Нагинская Валентина
Три земли моей жизни
Ехать обратно было тяжело, все устали, но благополучно прибыли домой, проехав в общей сложности 5200 км.
Глава 7. Докторантура
7.1. Кафедральные интриги
Преподавание и все другие работы на кафедре шли у меня вполне успешно, но докторская диссертация до последнего времени не была включена, ни мои, ни в официальные планы. Правда, В. М. Предтеченский говорил иногда, что к 50 годам я буду доктором и профессором, но я его слова всерьёз не принимала, хотя впоследствии всё это осуществилось к 47 годам. Независимо от моих намерений, научные исследования в соответствии со статусом доцента, я обязана была продолжать. Я вела их в рамках, так называемого хозяйственного договора, с организацией, которая поручала мне выполнение определённых работ. Эти договора давали возможность приличной дополнительной оплаты и свободных поездок в любые города страны. Договора я получала настолько крупные, что платила зарплату по ним не только себе, но ещё и нескольким членам кафедры, хотя специалистами в этом вопросе они не были и их вклад был или очень малым или вообще никаким. Реально работали только секретари – машинистки, печатающие отчёты. Всё остальное мне приходилось делать самой, кроме математического обеспечения. Им занимался доцент В.Ф.Яковлев, приглашённый мной с кафедры Теоретической механики.
В 1978 году умер В.М.Предтеченский и кафедрой стал заведовать Николай Николаевич Ким, бывший директор института ЦНИИПромзданий. В начале я не почувствовала никаких изменений – всё шло как обычно, Николай Николаевич прекрасно ко мне относился, продвигал мою научную работу, брал с собой на важные конференции и совещания, приглашал нас с Виталием к себе домой на праздники и дни рождения. Но на кафедре он был чужаком, и постепенно сформировалась группа, желающая его смещения. Во главе её был один из доцентов, претендовавший на место заведующего. Во мне, как потенциальной кандидатуре на эту должность, он видел реальную угрозу. Сама я совсем не стремилась к должности, связанной с административной работой. Я не раз ему об этом прямо говорила, но ни он, ни его сторонники этому не верили.
Тайная конфронтация против Н.Н.Кима перешла к явной. Начались собрания, голосования «за» и «против», анонимные письма. Это было крайне неприятно, тем более, что касалось и меня. По слухам даже создана была группа по поиску на меня компромата. Но успехом её работа не увенчалась.
Как раз в это смутное время Минвуз СССР потребовал план подготовки докторов. У меня появилась возможность достойно уйти и, по словам классика, «не стоять во всём этом». От кафедры было представлено несколько человек, но только я решилась на переход в докторантуру. Он был не простым делом. Требовалось получить заключение кафедры и Учёного Совета профилирующей организации о значимости темы диссертации, её реальной готовности, а также примириться на пару лет с меньшим окладом.
Появлению нового доктора наук по разным причинам, но всегда, оказывается противодействие. Учитывая, что группа преподавателей кафедры не хотела пропускать в докторантуру именно меня, без мощной поддержки было не обойтись. Она у меня была в лице двух людей: Л.Ф.Шубина и директора института ЦНИИПромзданий Ю.Н.Хромца. Во многом, благодаря этим людям, оба эти этапы я прошла успешно и с осеннего семестра 1981 года получила вместо должности доцента статус старшего научного сотрудника. Официально я оставалась на кафедре, но с меня снималась учебная нагрузка, однако оставались аспиранты, зарубежное сотрудничество, немало общественных и депутатских дел.
7.2. Работа над диссертацией
Объём работы, которую мне предстояло сделать в период докторантуры, был большим, но достаточно ясным, и я надеялась уложиться в заданные сроки. Мне предстояло решить две основных задачи: разработать принципы методики автоматизированной компоновки промзданий, предложить систему объективизации качественной оценки объектов строительства и довести до рабочего состояния программное обеспечение. Задача была для меня интересной и даже увлекательной, мои аспиранты тоже с энтузиазмом занимались написанием и тестированием необходимых для этого программ.
Успешная защита любой докторской диссертации зависит не только от её объективной ценности, но также от поддержки ведущих специалистов в данной области и организации всего процесса её представления в Учёный Совет. Очень важно было согласование с исследованиями крупных научных организаций, и здесь мне сопутствовала двойная удача.
Выбор разработанных вариантов проектов основывался на теории принятия решений, которая разрабатывалась в Институте Системных исследований РАН. Я связалась с руководителем этого направления проф., д.т.н. а впоследствии и академиком РАН Олегом Ивановичем Ларичевым, который был настоящим классическим учёным с широким кругозором. Его отдел, и по существу, и внешне, представлял собой академический заповедник. Я много почерпнула от общения не только с ним самим, но со всеми сотрудниками этого отдела, которые просто боготворили своего шефа, будучи и сами очень высокообразованными ребятами. О.И.Ларичева заинтересовали мои работы, как пример прикладного использования своей теории, и мы наладили взаимовыгодное сотрудничество. По его результатам мы опубликовали большую статью в очень солидном английском журнале.
Второй серьёзной организацией, работы которой я использовала, была, как ни странно, та самая Ленинградская контора, из которой Виталий уволился перед переездом в Москву. В ней была создана отличная, и нужная для моих целей, программа по обработке неформализуемых данных. Получить её официально представлялось почти невозможным. Но удалось и это.
Из поездок того времени самой запоминающейся, вернее самой кошмарной, была поездка в Ташкент на конференцию. Я полетела с надеждой шире представить мою работу публике перед защитой. Неудачи начались с погодного катаклизма: в Узбекистане в ноябре стоял небывалый холод. В своём кожаном пальто я ужасно мёрзла, к тому же в руках был неудобный груз – планшеты размером 1х1 м, сверху падал снег с дождем, сбоку дул пронизывающий ветер, а на тротуарах лежала снежная каша по щиколотку.
В гостинице я взяла отдельный номер, чтобы никто мне не мешал, но, только прилегла после трудной дороги, увидела громадного таракана на стене и потеряла покой на всё оставшееся время. Конференция была такая заурядная и не представительная, что я даже не стала выступать и развешивать так сложно доставленную экспозицию. Кроме того, я там почти не ела, еда была даже с виду такая ужасная, что я предпочитала оставаться голодной. На следующий день работы конференции объявили о смерти Л.И.Брежнева, и все ринулись домой. В аэропортах стояла невообразимая толчея и неразбериха, едва отправили наш самолёт, но посадили его в Кирове. Там в аэропорту, в буфете я впервые после Москвы поела, вернее, выпила стакан кефира и попросила моего спутника профессора В.Н.Масточенко принести ещё один. Он принёс и сказал:
– «Но учтите, что это сметана».
Не знаю, так ли я проголодалась, что не заметила разницы или сметана была больше похожа на кефир.
Много времени заняли разные организационные вопросы – оформление актов внедрения, экспозиции, реферата, отзывов лиц и организаций и т. п. Помня опыт защиты кандидатской, я прежде всего постаралась получить отзыв от ведущей организации по данной теме, моего бывшего института ГИПРОТИС. Начальник отдела В.И.Ретинский подписал заключение без лишних слов, а на среднем уровне возникли проблемы – мои бывшие коллеги из других отделов не были в восторге от того, что я защищаюсь, и противодействовали подписанию отзыва от института. Однако, они и сами хотели поступать в аспирантуру МИСИ и боялись, что я могу как-то на это повлиять. Всё благополучно уладилось, к сроку вышло и второе издание моей книжки, которая была размещена в вузах страны как учебное пособие.
7.3.Защита и утверждение
В Совете по присуждению учёных степеней у меня, наряду со сторонниками, было и немало противников. Они не знали содержания моей работы, но были настроены против меня лично описанной выше группой преподавателей кафедры, препятствующей моей защите. Поэтому исход голосования мог быть не в мою пользу, независимо от великолепных отзывов, полученных мною от уважаемых людей и организаций.
В день защиты самая большая аудитории нашего института в виде амфитеатра была заполнена до отказа. Защита докторской диссертации на тему автоматизации проектирования была едва ли не первой и вызывала большой интерес. Из Киева приехал Д.Н.Яблонский, который был моим официальным оппонентом и Мирон Демкив для моральной помощи. Были люди и из других городов и конечно, из Москвы. Пришли О.И.Ларичев, директора институтов, с которыми я работала, на этот раз был и Виталий. Присутствовали и представители всех моих противников, народ красноречивый, умеющий говорить убедительно, и я ожидала их разгромных выступлений.
Но защита прошла внешне почти спокойно, словесных баталий не было, а я достойно отбивалась от немногочисленных нападок. Говорят, я выглядела спокойной, только побледнела. Одета я была в чёрный бархатный пиджак, естественно, с белой блузкой и в парикмахерской причёске. Результат голосования был положительным, но «против» было четыре голоса, а это не мало. Меня горячо поздравляли, но было ясно, что утверждение в ВАКе будет не простым. Так оно и случилось. Банкета после защиты не было, как раз в это время действовали жёсткие Андроповские меры против алкоголизма и, в частности, против организации банкетов после защит диссертаций.
С утверждениями докторских диссертаций в ВАКе обычно не спешат: может поступить информация о нарушении процедуры защиты, плагиате, несостоятельности работы и анонимные письма. В моём случае последние как раз были. С их содержанием меня не ознакомили, но официально вызвали на заседание экспертного совета для выяснения ситуации. Момент, конечно, очень волнующий, но добрейший профессор нашей кафедры Сергей Дмитриевич Ковригин вышел ко мне в холл из зала заседания и подбодрил тем, что Совет на моей стороне. После этого я вошла и спокойно ответила на пару незначительных вопросов. Спустя полгода после защиты 24 июля, я получила степень доктора технических наук.
Глава 8. Семейные события
8.1. Автомобильная поездка в Венгрию
Летом 1982 года мы совершили две отпускных поездки. Первая была в Венгрию на машине. Туда мы съездили без особых происшествий, посетили места и города, где я бывала раньше. После Крыма, Кавказа и карельских озёр Балатон показался нам скучным, мы объехали его по периметру и не стали там останавливаться. В Будапеште задержались для осмотра достопримечательностей и для покупок. Миша интересовался пластинками, купил Аббу и Куинс и ходил, прижимая их к груди. Мы с Виталием приобрели себе недоступные тогда в Москве дублёнки. К сожалению, ни записей, ни фотографий не было сделано, хотя ярких впечатлений от этой поездки было немало.
8.2.Отдых на Десне
Вторая поездка была на реку Десну близ города Остёр. Сейчас это Украина, а тогда была республикой и входила в состав СССР. По дороге на Десну произошёл забавный случай. Я вышла из машины, чтобы зайти в магазин. На улице было грязно после дождя и мои босоножки оказались испачканными. Перед тем, как сесть в машину, я их сняла с намерением очистить, но отвлеклась, закрыла дверь, и мы поехали дальше. Обнаружила, что сижу босая, только на следующей остановке, возвращаться не было смысла. Босоножки были новые, красивые, белые с жёлтой лаковой вставкой, Виталий только что их купил мне по случаю. Но, как говорится, «пальта не надо». Были у меня в жизни ещё два подобных эпизода. Один раз я оставила куртку у дороги, где присела отдохнуть по пути на дачу. Во второй раз вывесила отличный бархатный пиджак горчичного цвета на балкон, чтобы он выветрился от табачного дыма после ресторана. Надолго забыла о нём, потом искала, пока не поняла, что его, видимо, снесло ветром на землю кому-то в подарок.
Стоянка на Десне была пасторально прекрасной: вековая чистая дубовая роща на ярких зелёных лугах. По утрам по росе в лёгком тумане мы делали пробежки босиком, потом купались в быстрой и глубокой Десне, готовили себе еду на газовой печке. Продукты и зелень в изобилии покупали в селе на другом берегу, куда добирались на лодке. Я под сенью дубов писала свою книгу, а Миша с Виталием общались с соседями. Мы ездили на это место два года подряд, компания для общения у нас там была идеальная – приятная пара из Украины с девочкой Мишиного возраста. Идиллия была разрушена Чернобыльской аварией. Это прекраснейшее место было загрязнено радиоактивным излучением и попало в зону отчуждения.
С Десны, как, впрочем, и из других южных мест, мы возвращались с машиной, загруженной до самого верха овощами и фруктами. Заезжали в Нежин, знаменитый своими огурчиками и закупали для засолки на всю зиму. Везли помидоры, фрукты, баклажаны и прочее, а дома солили, мариновали и закатывали в банки. Погреб в гараже был полон: овощей, солёных огурцов и помидор, варенья, капусты, антоновских яблок, нам хватало на зиму и даже оставалось для раздачи знакомым. Однажды, когда мы остановились на перекрёстке в каком-то месте с нагруженной машиной, к нам подошёл мужик и злобно крикнул в открытое окно:
– «Хапуги московские!»
Нам было и смешно и неприятно, поскольку это было просто выражением национальной нетерпимости. Признаки её были всегда, что бы ни говорили сейчас о былом братстве славянских народов. Но в торговых отношениях как раз никакой неприязни не было. Покупки сельхозпродукции наоборот способствовали развитию частных хозяйств.
8.3. Поездки в Друскининкай
Летом мы отправились на машине в Литву, в Друскининкай, бальнеологический курорт на юге страны. Место чрезвычайно живописное и удобное для отдыха. Сам городок чистый и красивый, кемпинг расположен на его окраине в прекрасном сосновом лесу на берегу реки Неман. Рядом минеральная вода и предприятия питания, кругом леса полные грибов. По утрам мы совершали пробежку до минеральных источников, пили воду, возвращались, завтракали, купались, ходили за грибами. В первое время мы обедали в кафе, где нам нравилось местное блюдо «цеппелины» (картофельные котлеты фаршированные мясом), а потом начали готовить сами, как правило, гигантский жульен: целую кастрюлю лисичек с сыром и сливками.
Собирать грибы там было одно удовольствие. В лесу на склонах ярко – зелёных полян светились многочисленные огоньки: жёлтые лисички. Можно было без труда набирать их в любом количестве, и мы мариновали на зиму по 3-4 трёхлитровых банки. Везли банки открытыми, чтобы грибы не испортились, поскольку их обработка была предварительной и должна была завершиться дома. Однажды Виталий, переливая бензин из канистры, случайно плеснул немного в одну из банок. Выбрасывать все грибы было жалко, я сняла верхний слой, дома замариновали и съели без последствий.
Нам очень понравилась эта поездка, и мы повторили её и на следующий год. Было тоже очень хорошо, только в отличии от первого раза, когда мы жили в палатке, мы сняли домик на территории этого же кемпинга. А потом совершили поездку по всем прибалтийским республикам.
8.4. Домашние дела
В домашнем хозяйстве у нас было всё неплохо организовано. У Виталия на производстве были частые «заказы» (наборы дефицитные продуктов и товаров) и он постоянно привозил домой полный портфель, набитый как рюкзак. С одеждой и обувью тоже как-то решалось. Много я покупала в своих загранпоездках, что-то удавалось по случаю купить дома, что-то шила сама.
Все годы моей жизни в Москве я была постоянно занята, расписывала дела на каждый день, но не чувствовала себя как загнанная лошадь, потому что мне нравилось многое из того, что я делала. Кроме того, в плане работы я никогда не испытывала давление извне. А после защиты докторской диссертации чувствовала себя ещё более свободно. На скуку, даже о родных, времени никогда не оставалось. С ними я регулярно и подробно переписывалась, часто бывала в Новосибирске, к нам приезжали мои сёстры Зоя, Галя, папа; а мама, как я уже писала, подолгу у нас жила. Единственным тяжёлым временем для меня было, когда маленький Миша находился в Новосибирске.
В 1983 году Миша окончил школу, и поступил в МИСИ на факультет Промышленного и гражданского строительства.
8.5. Печальные события
Осенью 1982 года поступили от семьи в Новосибирске печальные известия: папе сделали неудачную операцию, и спустя немногим более двух месяцев, он умер. Это случилось 18 декабря. В Москве шёл дождь со снегом, погода была не лётная, и аэропорт был забит до отказа, негде присесть. Билет мне по телеграмме продали, но рейс постоянно откладывался. Я под дождём ездила домой и обратно в аэропорт пока наконец не улетела. Печальное событие собрало многих родственников: прибыл брат Володя из Тынды и сестра папы Полина из Киева. Мама очень горевала, всю ночь просидела около гроба, ей было, что вспомнить за шестьдесят лет совместной жизни.
Спустя 6 лет после смерти папы, в июле 1988 года, после двух месяцев болезни. Она попросила мою сестру Галю пригласить священника для соборования. После принятия этого таинства мама была уверена, что немедленно умрёт, но продолжала жить и очень переживала по этому поводу. Тогда она попросила привезти священника ещё раз, но тот отказывался, ссылаясь на достаточность одного соборования. Галя просила и плакала, и, когда он согласился поехать, выяснилось, что у Гали нет денег на такси. В волнении она оставила кошелёк дома, и священнику пришлось оплатить проезд в троллейбусе не только за себя, но и за Галю.
Не помню, по какой причине я не прибыла в Новосибирск, пока мама ещё была жива, но не могу себе этого простить. Ведь какие бы важные дела у меня ни были, я всё равно полетела на похороны. Предполагаю, что с одной стороны, я боялась увидеть её смерть, а с другой, боялась своим приездом как бы подтвердить её скорую кончину. Тогда я не понимала, что это событие не было для неё ужасным, она была к нему давно готова.
Отпевали маму в храме, который она много лет посещала, очень торжественно, с хором послушников и зажженными свечами. Мы заранее это не предусматривали, так само получилось. Похоронили её рядом с могилой отца. Вечером после похорон и поминок Володя, я и Галя разговаривали, и на нас напал нервный смех. Успокоившись, мы легли спать, а Володя пошёл в комнату мамы. Среди ночи он вбежал к нам с испуганным криком:
– «Валя, Валя!!!».
Что ему приснилось или привиделось, он нам тогда не сказал. Только в последние дни своей жизни признался, что ему было предсказано, что после смерти матери он проживёт недолго И действительно, он прожил только 7 лет. Володя приехал в Москву из Тынды с тяжёлым диагнозом рака желудка на последней стадии. Собственно, он приехал в больницу, у нас он уже не бывал. Врачи мне сказали, что лечение бесполезно и жить ему осталось около 4-х месяцев, так оно и случилось. Народное средство, привезенное его женой из Таджикистана, естественно, не помогло.
Поскольку болезнь была скоротечной, он не успел похудеть и выглядел хорошо, но знал что умирает. Его жена Зоя прямо ему об этом говорила и даже показывала купленный для захоронения костюм. В день смерти я была с ним до самого последнего вздоха, держала его за руку, он её то сжимал, то отпускал, но уже не говорил. Мы с Зоей переворачивала его на бок, стараясь облегчить положение. Наконец, мать Зои сказала, чтобы мы оставили его в покое и тогда он тихо отошёл. На похороны приехала моя сестра Зоя, пришло неожиданно много народа: московские друзья и друзья и коллеги из Тынды.
Глава 9. Новые обязанности
9.1. Смотр дипломных проектов
Сразу после защиты меня назначили ответственной за проведение смотра дипломных проектов, благодаря которому
Рядом со мной ректор В.Я.Карелин
руководство предполагало сделать хорошую рекламу своему институту. Работа была большая: создание по отбору проектов по факультетам, просмотр, единое графическое представление и оформление выставки, аннотации, отчёт и подготовка его к изданию. Естественно, желающих тратить собственное время на это не было, а я, по мысли проректора по учебной части И.В.Прозорова, должна была «отработать» полученную степень. Он курировал все работы и настаивал, чтобы я сама представляла выставку при её открытии, видимо, желая подчеркнуть мою ведущую роль в этом мероприятии. Но я уклонилась от этой чести, и без того я была на ней самая заметная не только из-за своих постоянных мельканий туда-сюда и распоряжений, но и из-за белого костюма на почти однородном тёмном фоне.
Весь коллектив, который я имела полномочия подобрать по своему усмотрению, хорошо поработал, и выставка удалась на славу. Было много заметных посетителей, даже из ЦК партии, о нас писала центральная пресса, показывали по местному ТВ, а общесоюзной программе «Время» я давала краткое интервью. Потом мне долго звонили знакомые из разных городов страны с поздравлениями. Отчёт был издан великолепно и все мы получили хорошую премию, которую я сама распределяла.
9.2. Комиссия по Архитектуре Минвуза СССР
После защиты докторской диссертации, когда я ещё работала на кафедре Архитектуры, мне предложили быть председателем комиссии по образованию Минвуза СССР и сформировать её состав. Ещё одна нагрузка, но от такой чести не отказываются. Как принято, в любую комиссию включаются симпатичные председателю люди, и я не была исключением. В данном случае все были специалистами высокого класса, и за короткое время комиссия проверила три строительных вуза: Новосибирский, Ленинградский, Самаркандский. Поездки в другие, уже намеченные города, были прерваны начавшейся Перестройкой.
Работа была поставлена солидно. К нашему приезду институт готовил выставки учебных и научных материалов и работ, мы встречались с ведущими преподавателями, нам показывали институт и его службы и, конечно, возили для осмотра достопримечательностей городов и памятников архитектуры. Наша задача состояла в составлении заключительного протокола о состоянии обучения и уровню научной работы в вузе и рекомендациями по его совершенствованию.
В родном Новосибирском институте я застала ещё преподавателей, которые вели у меня занятия. Не знаю, помнил ли кто из них меня, но все знали, что руководитель делегации выпускница этого вуза. Я вместе со своим коллективом ездила на экскурсии и, хотя я неплохо знала Новосибирск, существенно пополнила свои сведения благодаря лучшему знатоку города С.Н.Баландину. Это был наш первый отчёт Минвузу СССР, и от там очень понравился.
В Ленинградском инженерно-строительном институте (ЛИСИ) тоже прошло всё хорошо, хотя началось не очень удачно. Когда мы приехали в гостиницу института, где нас поселили, комнаты её были предельно захламлены, кругом мусор. Я поговорила с директором гостиницы, мы поехали в институт, а когда вернулись, всё сверкало чистотой. Наша компания много смеялась над моей строгостью, мы вообще слишком много смеялись, а это всегда не к добру. На обратном пути в поезде мы проснулись от крика проводника. Оказалось, он забыл нас разбудить, поезд давно стоит в Москве, а вся наша команда крепко спит. В купе со мной ехалаТатьяна Бирюкова – секретарь комиссии, а в соседнем – профессор МАРХи С.В.Демидов и профессор нашей кафедры К.К.Шевцов. Последний, как бывший военный, собрался мгновенно и выскочил на перрон. Я из тамбура, бросила ему свой саквояж, но поезд уже начал движение, и я побоялась прыгнуть. Втроём мы поехали в далёкое депо. Проводник ругался, а когда поезд остановился на какой-то стрелке, предложил нам выметаться из вагона. Кое-как мы вылезли (у С.В.Демидова был протез ноги) и пошли по рельсам до ближайшей станции. Там удалось взять такси и, когда мы приехали на вокзал, К.К.Шевцов стоял на краю платформы и смотрел вдаль из-под руки, видимо, ожидая увидеть нас на путях.
Поездка в Самарканд была проблематичной по своей содержательной стороне. Нужно было выработать предложение оставлять ли архитектурную специальность в составе строительного факультета. Понятно, что узбеки очень хотели бы её оставить, и потому изо всех сил старались нас принимать как можно лучше. Но я, как руководитель, не хотела оказаться в неудобном положении и решительно отказывалась от всяких банкетов и приёмов, ссылалась на проводимую в то время компанию активной борьбы с алкоголизмом. Узбеки всё-таки нашли способ. После пары дней работы в стенах института, они отправили нас на три дня для составления заключения в загородный дом отдыха. Там для начала мы отметили в своём коллективе недавно прошедшие дни рождения: мой и К.К.Шевцова (у нас они совпадают). Он прихватил с собой из Москвы коньяк, я купила на рынке ведро клубники и мы славно попировали среди зеленых деревьев, цветущих маков и журчащих ручейков.
Наша рекомендация оставить архитектурную специальность была в пользу узбеков, но на неё никак не повлиял их радушный приём и даже то, что домой мы везли в качестве подарков ящики с фруктами. Не знаю, повлияло бы или нет мнение комиссии на принятие решений Минвузом СССР, но наши четко аргументированные рекомендации оказались бесполезными: грянули глобальные изменения, связанные с Перестройкой и распадом страны.
9.3. Высшая Аттестационная Комиссия (ВАК СССР)
С начала 1885 учебного года я была включена в качестве представителя нашего института в Высшую Аттестационную Комиссию (ВАК) СССР по присуждению учёных степеней и званий. Это была высокая, и надо сказать, неожиданная честь, поскольку другие институты и организации представляло высшее руководство: директора, ректора или проректора. Проработала я в ВАКе семь лет, за это время состав комиссии менялся и, таким образом, я имела возможность познакомиться со многими значительными людьми в нашей области, не только из Москвы, но и из других городов.
В задачу эксперта входило ознакомление с диссертацией, протоколом защиты, отзывами и написание краткой резолюции, завизированной ещё двумя членами комиссии. Как правило, по кандидатским диссертациям они всегда были положительными, хотя мне пришлось однажды вызывать автора работы для разъяснений. По докторским диссертациям разбирательства, как и в моём случае, случались часто. Мне однажды вручили на экспертизу очень слабую работу, её никто не хотел брать, чтобы не писать отрицательную рецензию, потому что автор был внуком знаменитого артиста. Мне тоже не хотелось затевать это обсуждение, но было обидно за тех, кто годами работает и не может пробиться к заветной степени. К тому же Н.Н.Ким, хорошо знавший соискателя, призывал меня к объективности, горячо говорил о падении уровня научных работ и нашей ответственности за это. История закончилась небольшой суматохой в Совете, утверждением претендента и появлением у меня потенциального врага.
На заседаниях комиссий мы дружески общались, в том числе и в хорошем буфете. Нам даже за это платили, кажется, по 3р.50 коп. за час; примерно, 10 руб. за посещение. Я была одной из двух женщин в комиссии, вторая бывала на заседаниях редко, так что я считалась безусловной королевой и все за мной галантно ухаживали. Особенно увлекательными были наши философские беседы с директором института Градостроительства Владимиром Владимировичем Владимировым. Мы часто уходили с ним вместе с заседаний, нам было не только по пути к дому, но и по пути к религии.
9.4. Мои аспиранты
Моей первой аспиранткой была Магда из Каира. Официально она числилась за В.М. Предтеченским, но фактически полностью была под моим руководством. Я начала с ней работать сразу после защиты своей кандидатской. Я очень не хотела её брать, зная, что за многими зарубежными аспирантами приходится делать работу самой. Предлогом было то, что она не знает русский язык, а я – английский. Она пообещала русский выучить и через 3-4 месяца явилась ко мне без переводчика. Я ушам своим не поверила: она говорила, причём почти без акцента! Очень была способная и практичная девушка со стальным характером, но не очень привлекательной внешностью. В Москве она вышла замуж за своего богатого и красивого соотечественника, родила ребёнка, которого поместила в русские ясли, а перед отъездом на родину накупила в Доме моделей на Кузнецком мосту нарядов, говоря, что у нас они продаются просто даром. После защиты она, по слухам, работала вместе с мужем в Арабских Эмиратах. На память о ней у меня сохранился ажурный серебряный браслет с египетскими мотивами.
Следующей аспиранткой была Наталья Чернышева из ЦНИИПромзданий – добросовестная, скрупулёзная, усидчивая, идеально подходящая для секретаря Учёного совета, кем она впоследствии и стала. С Наташей было много хлопот, она была выпускницей МАРХи, хорошо рисовала и упорно пыталась возместить недостаток научных идей графикой. Жаль, что я не сохранила созданный ею специально для меня рисунок «Древо жизни» по мотивам идей моей диссертации.
Два аспиранта из Молдавии – Николай Павлович. Чиобану и Нистор Грозаву были моими любимыми аспирантами. Оба серьёзные, инициативные, умные ребята, всё делали самостоятельно, я только осуществляла общее руководство и направляла в рамки нужных мне задач. После защиты Николай Павлович многие годы руководил кафедрой в Техническом Университете Молдовы и до сих пор параллельно занимается проектированием. Нистор Грозаву избрал политическую карьеру, но продолжает читать лекции. Из всех моих аспирантов они оказались самыми верными и благодарными. После моего отъезда в Израиль отыскали меня по Интернету, написали письма и регулярно поздравляют с памятными датами. А Николай Павлович с женой посетили нас здесь.
Гинтарис Цинялис из Вильнюса – человек практичного склада и западной ментальности: серьёзный, суховатый, чёткий, отстаивающий собственное мнение, не взирая на лица. В этом он был сильно похож на свою мать, в то время как его отец Антониус был приятным и открытым для общения человеком. С его родителями мы познакомились на Куржской косе, где вместе отдыхали. Ещё раз мы были вместе с ними на озере, на базе отдыха проектного института, где работал Антониус. Гинтарис после защиты много работал в странах Запада, в частности, Швейцарии. Двух человек я вела по линии заочной аспирантуры – Вячеслава Тимущука из Питера и Дмитрия Морозова из Алма-Аты. Оба были немного старше меня, и у себя в организациях руководили большими коллективами. С ними не было никаких проблем, оба успешно защитились. Вячеслава Тимощук подарил мне две небольшие акварели известного новгородского художника С.Пустовойтова, они постоянно передо мной. А Дмитрий Морозов убедил меня в том, что я могу читать по старославянски. Будучи в моём домашнем кабинете, он увидел старое Евангелие и спросил, читаю ли я его. Услышав, что я не знаю старославянского, он очень убеждённо сказал:
