Макс Фрай
Хроники Ехо (сборник)
Я внутренне содрогнулся. Вот уж не было печали!
– Не говори глупости, Лаюки, – отмахнулся Гуриг. – Мы все вчера были хороши, не ты одна.
– Да что тут вообще происходит?! – жалобно спросил Моти. – И что вчера-то было? Я вообще почти ничего не помню, кроме…
Кроме чего – нам так и не удалось выяснить: Илка резво ухватила его под локоток и поволокла куда-то в заросли, объясняться. По дороге Моти все время оборачивался и корчил мне ужасающие, победоносные рожи. Надо понимать, все еще считал меня своим соперником. Король тем временем яростно спорил со своей телохранительницей. Лаюки с жаром доказывала, что абсолютно все беды и несчастья Соединенного Королевства произошли именно по ее вине; Гуриг, напротив, утверждал, будто этот Мир до сих пор не рухнул исключительно благодаря личным усилиям леди Лаюки. Я начал думать, что ведьма, конечно, выполнила свое обещание, но от этого в сущности ничего не изменилось: меня по-прежнему окружала компания безумцев. Стоило ли вообще стараться?
– С вашего позволения я немного посплю, – вежливо сказал я и опустился на траву. Решил: будь что будет, пусть теперь сами разбираются. Взрослые люди, качественно расколдованные. Не пропадут небось.
В последний момент я вспомнил еще кое-что.
– Вы там без меня Илку не обижайте, – строго сказал я. – Я ей обещал…
– Магистры с вами, сэр Макс! Зачем бы нам кого-то обижать? – удивился Король.
Зато леди Лаюки еле слышно скрипнула зубами. Я предпочел думать, что этот звук символизирует согласие.
Когда я открыл глаза, солнце уже миновало зенит; впрочем, до заката было еще далеко. Кто-то заботливо поместил мою голову в тень кустарника, так что чувствовал я себя гораздо лучше, чем положено человеку, несколько часов проспавшему на солнцепеке. «Гораздо лучше», да, но все же далеко не идеально. Башка налилась свинцом, одежда пропиталась потом, да и настроение почему-то было довольно скверное – хотя, казалось бы, с какой стати? Такова, вероятно, участь всякого победителя.
Одна радость: тушка моя покоилась в нескольких метрах от купальни. Избавившись от одежды, я плюхнулся в горячую воду и от души пожалел, что не могу остаться жить в этом источнике навсегда, хотя бы в качестве экзотической рыбки. Впрочем, четверть часа спустя я пересмотрел свою позицию по этому вопросу и сдался. Решил вернуться к сухопутной жизни, если уж все так сложилось.
Одевшись, я решил разыскать своих спутников. Магистры их разберут, во что еще они могли вляпаться, пока я спал. Доверия к жизни у меня, кажется, совсем не осталось. Я почти не надеялся, что у них все в полном порядке. К хижине шел с замирающим сердцем: что там меня ждет?
Однако я стал свидетелем настоящей идиллии. Все четверо сидели за столом и наворачивали шоколад из наших припасов. Магистр Моти ласково обнимал хрупкие плечики ведьмы, Его величество Гуриг Восьмой, бурно жестикулируя, травил какую-то уморительную байку, и даже к леди Лаюки вернулась ее обычная безмятежность.
Мое появление несколько омрачило сцену. Все четверо притихли и глядели на меня, виновато улыбаясь, будто я застукал их за каким-то, как минимум неприличным занятием. Я почувствовал себя отцом большого семейства, раньше времени вернувшимся с работы.
– С нами все в порядке, сэр Макс, – поспешно сказал Король. – Мы просто так веселимся. Никто не пил никакого зелья. Просто хорошее настроение.
– Ну и правильно, – согласился я. – Дайте шоколадку, и у меня оно тоже будет хорошее. Чем больше шоколада мне достанется, тем лучше будет настроение…
Мне протянули сразу четыре плитки. Как убежденный монархист, я взял шоколадку из рук своего Короля и с удовольствием отправил в рот чуть ли не половину.
– А почему у вас такой виноватый вид? – спросил я. – Что-то еще натворили?
Они с явным удивлением переглянулись. Гуриг рассмеялся первым.
– Думаю, я понимаю, в чем дело, – сказал он. – Мы чувствуем себя виноватыми после вчерашнего. Нас, конечно, околдовали против нашей воли, но нам было хорошо – по крайней мере, нам с Моти. Очень хорошо, понимаете, сэр Макс? А вам рядом с нами было плохо: вы видели, что дело неладно, искали выход, спасали нас как-то – и благополучно спасли, за что вам огромное спасибо! Ничего удивительного, что мы чувствуем себя виноватыми. Так, как если бы мы по собственной воле напились джубатыкской пьяни и всю ночь приставали к вам с глупостями, понимаете?
– Пожалуй, – улыбнулся я. – Ладно, все хорошо, что хорошо кончается. Дальше-то пойдем? До вечера еще немало можно протопать…
Они заговорили почти одновременно. Магистр Моти горячо убеждал всех присутствующих, что спешить особо некуда, к тому же, после давешнего потрясения всем нам нужно хорошо отдохнуть, поэтому отправляться в путь надо завтра. Главный (и единственный весомый) аргумент он, конечно, вслух не озвучивал, но его рука на ведьмином плечике и без того выглядела вполне красноречиво.
Лаюки, напротив, была настроена решительно. Напоминала, что они задержались в этом доме только для того, чтобы дать поспать сэру Максу – то есть мне. И теперь, когда я проснулся, откладывать уход не годится.
Король был согласен с обоими одновременно – по крайней мере, он очень старался найти разумный компромисс, который устроил бы всех присутствующих. Но поскольку отправиться в путь, одновременно оставаясь на месте, совершенно невозможно, у него ничего не получалось.
– Ладно, сейчас я вас помирю, – пообещал я. Достал из кармана монету, после секундного колебания объявил: – Значит так: «орел» – идем прямо сейчас, «решка» – ночуем.
Подбросил монетку, поймал, разжал кулак, продемонстрировал почтеннейшей публике тонкий профиль Его Величества Гурига Восьмого.
– «Орел». Значит, собираемся и уходим, – объявил я. А про себя подумал, что оно и неплохо. Лично мне будет куда спокойнее спать в лесу, за дюжину километров от этого, не в меру гостеприимного дома.
– Отличный способ принимать решения! – обрадовался Король. Он выглядел довольным: то ли тоже хотел поскорее покинуть хижину ведьмы, то ли был согласен вообще на все, лишь бы прекратить затянувшийся спор.
Магистр Моти приуныл, но спорить не стал. Ясно ведь, что бесполезно.
– А кстати, что такое «орел» и что такое «решка»? – спросил он, когда мы, навьючив на себя рюкзаки, углубились в лес.
– «Орел» – та сторона монетки, на которой изображен герб, или вот, как на короне, профиль Его Величества, – охотно объяснил я. – А «решка», соответственно, другая сторона, где… Я сказал что-то смешное?
– Простите, сэр Макс, вы, наверное, не обратили внимания, но… На монете достоинством в одну корону мой профиль изображен с обеих сторон!.. Ну и гадание, надо же! Вот это номер!
Гуриг так смеялся, что с трудом выговаривал слова, Лаюки хохотала, держась за бока, зато Магистр Моти одарил меня укоризненной кривой ухмылкой.
– Нечего сказать, отличный метод принимать решения, – проворчал он. – Ладно, сговорились угробить мою личную жизнь, так и скажите. Зачем дурака из меня делать?
– Но я правда никогда не обращал внимания на монетки, – виновато сказал я. – Понятия не имел, что там профиль с обеих сторон. Честное слово, дружище. Я деньги трачу, а не разглядываю… Ну хочешь, давай вернемся. Я же не нарочно!
– Нет, – вздохнул Моти, – возвращаться назад уж точно нельзя. Задержаться на денек – еще куда ни шло, но возвращаться – ни в коем случае! В настоящем магическом путешествии, вроде нашего, важно не делать ни шагу назад… Ладно, если ты действительно не знал про монетку, выходит, действительно судьба. Ты же вполне мог ляпнуть, что этот твой «орел» значит «остаемся».
– Кажется, я так и хотел сначала. А потом почему-то сказал наоборот. Бывает.
– Да уж, бывает, – согласился Моти. – Ладно уж, ничего страшного. Покончим с этим делом, возьму в Ордене пару дней Свободы от Забот, наведаюсь к ней в гости.
– Все так серьезно? – бестактно спросил я. Просто не смог удержаться.
– Не знаю, – безмятежно ответствовал он. – Не успел разобраться – ты же и не дал. Но… Все может быть. Должен же я однажды влипнуть по-настоящему. Все же живой человек…
Король и леди Лаюки, тем временем, кое-как успокоились, и мы отправились дальше. Настроение у всех было прекрасное, сил – хоть отбавляй, поэтому мы шли и шли, даже после заката, благо дорогу нам освещала круглая зеленоватая луна. Только когда она скрылась за густой, темной тучей, стали разбивать лагерь. Натянули благоразумно припасенный мною полиэтилен, разожгли походный примус, а потом пили горячий травяной чай и с удовольствием слушали, как первые крупные капли дождя стучат по нашему непромокаемому тенту.
Леди Лаюки села рядом со мной. Я чувствовал, что у нее на языке вертится какой-то невысказанный вопрос, но она не решается произнести его вслух. Не то боится меня обидеть, не то опасается влезть в какую-то страшную чужую тайну.
– Хочешь о чем-то меня спросить? – Я не выдержал первым. – Валяй, не стесняйся. После того, как мы вместе пережили гибель человечества – какие могут быть секреты?
– Ты только не обижайся, – попросила она. – Не станешь обижаться?
– Обижаться? – удивился я. – Не думаю. Тебе придется здорово постараться, чтобы я обиделся.
– Ну смотри… Я вот что хотела узнать, сэр Макс: как ты справляешься с желанием убивать людей голыми руками? Я же вижу, ты очень хорошо справляешься.
– Что-о-о?!
Я ожидал чего угодно, только не этого.
– Ну ты ведь сам говорил этой девице, нашей хозяйке, что свернешь ей шею, – напомнила Лаюки. – Сказал еще, что любишь делать это голыми руками, чтобы чувствовать, как ломаются кости – как-то так… Помнишь? Я все-таки Королевский телохранитель, меня учили отличать правду от лжи, это азы нашей профессии. И когда ты сказал, что любишь убивать, было видно, что ты не обманываешь. Я чувствую такие вещи. Ты не смущайся, сэр Макс, ничего плохого в этом нет, скорее наоборот: человек, которому удалось обуздать столь сильный инстинкт убийцы, заслуживает уважения…
– Ну, – растерянно сказал я, – думай что хочешь, но тогда я действительно блефовал. В смысле, врал без зазрения совести, рассчитывая, что мне поверят. Очень старался быть убедительным. Судя по всему, мне это удалось – вот даже тебя провел. Больше всего на свете я боялся, что Илка откажется готовить противоядие: что бы я тогда стал делать? Я индюшку-то голыми руками убить не сумел бы, не то что человека. Даже не знаю, как за это дело браться и с чего начинать. Разве что ядом могу плюнуть, но это, кажется, считается колдовством, а значит, пока нельзя… И, кстати, плеваться ядом я тоже не слишком люблю, если тебе интересно. Пару раз приходилось – никакого удовольствия. Напротив, сплошное огорчение, даже если совсем отъявленного мерзавца угробил.
– Странное дело, – удивилась Лаюки. – Я чувствую, что сейчас ты говоришь правду. Но и вчера ночью ты тоже говорил правду, я в этом совершенно уверена. Я, собственно, разговор завела только потому, что хотела помочь. Мания убийства – серьезная проблема, но у меня в семье всегда знали, как с этим справляться…
– Спасибо, – вежливо сказал я. – У меня есть пара-тройка проблем, но мания убийства – не первоочередная, мягко говоря. Вот если бы у тебя в семье хранился древний секрет, позволяющий спать всего два часа в сутки и прекрасно себя чувствовать, это бы мне действительно пригодилось. Но тут даже сэр Джуффин кроме Бальзама Кахара ничего присоветовать не может, так что я и не надеюсь.
Дабы подкрепить слова делом, я пожелал ей доброй ночи и полез в спальный мешок. Лаюки проводила меня недоверчивым взглядом. Небось все еще пыталась понять, когда я сказал правду: вчера или только что? Я мог ей только посочувствовать: моя матушка билась над аналогичной задачей лет двадцать, пока я не исчез из поля ее зрения окончательно.
А ответ, в сущности, прост: я всегда говорю правду и только правду; другое дело, что правд у меня очень много – на все случаи жизни. Я сам свято верю в любую чушь, слетающую с моих губ – верить-то верю, но не дольше пяти минут. Потом использованную по назначению правду следует забыть навсегда – за ненадобностью. Не сделать бывшую правду текущим враньем, а именно забыть. Это важное уточнение.
Потом было утро, новая порция травяного чая, дележка предпоследней шоколадки и последнего дворцового пирога, черствого, как подошва, но все еще вкусного. Припасы наши как-то неожиданно подошли к концу. В то утро Лаюки с ужасом обнаружила, что забыла уложить в рюкзаки три из четырех заранее приготовленных свертков с едой, а Моти практически в слезах покаялся, что оставил в хижине своей зазнобы почти весь шоколад. Любовь делает людей великодушными и нерасчетливыми, известное дело.
Надо отдать должное Королю: он даже не нахмурился. Объявил, что мы вполне можем промышлять охотой и рыболовством, дескать, не впервой.
– Тем более, – добавил он, – припасы всегда заканчиваются раньше, чем путь, проверено опытом многочисленных экспедиций. Очевидно, это один из малоизученных законов природы: даже если везти за собой целый обоз с продовольствием, однажды ночью этот самый обоз увязнет в болоте – и прощай сытая жизнь! Так что лучше уж просто забыть припасы дома – меньше хлопот.
Виновники надвигающегося голода поняли, что проклинать их никто не собирается, и заметно приободрились, а я тут же принялся оглядываться по сторонам в поисках съедобной растительности. Охотником я никогда в жизни не был, зато инстинкт собирателя во мне неистребим. Даже в Ехо я регулярно умудрялся возвращаться домой с полными карманами мелких уличных груш, случайно обнаруженному в двух кварталах от дома кустарнику с ягодами радовался куда больше, чем регулярной выдаче жалованья, а когда поселился в Новом Городе, где жилые дома, как правило, окружены небольшими садами, повадился совершать тайные набеги на соседские посадки. Столичные жители все равно не интересовались жалким своим урожаем, а для меня нет ничего вкуснее, чем кислый фрукт неизвестной породы, выросший за чужим забором.
Словом, необходимость добывать еду в лесу казалась мне скорее дополнительным развлечением, чем серьезной проблемой. Оставалось надеяться, что в лесах Муримаха произрастают не только вурдалачьи ягоды, но и совершенно безвредные плоды.
Полдня я досаждал своим спутникам, вынуждая их читать мне лекции о вкусовых качествах и полезных свойствах разнообразной лесной растительности. Однако из этого вышел толк: я понемногу разобрался в местной ботанике, и когда на закате леди Лаюки удалось подстрелить из рогатки Бабум зверька, похожего на зайца, но с огромными, круглыми, как у Микки-Мауса, ушами, я вручил ей охапку ароматных трав, с которыми, пожалуй, даже мои стратегические пакетные супчики вышли бы вполне съедобными. Впрочем, их я пока оставил в рюкзаке, на совсем уж черный день.
На следующий день никакого зверья нам не попалось, но мы не унывали. Разобрали рюкзаки и нашли там немало интересного: несколько конфет, сверток с сырными коржиками, полдюжины сухарей и одинокую сырокопченую колбаску, твердую, как камень, но, как выяснилось, чертовски вкусную.
Поскольку боги охоты за что-то на нас прогневались, потом пришел черед пакетных супчиков. Вопреки моим опасениям, отравителем меня не сочли. Напротив, мои избалованные, казалось бы, дворцовой кухней спутники наворачивали разбавленные кипятком и сдобренные лесными травами концентраты так, что за ушами трещало, и провозглашали меня своим спасителем – причем с куда большим энтузиазмом, чем в тот день, когда я действительно спас нашу экспедицию от серьезных неприятностей. Но чудесная кормежка, в ходе которой можно без всякого колдовства худо-бедно насытить четырех взрослых людей одним маленьким пакетиком, впечатлила их куда больше.
За полдюжины дней мы трое изрядно осунулись и обзавелись короткими колючими бородками. Только облика леди Лаюки не коснулись романтические перемены. Я окончательно сдружился со своими спутниками; трудно было представить, что еще дюжину дней назад мы с Моти и Лаюки вовсе не были знакомы. Король, впрочем, упорно продолжал обращаться ко мне на «вы», но это вежливое обращение было единственным напоминанием о разделявшей нас иерархической пропасти. В настоящее время его неутомимость, неизменно приподнятое настроение и чудесная способность лазать по деревьям за орехами казались мне куда более важными свидетельствами исключительности Его Величества Гурига Восьмого, чем Королевская Шляпа, красовавшаяся сейчас, как я понимаю, на голове его двойника.
Скудные трапезы не то чтобы всерьез омрачали нашу жизнь, но, чего греха таить, все мы изрядно ошалели от такой суровой диеты. Нечего и говорить, что, когда лес поредел, а вдалеке показалась зеленая островерхая крыша усадьбы, мы не просто прибавили шагу, а перешли на галоп. Нам мерещились сочные окорока, хрустящие пироги и призывное бульканье наваристого супа. Даже леди Лаюки утратила обычную невозмутимость, а уж о нас-то и говорить нечего.
Однако судьба не спешила нам улыбаться: усадьба была окружена высоченным забором цвета болотной ряски, а ворота заперты изнутри на засов. Дом выглядел обитаемым, даже обжитым, из трубы валил дым, где-то в глубине двора звенели и скрежетали неведомые хозяйственные инструменты, но отпирать нам никто не торопился. Сперва мы стучали вполне деликатно, потом стали колотить ворота кулаками и ногами – безрезультатно.
– Что будем делать? – растерянно спросил Гуриг. – Смешно сказать, но в такую ситуацию я еще никогда в жизни не попадал. Людям моей профессии обычно открывают заранее, даже стучать не приходится…
– Ну, положим, мне не открывали довольно часто, – бодро начал я и умолк, обнаружив, что сказать мне особо нечего.
– Ну и?.. – оживился Король.
– Обычно оказывалось, что хозяев просто нет дома, – смущенно закончил я. – Но тут, кажется, другой случай.
– Да ну, конечно, там кто-то есть, слышно же, – перебил меня Магистр Моти. – Глухой, что ли? Да нет, вряд ли. С чего бы? На Муримахе полно колдунов и целителей, они глухоту не хуже наших столичных знахарей лечат… Думаю, хозяин дома просто не хочет открывать ворота чужим. Его можно понять: места тут глухие, безлюдные – мало ли кого принесет…
– Ну и что люди обычно делают в такой ситуации? – продолжал допытываться Гуриг. – Стучат дальше? Ломают забор? Уходят восвояси?
– Последнее, – мрачно сказал Моти.
– Не годится. Я твердо намерен купить тут припасы. Практика показала, что мы не самые удачливые охотники в Соединенном Королевстве, а суп мне уже изрядно надоел. Зато я догадался взять с собой кошелек, так что ни клянчить, ни воровать, ни заниматься конфискацией не придется.
– Это при условии, что нам откроют. – Моти, похоже, совсем упал духом.
– Вообще-то эти ворота только кажутся крепкими, – подала голос Лаюки. – Я с ними справлюсь. Пожалуй, одним ударом не обойдется, но после третьего, по моим расчетам, от них не слишком много останется.
– А тебе не кажется, что это будет выглядеть немного странно? – ехидно спросил Моти. – Выходят из леса четыре подозрительных типа, разносят в щепки забор мирных граждан и говорят: «Хороший день, мы тут шли мимо, решили у вас продуктов купить, постучали в ворота, а они почему-то рассыпались…» Если ты порушишь забор, нас примут за разбойников, неужели не ясно?
– Ну, тогда нам отдадут продукты бесплатно, – рассудила она. – Тоже неплохо.
– Или попытаются пристрелить из Бабума, – резонно заметил ее оппонент.
– С этим я как-нибудь справлюсь, – пообещала Лаюки. – И с тобой заодно, если ты действительно собираешься мне помешать.
– А если для начала покричать? – неуверенно предложил я. – Позвать хозяев, объяснить, что мы не разбойники, а вполне себе приличные оголодавшие странники с полным кошельком денег?
– Точно! – хором сказали все трое. Они смотрели на меня, как на гения – можно подумать, я был первым человеком в мире, предложившим использовать слова для коммуникации между людьми.
Но сколь удачной ни казалась эта моя идея, результатов она не дала. Мы орали до хрипоты у ворот, потом совершили торжественный обход забора, продолжая истошно вопить слова приветствия. С таким же успехом мы могли бы спрятаться в ближайшем перелеске и затаить дыхание в надежде, что нас немедленно обнаружат.
Полчаса спустя леди Лаюки, которая снова вернулась к идее разрушения, не возражал даже Магистр Моти. Король, кажется, был в восторге от такого поворота событий, что же до меня, не скрою, мне было любопытно поглядеть – и как наша охранница разнесет ворота в щепки, и что за этим воспоследует. Больше всего меня согревала уверенность, что после такого начала визита нас вряд ли попытаются напоить приворотными зельями, чтобы погостили подольше.
Что касается ворот, леди Лаюки справилась с ними шутя. Выглядело это куда менее эффектно, чем я ожидал. Сперва она довольно долго разглядывала препятствие, потом легонько постучала ребром ладони в нескольких местах, постояла, подумала, с размаху ткнула пяткой в левый нижний угол конструкции, и ворота не просто распахнулись, а превратились в груду щепок и древесной пыли.
– Хочешь сказать, ты не колдовала? – недоверчиво спросил я.
– Конечно нет, – безмятежно ответствовала Лаюки. – Ты, надеюсь, помнишь, что колдовать пока нельзя? Это не магия, а древняя наука о разрушении препятствий. Другое дело, что, когда Халла Махун Мохнатый построил город в Сердце Мира и все научились ворожить, эти приемы были забыты… Ну что, пошли искать хозяев? Только, пожалуйста, не забывайте, что в незнакомые помещения я должна входить первой, а выходить последней. Это не вопрос этикета, а моя профессиональная обязанность, поэтому не мешайте мне вас охранять. Незнакомых дворов это правило, как вы понимаете, тоже касается. А теперь – добро пожаловать.
Мы вошли во двор усадьбы. Лаюки, как и грозилась, шествовала впереди; Магистр Моти держался за спиной Гурига, прикрывая королевский тыл от возможных неприятностей. Я плелся в хвосте процессии, радуясь, что начинать разговор с хозяевами испорченного имущества, в случае чего, предстоит не мне. Все же дипломатическое искусство – не самое сильное мое место.
Хозяина дома мы обнаружили на заднем дворе. Могучего сложения человечище, с копной кудрявых каштановых волос, небрежно связанных в хвост куском корабельного каната и такой же кудрявой бородищей до пояса. Он сидел спиной к нам на низкой шестиногой скамеечке и чинил какой-то садовый инструмент. Мы старались громко топать, деликатно покашливать и вообще производить как можно больше шума, чтобы незнакомец не подумал, будто мы к нему подкрадываемся, и, упаси боже, не счел, что лучшая защита – нападение.
– Хороший день, – звонко сказала Лаюки. – Вижу вас как наяву!
Он не отреагировал ни на ее слова, ни на наше внезапное появление. Даже не обернулся. Игнорировал наше присутствие, как прежде игнорировал стук в ворота и призывные вопли.
– Я – Лаюки Кепта, мы… – она говорила все менее уверенно и в конце концов умолкла. Трудно поддерживать беседу с человеком, который не просто не отвечает, а вовсе не замечает тебя.
– Вы не хотите с нами разговаривать? – почти сердито спросила она. – Но почему? Мы только…
На этом месте хозяин усадьбы шумно испустил ветры, не дав ей закончить фразу.
– О, диалог налаживается, – почти беззвучно пробормотал я, но Лаюки все же услышала мой комментарий и одарила меня испепеляющим взглядом. Кажется, в этот миг она была почти уверена, что я состою в сговоре с этим необщительным и дурно воспитанным великаном.
– Простите, что вторглись в ваши владения без приглашения, – низким бархатным голосом сказал Магистр Моти. – У нас не было другого выхода. И, разумеется, мы готовы с лихвой компенсировать ущерб, который причинили.
В голосе его появилась особая глубина, интонации приобрели необычайную выразительность. Могу поклясться, что более обаятельного оратора я не слышал никогда в жизни. Таким голосом представитель державы, проигравшей войну, вполне мог бы заключить мир не просто на приемлемых, а на чрезвычайно выгодных для себя условиях. Таким голосом можно располагать к себе врагов, гипнотизировать тюремщиков и обращать в вечное добровольное рабство женщин. Если бы я умел исторгать из себя подобные звуки, я бы, пожалуй, стал президентом земного шара сразу по достижении совершеннолетия – впрочем, в этом случае я бы вряд ли попал в Ехо, а значит, все к лучшему.
Словом, если бы Магистр Моти заговорил со мной таким голосом и попросил бы меня отправиться на край света, вырыть там глубокую яму, влезть в нее и самостоятельно завалить лаз каменной глыбой, я, весьма вероятно, начал бы понемногу собираться в путь. Но хозяину дома все эти его бархатные модуляции были до фени. Он по-прежнему ковырял свой инструмент, не обращая на нас ни малейшего внимания.
– Какой странный человек, – вздохнул Король. – Впервые такое вижу. А вы?
– Я вообще ничего не понимаю, – удрученно сказала Лаюки. – Еще немного, и я начну думать, что нас тут попросту нет. Хоть бы обругал или гнать начал, что ли…
– Абсурд какой-то, – я пожал плечами. – Как во сне. В самом дурацком сне, какой только спьяну может присниться.
Пока мы обменивались растерянными улыбками, хозяин усадьбы критически оглядел свою загадочную палку-копалку, удовлетворенно крякнул, аккуратно сложил инструменты в специальный ящик, стоявший у его ног, поднялся со скамейки и направился к дому. Я едва успел отскочить в сторону: этот огромный дядька шел прямо на меня, и я ни на секунду не сомневаюсь, что он попросту смел бы меня с дороги, отшвырнул в сторону, как сухой прут, да еще и босой ножищей на лицо наступил бы, пожалуй.
– Да он же одноглазый, – взволнованно прошептал Моти. – Дырку над ним в небе! Ну, теперь все ясно! Вы поняли, в чем дело? Это же Отшельник! Настоящий Отшельник из древних легенд! Вы видели?
– Я не видел, я от него уворачивался, – проворчал я. – А что тут такого, собственно? Ну, одноглазый мужик попался – подумаешь… – И запоздало спохватился, вспомнив любимые мифы своего детства: – Хоть не в центре лба глаз-то?
– Да нет, почему в центре? – удивился Моти. – На обычном месте, где положено, только один, левый. Второй глаз Отшельники сами себе выкалывают, чтобы «не видеть лишнего». Ну, по крайней мере, так о них пишут.
– Это какой-то древний Орден? – заинтересовался Гуриг. – Что-то я не припоминаю… Так значит Отшельник? Теперь я начинаю понимать… Наверное, ему не положено разговаривать с людьми? И поэтому он нам не отвечает?
– Это не Орден, скорее уж наоборот. Я читал, что Отшельники стали появляться в древности, как бы в противовес магическим Орденам. В знак протеста, или чтобы доказать, что настоящую силу можно обрести, не объединяясь, а, напротив, уединяясь. Точно неизвестно, что ими двигало, и вообще об Отшельниках очень мало информации: они же никогда ничего о себе не писали и даже не рассказывали. Есть только заметки сторонних наблюдателей, рассказы случайных очевидцев и всякие догадки, гипотезы – не так уж много, честно говоря. Отшельники мало кому интересны. Когда-то, еще в бытность Орденским послушником, я вдруг увлекся этой темой и прочитал все, что можно было найти в библиотеке Иафаха. Так вот, они не просто не разговаривают с другими людьми, им вообще не положено замечать никого и ничего, кроме вещей, необходимых для выживания. Свой дом, сад, огород замечать можно, даже нужно, поскольку – для дела. Зверей и птиц тоже, но только на охоте, когда они – будущая еда. Или, скажем, если вредят посевам. Несъедобных и безвредных в упор не видят, по крайней мере, обязаны не видеть… У них вообще много странных обычаев, но самое главное, что нам надо иметь в виду: Отшельник игнорирует окружающих, пока может. Когда больше не может игнорировать, он обязан устранить источник раздражения, отвлекающий его от размышлений и концентрации. То есть я не удивлюсь, если этот дядя в какой-то момент перестанет нас игнорировать и тут же пойдет в сарай за топором. Лучше его не донимать – ну или сразу убить, чтобы без неожиданностей обошлось. Но убийство последователей древней секты, как я понимаю, не входит в наши планы?
– Ни в коем случае, – строго сказал Гуриг. – Да, повезло нам! Правильные книжки ты в детстве читал, друг мой. Ума не приложу, чем бы кончился наш визит, если бы ты не объяснил…
– Я думал, их уже давным-давно не осталось, – пожал плечами Моти. – Наткнуться на Отшельника здесь, на Муримахе, где я уже чуть ли не каждую пядь земли знаю, как свою ладонь – это же настоящее чудо!.. Откуда он взялся?! И как, интересно, они продолжают традицию? Как вербуют учеников, последователей? У них же главная задача – полная изоляция…
– Ну, может быть, он так с древних времен тут и живет, – пожала плечами Лаюки. – Мы же не знаем, ради чего Отшельники отшельничают. Может, как раз ради долгой жизни?
– Все может быть, – равнодушно согласился Гуриг. – Меня другое занимает: что мы будем делать? Я, честно говоря, все же не хотел бы уходить отсюда без припасов. Может быть, залезем к нему в погреб, наберем всего понемножку, а взамен оставим деньги?
– Ну и что он будет делать с деньгами? – Магистр Моти укоризненно покачал головой. – Он же на рынок не ходит… Можно, конечно, просто что-нибудь утащить, но как-то это нехорошо, по-моему.
– Да, некрасиво, – согласился Король.
– А если оставить не деньги, а что-нибудь полезное? – предложила Лаюки. – У нас есть кое-какая запасная одежда; по крайней мере, мои лоохи будут ему более-менее впору. Имеется лишний спальный мешок – я взяла на всякий случай. Что еще… А, ну да, эти смешные штуковинки для добывания огня, которые сэр Макс из Щели между Мирами достал – их же у нас в избытке! А вещь для лесного жителя полезная.
Мы уселись под высоким плодовым деревом, развязали рюкзаки и принялись перебирать наши запасы. Лаюки с рогаткой Бабум наперевес стояла на страже: кто его знает, этого Отшельника, может быть, он готов безропотно терпеть наше присутствие еще полгода, а возможно, дал себе слово убить нас, если мы через четверть часа не уберемся восвояси. Тут лучше быть наготове.
Отобрав кучу полезных в хозяйстве вещей, с которыми вполне можно было расстаться на этом этапе паломничества, мы направились к хозяйственным постройкам. Лаюки держалась уверенно: сказала, что с такими огромными дядьками обычно бывает не слишком сложно справиться, а оружие у него если и есть, то скорее всего самодельное. То есть за свою шкуру можно особо не волноваться.
Погреб, где хранились припасы Отшельника, мы нашли сразу – по запаху. Обмануться было невозможно: голодный человек чует пищу не хуже, чем какая-нибудь лесная зверушка. Впрочем, в погребе мы вели себя вполне цивилизованно: взяли пару копченых окороков, благо их тут было больше дюжины, несколько связок сухих овощей и одну из десятка головок домашнего сыра, зато к соленьям, которых оставалось всего полбочонка, не притронулись и варенье пощадили. Умиленные собственной порядочностью, вышли во двор. Одноглазый как раз приступил к починке ворот. На нас он по-прежнему не обращал никакого внимания. Мы сложили заранее отобранное барахло у крыльца и потопали к выходу.
