Шамони. Говорит, каждый день видит нас – в обмороженных пальцах, в сломанных рёбрах, в пустых взглядах тех, кто вернулся без напарников. Говорит, ты спас её дважды: морфином и глупой шуткой про «горных богов». «Он смеялся, когда резал мне верёвку», – сказала она, а потом долго смотрела на твою фотографию в её блокноте. Ты там, кстати, курил.
Максим уехал в деревню. Купил дом с яблоневым садом, где ветви гнутся под тяжестью плодов, как альпинисты под грузом снаряжения. Выращивает яблоки и пишет мемуары. Вчера прислал главу о тебе. Описал тот день на Памире, когда ты тащил наши экскременты в своём рюкзаке. «Он ворчал, но всегда выбирал чужой стыд вместо собственного комфорта», – написал он. Перед рассветом сжёг эти страницы. Ни слова об Эвересте. Хотя в сарае у него висит твой ледоруб – ржавый, с надписью «С.Ч.».
А я… я вернулся к горам. Но теперь поднимаюсь только чтобы спускаться. Как отец учил: «Восхождение – для эго, спуск – для души». На прошлой неделе вёл группу новичков через Кхумбу. Один паренёк, похожий на тебя, спросил: «Страшно ли терять друзей?» Я ответил: «Хуже – находить их в каждом камне». Он не понял. Потому что ты был прав – спуск всегда сложнее. И важнее. Именно там, на обратном пути, мы платим по счетам.
Спасибо. Прости.
Андрей*
P.S. В дневнике Максима, который он оставил в базовом лагере, была последняя запись:
«Они спрашивают, зачем мы идём туда, где смерть дешевле кислорода. Я отвечаю: чтобы узнать, сколько весит жизнь. Оказалось – ровно тридцать метров верёвки».
На полях дрожащей рукой приписано: «Или длина между Сергеиным ножом и моим сердцем».
P.P.S. Клэр родила дочь. Назвала Серёжей. Когда спросили почему, ответила: «Чтобы горные боги путались».