Мэри Ройс
Роковой секрет
Больная идиотка!
Начинаю растирать ладонями лицо, одновременно стараясь выцарапать себе глаза, выдрать их, за то, что так тщательно рассматривали тело убитой бабушки. Из груди вырывается такой крик, что я чувствую, как вместе с ним остатки еще живой души отчаянно покидают меня, оставляя одну лишь безжизненную оболочку. Крик умирает на губах, и я вместе с ним. Кажется, что на меня обрушился потолок, лишив последней возможности дышать, и из открытого рта сыплются лишь хриплые звуки. Воздух не доходит до легких, он застревает в груди, опаляя ее огнем. Жар расползается по шее и доходит до верхней части спины, прожигая позвоночник, крадется вниз, но внезапно все исчезает, тухнет, словно сквозняк затушил это разъедающее пламя. Я больше ничего не чувствую.
– Если бы ты так тщательно не рассматривала фото своей бабушки, то успела бы разглядеть и подругу, которую изнасиловали, а после заживо закопали ее изувеченное тело. Для пущей убедительности мне даже удалось выкрасть все видеозаписи. И если у тебя еще остались сомнения в моей честности…
– Хватит… – тяжело дыша, я выдавливаю из себя единственное, что могу.
– Как пожелаешь, но прежде хочу прояснить одну вещь. Ты нужна мне живой и должна как следует питаться и принимать необходимые лекарства. Также ты будешь посещать психолога. Это не обсуждается.
– Иди к черту, – шепчу я себе под нос, – идите вы все к черту! Все! Сгорите в аду! Я ненавижу! Ненавижу всех вас!
Истерика накрывает меня с головой. Понятия не имею, откуда у меня берутся силы, но начинаю хаотично размахивать руками. Острая боль только подливает масла в огонь, и я вырываю из вен иглы. Больше не контролируя себя, резким ударом сбрасываю на пол все со стоящей рядом тумбы, а когда в неадекватный мозг проникает громкий звук разбившегося стекла, руки тут же оказываются в крепкой хватке, прижатые по обе стороны от головы. Над моим лицом нависает тот самый мужчина.
– А вас я ненавижу больше всех! – яростно выплевываю, глядя в чертовы голубые глаза. – Вы подарили мне жизнь в аду! Лучше бы я сдохла на том бетонном полу!
– Ты обязана жить! В тебе течет его кровь! – Он крепче сжимает мои кисти, буквально сдавливает, но, черт бы его побрал, лицо, это точеное лицо ни разу не вздрогнуло.
Он спокойный и уверенный в каждом своем слове, отчего я невольно подчиняюсь, и тело снова обмякает, устав бороться. Мужчина отстраняется и, чинно поправив лацканы пиджака, обращает пронзительный взгляд голубых глаз на меня.
– Ты встанешь на ноги, заставишь всех заплатить за причиненную боль и заберешь то, что по праву твое. Ты Джиа Де Сандро! Дочь главы сицилийской мафии. Ты будущая королева. На шахматной доске это самая могущественная фигура, и с моей помощью ты станешь ей. Такой исход принесет выгоду нам обоим. Надеюсь, ты все прекрасно поняла.
Я отворачиваю голову в сторону и фокусируюсь на мониторе, где под едва уловимое пиканье волнами бегает тонкая зеленая линия. Прикрываю глаза и вновь сглатываю образовавшийся в горле ком. Я прекрасно слышала каждое его слово, но отчего-то сейчас это не имеет никакого значения, они будто и вовсе были сказаны не мне. Нескончаемая сухость во рту начинает меня раздражать, а боль потери по-прежнему сжимает в острых тисках.
– Я рад, что мы поняли друг друга. Отдыхай, Джиа. Тебе понадобятся силы, – заканчивает он спокойным тоном.
Этот мужчина явно умен, терпелив… и жесток, и мне остается лишь только ждать проявления его последней стороны. Но я по-прежнему игнорирую его, ощущая, как на подушку глухо падает непрошеная слеза.
Напряженную тишину нарушают отдаляющиеся шаги, и следом я слышу щелчок дверной ручки.
– Да, еще один момент, – произносит незнакомец, задерживаясь на пороге. Не знаю, обернулся ли он или стоит спиной ко мне, плевать. Я лишь хочу, чтобы он убрался подальше со своей правдой, правдой, из-за которой я теперь возненавижу того, кого отчаянно полюбила. – Ребенка, что ты носила, спасти не удалось. Срок был маленький, и с такими травмами у него не было ни единого шанса выжить. Но это к лучшему. Теперь ты сможешь полностью сосредоточиться на нашей общей цели, Джиа Де Сандро.
Последние слова едва долетают до меня, как дверь закрывается с глухим хлопком, а я так и замираю, вцепившись пальцами в края матраса. Ребенок? Это слово эхом проносится в моей голове. Ладонь неосознанно опускается на живот, и, прикрыв глаза, я заставляю себя проглотить последние слезы. Плакать сил уже нет. Боль внутри не уменьшилась ни на грамм, напротив, ее стало еще больше. Слезы не забрали с собой и толику моих страданий. Они оказались такой же ложью, как и вся моя жизнь…
Как же мне хочется просто на этом все и закончить. Броситься камнем вниз, вскрыть себе вены, но я ведь даже встать не могу, максимум – сбросить свое тело с кровати, но, кроме горсти очередной боли, это ничем не увенчается для меня. Я даже не понимаю, сплю сейчас или смотрю в потолок. Я словно нахожусь в другой реальности, где нет места ни жизни, ни боли. Там ничего нет. Только пустота. Серая. Безразличная. И я. Брошенная на произвол проклятой судьбы. У меня больше никого не осталось, они забрали у меня все. Все, что имело смысл. Всех, кого я любила. И пусть мне сохранили жизнь, но лишили возможности дышать…
Эпилог
РОКСОЛАНА
Четыре месяца я была полностью обездвижена и не могла ни сесть, ни тем более встать с постели. Врачи следили за моими показателями и принимали все необходимые меры для выздоровления. Самым тяжелым оказалось то, что я даже нужду справляла с чьей-то помощью. Первую неделю меня это угнетало больше всего остального, я сама себя стыдилась, и смерть на тот момент виделась мне лучшим исходом. Тогда я в полной мере осознала, что такое частичный паралич нижней части тела. Все ежедневные, рутинные дела за меня выполняли медработники. Правда, то, что я все это время находилась не в больнице, а в пусть и чужой, но домашней обстановке, немного облегчало дискомфорт.
До сих пор у меня перехватывает дыхание от воспоминаний о пережитом. Перед глазами до сих пор фотографии изувеченного тела бабушки и Риты. Две частички моей души были безжалостно убиты. Меня это уничтожило. И морально, и физически. Даже перенесенные издевательства над собственным телом не способны затмить боль от их потери. От меня осталась лишь пустая оболочка и бесконечные мысли, которые отравляли меня день за днем. Но все же где-то глубоко внутри бился маленький огонек, не позволяя мне уйти.
Это была ненависть.
И только это разгорающееся чувство внушало мне, что я выдержу любое испытание.
Каждый день я ненавидела всех, кто заставил меня пройти бесконечные круги ада: Моргану, Марчелло, Монстра и даже того, кто якобы избавил меня от мучений. Эзио. А на самой вершине пирамиды моей ненависти стоял он. Рафаэль. Его молчание сыграло со мной жестокую шутку. А то, что я пережила за все это время, хуже смерти.
Каждый прожитый день разжигал во мне огонь гнева лишь сильнее. Ничто не могло заглушить эту боль. Ничто, кроме той боли, что я причиню своим обидчикам сама.
Только тогда моя душа будет спокойна. Я сделаю то, что безвозвратно изменит меня и избавит от мучительной агонии. Или, наоборот, спалит дотла. Меня устроит любой исход. И ради этого я пойду на все. Для каждого из них было бы лучше, если бы я сдохла. Даже меня саму пугало, как мое пустое нутро заполняет ярость, провоцируя ледяную кровь закипать в венах.
Не знаю зачем, но я заставляла себя вспоминать его слова: «Я не причиню тебе вреда, Сола. И не позволю никому другому. Этого знать достаточно». Ложь! Наглая ложь! Все было ложью. А в голове уже вновь звучат проклятые воспоминания:
– Я поверю тебе.
– Не надо, Сола. Не верь мне. Не верь никому.
Больше не поверю.
Только как бы ни хотелось игнорировать вспыхнувшее желание отомстить, как бы ни хотелось покинуть искалеченное тело, исчезнув в небытие, мне просто не позволяли это сделать. Медсестры усердно кормили, а если я отказывалась, вводили пищу через зонд. Психотерапевт, он же преподаватель языка, помимо мотивации к продолжению жизни и стремлению действовать, загружал мой отрешенный мозг еще и итальянским языком. Вот только меня побуждало к жизни совсем не это.
Физиотерапевт регулярно проводил со мной занятия по программе реабилитации, чтобы вернуть мышцам и связкам эластичность.
Вспоминаю, как после длительного лежания я первый раз присела. Тогда и впервые испытала желание покинуть гребаную койку. Правда, больше десяти минут мне не разрешили насладиться новым положением в новой жизни. Но постепенно врачи увеличивали временной интервал, чтобы тело понемногу привыкало держать равновесие, и через несколько дней я уже сидела на стуле.
Смеюсь.
Это было, пожалуй, самое яркое положительное событие за последние месяцы.
Со временем депрессия ушла на второй план, но радость ее не сменила. Нет. На ее место пришла основательная злость, что разрывала вены желанием посмотреть в глаза каждому, кто причинил мне боль. И в первую очередь ему. Самому главному предателю.
Сейчас ко мне вернулась полная самостоятельность, но ноги еще кажутся чужими, поэтому покидать кресло я не спешу. Все мои дальнейшие действия должны быть направлены на тренировку мышц, развитие их активности и правильное питание.
Возможно, когда я почувствую в своем теле уверенность, то сделаю этот шаг. Вырвусь из беспомощного кокона. А пока мне нужно восстанавливать силы. Ведь жажда покинуть пределы чертовой комнаты на своих ногах не оставляла меня.
Правда, небольшое изменение в своем графике я все-таки сделала. Сегодня, наконец, самостоятельно оделась. Одна. Без донимающих расспросов и указаний. Сегодня моя первая маленькая победа. Вот я и наслаждаюсь ей, сидя в кресле на открытой террасе.
***
Теплый ветер приятно развевает волосы, погружая меня в аромат распускающихся олив: невероятно невесомый, едва уловимой мягкости и терпкости с легкой горчинкой. Перед глазами простираются целые равнины, усыпанные вечнозелеными деревьями. От такой картины дух захватывает, потому что за сотнями серебристых листьев раскидывается лазурное море. Свобода. Только пока я не могу ей воспользоваться. Но могу любоваться.
Четыре стены, в которых была заточена все это время, стоят уже поперек горла, так что я рада даже такому незначительному изменению.
Набираю полные легкие пропитанного солью воздуха и замираю, ощущая движение на ноге, но даже не вздрагиваю. Страх теперь имеет для меня совсем другое значение. Да и к своему телу я уже отношусь иначе. Я научилась чувствовать окружающую обстановку, прислушиваясь к нему.
Даже когда лежала ночью в кровати, в полной темноте, всегда ощущала присутствие Эзио. Он сидел на одном и том же месте. Часами находился в моей комнате. Но в такие моменты никто из нас не нарушал тишины. А я засыпала от того, что была не одна. Он словно приручал меня. Заставлял привыкнуть к своему запаху, размеренному дыханию и бесшумным движениям. Словно провоцировал меня, чтобы я встала и достигла того, что не давало мне покоя. И я училась этому. Закрывала глаза и отдавалась во власть ощущений. Тогда я впервые смогла пошевелить пальцами на одной ноге.
Говорят, что тело человека – это его храм. Так и есть. Правда, стены моего храма изуродованы шрамами жизни, но я их тщательно скрываю под плотной тканью одежды.
Никто не узнает историю моего храма.
И сейчас никакой опасности нет, потому что мой пульс не участился, дыхание не дрогнуло.
Прикрыв глаза, я откидываюсь на спинку инвалидного кресла и вытягиваю руку вперед, пока ладонь не чувствует холодное гладкое тело.
– Здравствуй, Нагайна.
В ответ я слышу глухое шипение и чувствую редкие прикосновения змеиного языка. Это существо приносит с собой спокойствие. Мне нравится, что я испытываю, когда ее плоть обвивает части моего тела. Между нами есть странная, необъяснимая связь. Я словно исчезаю, абстрагируюсь от окружающего мира, когда чувствую, как мы сливаемся в одно целое. И, погрузившись в столь редкое теперь умиротворенное состояние, я вспоминаю, что узнала с тех пор, как очнулась.
Человека, который забрал меня из рук монстра, раскрыл правду и заставил выжить назло всем, зовут Эзио Торричели, по прозвищу Килиманджаро. Дон из клана Ндрангета. Да уж, я прямо лакомый кусочек среди всего этого мафиозного пиршества. А если верить этому мужчине, то я действительно та самая пропавшая дочь семьи Сандро, из клана Коза Ностра.
Джиа Де Сандро. Наследница Сицилийской империи.
И все время в Италии я жила в доме собственного отца. Только вот Росси, будь проклят этот дьявол, даже не соизволил нас познакомить. А ведь я могла поговорить с настоящим папой, которого все это время считала мертвым, дотронуться до него, почувствовать тепло его рук… Я могла о стольком с ним поговорить, о стольком узнать, но вместо этого Рафаэль предпочел вливать в меня гребаную ложь. Каплю за каплей.
Почему я возненавидела его больше всех? Потому что он – единственный, кто скрывал от меня правду, хоть и шансов рассказать все у него было более чем достаточно. И даже спустя несколько месяцев моя ненависть к нему не остыла. А когда Эзио проинформировал меня, что Рафаэль просто сбежал, я вновь испытала острый укол в разбитом сердце. Когда я мучилась в аду, он уже давно покинул пределы Италии. Оставил меня. Не спас. Выбросил как использованную игрушку. Он ведь мог перерезать всем им глотки. Или сдохнуть вместе со мной. Но предпочел спасти собственную шкуру, а мою бросил в огонь и сжег.
Но, даже несмотря на все, что для меня сделал Эзио, к нему у меня доверия также не появилось. Добродетелью и бескорыстием от него ни разу не пахнет. И любая догадка, зачем я нужна этому человеку, меня совсем не радует.
Эзио спокойный, рассудительный, хладнокровный, именно этим ему всегда удается сбить меня с толку. Признаться честно, порой меня это пугает. Он как мудрый Каа с колдовским взглядом цвета топазов. У него даже домашним питомцем вместо собачки оказался королевский питон, ставший моим маленьким спасением.
Время, проведенное в заточении у Каморры, не прошло бесследно. Помимо сотни шрамов на теле и травмы позвоночника меня преследовали кошмары, словно проклятие разрывающие ночи моими криками. Мне снилось лезвие, неустанно разрезающее кожу. Ненавистные серые глаза, что вспыхивали при виде моей крови. А в нос просачивался запах жженой кожи, но среди всего этого ужаса я всегда слышала детский плач. И все это, казалось, никогда не закончится, пока ко мне не пришла она. Нагайна.
Эзио говорит, что я особенная, ибо его змея еще ни разу никого не предпочитала своему хозяину. До моего появления. Каждый раз, когда я горела в своих снах, а грудную клетку раздирало от криков, приходила Нагайна и, свернувшись на моей груди тяжелыми кольцами, приносила спокойствие.
В ту ночь, когда она впервые пришла, я не испугалась хладнокровного хищника, напротив, умоляла ее выпустить в мои вены яд, избавить от боли. Но как только моя истерика закончилась, змея покинула комнату.
Со смыслом жизни ко мне вернулись и переживания, на фоне которых я непроизвольно, раз за разом, проваливалась в лапы к монстру, что не выходил из головы. Я слышала его дразнящий мерзкий голос и смех. Тихий. Пробирающий прямо до костей. Но это делало меня лишь сильнее. А мысль о том, что однажды я собственными руками вырежу его глаза, оставляла внутри приятное послевкусие.
Порой мне казалось, что во мне просыпается незнакомка с маниакальным синдромом, что порождает поистине чудовищные желания. Все эти люди пробудили во мне чудовище, и я обязательно организую им встречу с ним.
Раскрываю глаза, когда ощущаю со спины нашептывания, и Нагайна покорно выполняет указ хозяина, неспешно оставляя мое тело. Напоследок скольжу пальцами по ее скользкой и холодной коже.
– Поторопись, красавица моя, синьор Торричели не любит ждать. – Последние слова я проговариваю нарочно шепотом, склонившись к ней. – Никто не любит ждать…
– У меня есть для тебя подарок, – мрачным тоном произносит Эзио, пропуская мою шпильку мимо ушей. Я ведь прекрасно знаю, что он слышал меня.
– Я не люблю подарки. Не стоит.
– А я не люблю, когда моими подарками пренебрегают.
Не дожидаясь ответа, его руки располагаются на ручках кресла, и в следующую секунду пейзаж свободных равнин сменяется домом, в который он меня завозит.
– Я не хочу, чтобы ты скучала в мое отсутствие.
– Как предусмотрительно.
– Джиа.
– Джаро? Ты еще не понял, что меня проще убить, чем подкупить?
– Поверь, мне не потребуется тебя подкупать, врать или шантажировать, чтобы получить твое расположение.
– Тогда почему же ты его еще не получил?
– Я никуда не спешу. И поэтому всегда получаю лучшее.
– Послушай, лучше направь свое внимание на жену, иначе в твое отсутствие она будет первой, кто воткнет мне нож в глотку.
Эзио на минуту замолкает, словно задумался над моими словами, а потом спокойно добавляет:
– Филиция хорошая девушка, дай ей время привыкнуть. Тем временем сама поработай над своей злостью. Научись управлять ей. И тогда это станет твоим оружием. Мы не враги, Джиа.
– Но и не друзья.
Слышу, как он усмехается, а после ощущаю возле уха тихое дыхание.
– Такая женщина не должна была достаться Росси, – снисходительно замечает низким голосом Эзио.
– Я не достанусь никому.
– Не будь так категорична. В нашем мире женщины мало что решают.
– Моя категоричность ничуть не меньше твоей самоуверенности, Эзио.
Физически ощущаю оскал мужчины, но спустя секунду тепло исчезает, и кресло трогается с места.
Что-то в этом человеке есть такое, что в меня порой вселяется безумный археолог, который жаждущий раскопать древнюю могилу его истории и достать оттуда самый редкий артефакт.
За все это время, что я провела в его доме, он ни разу не прикоснулся ко мне. Ни разу не перешел черту. И даже намека на это не делал. Хотя его взгляд всегда прикован ко мне. Эзио будто нравится изучать шрамы на моем теле. Но мне плевать, почему-то этому человеку я позволяю их видеть. Он словно очищает меня своим молчаливым наблюдением. Правда, временами мне хочется накричать на него, чтобы перестал раздражать меня пристальным вниманием.
Впрочем, стоит отметить, что Джаро – красивый мужчина с голубыми глазами и точеными чертами лица. Он относительно молод, хотя, возможно, это обман зрения из-за отсутствия растительности на выразительных скулах. Эзио вполне похож на вылепленную самим богом скульптуру. Безупречен во всем. Ведь помимо красоты этот мужчина наделен острым умом и хитростью, к тому же не лишен чувства стиля. На нем всегда сшитый на заказ костюм, идеально сидящий на стройном теле. Правда, вызывающая стрижка с выбритыми висками кричит о том, что он еще тот сукин сын. Я бы назвала его аристократичным гангстером.
Но при всем при этом в его присутствии я не испытываю ни смущения, ни возбуждения. Ничего. Обычно исследую его как красивую скульптуру, и все.
Ни один мужчина больше не заставит меня ощущать влечение, страх или боль. Правда, одно чувство я все же испытываю к нему. Благодарность. За то, что ни разу не проявил ко мне жалость. Он понимает, что это последнее, чего мне хотелось бы.
***
Мое внимание привлекает молодая девушка, пристально следящая за нами со второго этажа. Филиция, жена Эзио, провожает нас недобрым взглядом, пока мы пересекаем широкий холл по направлению к выходу. В ее глазах откровенная ненависть, которой Филиция воспылала ко мне за то, что ее мужчина постоянно «нянчился» со мной. При каждой встрече от нее волнами исходит искрящаяся ревность. Или, может, обида, ведь, по моим наблюдениям, девушка здесь чувствует себя такой же чужой, как и я.
Филиция постоянно проводит время в своей комнате. Ее чудесного голоса практически не слышно, она словно увядающая роза под хрустальным колпаком в лапах чудовища. И за это я презираю Эзио. Потому что чувствую боль этой девушки.
Один раз я все же услышала их ссору и поняла, что причиной стало мое нахождение в этом доме. Тогда я впервые узнала гнев Джаро. Он не кричал. Не устроил разгрома. Он уничтожил ее своим безразличием. Эзио не испытывал к этой девушке никаких эмоций и абсолютно не замечал ее.
Но как он мог не замечать ее красоты?
Белоснежные локоны, скрывающие хрупкие плечи. Стройность и нежность ее фигуры. Почему его взгляд притягивает не это божественное создание, а мое уродливое тело? Хотя самое чудесное в этой девушке – это глаза, которыми она с восхищением каждый раз смотрит на своего мужа.
Филиция явно желает этого мужчину. Коснись ее, и она бы взорвалась яркими красками жизни, но он оставался холоден. Убивал ее, а я не могла понять, за что.
– На время моего отсутствия к тебе будет приставлен телохранитель, – прерывает мои размышления Эзио. – При всем желании с собой я взять тебя не могу.
– Переживаешь, что убегу? – Грустная усмешка касается моих губ.
– Джиа, мне не нравится, когда задают глупые вопросы.
– А мне не нравятся подарки.
Однако я готова проглотить свой язык, когда кресло останавливается на крыльце, и я вижу перед собой самое грациозное животное за всю свою жизнь.
– Это Гром. Теперь он твой.
Явно довольный собой, Эзио отходит в сторону, а я с восхищением задираю голову вверх. Гнедой мустанг величественно возвышается надо мной на своих мощных, мускулистых ногах. И каждый раз, когда он бьет копытом, кажется, что земля вокруг содрогается, хоть я и не могу этого почувствовать в полной мере.
Он черный, как и демоны в моей душе, а в бездонных глазах отражается багровый рассвет. Дикая красота. Но почему меня не покидает странное, неприятное ощущение, что это он. Мой дьявол смотрит на меня глазами этого неприрученного животного. Его тень следует за мной по пятам. И теперь я уже сомневаюсь, подарок это или мое наказание…
Сглотнув сковавшее горло напряжение, я отвожу взгляд в сторону:
– Думаешь, это животное может кому-то принадлежать?
– Нет. Как и ты. Но я хочу, чтобы этот подарок побудил тебя встать с кресла.
– Мне не нравится.
– Не стоит так говорить. Лошади слишком чуткие создания.
Смотрю на Эзио и замечаю, как он неспешно проходится рукой по шее коня и, похлопав по ней, кивком указывает человеку, чтобы тот увел его.
И отчего-то мне становится легче. Я больше не испытываю безотчетной тревоги, что будоражил во мне взгляд дикого животного.
– Джиа, я не хочу тебя воспитывать. Я хочу, чтобы мы пришли к понимаю. Ты нужна мне, а я нужен тебе. Мы в одной лодке и если будем раскачивать ее, то в итоге перевернемся
– И зачем же ты мне нужен?
– Мы поможем друг другу. Я подарю тебе возможность отомстить. А ты мне – интересную игру.
Минуту я молчу, а потом мои губы растягивает странная улыбка.
– Это будет первый подарок, который я буду ждать. – Делаю еще одну длительную паузу и продолжаю: – А что, если моя игра приведет к другому исходу? Что ты тогда сделаешь? Вдруг я не принесу тебе желанной победы?
– Хм, – он задумчиво облизывает нижнюю губу, а после слегка закусывает ее, – у всего есть своя цена. Даже у проигрыша. Но я вижу в тебе потенциал, Джиа. Думаешь, мне доставит удовольствие только победа? Нет. Это всего лишь приятный бонус. Я люблю рисковать. Безумный вкус адреналина дарит мне ощущение, что я жив, поэтому в любом случае буду наслаждаться. Я ответил на твой вопрос?
– Почему ты меня спас? – пользуюсь возможностью увести диалог в нужную сторону. – Ты пришел, а он сбежал…
– Я далеко не джентльмен, Джиа, просто когда все убегают, я наступаю. Меня так учили с детства.
Его манера умничать в разговоре порой заставляет вскипать меня как чайник на огне. Эзио любит говорить. Но общение с ним подобно пытке. А мне отчаянно хочется получить ответ хотя бы на один вопрос. И от распирающего раздражения я выпаливаю то, что стоило бы держать при себе.
– Почему ты не прикасаешься ко мне? – Чуть помедлив, я добавляю: – Ты понимаешь, о чем я.
– А ты бы этого хотела?
Нет. Это просто невыносимо!
– Знаешь, чего я сейчас хочу? – с вызовом вскидываю подбородок, сжимая колени до едва уловимой боли. И, не дожидаясь его ответа, продолжаю: – Сигарету.
К своему удивлению, не слышу ожидаемой морали о вреде курения и всю прочую чертовщину. Нет. Ничего подобного. Эзио лениво достает из внутреннего кармана жестяной портсигар с кричащим названием «Макинтош», но открывать не спешит. Картинно покручивает коробку в руках, изредка постукивая по крышке длинными пальцами, прежде чем ловким движением достает сигарету и протягивает ее мне.
– Я позволю тебе покурить, потому что я нехороший человек, Джиа. Это тебе ответ на все твои вопросы.
– Тогда позволь мне еще одну вещь, что может навредить мне так же, как тонна табака. – Заглядываю ему в лицо, но Эзио не смотрит на меня. – Я хочу поговорить с ним.
В его мимике не проявляется ни одной эмоции, он по-прежнему смотрит куда-то вдаль, плавным движением руки вставляя сигарету между губ.
Джаро наклоняет голову вбок и прикуривает, шумно втягивая в себя дым.
– У меня есть тонна табака, – отвечает сдавленным тоном, выпуская изо рта облако дыма.
– Мне не нужно твое милосердие. Отправь меня в ад, Джаро. Я хочу услышать его голос. Хочу услышать, что он предал меня. Не лишай меня этого. Потому что, когда я его найду, не предоставлю ему этой возможности.
– Ты нравишься мне все больше, маленькая убийца, – вкрадчиво шепчет Эзио с безупречной улыбкой на красивом лице, а после выдыхает из себя новую порцию сигаретного дыма.
И у меня внутри разливается приятное тепло от того, как он меня назвал.
Маленькая убийца.
Мне нравится.
Эзио достает мобильный и какое-то время, нахмурив брови, водит пальцами по экрану, прежде чем протянуть аппарат мне.
– Не говори ему, о чем ты думаешь. Иначе дашь против себя самое опасное оружие.
Джаро оставляет меня наедине со своими мыслями. После разговора с ним хочется повеситься. Но обреченность от непонимания незаметно начинает уступать место ярости, что вызывает потребность жить, жить ради мести. И особенно она будет посвящена одному человеку. Человеку, что знал правду все эти годы и даже не подумал мне рассказать. Лгал, глядя мне в глаза.
Рафаэль – вот мое проклятье, из-за которого я лишилась всего.
Не знаю, сколько времени я просидела с плотно сжатым в руке телефоном, но, шумно вдохнув, все-таки провожу пальцем по экрану. В ту же секунду снимается блокировка, высвечивая приготовленный для меня номер.
Пульс непроизвольно начинает ускоряться, заставляя сердце застревать где-то в горле. Нет. Я не готова услышать этот голос.
Гребаная трусиха!
Злюсь сама на себя, но желание добиться ответа на свой вопрос просто выворачивает мои внутренности наизнанку. Я и так слишком долго ждала. Я имею право знать.
Пальцы торопливо скользят по клавиатуре. Боясь передумать, я сразу же отправляю то, на что хватет духа. Сообщение.
Сола: Почему ты мне не рассказал?
Минута подобна часу, и я непроизвольно начинаю кусать губы. Но ответа до сих пор нет. Может, Джаро решил поиграть на моих нервах и набрал чужой номер? От этой мысли я оглядываюсь по сторонам, но вокруг никого нет.
От резкой вибрации, которая молнией пронзает мою ладонь, я едва не роняю телефон.
Сообщение.
Сглатываю и открываю.
Рафаэль: Прости меня, Сола. Я не мог иначе.
Сволочь! Какая же ты сволочь, Рафаэль! Даже сейчас продолжаешь издеваться надо мной. Глаза застилает алой пеленой ненависти, а с губ слетает горький шепот слов, что он когда-то сказал мне: «Никогда не оправдывайся передо мной». Еще крепче сжав мобильный в руке, я строчу, не разбирая слов, и тут же отправляю.
Сола: Я убью тебя при первой возможности. До встречи, Рафаэль.
Минута тишины, и вновь выстрел в самое сердце.
Рафаэль: Я дам тебе сотни шансов, мышонок, но ты не используешь ни одного.
Дыхание ломается. Голова начинает кружиться, и я блокирую экран, случайно роняя телефон на землю. Потому что все мое тело начинает трясти от злости. От беспомощности. От того, что я поняла. Все поняла. Ничего не кончено. Игра продолжается. Только правила теперь устанавливать буду я. И месть придет с рассветом…
Моя жизнь оказалась тем самым роковым секретом.
