полная версия
Надежда Александровна Белякова
Эхо
За стеной
За стеной – стон.
За окном – вой.
Кто-то кричит: «Стой!»
Чья-то боль обернулась
ночной грозой.
Оборотень тьмы,
пощади, не губи,
мерзнущих на ветру,
молящихся внизу
под куполами звезд,
в чреве ночных грёз.
Скорлупа сомнений
Проклюнуться сквозь
скорлупу сомнений,
запретов, и снов,
что снятся наяву.
Шагнуть сквозь скважину
закрытой двери,
нырнуть в игольное ушко́.
Оставив морок
поисков ответов,
сбежать,
чтоб петь на зеленеющем лугу
всем нерожденным детям
песни и колыбельные:
Свои или чужие все равно.
Шептать и сказки,
чтобы не спугнуть
в той ночи, приютившиеся тени,
боящиеся дня.
Или самим не испугаться зря!
Из вечности с любовью
Из Вечности, как из гнезда птенец,
мы выпадаем в жизнь, как будто на гибель.
Пролётом в пропасть обретаем
обратный свой билет в свою же колыбель.
Беспечность иль ошибка покажутся причиной,
Замесом каждого сюжета
в формате дней и неги лета,
узлами судеб всех несовпадений,
и воспарений, и падений.
А может статься и венец, в котором:
Дарованная милостью отрада
бродить средь замысла Творца
в Вселенской Вечности его Дворца.
Цензура мечты
Цензурой мечты изъяты ошибки:
поступков и слов.
Планета надежды и гавань покоя,
пристань несбывшейся любви,
пу́стынь защиты и даже пещера
светлых и вещих снов,
в которых мы вместе бредем
лбом против ветров.
Но дождь за окном возвращает в реальность.
Как отпуск короткий, как детский праздник,
закончено всё.
И хаос, и суматоха по-прежнему
правит днём снизошедшим,
длиною в целую жизнь.
И тени моей со мной вдвоём
не по пути и этим
усталым и серым днём!
Ах, эти дачные дожди!
Ах, эти дачные дожди!
Всё могут смыть: весь мусор из души!
Былых обид – давно уж чёрствый хлеб.
И месть, подделкою под благо
честных дел.
И суеты бесплодность, и тревогу.
Но только то; в оправе кружевной,
в пыли забытой паутины,
в календарях иных веков,
что дорого и злее всех долгов,
что не забудешь взять с собой
в горсти воспоминаний
в позднюю дорогу;
уж не отнять, не смыть
брандспойтами Вселенского Потопа.
Оно – неразделимое, давно со мню,
впечатано в меня!
И потому всегда с тобою
твое родное – я,
Вся память, суть твоя.
Полуночный флот
Бродить по воде, не замочив ног,
кто не пытался, так и не смог.
И я не пытаюсь, а просто брожу:
по лужам, не покоряясь дождю.
Который хлещет; по спинам, плечам,
прочь гонит с улиц, под замок по домам.
Как торгашей из храма – прочь,
чтоб не мешали городу встретить ночь.
Как старый театр, он развернет своих
декораций полночный флот.
В баталии схваток схлеснутся:
былое и затухающий день,
которому до утра дожить лень.
И равно реальны дома и тени,
И наши надежды и то, что узрели.
Лента Мёбиуса
Время мелочным старьевщиком,
подбирает старый хлам;
всё ненужное, изношенное,
что не дорого, как прежде, нам.
Боль обид, досады сожалений,
Жажды мести в нас настоянные яды.
Горечь всех ошибок прошлого —
всё уносит он куда-то,
Где старьевщиком разложено
по коробкам с меткой дат;
тут – «неношеное», а там «изношенное»
Он ведь спец по нашим делам!
Словно кому-то ещё пригодится
неудач наших ад и хлам.
Остается с нами всё лучшее
живы в памяти все и всегда!
Молодые папа и мама идут рядом,
спорят, смеясь.
Все любови цветут пышным цветом!
Лентой Мёбиуса кружат
всех былых свиданий дороги,
разворачиваясь назад!
И по ним никогда не дойти
до той станции, от которой
нам вдвоем дальше не по пути!
Таганка
Я родилась в Москве.
И выросла я на Таганке.
Метать ножи учились там,
едва лишь сделав первые шаги.
Таганская шпана учила малышню тому,
что одолела и сама:
метать ножи среди двора.
Сверканье фальшаков перстней,
и контрабанда галстуков их ярких,
и синева наколок на руках,
и запах гуталина крепче «ШИПРА» —
всё не помеха прицельному парению «пера».
Играть училась вместе детвора.
Я дочь писателя-поэта, но мне
вдруг полюбилась та игра!
Даже теперь, когда везёт;
благоволит ко мне Судьба
я вспоминаю острой финки
блеск лезвия, её в середку цели
меткий лёт.
Облака толерантности
Разогнулась дачница, взор отняв от грядок.
И, взглянув на небо, обалдела сразу;
над коровником плывёт дама с клавесином,
белым облаком растет в летнем небе синем.
Посмотрела и доярка строго и устало,
показалась в небе ярком ей коровья стая.
Сторож белую берданку
с толстую гражданкой в небе увидал.
На бок повернулся и до ночи спал.
Кто-то в небе усмотрел
паровоз, ракету,
распрекраснейший дворец,
белую конфету!
Кто-то видел пароход,
кто-то стриптизершу.
Кто-то ничего не зрел:
слишком много было дел
этим жарким летом.
А народ смотрел-галдел, спорил:
– «Что плывёт по небу?"
А оно смеялось —
шутовской свой маскарад разыграло в белом!
Всех морочило, меняя образы, обличья,
облаками разметалось, плюнув на приличия!
Лазарь июня
В доме жарко и пахнет жасмином.
Подмосковный июнь тягуч.
Воскрешением далекого Лазаря,
восстает из пепла былого
буйством цвета сирени куст.
Дрёма мостиком зависает
между прошлым и этим днем,
над течением дней невозвратных,
отражая в омуте том,
все былые июни,
наполняя ими мой дом!
И они догоняют меня;
В них шумит и живет родня.
Та, которой уж нет на свете.
Путь их тает, ушел в облака.
Унесли с собой все ответы,
осиротив меня навсегда.
Мое детство звенит рядом с ними,
и играет уже без меня.
Молодая мама смеётся,
глядя пристально на меня,
поправляя тугие косы
с золотистым лучом янтаря.
И корит, окликая меня.
Время стало нежно-слоистым
и прозрачным сквозь времена.
И нисходит оттуда улыбка,
доброты июньского дня.
Что творят дурманы жасмина!
И сирени кипение цвета!
Возвращают, словно, шаманя,
всё, что дорого для меня,
всё, что радость этого лета!
Всё, что было!
Всё, что прошло!
Что теперь далеко от меня!
Пасха
Она держит в руках икону.
Она просит совсем немного.
Третий век с этой надписью
бродит;
Что умирает сын.
Что смертельно болен.
Чтобы каждый помог;
кто, чем мог;
На операцию по спасенью,
чтоб наступило его Воскресенье.
На катетеры по слезинке,
по тихому вздоху
в конце всеми забытой молитвы.
На амбарный замок чугунный
на тайник Души, чтоб незванные не вошли,
Не осквернили то, что украсть не смогли;
Свет сердца и чистоту невинной Души.
На хлеб в его крови – немного людской доброты.
Она держит в руках икону.
Она просит совсем немного…
9-ое Мая
Война жрала живых и юных.
Со всех сторон на вкус один.
И запивала теплой кровью
тех, кто со Смертью побратим.
Её жратва – замесом судьбы.
Она вершила своё: "Быть иль не быть".
Нажравшись, лишь на миг заснула.
Позволив новых – нас родить.
И, просыпаясь временами,
опять сжирает жизней боль!
И поколения дань ей платят:
Афганистан, Чечня, Беслан.
Но большей подлости явление,
чем Молох челюстей её —
предательство имён забвению
погибших, тех, чью юность погребло,
развеяло с пороховой завесой…
и не пришел солдат домой.
Наследуем их имена и судьбы!
И поминания святость сбережем!
Их имена и гордость их ПОБЕДЫ
в свои года и жизни привнесём!
Чтоб не посмел тот МОЛОХ
праздновать удачу, что отнял он у нас
их жизни целиком!
Время
Время в нас прорастает корнями.
Мы при нём живем сторожами.
Отрезок пути длинною в судьбу,
не обменять на мольбу:
– «ПЕРЕКРОИТЬ! ОТМОЛИТЬ!»
Но – вернуть не дано никому.
Блокадным куском
сосчитаны вдох и выдох.
Не насытится,
не отложить до лучших времен
То, что память хранит и лелеет.
Пройти по канату вектора дней
одному
до последнего выдоха в тьму.
На наших лицах отчеты дней,
дебет-кредит Добра и Зла,
наши страсти, унынье и лень
каллиграфией Вечного Дня.
Архивы пепла расскажут о нас,
о том, как любили мы, но не нас!
И сквозь времена – это станет «стилем дня»,
в котором нас уже нет!
Но мы остаемся там, впечатаны во времена.
Прочтут свидетельство дел
по нашим живым следам.
Время Вечности бесконечной,
ткут осколки наших судеб.
И значит каждый из нас
зачем-то там был нужен!
Наш отрезок прожитых дней
ложится нитью в станке,
ткущем своё полотно,
опровергая предел.
MODERN ART
Нас хоронят живыми!
На поминках о нас скорбят!
Нам же сетуют и пеняют,
что без нас нелегко,
хоть возвращайся назад!
Причитают, что нас
больше нет,
что не пишем стихи,
как прежде!
Наши рукописи горят,
освещая список утрат!
И потеряны все надежды,
что восстанем по алфавиту,
возродим библио-ряд!
Но…нас не видят;
смотрят назад; —
пристально, чутко,
чтобы не встретить
наш живой взгляд.
Завалили дерьмом экспозиций,
залы MODERN ART столицы.
Баррикадами высится рухлядь бесчинная,
чтоб не прорвался живой авангард,
взрывая их инсталяций пыльный ряд!
Соберемся все вместе на наши поминки!!!
И споем – отпоем хором так, чтоб оглохли
все эти позиции-оппозиции, хоронящие нас
от всех благ!
