Мара Гааг
Апельсиновый джем со вкусом рыбы
Алина на предположение ничего не ответила, села на кровать рядом и осмотрела камеру. Игнат тоже потянулся посмотреть. Алина охотно продемонстрировала: небольшая царапина пересекала дисплей, но корпус и объектив были целыми. Кнопка включения нажалась, экран загорелся.
– Работает! – удивилась девушка, пролистывая свои утренние снимки. – Офигеть, все в порядке!
– Вот что значит японская техника, смотри-ка! Хотя новый я тебе все равно куплю, раз обещал, – попытался пошутить Игнат, но Алина проигнорировала. Прижав камеру к груди, она вернулась к двери, снова выглянула наружу и осмотрела берег. Игнат не сводил с нее глаз, и заметил, что зрачки жены расширились, как от удивления или страха. Потом она захлопнула дверь и закрыла на задвижку. Вернулась к ноутбуку. Игнат не стал спрашивать, что она увидела. Или кого. Хотя по спине пробежал неприятный холодок. «Пусть лучше она боится», – одернул Игнат сам себя. – «Станет ласковее».
Он снова лег, наблюдая, как Алина скидывает снимки и открывает в редакторе. Зрелище успокаивало. Игнат даже начал верить, что с загадочным возвращением фотоаппарата у романтической недели снова появился шанс, и сам не заметил, как задремал.
***
Проснулся он в полной темноте. Голова кружилась, как от похмелья, веки казались тяжелыми. Знобило. Игнат открыл глаза с усилием, которое ноющей болью отдалось в висках и затылке. «Кажется, купание даром не прошло. Простыл, черт подери». Он пошарил рукой по пустой и холодной соседней подушке, медленно сел. Позвал:
– Алина!
Тишина. Игнат встал, наощупь добрался до тумблера на стене. Зажмурился от ярко вспыхнувшей лампы под потолком и какое-то время не решался открыть глаза – казалось, что от света мигрень снова вонзится в виски и затылок.
Неожиданно громко заворчал генератор, запуская маяк. Двигатель зашумел по нарастающей. К моменту, когда Игнат заглянул в башню, звук выровнялся в монотонный гул.
– Алина, ты здесь?
Он поднялся на несколько ступенек, прислушиваясь, потом опять спустился в жилую часть, встревоженный догадкой.
Обувь жены у двери не стояла, и фотоаппарата не было ни на стеллаже, ни на столе.
Тревога превратилась в панику. Обдала холодом изнутри и выступила каплями пота на спине.
Второпях натянув кроссовки, Игнат выскочил за дверь. Соленый ветер ударил наотмашь по лицу, как будто пытался прогнать обратно. Игнат отошел от крыльца, огляделся. Море волновалось мелкой рябью, отражало льющееся с маяка сияние темными чешуйками. Как будто трепыхался бок огромной неповоротливой рыбы.
Игнат прошел еще немного вперед. Остановился, покрывшись мурашками от ощущения, что кто-то смотрит в спину.
– Эй! – он неуклюже развернулся, балансируя на разъезжающихся под ногами камнях. – Кто здесь? А ну стой!
От маяка отделилась неестественно высокая, острая и худая тень. Замерла неподвижно, а потом утекла в темноту, как будто ее сдуло порывом ветра. Игнат подавил желание убежать. Прищурился, пытаясь рассмотреть что-то против света тусклого фонаря над крыльцом.
– Кто здесь? – повторил Игнат сердито, хотя под ребрами сжался в тугой узел противный страх. – Алина, это ты? Зачем ты ходишь одна в темноте? С ума сошла?
Ощущение чужого присутствия пропало. Игнат вернулся к крыльцу, снова огляделся, потом обошел маяк кругом.
Алина была там. Сгорбившись, сидела на самом краю насыпи. Фотоаппарат валялся рядом, а руки девушка вытянула к воде, ловя открытыми ладонями соленые брызги. Отраженный морем свет блеклыми пятнами скользил по ее лицу. Игнат приблизился и вздрогнул от неожиданности. На мгновение почудилось, что перед ним статуя: неподвижный силуэт, сизая кожа утопленника, смотрящие в никуда зрачки. Он дотронулся до нее, и девушка ожила, тревожно вскинула голову.
– Что ты здесь делаешь? Почему не отзываешься? Я уже минут десять кричу.
– Ветер сильный. Не слышала. – Алина подобралась и встала. Небрежно потянула фотокамеру за ремень. Пластиковый корпус заскрежетал по камням, но она не обратила на это внимания.
– Слушай, я согласен. Вся эта идея с маяком оказалась хреновая. Прости. Давай позвоним Теме и уедем. Где твой телефон?
– Я передумала. Теперь мне здесь нравится.
Они стояли друг напротив друга. Алина не двигалась, словно ждала, что Игнат уйдет и оставит ее одну в разрезаемой лучом маяка темноте. Во всем этом было что-то противоестественное. Пугающее.
– Пойдем внутрь, – Игнат нервно сглотнул, чувствуя, как в голову запускает колючие щупальца головная боль. – Здесь холодно. Я, кажется, заболеваю. Пожалуйста. Мне нужна твоя забота.
Алина молча обошла его и зашагала ко входу. Игнат последовал за ней. У самой двери снова почудилось, что кто-то смотрит в спину, но оглядываться он не стал. Просто запер дверь.
***
Китайский будильник с треснутым стеклом отсчитал половину третьего ночи. На маяке не спали. Игната бил озноб, от которого не спасало даже толстое одеяло. Алина поставила чайник на плитку, и пока вода закипала, нашла на полке лимон.
– Иди сюда, – позвал Игнат. – Если обнимемся, я быстрее согреюсь.
Жена не ответила. Налила чай, тщательно размешала сахар, и, выжав дольку лимона, молча протянула ему кружку. Игнат отхлебнул, скривился после первого глотка:
– Боже, почему чай воняет рыбой?
– Тебе кажется, – Алина присела на край кровати и заставила его снова поднести чашку к лицу. – Ты простыл, вот вкусовые рецепторы и чудят.
– Ты в чай что-то добавила? – недоверчиво предположил Игнат. – Лекарство?
– Это просто чай. Может, не до конца заварился. Или дешевый какой, вот и невкусный. Но ты все равно пей, ладно? И ложись спать, завтра поговорим.
– Почему не сейчас? – он залпом допил содержимое кружки, едва сдержавшись, чтобы не выплюнуть обратно. От мерзкого привкуса скрутило живот, но Игнат стерпел.
– Потому что тебе нужно поспать, – Алина забрала у него чашку и положила в металлическую мойку поверх скопившихся тарелок. – Ты заболел, не вижу смысла с тобой сейчас скандалить.
Игнат хотел возразить, сказать, что на самом деле не болен, но не смог. Озноб сменился жаром. Язык во рту не слушался, будто распух и обмяк. Стены, пол и потолок пошли волнами, словно маяк оказался под водой, в ушах нарастал звон и стало трудно дышать. Откинувшись на подушку, Игнат в панике замычал. Вскинул руки, ища опору, потому что кровать под ним, казалось, начала раскачиваться. Алина склонилась над мужем и осторожно погладила по щеке, успокаивая:
– У тебя, кажется, высокая температура. Я посмотрю, что есть в аптечке. Потерпи, ладно? А лучше постарайся уснуть. Сон лучшее лекарство, помнишь, как говорят?
Она вернулась к стеллажам, следом заглянула в холодильник. Что-то переставила на полках, а потом села на стул и замерла. «Ты меня отравила!» – хотел сказать Игнат, но получился невнятный набор звуков.
Он напряг все мышцы, чтобы встать. В нарастающем бреду казалось, что действительно поднимается с постели и подходит к жене. Алина смотрела на дверь, как будто ждала кого-то. Задумчиво опускала ложку в банку с апельсиновым джемом, облизывала, снова опускала. Не слышала, как Игнат подходит к ней со спины, тянет руки, спрашивает: «За что ты так со мной? Кто там, за дверью, кто к тебе идет? Кого ты ждешь?» Каждый раз, когда пальцы касались ее шеи, пол и потолок менялись местами, и Игнат снова оказывался в кровати, на мокрой от пота подушке.
Потом привиделось, что он снаружи, идет вдоль берега. Гудел мотор маяка, полоса света резала ночное небо и чернила морских волн. Ветер трубил из пещеры, выдувая оттуда тошнотворный рыбный дух. Игнат поборол тошноту, спустился в воду и заглянул внутрь.
