Мэри Элизабет Брэддон
Тайна индийских офицеров
XVIII. Владелец Лисльвуда влюбляется
Когда человек с таким благородным именем, а в особенности с таким богатством, как сэр Руперт Лисль, становится совершеннолетним, даже самые бедные и ничтожные люди ломают себе головы над вопросом, как бы извлечь из этого великого события какую-нибудь выгоду.
– Молодой человек двадцати одного года, красивый, богатый, да еще баронет! – без устали твердили молодые женщины на двадцать миль в округе, когда сэр Руперт проезжал мимо на своей чудной лошадке.
«Женится ли он? И на кого падет выбор богатого жениха?» – спрашивали себя местные девушки, когда поутихли бесчисленные толки об истории возвращения Руперта. В конце октября всех взбудоражила страшная весть о том, что баронет без ума влюбился в одну из дочерей полковника Мармэдюка, жившего в Бокаже, близ Лисльвуда.
Полковник Мармэдюк был человеком лет пятидесяти, очень бедным, но чрезвычайно гордым. На вид суровый, волосы и бакенбарды с сильной проседью, застегнут на все пуговицы. Торговцы, с которыми он имел дело, называли его ужасным скрягой и говорили, что из-за полутора фунтов бараньих котлет он производит больше шуму, чем управляющий замка, покупавший мясо пудами. Он был крайне взыскателен относительно всех своих пятерых дочерей и самым неумолимым образом наказывал их за малейший проступок; рассказывали даже, что он бил палкой старшую дочь, уже совсем взрослую девушку.
Бокаж был весьма непривлекательным местом; большой неуклюжий красный дом был окружен высокими и мрачными стенами.
На долю дочерей сурового полковника, оставшихся без матери, выпадало мало счастливых минут. Они не знали в жизни ничего, кроме бедности, а гордость их отца не позволяла им принимать участие в развлечениях, которые нередко устраивали в Лисльвуд-Парке: он не желал, чтобы дочери его появлялись на балах, потому что не мог привезти их туда в собственном экипаже. Соседи предлагали брать их с собою, но полковник бледнел при мысли быть обязанным им или кому бы то ни было.
– Нет, им нечего надеть, кроме старых кисейных платьев, и поэтому они останутся дома, – отвечал он угрюмо. – Да девушкам и вообще не следует бегать по балам!
Таким образом, его дочерям приходилось лишь вязать или читать книги о путешествиях, а также биографии и автобиографии из Лисльвудской библиотеки, а Лаура, старшая из сестер, которой было уже под тридцать, развлекалась тем, что пела баллады Теннисона.
Четыре старшие девушки были чрезвычайно схожи между собой – как в физическом, так и в нравственном отношении, зато младшая, мисс Оливия, сильно отличалась от них. У сестер ее, как у покойной их матери, были белокурые волосы и маловыразительные лица; Оливия же была брюнеткой с большими умными глазами, сверкавшими, когда она сердилась. Она была стройной, высокого роста, как и ее отец, держала себя прямо, смотрела надменно и силой воли могла поспорить с полковником. Не раз случалось, что, когда ее сестры дрожали перед ним, пугаясь его громкого голоса, мисс Оливия смело подходила к отцу и просила его умерить свой пыл.
Полковник краснел, щипал свои усы и бормотал что-то себе под нос, но не смел возражать мисс Оливии, которая была его любимой дочерью.
– У меня никогда не было сыновей, – сказал он однажды своему сослуживцу, – хотя, видит Бог, я желал иметь их, чтобы не угасло древнее благородное имя Мармэдюков; но зато у меня есть моя Оливия, а она стоит сына, черт возьми! Вы бы только послушали, как она говорит со мною! Это единственное существо, которого я боялся в жизни! Клянусь честью, иногда я просто трепещу перед нею.
Мисс Оливия Мармэдюк великолепно ездила верхом; в Бокаже не было лошадей, и трудно понять, каким образом она выучилась этому искусству. Рассказывали, что, когда она была еще маленькой девочкой, то ездила на молодых жеребятах, пасшихся на равнинах, – а это, как вы понимаете, не так-то легко. Когда ей исполнилось девятнадцать лет и приличие уже не позволяло скакать на необъезженных лошадках, она велела лисльвудскому портному перешить старую зеленую амазонку, оставшуюся после матери, и с жеребенка пересела на серую лошадь, на которой и начала разъезжать по лесам и полям. Во время одной из таких прогулок она встретилась с сэром Рупертом Лислем, о котором слышала уже несколько раз. Вернувшись домой, Оливия рассказала отцу о встрече с молодым человеком.
– Он въезжал на косогор, – говорила она, – так осторожно, будто перебирался через натянутую веревку. А увидев меня, так испугался, словно перед ним появилось привидение; моя собака, Бокс, бросилась к его лошади – у нее белые ноги, а Бокс терпеть не может лошадей этой масти. Верите ли, папа, баронет побледнел. «Лошадь моя пуглива, мисс, – начал он (ты знаешь, я терпеть не могу людей, которые называют меня мисс), – потрудитесь забрать вашу собаку». У него был такой глупый и перепуганный вид, что я расхохоталась, но он снова закричал: «Черт возьми, отзовите же проклятую собаку!» – Дочери полковника Мармэдюка слышат такие выражения только от одного отца! – Я выпрямилась, взглянула баронету в лицо, позвала Бокса таким голосом, которого сэр Руперт никогда не забудет, и галопом спустилась с холма. Выехав на дорогу, я оглянулась: баронет не двигался с места и, сдвинув шляпу на затылок, смотрел на меня, как будто бы я не в себе.
– Быть может, он сражен вашей красотой, Оливия, – заметила старшая сестра. – Вы напрасно не воспользовались удобным случаем. Отчего бы вам не выйти замуж за сэра Руперта! В графстве нет жениха завиднее него!
Мисс Лаура любила дразнить сестру замужеством, так как ее собственные шансы на успех в этом предприятии уменьшались изо дня в день.
– Выйти за него замуж?! – воскликнула молодая девушка. – Да если бы я только захотела, я за одну неделю прибрала бы его к рукам. Я бы заставила его плясать под мою дудку, как тот лисльвудский фокусник с волшебным фонарем, который заставляет своих марионеток выделывать разные штуки.
Молодая девушка сделала своими маленькими белыми ручками движение, будто дергает за нитки картонных танцоров.
– Выйти замуж за этого простака! – повторила она. – Лучше сделай это сама, Лаура, если у тебя хватит на это храбрости, хотя волосы твои уже не такие густые, и сама ты приближаешься к…
Мисс Оливия закончила свою фразу старческим кашлем.
– Благодарю тебя, Оливия! – ответила ей Лаура. – Предоставляю его тебе. Я не настолько умна и хороша и, слава Богу, не тщеславна, чтобы мечтать завлечь… – мисс Лаура налегла на последнее слово, – баронета с десятками тысяч годового дохода. Предоставляю это тебе, Оливия; я же с удовольствием приду к тебе на свадьбу в Лисльвуд, если ты будешь настолько снисходительна, что пригласишь меня… А так как я только бедная родственница, вы можете поместить меня в одну из маленьких комнат на втором этаже.
Полковник, сидевший с газетой в руках, украдкой поглядывал на своих дочерей и посмеивался над колкостями, которыми они обменивались.
– Ты совершенно права, Оливия, дочь моя, – сказал он, – если бы ты жила в прошлом столетии, то могла бы выйти замуж за какого-нибудь влиятельного князя. Нет в мире человека, который мог бы противостоять тебе, если бы тебе пришла в голову мысль его очаровать!
Оливия подошла к нему и принялась гладить седые волосы старика.
– Если я когда-либо и выйду замуж за богача, то сделаю это только для вас, папа, – сказала она, бросая на своих сестер взгляд, говоривший: а для вас я ничего не сделаю!
Между тем не было ни малейшего основания думать, что сэр Руперт собирается бороться против обольстительной Оливии Мармэдюк, поскольку на следующее же утро он приехал в Бокаж, чтобы извиниться за свое вчерашнее поведение. Он пожаловал очень рано, сразу же после завтрака, который только что убрали из столовой, куда слуга и провел баронета. На госте был изящный щегольской костюм, большое количество дорогих безделушек и от него за версту несло «Букетом Жокей-клуба».
– Я знаю, что явился не вовремя, так что как мне и было предсказано, застал всех вас в утренних костюмах, – начал сэр Руперт. – Меня предупреждали, что лучше приехать не раньше часа, но у меня не было сил ждать. Я бы приехал к вам еще вчера вечером, если бы меня не удержали мои домашние.
Произнося эту странную речь, баронет краснел все больше и больше, вертелся на стуле и нервно играл хлыстиком с золотым украшением.
Мисс Оливия рассмеялась ему в лицо.
– Нам совершенно безразлично, что вы застали нас в утренних платьях, сэр Руперт, – сказала она. – Однако очень хорошо, что вас об этом предупредили.
Баронет покраснел еще сильнее прежнего.
– Я говорю, собственно, о майоре Гранвиле, – произнес он со смущением, – вы его знаете?
– Нет, не имею чести, но я уверена, что он очень мил.
И Оливия преспокойно отошла к окну, предоставив отцу и сестрам занимать лорда Лисля.
– Гранвиль Варней? – сказал полковник Мармэдюк. – Я видел его в замке. Он говорил, если не ошибаюсь, что служил где-то в Индии.
Сэр Руперт, не сводивший глаз с прекрасной Оливии, которая стояла у окна, обрывая листочки цветущей герани, казалось, не слышал, что говорит полковник.
– Как вы думаете, она сердится на меня? – спросил он неожиданно.
– Она?.. – удивленно повторил старик.
– Да, она… мисс Оливия, хотел я сказать; я знаю, что вчера я был крайне невежлив… но у меня такая пугливая лошадь, черт бы ее побрал! Я с большим трудом удержался в седле. Я рассказал об этом майору, и он решил, что я выказал непростительную грубость… поэтому-то я и приехал извиниться. Надеюсь, мисс не будет помнить зла. А я никогда не забуду взгляда, который она при этом бросила на меня: он пронзил меня насквозь, как пуля… Простите ли вы меня. – Сэр Руперт умоляюще посмотрел на Оливию.
– Почему бы нет? – ответила она. – Прощать совсем нетрудно. Я думаю, что вы, вероятно, привыкли произносить проклятия; в этом нет ничего удивительного… Но у меня нет подобной привычки, а когда папа иногда позволяет себе что-либо подобное, я прошу его впредь быть осторожнее!
– Мне кажется, что мисс может приказывать всем, кому только захочет, полковник Мармэдюк! – заметил Руперт Лисль, играя хлыстиком. – Едва ли кто-то откажется ей повиноваться.
Оливия продолжала безразлично обрывать листы герани, словно не замечая присутствия сэра Руперта, зато он не спускал с нее глаз, невпопад отвечая на вопросы сурового полковника. Наконец он догадался, что пора удалиться. Пожав руку полковнику и старшим дочерям, он приблизился к мисс Оливии и коснулся ее пальцев, что подействовали на него так же, как горячие уголья.
– Прощаете ли вы меня? – снова спросил он.
– Ну конечно, ведь я же вам сказала! – ответила она с нетерпением.
Эти несколько слов осчастливили баронета. Он ушел, по дороге опрокинув один из соломенных стульев, и через несколько минут раздался топот копыт удалявшейся лошади.
– Ах Оливия, ты была слишком нелюбезна с сэром Рупертом Лислем! – заметил полковник. – Положим, он несколько неловок в обращении, но на это ведь были причины!
Мисс Оливия не обратила ни малейшего внимания на это замечание.
– В каких комнатах будете вы жить, папа, когда переедете ко мне в Лисльвуд-Парк? – спросила она, немного помолчав. – Когда мы несколько лет назад были в замке и управляющий показывал нам комнаты отца сэра Руперта Лисля, мне особенно понравилась дубовая комната на южной стороне. Из нее легко можно пройти в парк через лестницу или подземный ход. Это хороший замок, как раз для героев романа.
– Ты надеешься стать хозяйкой этого замка? – спросила колко Лаура.
– Надеюсь, – невозмутимо ответила девушка. – И пусть это тебя не смущает: как только я стану леди Лисль, тотчас же найду тебе жениха!
XIX. Принят
После своего визита к полковнику сэр Руперт приказал послать в Бокаж дичь, фрукты и цветы; последние предназначались преимущественно для мисс Оливии Мармэдюк и сопровождались письмом, написанным хоть и неровным почерком, но вполне изящным слогом, чего трудно было ожидать от молодого владельца Лисльвуда.
– Я думаю, его диктовал тот джентльмен, что не советовал ему ехать к нам слишком рано, чтобы не застать нас в утреннем халатном виде! – заметила Оливия, рассматривая герб, вытисненный на атласной бумаге.
– Видите вы эту окровавленную руку, Лаура, – продолжала она, – и девиз, написанный на древнефранцузском языке? «Лисль оберегает то, что Лисль приобретает»… Кто бы мог подумать, что этот тупоумный происходит из этого знаменитого рода? А я-то воображала, что Лисль из Лисльвуда высок, строен, надменен и суров. Папа в тысячу раз больше похож на баронета!
– Род Мармэдюков – древний, как и род Лислей, Оливия; они отказались от пэрства, предложенного им Карлом.
– Что было очень глупо с их стороны. Я хотела бы быть графиней! «Леди Оливия» – это звучит совсем недурно!
Через три дня баронет приехал в Бокаж в сопровождении своей матери и майора. Он не давал матери покоя, пока она не согласилась поехать к полковнику Мармэдюку и пригласить его вместе с дочерьми в замок.
– Уверяю тебя, милый мой Руперт, – говорила она, – что эти молодые девушки нигде не бывают!
– Что за нужда? А ко мне они поедут! Должны поехать! – воскликнул баронет. – Ведь я самый богатый человек во всем Суссексе, и было бы весьма странно, если б они не приняли мое приглашение! Нет, они приедут!
– Руперт, это странно! – заметила ему на это Клэрибелль.
– Ничего здесь нет странного! Мне просто нравится полковник.
– Вам нравится полковник? – сказал майор со смехом. – Я скорее готов поверить, что вам нравится кто-нибудь из его дочерей.
– Нет, ни одна не нравится, – ответил ему Руперт, заметно покраснев. – Что из того, что мне интересен старый служака? Мне нравится полковник, и я хочу, чтобы он с дочерьми был у меня. Если я захочу, то они останутся у меня навсегда!
– То есть если они захотят здесь остаться? – хладнокровно сказал майор.
– Я знаю, что говорю! – с раздражением произнес молодой человек.
– Вне всякого сомнения, сэр Руперт, но вам не следует забывать, что джентльмену неприлично повышать голос даже в своей гостиной, если он разговаривает с гостями.
– С гостями? – повторил баронет с насмешливой улыбкой. – Вы здесь уже так давно, что было бы нелепо считать вас гостем, а не членом семейства.
– Руперт! – вмешалась Клэрибелль. – Неужели ты забыл?..
– О нет, я помню все! – ответил баронет. – Как не помнить, когда люди ежеминутно напоминают тебе об одном и том же! Мой банкир может засвидетельствовать, что мои воспоминания ежедневно поддерживаются материальными средствами… Впрочем, все это вздор: вы можете, майор, оставаться здесь, сколько вам будет угодно, есть и пить, что вам вздумается, и тянуть из меня столько, сколько сможете; но я прошу покорно не мешать мне делать то, что я хочу… Повторяю: я вовсе не желаю, чтобы кто-нибудь вмешивался в мою жизнь!
Баронет быстро вышел, с шумом хлопнув дверью. Он еще в первый раз дал отпор майору.
Приехав в Бокаж, Гранвиль Варней сразу же догадался, которая из всех молодых девушек обворожила сэра Руперта Лисля. Старшие сестры были заняты своим бесконечным вязаньем, и лишь Оливия сидела у камина, вяло перелистывая какую-то книгу. Майор подсел к ней, что, по-видимому, не понравилось юному баронету, сидевшему рядом с матерью. Однако майор, несмотря на все свое пылкое красноречие, не сумел снискать расположения мисс Оливии: она односложно отвечала на его изящные фразы и так пристально смотрела ему прямо в глаза, что он ретировался с внутренним содроганием.
– Что за странная девушка эта младшая дочь, – сказал он сэру Руперту. – Настоящая Семирамида в обносках.
– Я не знаю никакой Семирамиды, – ответил баронет с явным неудовольствием, – и могу вас уверить, что у мисс Оливии будут великолепнейшие новые платья.
– Безумный! Я надеюсь, что вы не влюблены в мисс Оливию!.. Ни за что не поверю, чтобы вас пленила девушка со смуглым лицом и черными глазами! Старшая Мармэдюк несравненно красивее и грациознее ее.
– Старшая – просто пень, тогда как мисс Оливия – самое восхитительное создание в мире! – возразил баронет.
Хотя мисс Оливия всеми силами противилась ухаживаниям майора, он сумел привлечь к себе симпатии полковника, который разговорился с ним о войне, о порядках в Пенджабе и о тамошней армии. Кончилось тем, что он пригласил Гранвиля на завтрашний обед. Баронет услышал это и сказал не стесняясь:
– В таком случае я тоже приеду к вам, полковник, если позволите. Хоть вы меня и не приглашали, но мне кажется, что там, где радушно принимают майора Варнея, найдется место и для меня… И не беспокойтесь! Обращайтесь со мной без всяких церемоний, как с родным!
Полковник покраснел.
– Старый воин обязан не только жить как джентльмен, но и быть готовым принять у себя джентльмена! – сказал он с достоинством.
– Это верно, папа, – подтвердила Оливия, – а так как к нам пожалует владелец Лисльвуд-Парка, не лучше ли будет прямо сейчас послать в Брайтон, в гостиницу «Корабль», за двумя поварами и несколькими официантами. Мэри одной не справиться!
Баронет понял, что над ним насмехаются.
– Быть может, будет лучше, если я к вам не приеду? – сказал он грустно.
– За что же вы хотите лишить нас этой чести? Весь Лисльвуд говорит о принце суссекском и милости, которой он одаривает соседей, удостаивая их своим посещением.
– Ну-с, что вы теперь скажете об этой дерзкой девушке? – спросил майор сэра Руперта Лисля по возвращении в замок.
– Я вовсе не нахожу ее дерзкой, – пробормотал сэр Руперт.
– Серьезно? Черт возьми! Да, вы можете простить ей безобразные выходки – именно потому, что сами ведете себя просто непозволительно.
На другой день в четыре часа полковнику доложили о прибытии майора и баронета, которые и были приняты в гостиной – небольшой, плохо меблированной холодной комнате с тремя окнами, выходившими на большую дорогу. Полинялый ковер, потускневшее зеркало, поистершаяся шелковая обивка.
На фоне этой невзрачной обстановки Оливия Мармэдюк казалась еще восхитительнее, чем была накануне. На ней было простое кисейное лиловое платье, украшенное бантами из шелковых лент. На этот раз она обошлась с майором довольно дружелюбно, разговорилась с ним и играла в шахматы, к величайшему неудовольствию сэра Руперта Лисля, которому пришлось довольствоваться тем, что он мог сидеть и любоваться ею. Майор удивился, когда победа в шахматах оказалась за противницей. Затем она сыграла несколько полек на маленьком пианино и пропела две или три тирольские песни. Баронет слушал ее почти с благоговением, но когда ее сестры начали, в свою очередь, играть и петь итальянские арии, он отвернулся от них и стал беседовать с предметом своей страсти. Казалось, своевольная молодая девушка задумала вскружить майору голову так же, как и баронету. Она шутила, смеялась над его остротами, подтрунивала над сэром Рупертом, играла и пела так, что надо было быть железным, чтобы не поддаться ее очарованию. Что касается сэра Руперта, то он восхищался Оливией даже тогда, когда она издевалась над ним. Он следовал за нею неотступно, как тень, и, по всей видимости, жаждал сказать ей что-то серьезное; но все его усилия потерпели фиаско, потому что майор отвлекал внимание девушки всякий раз, как только баронет готовился сказать ей новую любезность. К концу вечера Руперт Лисль потерял надежду остаться наедине с чаровницей и нехотя покорился своей печальной участи. На обратном пути он был крайне угрюм, а когда вошел в холл, спросил у майора отрывисто и резко:
– Ну-с, какой вы сегодня нашли Оливию?
– Такой же, как вчера. Не спорю, она недурна и даже эффектна при ярком освещении, но вместе с тем она очень ловкая и искусная кокетка, хитрая, самолюбивая и бездушная интриганка… Да сжалится Господь над тем, кто на ней женится!.. Нет, она мне не нравится.
– В таком случае вы чертовски нахальный лицемер! – в бешенстве воскликнул баронет. – Пусть меня повесят, если вы весь вечер не ухаживали за ней!
– Я постоянно ухаживаю за всеми кокетками, мой милый Руперт, – ответил майор.
Баронет стал счастливее только на следующий день, когда во время утренней прогулки встретил мисс Оливию, которая шла куда-то в сопровождении Бокса. Он пожелал ей доброго утра и, взяв лошадь под уздцы, пошел рядом с девушкой, не говоря ни слова.
– Ну, – наконец сказала она, – так как вы, по-видимому, не находите слов для беседы со мною, я не понимаю, для чего нам дальше идти вместе, тем более, – добавила она с насмешливой улыбкой, – что вашей белой лошади страшно хочется вырваться и ускакать отсюда галопом.
– Я, право, не забочусь ни о глупой лошади и ни о ком другом, кроме одной особы, – ответил баронет. – Я самый состоятельный человек во всем графстве, но это не мешает мне быть и самым несчастным… И никто не может дать мне земное счастье, кроме…
Он вдруг остановился и страшно покраснел.
– Исключая кого? Докончите же фразу! – сказала мисс Оливия.
– Кроме вас… Захотите ли вы выйти за меня замуж?.. Вы стали бы самой знатной и богатой женщиной… Подумайте об этом! У вас было бы столько денег, сколько и не снилось ни вам, ни вашему достойному отцу. Вы стали бы леди Лисль, владелицей моего прекрасного поместья и самого роскошного из всех замков в Суссексе… Согласны ли вы? Вы скажете мне «да»?
Лицо Оливии на несколько мгновений сделалось таким мрачным и серьезным, каким еще Руперт ни разу его не видел.
– Да, вы, как видно, не сентиментальны, – ответила она, – вы не требуете от меня ни любви, ни верности, ни покорности, а просите исключительно о согласии повенчаться с вами. Ну если это так, я, пожалуй, готова отвечать вам теперь же.
– Вы готовы ответить на мое предложение? – с жаром воскликнул молодой человек, страстно прижав к губам ее белую ручку.
– Почему бы и нет? – ответила она.
