– В ближайшие дни погода ухудшится, новый циклон с юго-запада принесет снежные массы, порывистый ветер превратит улицы городов и сел в речные потоки…
После дамы на экране появился молодой человек, немного небритый, стал успокаивать зрителей.
– Власти держат все под контролем, коммунальные службы следят за ситуацией, жизнеобеспечение будет осуществляться в полном объеме…
Глядя на молодого человека, Саша понял, что «жизнеобеспечение», о котором тот говорит, ни в коей мере к людям не относится. Чудес на свете нет, конечно, о них можно только мечтать. Вряд ли власть сможет остановить сырую хмарь, или укроет от падающей с неба воды и мокрого снега, защитит от пронизывающего ветра. Нужно беречь себя самому: чуть оплошал, и уже пошли сопли, покраснели глаза, заложило грудь так, что не продохнуть. И не старайтесь привести себя в порядок, ничего не получится. Путь один – в больницу. А там жизнеобеспечение по-другому понимается.
Саша прикрыл глаза. Чего только не придет в голову. Стоит только спрятаться солнцу, и радость улетучивается вмиг, лезут в голову безрадостные мысли.
На другой день он появился в бывшей своей конторе. Отсюда он ушел в армию, вернее, сбежал. Ничего здесь не изменилось за три года. Если не считать, что кто-то ушел на пенсию, кого-то повысили по службе. Главный инженер сменился. Он отправил Сашу в армию, а не в тюрьму, и ему не простили самоуправства. Начальник был прежний, порядки остались старые.
На прием он попал в конце рабочего дня, хотя сидел у двери с самого утра. По тому, как часто в кабинет бегал начальник отдела кадров, Саша понял – идет обсуждение его личности. Учитывая отсутствие прежнего главного инженера, он догадывался, что обсуждение явно не в его пользу.
– Ну, здравствуй, герой! – глядя почему-то в окно, – бодро проговорил начальник.
– Здравствуйте…
– Рассказывай о своих подвигах, – он быстро окинул Сашу взглядом, в котором сквозила неприязнь.
– Чего рассказывать. Служба как служба.
– Ну, не на каждой службе ордена получают.
– В Афганистане случается…
– Конечно, конечно. Мы гордимся тобой.
– Да ладно, чего там.
Тут начальник заметил, что Саша стоит.
– Чего стоишь-то, садись. Какие могут быть церемонии.
Саша присел за длинный письменный стол. Его отделяло от начальника метров пять, сидеть было неудобно, чтобы видеть говорившего, нужно было повернуться спиной к столу. При этом проситель был как на ладони, а начальник закрыт по пояс, иногда поворачиваясь в кресле в разные стороны.
– Зачем к нам-то пожаловал, Александр?
– Как зачем? Работать.
– Да-а-а… А на какую должность рассчитываешь?
– Это вам решать, Андрей Федорович.
– Пока мне нечем тебя порадовать. Даже маленькой должности у меня нет.
– Но ведь существует закон, за мной остается право на прежнюю должность.
– Право остается, а работы нет. Знаешь, как говорят: «Право-то римское, а конвой – вологодский…»
– Если должности мастера нет, можно замерщиком по рабочей сетке. Я подожду, пока что-нибудь освободится.
– Александр, насколько мне известно, у тебя инвалидность, поэтому должность мастера тебе противопоказана.
– С чего вы это взяли, где такое написано?
– Так юристы говорят.
– Когда они успели вам это сказать? Я документы никому не показывал, кроме начальника отдела кадров.
– Успели, Саша, дело-то серьезное…
Глядя на слащавую, неискреннюю улыбку начальника, Саша вдруг осознал, что здесь он никому не нужен. Неважно, что у него несколько военных наград и тяжелые ранения впридачу. Он – чужой, а здесь нужны свои.
– Так что же, Андрей Федорович, вы мне в работе отказываете?
– Ни в коем случае. Как я могу афганцу отказать? Просто работы сейчас нет. Да и кто тебя в армию гнал? – неожиданно брякнул начальник. – Умнее надо было быть. Ну, посидел бы на зоне годок, и то вряд ли, скорее всего, условно бы дали. Вы же с Анатолием Петровичем перехитрить всех решили, и вот результат. И ему у нас места не нашлось.
– У меня, как участника боевых действий, при приеме на работу имеются льготы.
– Льготы пусть предоставляют те, кто их придумал. Я тебя в Афганистан не отправлял.
– Государство отправляло.
– Ну, вот к нему и иди.
– А вы что, уже в другом государстве живете?
– Ты не умничай. Спасибо скажи, что время на тебя трачу.
– Низкий поклон вам за это.
– Давай так: как только у нас что-то появится, сразу же сообщим.
Наутро Саша был у военкома. Прежнего весельчака-подполковника перевели на повышение, новый, выслушивая Сашину просьбу о трудоустройстве, хмурился, зачем-то перебирал бумаги на столе, долго молчал, потом признался:
– Я не знаю, что делать. Ты не первый, кого не берут на старую работу, как будто в Афганистане людей черной краской вымазали. Твой начальник – сволочь известная. Но у него высокие покровители, сам понимаешь…
– Помогите хоть с общежитием, две ночи на вокзале сплю.
– С общежитием помогу. А насчет работы – дай мне хоть недельку. Что-нибудь придумаем, мир не без добрых людей.
Военком нашел для Саши работу. Организация была небольшой, занималась системами центрального отопления в жилых и общественных зданиях, устройством автоматики при монтаже вентиляционного оборудования, и многим другим. Однако Саше технической работы не досталось, стал он заведовать кадрами, попутно отвечать за технику безопасности и быть завхозом в административном здании. Видя его безотказность, поручений давали много. Вскоре он стал начальником штаба гражданской обороны. Особой «обороны» на объектах не было, зато поступало много бумаг, на которые требовался незамедлительный ответ о проделанной работе. Ушла в декрет кладовщица и ее обязанности плавно перекочевали к Саше. Часто производственный отдел не успевал подготовить бумаги, тогда за написание усаживали всех, кто находился в конторе. Эта доля не обходила и его.
Он подолгу задерживался на работе, ведь результат ее оценивался килограммами исписанных бумаг и вовремя поданных отчетов. На работу и с работы ходил пешком, общественный транспорт ходил в городе неважно. Склад его организации располагался в старой церкви. Церковь была каменная, основательная, никаких пристроек, кроме дощатой караулки, у нее не было. В плане церковь напоминала крест. В отдельных местах стены были пробиты для монорельса, и Саша видел, из чего сделаны стены. Строители облицевали церковь внутри и снаружи кирпичом, середину засыпали бутовым камнем и залили известковым раствором. Стены со всех сторон подбелили. Окна широкие. Подшивной дощатый потолок заштукатурен и побелен. Пол из больших гранитных плит, хорошо обработанных.
Саша долгое время проводил на складе. Он не задавал себе вопроса, почему склад находится в церкви. По всей стране многие церкви, большие и малые, использовались совсем не по назначению. В них были спортзалы, склады, госучреждения, и все это было привычным, никого не удивляло.
Однажды его вызвал начальник. Разговор был короткий:
– Александр, будешь членом комиссии по передаче нашего склада.
– Кому?
– Церкви, будь она неладна.
– А что я буду делать в комиссии?
– Откуда я знаю? Пришла бумага – сформировать комиссию.
– Мне нужно что-то подписывать?
– Наверное, нужно. Только смотри, чтобы к нам претензий не было.
– Может, главного инженера включить?
– Нет, много им чести будет, этим попам. Хотя, дело это государственное. Церковь, оказывается, древняя, памятник архитектуры. А сейчас нам велени за месяц свое барахло оттуда убрать.
Саша молчал. Начальник, взглянув на него, сказал:
– Смотри, чудес там не натвори. Нынче попов уважать велено…
Комиссия состояла из трех человек. От епархии – архимандрит Федор, от горисполкома какой-то чиновник, и Саша. Для начала обошли склад-церковь. Потом отец Федор достал бумаги, которые он называл – метрика. В этой метрике содержалась полная история церкви. Построена она была в 1813 году, имела три входа и колокольню у северной стены. Надгробные плиты в полу – это захоронения самых достойных прихожан.
– Почему их хоронили в полу, – спросил Саша отца Федора.
– Такой обычай был. Хоронили здесь тех, на чьи деньги строились храмы.
– А сейчас хоронят в полу?
– Давно уже не хоронят. Церкви начали строить в двенадцатом веке, тогда и появилась эта традиция. Здесь хоронили самых богатых и знаменитых. Под церквями строили целые помещения из кирпича и камня. Потом запретили из соображения гигиены. Запах в церкви стоял такой, что иногда службу приходилось вести на улице.
Саша осторожно прошел по каменному полу, словно боясь наступить на чей-то труп. Отец Федор улыбнулся:
– Молодой человек, живых нужно бояться, не мертвых.
Саша оглядел грязные стены, забитые досками окна. Словно угадывая его мысли, священник сказал, словно разговаривал сам с собой:
– Сможем ли восстановить? На все Божья воля. Думаю, сделаем, восстановим. Знаете, Александр, когда-то это был небольшой храм Вознесения Господня. Очень яркий, красивый, сюда любили ходить люди. Строили его большие мастера: внутреннее убранство выполнено в дворцовом стиле, академическая живопись органично сочеталась с лепниной и золочением. А какой здесь был иконостас! Какие росписи! Они были посвящены событиям священной истории Нового Завета…
– Вы так говорите, как будто бывали здесь.
– Не бывал. Но на каждый храм в свое время составлялась «метрика», в которой все было расписано в подробностях.
– А где они хранились, эти метрики?
– В архивах. И вам спасибо, что стены сберегли. Сколько времени нужно, чтобы освободить храм?
Саша огляделся. Тут было всего понемногу: аппаратура, провода, спецодежда, противогазы, лежащие здесь уже лет двадцать, да еще всякий хлам, который и возить никуда не надо, а в мусорные баки выбросить.
– Неделю. Если с запасом – две, – ответил он.
– В протокол запишем – месяц, – твердо сказал отец Федор, – только скажите вашему начальству, чтобы не затягивали вывоз. Знаете, как у нас бывает…
Священник как в воду глядел. Когда Саша сказал начальнику о сроках вывоза, он услышал такие слова, которые редко и от рабочих услышишь.
– У тебя в голове хоть что-то есть? Или все в Афганистане осталось? А меня же предупреждали…
– Кто предупреждал?
– Дед Пихто.
– Почему вы так со мной разговариваете?
– А ты не понимаешь?
– Не понимаю. Вывезти материалы из церкви можно за один день. При желании. Всего два рейса нужно.
– У меня такого желания нет. Я не собираюсь церковникам угождать. В общем так: тяни до последнего, сколько можешь, а там поглядим.
Саша не понимал такой открытой ненависти к церкви. Словно эти люди, живущие с ним на одной земле, были ему врагами.
– Вот что, Петров. Протокол осмотра подписал? Вот и занимайся вывозом сам, транспорта не проси. Можешь на тачке, в свободное от основной работы время.
– Надеюсь, вы шутите?
Начальник враждебно посмотрел на Сашу.
От этого разговора лицо Саши стало бордовым, в горле пересохло. Он впервые получил от начальника нагоняй, на его взгляд, абсолютно несправедливый. Неприятно задели слова об Афганистане, о его контузии, о чьем-то предупреждении. Видимо, Андрей Федорович не забыл своего бывшего работника. Саша зашел в свой кабинет, запер дверь и отключил телефон. Что я здесь делаю? – спросил он сам себя. – Для чего работаю? – Почему у меня нет близких друзей? Я же еще совсем молодой, а делаю какую-то стариковскую работу. И ради чего? Чтобы набить брюхо? Что ждет впереди? Ничего. Ему хотелось заплакать, но слез не было. Он разучился плакать. Был на свете один человек, мама, которой он мог бы доверить свои беды. Но мама ушла в другой мир, откуда не возвращаются. Сейчас у него нет ни друзей, ни приятелей, ни любимой девушки. И хуже всего то, что никаких предпосылок к тому, чтобы они появились, нет. Прожитые дни мелькают, как близнецы-братья: работа, телевизор, иногда поход в кино. Ни целей, ни интереса, ни радости.
Как жить?
Вокруг столько людей, но все они – чужие. С ними по душам не поговоришь. А так иногда хочется остановить на улице первого встречного и излить ему свою душу. А коллеги по работе? О них и говорить нечего. С первых же дней работы на предприятии Саша почувствовал к себе пренебрежительное отношение. Непосредственно он подчинялся заместителю, но у того никогда не было времени поговорить, все время он был в командировках: то объекты сдавал, то дефицит выбивал, то конфликты разрешал.
Приходилось получать задания от начальника, человека опытного, но озлобленного. Он злился на всех: на молодых, которые быстро шагали по служебной лестнице, на старых, которые устали от работы, и уже ничего не могли делать. Сотрудники его не любили и старались не ходить к нему в кабинет, так как заранее были уверены, что найдет повод для очередного разноса.
Начальству он угождал, как своему непосредственному, так и городскому. К нему давно прилипло прозвище – «хамелеон».
Саше от этого было не легче. Каждый день общаться с таким начальником для него была мука. И сейчас, успокоившись немного, он решил: надо найти другую работу. От этой простенькой мысли стало легче. Он включил телефон, отпер дверь.
За помощью по разгрузке склада Саша обратился к отцу Федору. Рассказывать про фокусы начальника не стал, сослался на вечные трудности, отсутствие транспорта и людей. Священник обещал содействие. За несколько дней все было убрано и перевезено на новое место. Даже мусор, что копился годами, аккуратно собрали в мешки и отправили на городскую свалку.
После подписания акта выполненных работ отец Федор попросил Сашу на несколько дней оставить старую охрану.
– Ты можешь это сам решить, или начальство просить надо? – спросил он.
Саша прикинул и решил: ничего тут преступного нет, тем более, что сторожа свой срок должны доработать.
– Думаю, начальству сообщать не надо. Это мелочь.
– Ну, тогда с Богом.
На том и расстались. Саша не спешил докладывать, что работа выполнена. Время, отпущенное ему, еще не закончилось. Через два дня, поздним вечером возвращаясь домой и проходя мимо церкви, с удивлением увидел грузовую машину, стоявшую у входа. Свет в окнах горел.
– Может, отец Федор что-то привез, – подумал он. Однако охранники наверняка позвонили бы. Он зашел в караулку.
Дед Степан, как всегда, смотрел телевизор. На столе лежали остатки ужина и недопитая бутылка пива.
– Ты чего расселся? Что за машина у склада?
– Машину пропустил по разрешению. Они здесь с утра работают.
– Где разрешение?
Дед Степан выдвинул ящик стола, достал лист бумаги. На бланке их управления был напечатан текст, который говорил о том, что организации такой-то разрешалось взять все, что нужно. Подпись своего начальника Саша хорошо знал, поэтому подделку увидел сразу. Печать была смазана. Одним словом – липа чистой воды.
– Дед Степан, ты что, порядка не знаешь? Почему не позвонил мне?
– Телефон еще вчера отключили…
– Значит, готовились заранее.
– Да что, Александр, бандиты, что ли?
– Может и не бандиты, но воры – точно. Иди, вызывай милицию, а я попробую их задержать.
– Не лез бы ты, Александр, на рожон.
– Вот тебе номер телефона, дед Степан, это церковные хозяева, туда тоже позвони.
Проводив деда, Саша подошел к двери. В это время двое мужиков тащили что-то тяжелое. Присмотревшись, он понял – плиты с пола. «Вот сволочи! – подумал он. – Надгробия снимают».
Погрузив плиту в кузов, мужики снова зашли внутрь.
Саша своим складным ножом, который всегда был при нем, быстро проколол все четыре колеса у машины. Он надеялся, что милиция подъедет быстро. После этого вошел в церковь. Перед ним открылась ужасная картина. Почти треть пола была разворочена. Двое мужиков забивали кувалдами клинья в еле заметные щелочки, а потом ломами переворачивали плиты. Часть из них от такого обращения раскололась на части.
На Сашу они не обратили никакого внимания, или сделали вид, что не обратили.
– Ребята, вы откуда? – спросил он.
Один из них, самый здоровый детина, поднял голову, и, немного покачивая кувалдой, негромко сказал:
– Нам с тобой, паренек, базарить некогда. Видишь, полы ремонтируем по договору с епархией.
– Полы ремонтируете? Да вы плиты воруете.
– Не воруем, а на ремонт везем.
– Немедленно прекратите работу.
– Ты кто такой, чтобы нами командовать?
– Я завскладом.
– Ну и иди в свой склад, а здесь – церковь.
– Если знаете, что церковь, чего же тогда плиты выворачиваете? Это же надгробные плиты!
– Сказали тебе, на ремонт.
– Последний раз говорю – прекратите.
– Ну, парень, достал. Сейчас я тебя буду учить вежливому обращению, – с угрозой сказал мордоворот.
В это время двое потащили к машине очередную плиту. Саша подошел ближе к мордовороту, и, насколько мог спокойно, сказал:
– Вы больше ничего не возьмете.
– Повтори?
Он резко ударил Сашу в грудь, от неожиданности тот отлетел к стенке, которая и спасла его от падения. Однако удар был сильным, на миг перехватило дыхание.
– Так чего ты там вякал? – приближаясь к Саше, с улыбочкой спрашивал мордоворот.
Саша сжался, подобно пружине. Мгновенно вспомнил правило: чтобы деморализовать противника, нужно бить в нос. Удар его был настолько сильным и неожиданным, что мордоворот растерянно остановился, глядя, как кровь из разбитого носа хлынула ему на спецовку.
– Ах ты сволочь, гнида паршивая, ты на кого поднял руку? – гундосил он, размазывая кровь по лицу. Саша слушал его причитания, и не заметил, как кто-то ударил его по затылку. Он сразу потерял сознание, как будто в комнате выключили свет.
Когда пришел в себя, он обнаружил, что лежит на боку, и решил не вставать. Ему не хотелось провоцировать мордоворота, тот был крепкого телосложения, огромного роста, ноги, как у слона, любого может сломать. Саша понимал, что достойный отпор этой банде оказать не сможет. Логика его, как всегда, исправно работала сама по себе и делала выводы. Но лежать и притворяться, что ты без сознания, было стыдно.
«Где же дед Степан? Пока он приведет милицию, эта горилла убьет меня».
Он начал подниматься. Правая кисть была в крови, вероятно, из разбитого носа мордоворота. Саша подхватил увесистый обломок кирпича. В это время мужик, грузивший машину, закричал мордовороту:
– Бригадир! Эта сволочь проколола колеса!
– Какая сволочь? – не понял бригадир.
– Да вот он! – он указал на Сашу. – Больше некому.
– Ну, гнида, сейчас я убивать тебя буду.
– Погоди убивать. Надо думать, как валить отсюда.
– Подожди, дай мне эту сволочь проучить.
Он бросил лом, взяв толстую деревянную палку, и двинулся к Саше. Положение было безвыходным. Саша прижался к стене, словно ища у нее спасения, и тут же почувствовал, как позвоночник больно уткнулся во что-то острое. Он понял, что это выключатель, выключил свет, и, сколько было сил, бросил камень в голову нападавшему И сразу понял, что его бросок достиг цели. Хруст дерева об стену раздался одновременно с криком, похожим на звериный рев.
– Толян, включи свет! – орал мордоворот. – Убью гада!
Неожиданно загорелся свет. У дверей стояли дед Степан, отец Федор и еще два незнакомых крепких мужчины. Все повернулись к ним. Мордоворот отбросил свое оружие, он тяжело дышал и скрипел при этом зубами. Лицо его было сплошным кровоподтеком. Увидев человека в церковном одеянии, он пошел вдоль стены, задевая плечом кирпичи. Саша стоял, прислонившись к стене. Рука его бессильно висела, как плеть, он не чувствовал ее. Отец Федор быстро подошел к Саше.
– Ну, как ты?
– Главное, жив, остальное подлечим.
– Пойдем, Александр, к врачу надо.
– Сначала здесь порядок наведем.
– Наведут без нас с тобой, – он кивнул на мужчин, что пришли с ним.
Саша сделал шаг, убедился, что ноги целы, оперся о плечо отца Федора, и пошел к выходу. На улице увидел двоих злоумышленников, привязанных веревкой к машине.
– Теперь они никуда не денутся, – сказали сопровождающие отца Федора – остальные убежали. Но и этих хватит.
Саша с отцом Федором добрался до травмпункта. Попросили подождать. Нужно было сделать рентген, убедиться, что не сломаны ребра. Пока ждал результата, упал в обморок: внезапно резко упало артериальное давление. С травмпункта его увезли на «скорой» в больницу. Стала резко подниматься температура, раздулся живот. Сашу быстро прооперировали Он потерял много крови, сломанные ребра проткнули кишки. На правой руке была огромная гематома, но кость оказалась целой.
Неделю Саша находился в реанимации, потом его перевели в палату. Здесь, словно из-под земли, появился инженер по технике безопасности управления. Стал расспрашивать, как случилась такая травма. Услышав, что это было на складе, сразу предупредил:
– На производственную травму не рассчитывай. Тебя никто не просил там быть.
– Но я ведь и завскладом числюсь.
– Вот именно, числишься.
– Не цепляйся к словам. Там ворье было, мне что, мимо надо было пройти?
– Мог бы и пройти, все равно церковникам отдали.
Саша смотрел на здорового мужика и пытался понять его логику. Он наверняка прошел бы мимо. Даже если бы человека убивали.
– Травма будет бытовой, и то скажи спасибо…
– Спасибо, – сказал Саша.
– Язвишь? Начальство недовольно тобой. Не надо было лезть к черту на рога.
– Слушай, уйди отсюда. Мне и без тебя тошно.
– Подпиши акт.
– Подождешь. Поправлюсь – подпишу.
– Приключений на задницу ищешь?
Саша отвернулся к стене, лишь бы не видеть «гостя».
Соседи по палате стали недовольно бурчать, показывая, что их терпение скоро закончится. Инженер, видно, почувствовал это, и спешно ретировался.
Во второй половине дня пришел следователь.
– Ты Петров?
– Я.
– Вот видишь, я сразу вычислил тебя.
– Немудрено вычислить, – это Сашин сосед вклинился в разговор. – Здесь один молодой человек. Остальные, как видите, старики.
Следователь быстро взглянул на говорившего.
– Посторонних прошу выйти из палаты.
– Сейчас, разбежался, – сказал сосед и демонстративно лег поверх одеяла.
– Тут у вас, как я посмотрю, теплая компания. Но ничего, я привычный. Петров, врач мне сказал, что ты можешь говорить.
Он взял стул, придвинул его к кровати. Расстегнул пиджак, платком вытер лоб. На Сашу пахнуло ядреным мужским потом, который бывает, когда человек долго не моется. Кроме того, от него несло чесноком.
– Рассказывай, Петров.
– Что рассказывать?
– Рассказывать надо то, что надо, – следователь засмеялся, довольный каламбуром. – Петров, я задам тебе несколько вопросов, а ты попробуй на них ответить.
– Это допрос?
– Это пока опрос. Допрос будет, когда в КПЗ посадим. И не умничай, наверное, за свой язык получил по соплям. Зачем ты пришел в церковь?
– Увидел постороннюю машину, и зашел.
– А зачем?
– Посмотреть, что там делают люди, ночью.
– Ты такой любопытный?
– Это моя обязанность. Я по должности – завскладом.
– Зачем ты приставал к людям, вынуждая их защищаться?
Саша понял, куда гнет лейтенант.
– Я устал, у меня болит голова и живот.
– Ладно, не буду тебя мучить, подпиши внизу этого листа, а я сам составлю протокол.
Саша поглядел на следователя, затем на соседей, что наблюдали за этим беспределом. Он приподнялся, затем встал, и, дребезжащим от волнения голосом сказал:
– Послушайте, беда ваша не в том, что вы плохой специалист, а в том, что вы воняете. Вам никогда этого не говорили? Нужно почаще мыться, особенно когда идете на службу…
– Теперь я понял, Петров, почему тебя покалечили. – Следователь говорил тихо, с ненавистью. – Могли бы и убить, повезло. Опрос окончен, больше вопросов не имею…
Он встал, на ходу застегивая пиджак.
Все с удивлением смотрели на Сашу, а ближайший сосед в знак одобрения поднял вверх большой палец. Никто не ожидал ничего подобного от этого смирного парнишки. Видимо, он и сам не ожидал от себя такого поступка. Он лежал под тонким суконным одеялом и смотрел в проем окна. От кого он ждет порядка, нормального отношения к себе, к людям? От инженера по технике безопасности? От этого следователя? От начальника стройки?
В больнице все видно по посетителям. К молодым чаще приходят друзья, к тем, кто постарше, обычно приходят родственники. Родным больше всех и достается. Саша два дня наблюдал за поведением водителя, которого привезли с операции. Он себя очень плохо чувствовал, ерзал, просил что-то. Вокруг него бегала жена и терпела его недовольства, стараясь не показывать, что это задевает ее. Она спокойно и терпеливо ухаживала за своим вздорным супругом.
Саше было грустно. К нему никто не приходил.
Но все когда-нибудь заканчивается. Вот уже перестали капать антибиотики, исчезли боли, иногда возвращаясь по ночам.
В палате сменился состав. В гости к Саше стал заходить отец Федор. Приходил он в мирской одежде, но было видно за версту, что он священник.
Они подолгу говорили о природе, о погоде. Иногда отец Федор заводил разговор о поэзии, рассказывал интересные истории, что случались в жизни поэтов: Мандельштама, Тютчева, Фета. Саша с интересом слушал и удивлялся, как много, оказывается, знает и понимает отец Федор. Саша узнал, что великие писатели Николай Васильевич Гоголь, Федор Михайлович Достоевский, Лев Николаевич Толстой пользовались духовными советами оптинского старца Амвросия. Оказывается, эти великие люди вовсе не считали себя великими, они, оказывается, знали, что есть в мире великий разум, перед которым все равны – именно этому учили наших писателей оптинские старцы.
Однажды вечером Саша рассказал, что с ним случилось на афганской войне, как пуля миновала его сердце. Отец Федор долго молчал, внимательно разглядывая Сашу, словно впервые увидев его:
– А ты ничего не придумал? Все так и было?
– Я помню каждую деталь, каждый звук голоса. Вы мне не верите? Но вы же – священник, и знаете, что чудеса иногда случаются.
– Верю, конечно. Но нечто подобное может случиться от переутомления, или от других причин. Святые отцы всегда предостерегали людей от излишней доверчивости, от слепой веры в чудеса, от видений. Да, в христианстве есть место и чуду, и откровению Божьему, но церковь относится к этому с большой осторожностью, всегда все проверяет, чтобы отделить зерна от плевел.
– Все-таки, отец Федор, вы мне не верите.
– Не знаю. Может быть ты, Александр – тот человек, который способен принять откровение от самого Бога. Кто знает… Мой совет: не говори об этом больше никому. О личном мистическом опыте Церковь советует говорить только со своим духовником. Его главное дело – помогать своим духовным чадам искать волю Божью в жизненном пути.
– Я в церкви раза два в жизни был, а Вы уже разговор ведете о духовнике.
– Я тебя в церковь не заманиваю. Просто советую задуматься. Современный человек часто страдает от того, что ему некогда даже поразмыслить, побыть наедине с собой, а уж тем более поговорить с Богом.
Перед выпиской из больницы отец Федор снова пришел. Саша был рад его приходу. Спокойный, негромкий, успокаивающий голос. То, что в давние времена называлось хорошими манерами, а сейчас – уважительным к отношением к собеседнику. За короткое время общения со священником Саша стал спокойнее, он не нервничал, не расстраивался, не раздражался, хотя раньше боевые раны часто способствовали резкой перемене настроения, гневливости, унынию. С отцом Федором он словно отдыхал от мирской суеты, чувствуя, как много интересного его окружает. Улыбка стала чаще появляться на его лице. Он стал замечать небо и звезды на нем. Его радовало пение птиц, роса на траве. Он часто стал вспоминать о сестрах, ему хотелось перечитывать любимые книги. Он сам чувствовал, что становится другим человеком. Перестали терзать мысли об одиночестве, об отсутствии друзей. Появилась вера, что все еще придет к нему, и в его жизни появится радость и счастье.
– Здравствуйте, отец Федор! Я рад вашему приходу.
– Здравствуй, Александр. Я тоже рад нашей встрече. Знаешь, еще день назад мы с тобой говорили о твоем будущем. Тогда мне не понравилось твое настроение.
– Простите, отец Федор, накопилось в душе. Я высказал все.
– Хорошо, что высказал. Ты еще молод, а твой жизненный опыт весьма богат событиями и духовными поисками Ты можешь помочь людям. Поэтому я приглашаю тебя к нам для работы.
– К вам на работу? В церковь?
– На работу в епархию. Конечно, не священником. Я священник. Служу Богу и людям. Богу ничего не нужно, ему всего хватает. Он дал мне эту жизнь, чтобы я, служа ему, хоть чему-то научился сам и других научил. Вокруг меня достаточно много людей, которым я постоянно для чего-то нужен, ради которых я жертвую своим временем, здоровьем, многим другим. Если понадобится – пожертвую жизнью. Сейчас время, когда возрождаются Храмы. Здесь очень понадобится твоя помощь.
Саша с удивлением смотрел на отца Федора, не понимая, о чем тот говорит.
– Моя помощь? В чем?
– Ты строитель.
– Моя специальность – одна из многих. В строительном деле она не главная.
– Было бы желание.
– А жить на что? Может, у меня семья появится, ее надо кормить.
– Когда я учился в семинарии, мне платили небольшую стипендию, давали одежду. А сейчас приходской совет мне начисляет жалование. У меня внимательные прихожане, которые всегда мне помогают.
– Но это вам, а я кто такой?
– Не волнуйся, Александр, с голоду не помрешь.
– Главное, чтобы не пришлось попрошайничать.
– Не придется. Я знаю по своему опыту. В математике есть очень хороший термин: необходимые и достаточные условия. Господь посылает человеку не желаемое, а благопотребное – то, что потребно на благо, что его не искалечит, не убьет. Ровно столько, сколько нужно.
– Единственное, что мне сейчас нужно – это покой. Мне кажется, я его заслужил…