Нагинская Валентина
Три земли моей жизни
Семья о. Николая жила очень скромно, жена Нина А. не работала, и они ещё помогали своим двум взрослым дочерям. Иногда о. Николай приходил к нам домой за картошкой, кабачками и другими овощами с собственной дачи. Когда они с Ниной А. были у нас в гостях, о. Николай очень хвалил мою еду. Он и сам как-то приготовил замечательное соте по случаю моего прихода к ним. От него на память у меня осталось несколько писем и расписное деревянное яичко, подаренное мне на Пасху.
12.2. На Куржской косе
Летом мы поехали на машине сначала в Вильнюс, а потом на Куржскую косу. Для въезда на неё требовалось разрешение, но нам его достали. Жили мы в Доме отдыха организации, где работали родители моего аспиранта Гинтариса: Антониус и Ирма. Мы с ними подружились и прекрасно провели время. Совершали далёкие прогулки вдоль косы, обедали в ресторане или жарили на кухне свежую рыбу, купленную у рыбаков, купались и загорали. На побережье были нудистские пляжи, раздельные, но не огороженные. Как-то мы с Ирмой пошли на этот пляж и, прогуливаясь вдоль длинной песчаной полосы, увлеклись разговором и дошли до мужского пляжа, едва не столкнувшись с его обалдевшими посетителями. Мы резко развернулись и, не прибавляя шага, пошли обратно, в ужасе, что последуют замечания. Но публика оказалась воспитанной. Зато по возвращению Виталий с Антониусом подшучивали над нами до конца отпуска. Мы ожидали появление внука, и каждый день ходили звонить по телефону-автомату в Москву. Наконец, 12 июля мы стали бабушкой и дедушкой. По этому поводу была организована вечеринка с вином и тортом.
Атониус и Ирма уехали раньше, чтобы продолжить свой отпуск на озере Айсетас, и пригласили нас последовать за ними. Там была ещё одна база отдыха, застроенная маленькими домиками на одну семью. Нам был отведен лучший домик на самом берегу озера. Мы прожили там 10 прекрасных дней, купались, плавали на лодке каждый день в разные места. Озеро в длину 16 км с многочисленными ответвлениями, по берегам сосновые боры, полные грибов и черники. Мы сделали большие запасы того и другого, благо условия позволяли. На обратном пути мы побывали в доме у наших хозяев в Каунасе. Дом, вернее двухэтажная вилла, располагается на большом участке недалеко от центра города. Дед Гинтариса был ботаником, и участок заполнен разными диковинными растениями, фруктами и ягодами. Семья была с давними традициями, и единственный раз в жизни я видела в доме золотые ложечки, которые были поданы к кофе.
12.3. Наши дачи
Однажды на первомайские праздники мы полетели в Крым. Наш друг Вадим встретил нас в аэропорту в Симферополе и, чтобы показать весеннее цветение в полном великолепии, повёз нас в Феодосию длинным путём через Ай-Петри. На пикнике в живописном месте Вадим с женой Расимой и Виталием всё это аппетитно уминали, а я мужественно обходилась одной печёной картошкой, дожидаясь завтрашнего разговления. Заканчивалась Страстная неделя. Пятницу мы провели в поезде, и я целый день ничего не ела, как истинная неофитка, строго соблюдающая все правила. С собой мы везли много вкусного столичного припаса, в том числе, куличи и крашеные яйца. Погода была прекрасной и весенний цветущий Крым покорил нас, особенно сплошь покрытые розовыми цветами «иудины» деревья.
В Феодосии нас пригласили на дачу, расположенную на горе, но довольно близко от моря и от центра примерно в 20 минутах пешком, если идти через старое кладбище. Место чудесное, всё в садах, с прекрасным видом на город и море. Самым привлекательным в дачном посёлке был укромный закуток с собственным лужком и колодцем. За почти глухим забором просматривался старый сад и маленький, похожий на трансформаторную будку, домик. Нам всё так понравилось, что возникла практически нереальная идея купить этот участок. Он не продавался, но я почему-то сразу подумала, что он будет нашим. Невероятно, но сбылось! Не буду описывать все трудности связанные с покупкой дачи, но в конце лета мы вместе с Вадимом стали её владельцами. Содружество с Вадимом было и приятно и необходимо потому, что купить дачу можно было только жителю Крыма и ещё потому, что она требовала постоянного присмотра и ухода. Сад был великолепный: около 40 фруктовых деревьев: миндаль, вишня, черешня, яблони, груши. Все это надо было обрабатывать, снимать урожаи, что-то с ними делать.
На крымской даче
Форма участка была неправильной, поэтому он казался очень большим и ни одного соседа не было видно. Вечером, мы любили подниматься на крышу и ощущать себя невесомыми между бархатисто тёмным южным небом и раскинувшемся внизу освещённым городом. Внизу был чёрный массив моря с разбросанными на нём редкими сигнальными огоньками кораблей. Мы планировали бывать там часто, тем более что дорога от московского дома до дачи в общей сложности при благоприятных условиях полёта занимала 8 часов.
Жизнь на даче нам очень нравилась. Утром мы шли купаться с полными карманами свежего миндаля и, поедая его в дороге, быстро «скатывались» с горы. На обратном пути с моря заходили в магазины и поднимались с покупками под жарким солнцем и уже без былой лёгкости. Виталий тащил сумки, а я плелась сзади. Днём я ухаживала за садом и маленьким огородом, а Виталий занимался строительными работами. Вечером приезжали Вадим с женой Расимой. Она привозила что-нибудь вкусное, жарили мясо, если его удавалось достать, пили пиво или вино производства Вадима, ели овощи со своего участка. На участок заходили кошки, гуляли по вечерам ёжики, и стояла почти абсолютная тишина.
Зимой я запроектировала на месте будки двухэтажный домик и Вадим с Виталием приступили к строительству. Но побывать там нам удалось всего несколько раз в течение двух лет. Наши замечательные планы не осуществились – отстроить удалось только подвал и частично первый этаж. В стране началась Перестройка. Ситуация стала нестабильной. во всех отношениях. Поездки на дачу в Феодосии становились проблематичными из-за того, что там резко снизился уровень комфорта: ухудшилось продуктовое обеспечение, кто-то срезал электрические провода, и дачу пришлось оставить (к тому времени частично разграбленную).
Перестройка, начавшаяся в конце восьмидесятых, вызвала энтузиазм у передовой части населения, она давала надежду на построение более свободного общества. Мы тоже восприняли её с радостью: ходили на митинги, слушали радио и ТВ. Я вела разъяснительную работу со студентами и даже хотела вступить в ряды активных борцов в какую-нибудь организацию. На кафедре работала доцентом Ольга Сергеевна, она была знакома с Б.Н.Ельцыным и жила с ним в одном доме. Такое соседство означало принадлежность к высшему правящему тогда классу, но внешне это никак не проявлялось- она держалась просто, дружественно и была прекрасным и интересным человеком. Ольга Сергеевна обещала меня познакомить с Борисом Ельциным, если я захочу, но сама его не любила и мне не советовала входить в его компанию. Не советовал и Виталий, и о. Николай и я приняла решение не ввязываться ещё и в политику, хотя соблазн был велик.
Между тем, жизнь в стране становилась труднее, магазины пустели, и сбережения населения стремительно обесценивались, в том числе и наши. Чтобы как-то использовать свои деньги, мы решили обзавестись дачным участком вблизи Москвы. Это была нелёгкая задача, но, в конце-концов, Виталий получил участок по Калужскому направлению в 60 км от нашего дома. Он был вдалеке от дачных поселений, вблизи не было ж. – д., и от шоссе надо было ехать не менее 4 км на машине по очень плохой грунтовой дороге. Начинать стройку на участке было сложно из-за дефицита всех строительных материалов, и мы решили попробовать купить сборный финский домик, которые изготавливали тогда в Петрозаводске. Очень кстати я получила предложение от Университета этого города прочитать курс лекций. Попала я в страшный гололёд, что при слегка холмистом рельефе города и моих высоких каблуках было катастрофой. Помню, как периодически падая, передвигалась от гостиницы до Университета по главной седловидной улице.
Добралась и до строительного комбината, где без всякой протекции и мзды договорилась с добродушным директором о покупке домика. Потом Виталию пришлось ещё туда поехать, чтобы оформить поставку в Москву двух домиков (ещё и для его сослуживца). Он захватил с собой большую коробку с коньяками и разными дефицитными деликатесами, чему директор был очень рад. Такие скромные тогда были способы благодарности, их и взятками назвать невозможно.
Строил Виталий дом в одиночку от фундамента до кровли и в неблагоприятных погодных условиях. Летом этого года не было ни одного дня без дождя, сеял непрерывно днём и ночью. Попытка привлечь местных мужиков в помощь не имела успеха. После одного дня работы они больше не появлялись. Помогать в строительстве мне Виталий не разрешал, работы были тяжёлые, и я отсиживалась в машине, выходя только под тент приготовить еду на газовом баллоне. Никаких строений, кроме туалета, у нас на участке ещё не было. К октябрю, перед нашей общей поездкой в Западный Берлин, Виталий установил стены дома, перекрытие, стропила и покрыл кровлю профилированным алюминиевым листом. После бесконечных дождей всё вокруг размокло, и при завершении сезона выехать на машине с нашего участка было невозможно. Пришлось прибегнуть к помощи могучего грузовика. Он тащил нас на прицепе по морю грязи, как
Дача в Подмосковье
щенка на привязи, который не достаёт до земли лапами.
В следующем году Виталий настелил полы, а к моему дню рождения установил лестницу с террасы на мансарду. Там на втором этаже мы отметили праздник вдвоём с онемевшими от холода руками. В последующие годы вплоть до продажи дачи Виталий вложил в неё много труда. Для огурцов и помидор он построил теплицу. Обработал участок, завёз туда чернозём, посадил деревья и кустарники, выложил тропинки. Виталий всегда покупал лучшие сорта саженцев, и в результате у нас была смородина величиной с вишню, заросли крупнейшей малины. Чеснок был величиной с мой кулак, а целое поле клубники давало много ягод.
Картошка была нашей особой гордостью. Приятель по гаражу подарил Виталию немного голландских клубней, и мы засадили ими небольшой участок. Виталий за ними ухаживал: несколько раз их окучивал, уничтожал колорадских жуков. Урожай был просто фантастическим. При копке мы, к изумлению соседей, засыпали картошкой весь наш двор и не знали, куда её девать – раздавали и даже часть продали. То же было и с другими овощами: наш московский погреб в гараже был заставлен и завален ими, а помидоры осенью занимали всю свободную площадь в квартире.
Дачный кооператив принадлежал конторе, связанной с сельским хозяйством. Дачники, будучи специалистами в этой области, соревновались, у кого лучший урожай и ревниво относились к нашим картофельно-овощным успехам. В отличии от них, делающих всё по науке, я познакомилась с местными жителями из окрестных деревень и все советы получала от них. Покупала у них и семена, и саженцы, и мёд, и молоко. Молоко мы покупали у Никанорыча, умного, зажиточного мужика, мастера на все руки. Как-то Виталий спросил у него, почему он не устроит у себя водопровод, ведь речка рядом с домом. Никанорыч ответил, что не хочет вызывать зависть соседей. Его беспокоило и международное положение. Он был уверен, что американцы имеют виды на его землю и могут её отнять, если не вооружаться.
Наши рекордные урожаи требовали не только труда, но и нуждались в воде, которой на участке не было. Частично потребность в ней восполнялась двумя большими, вкопанными в землю ёмкостями под водостоками, которые Виталий установил для сбора воды и купания. Но их не хватало и приходилось носить вёдрами воду из ручья. За питьевой водой мы ездили с канистрами в деревню и приносили из родника около пруда, где купались.
Ездили мы на дачу с большим удовольствием. Я любила ухаживать за растениями, удобрять, поливать, пропалывать. Особенно любила запах в теплице, когда подрезаешь помидоры и огурцы. В доме мы тоже славно обустроились с занавесками на окнах и ковриками у кроватей. На светлой террасе всегда стоял сезонный букет цветов, пахло деревом и свежевымытым полом. Хорошо было спать в просторной избе, по утрам топить печь, жарить блины и пить кофе.
Отдалённость участка от мест цивилизации способствовала сохранению окрестных лесов, полных грибами и лесными орехами. Осенью опята покрывали всю землю и деревья в лесу, и мы их срезали в большие мешки из-под картошки. Однажды целый мешок оставили на поляне и, не в силах остановиться, бродили вокруг, подрезая ещё в пакеты. В результате закружились, мешок потеряли и долго искали его в быстро сгущающихся сумерках. Чуть было не сбылась для кого-то моя детская мечта: найти в лесу полную корзину грибов или ягод в зависимости от сезона. За орехами мы ходили только однажды, но сплошь обсыпанные ими кусты – незабываемое зрелище. Мы набрали полный мешок из-под картошки, и щелкали их всю зиму.
В год нашего отъезда в Израиль цены на недвижимость резко упали, но нашу дачу купили быстро, не торгуясь и особенно не рассматривая, такой она выглядела нарядной и ухоженной. Купила её очень приличная на вид пара высоких начальников из МВД. Как-то, уже в Израиле, мы видели их по ТВ. Из всего оставленного в Москве, дачу с деревьями, кустами и растениями мне было жалко больше всего.
Последние несколько месяцев жизни мать Виталия Фрина Юльевна жила вместе с нами. Мы давно её звали, но она никак не могла расстаться с привычной обстановкой. Несмотря на то, что здоровье её ухудшалось, она медлила с переездом, потому, что боялась потерять свободу и независимость. Хотя расположение изолированной комнаты в нашей квартире позволяло ей при желании вообще с нами не встречаться. Когда она, наконец, решилась, мы жили спокойно, без всяких неприятностей.
Довольно тяжёлыми были только последние месяцы перед её смертью. Хотя она и не чувствовала болей, обычных при раке, но других неприятных последствий избежать не удалось. Фрина Юльевна была неверующей, в последнее время хотела поверить и не могла. Спрашивала у меня как это сделать, но я была бессильна ей помочь. Только читала истории из Библии, которые она помнила ещё с времён гимназии, стихи Пастернака и других авторов; я тогда много помнила наизусть. Последние полтора месяца нам помогала сестра Фрины Юльевны Женя, приехавшая из Днепропетровска и проводившая её в последний путь. В день похорон с нами случилось необъяснимое происшествие. У всех 4-х сопровождающих членов нашей семьи сломались по одной пуговице: на пальто у женщин и на костюмах у мужчин.
Глава13. Кафедра САПР
13.1. Положение и состав
С осеннего семестра 1984 года одновременно в нескольких головах, в том числе и в моей, возникла идея создания специализированной кафедры систем автоматизированного проектирования в строительстве (САПР). Не буду описывать всех перипетий и обсуждений по этому поводу, скажу только, что я способствовала, как могла реализации этого плана. Работа по её организации заняла примерно полтора года.Вновь созданная кафедра вошла в состав Экономического факультета, что диктовалось не её направленностью, а организационными соображениями. На должность заведующего пришёл директор ЦНИИПИАСа Александр Антонович Гусаков.
Эту должность предлагали мне, но я отказалась, не хотела заниматься административной работой. Всё это время я продолжала оставаться на кафедре Архитектуры, хотя уже начала читать курс по профилю создаваемой кафедры. В весеннем семестре 1985 года я получила звание профессора, а концу семестра была утверждена и кафедра САПР, куда я перешла с осеннего семестра 1986 года.
Я оговорила себе особый, довольно независимый статус и маленький кабинет, что в условиях тогдашней тесноты было большой привилегией. Договорённость по поводу кабинета нарушилась сразу же – Александр Антонович. попросил моего разрешения поставить там стол для доцента А.И.Синенко, и мне неудобно было отказать. Зато моя деловая независимость постоянно укреплялась. Я продолжала оставаться на должностях, не относящихся непосредственно к профилю кафедры: председателем комиссии по Архитектуре, членом ВАКа, зам. председателя одного из Советов МИСИ по присвоению учёных степеней по промышленному и гражданскому строительству, членом ещё двух Советов, депутатом и прочее. Принимая во внимание всё перечисленное, я сама планировала себе учебную нагрузку и расписание занятий. Теперь я ездила на лекции не раньше, чем ко второй паре, т. е. к 10 часам и не вела больше практических занятий. Моя независимость не очень нравилась Александру Антоновичу, он называл меня «пятой колонной», но был вынужден смириться.
Ассистентов у меня было трое: Ирина Цветкова, Ирина Яковлева и Александр Акопов. Всех их я сама пригласила на работу. Ирину Цветкову я знала по институту ЦНИИпромзданий, с которым сотрудничала; Ирина Яковлева была знакома по личным связям; Александр Акопов был взят по просьбе и рекомендации уважаемого мной коллеги. Все они были отличными работниками и находились только в моём распоряжении. Отношения у нас были доверительными, я даже была инициатором крещения и крёстной матерью обеих Ирин. Отец Ирины Яковлевой просил меня её воспитывать, и я это делала в силу своих понятий и возможностей. Когда она впоследствии вышла замуж за дипломата, все лавры достались мне. Студенты любили их всех, особенно Александра Акопова. привносящего во все дела блеск, игру и изобретательность. Ассистентов с разным успехом пытались у меня переманить. Александр Антонович предложил Александру Акопову своё покровительство взамен моего руководства, но он с честью выдержал испытание.
Ирина Цветкова подобного испытания, к моему большому сожалению, не выдержала, хотя получала от меня всё, что только я могла ей дать: дополнительную зарплату по НИР, неоднократные поездки в Западный Берлин, длительные командировки по моей протекции в Америку. Там она помогала в качестве секретаря и переводчицы нашему декану И.Г.Лукмановой и приняла её предложение в дальнейшем работать с ней. Они без согласования со мной сделали перевод Ирины на другую кафедру, и я даже не сразу это поняла, т. к. вместе с ней передали и учебную нагрузку, которую она вела. Мало кто умеет достойно уходить, но уходить тайно, учитывая наши прошлые отношения и обстоятельства, по меньшей мере было странно. Если бы она мне это сказала прямо, я бы не препятствовала её уходу. Каждый имеет право распоряжаться своей жизнью, хотя и жаль было бы терять подготовленного преподавателя. Но теперь я потеряла человека.
На новой кафедре она проработала недолго и ушла из института. Не знаю причин её ухода, но предполагаю, что при её прямоте, честности и искренности стиль работы нового начальства, требующий безусловного повиновения и знаков особого почтения, показался ей неприемлемым.
13.2. Деятельность кафедры
На кафедре была очень благоприятная атмосфера для работы со студентами. Поток по нашей специальности составлял всего 50 человек, т. е.общее число студентов всех курсов было около 250 и преподаватели отлично знали каждого из них. Мы направляли небольшими группами студентов для практик и выполнения дипломов по реальным данным в научно-исследовательские и проектные организации. Некоторых мне удавалось даже послать на включённое обучение в города других стран, в частности, в Веймар и Марсель. Один их таких студентов, Андрей Волков, после обучения в Веймаре сделал быструю и блестящую карьеру. Теперь он ректор МГСУ и обладатель всех возможных титулов и званий.
В рамках сотрудничества с Техническим Университетом Берлина удалось организовывать совместные проекты и поездки больших групп студентов с нашей и немецкой стороны. Ребята знакомились с методами обучения и проектирования в наших странах, но что ещё более важно друг с другом, заводили друзей. Выпускники нашей кафедры очень ценились на рынке труда, работали в престижных отечественных и зарубежных фирмах. 
1987 г. Пятидесятилетний юбилей
В одну из поездок с группой студентов в Берлин к нам присоединился Виталий. До Белорусского вокзала нас на своём джипе подвозил Миша. Однако Виталий решил что-то ещё проверить в квартире и выезд задержался. Компенсируя потерянное время, Миша ехал очень быстро пока не оказался на ул. Горького (она ещё не называлась Тверской), где была колоссальная пробка. Ж – д. билеты на всю группу были у меня и я очень нервничала, боясь опоздать на поезд. Хотела даже выскочить и бежать бегом, но Миша меня остановил и умело пробирался сквозь поток машин, сохраняя удивительное спокойствие, что и спасло положение. До вагона мы добежали буквально в момент отправления, но проводник держал на всякий случай дверь открытой, куда мы с Виталием и запрыгнули почти на ходу. Группу он в вагон пустил по согласованию с начальством, так что всё уладилось.
На кафедре я отмечала своё пятидесятилетие. В тайне была создана комиссия по организации празднования, но информация до меня дошла, и я категорически отвергла любые официальные мероприятия. Совсем не приходить в институт в этот день было бы неправильно уже потому, что вся кафедра об этом знала. Виталий привёз на машине всё нужное для застолья – торты, фрукты, конфеты, кока-колу (вино строго запрещалось) и прочее и мы славно и весело попировали всем коллективом. Потом стали подъезжать посланники из других институтов и организаций, я им не давала читать адреса, откладывала в сторону, а самих усаживала за накрытый стол. Я, как примадонна, была вся в розах и цветах и, как и 25 лет назад, в красном платье. Это было второе платье такого цвета в моей жизни, а третье (не совсем красное, а вишнёвое) я сшила на своё 75-летие.
13.3. Американский грант
В первые годы перестройки было множество международных проектов и грантов из-за рубежа. Наш институт получил грант Всемирного Валютного Банка, который спонсировал семинар для молодых руководителей. Была сформирована группа в 42 человека из разных организаций и городов страны. Семинар продолжался 3 месяца, первая половина времени в в Москве, вторая – в Вашингтоне. Приглашались лекторы по теме, проводились дискуссии и тестирование. Вся группа проходила американский тест на время и множество тестов на характеристику личности и пригодность её к руководству. Результаты тестирования не обнародовали, но я была причастна к организации семинара, поэтому их знала. Что касается меня, я прошла тест хорошо, оказавшись в высшей из трёх групп, правда, не в первых её рядах. Их заняли молодые и способные люди из провинции. Некоторые наши профессора, не привыкшие к экзаменам и временным ограничениям, оказавшись в хвосте последней группы. Собственно, мы все, в отличии от западных коллег, к тестам не привыкли.
Впечатления от поездки начались с полёта из Москвы в Вашингтон. С высоты невероятно прекрасным зрелищем была ярко-зеленая Шотландия с белоснежной полосой прибоя вокруг острова. Сам он разделён полосами из валов на участки с домиками, коровами и прочим, как на детской картинке. В аэропорту Шенон, где была остановка, как будто специально для нас проходила выставка архитектуры страны. Следующим потрясением был вид бесконечного как небо голубого океана с белыми барашками волн, походящими на звёзды в постоянном движении. Потом барашки стали уплотняться, превращаться в валы и образовались концентрические линии окаймляющие материк. И, наконец, открылся вид на гигантский, простирающийся до горизонта Нью-Йорк. Он выглядел как искусно выполненная гравюра. Перед нашим прилётом выпал снег, и на белоснежном фоне резко очерчивались острова, мосты, реки, дороги.
Жили мы в Вашингтоне и занимались в одном из зданий Всемирного Валютного Банка, располагаясь по четыре человека за столиками в большой аудитории. Лекции читали профессора Гарварда и специалисты из других организаций с переводом на русский язык. Один молодой профессор из Гарварда поразил нас тем, что на первом же занятии называл всех нас по именам. Он признался, что всегда перед лекциями выучивает имена студентов по фото в личных делах. На этот раз ему было сложнее из-за незнакомого звучания речи и изменения причёсок у женщин, но он ни разу не ошибся.
Училась группа по Гарвардской системе: выполняли мини-проекты и задания, в которых предлагались реальные жизненные ситуации и подробные данные по ним. Материалы распечатывались для каждого индивидуально, отводилось время на их изучение и выработку решения. Не могу не похвастаться. В одном из таких заданий моё мнение не совпало с мнением всей группы. Мне пришлось его устно обосновывать, спорить с оппонентами, но оно оказалось именно тем, которое было принято в реальности. Профессор дал высокую оценку
1994 г. Перед Белым домом
моему анализу, хотя обычно он этого не делал.
В перерывах пили кофе или чай. Обслуживающий персонал не успевал подносить термосы того и другого и пакетики со сливками и сахаром – все брали по 2 пакетика и пили не по одной чашке. Часто это заменяло нам обеды. Иногда ходили в салатные буфеты, где можно было накладывать в коробочки из многочисленных рядов любые продукты по одной цене. Некоторые клали себе исключительно что-нибудь наиболее ценное, например, крабов. Супермаркет был поблизости, и нам всем доставляло большое удовольствие закупать там продукты, которых в Москве тогда и в помине не было, и готовить ужины и завтраки в микроволновке.
Размещались мы в прекрасной гостинице квартирного типа со всеми удобствами, бассейном и саунами. В первый же день приезда один наш коллега устроил серьёзный пожар. Постирал рубашку, сам пошёл гулять и как-то так её развесил, что она загорелась. Приехали пожарные, всё залили водой, и инцидент закончился благополучно.
В Вашингтоне я много ездила и ходила по городу, посетила множество музеев, удалось побывать в Белом доме. Нас возили в Нью-Йорк и Балтимор, а я ещё самостоятельно летала в Питтсбург к дальней родственнице. В Нью-Йорке я покинула группу и провела время со своей знакомой Мариной. Город мне не понравился, я чувствовала себя затерянной песчинкой среди продуваемых ветром «каменных джунглей». Правда, нигде кроме центра и Брайтон Бич я не побывала, наверняка там есть прекрасные места. После него Балтимор показался просторным и малолюдным. Его основная достопримечательность – гигантский аквариум, где акулы плавают просто рядом, за стеклом, а великое разнообразие подводного мира не поддаётся описанию. Интересно было посетить и современнейший завод по сжиганию мусора, обеспечивающий электроэнергией весь город. Что характерно: ни вокруг него, ни внутри не чувствовалось никакого запаха.
Поездка в Питтсбург была с приключениями. Билет вызвалась купить моя родственница Мария Розанова или Муся, как мы её зовём. Она была уверена, что ей удастся сделать это дешевле. Действительно, мест дешевле не бывает: по дороге туда я сидела около двери без окна на неимоверно малом пространстве. Думала, что меньше невозможно, но на обратном пути убедилась, что минимализму нет предела. Не думаю, что Муся сохранила для меня большую сумму, но в результате экономии я не могла наблюдать Америку сверху.
Авиабилет я так и не видела, он был послан авиапочтой, но письма я не дождалась. Правда, на телефоне в моей комнате время от времени зажигалась лампочка, но я не сообразила к чему бы это и в информацию не обратилась. Поехала без билета в аэропорт, величиной с город, имеющий свои автобусы и метро. Я понятия не имела куда обращаться. Мои вопросы на примитивном английском понимали, но я плохо понимала ответы. Однако всё-таки добралась до нужной стойки, и нашёлся билет в компьютере. Сейчас это норма, но тридцать лет назад было редкостью.
Муся устроила мне целый праздник: экскурсии по городу на машине и пешком, ресторан, театр, большую вечеринку со всеми её русскими и американскими знакомыми. Муся имеет небольшую студию для обучения игры на фортепиано взрослых людей. Живёт она в небольшой квартире из двух комнат в самом центре города, в высотном здании. Это социальное жильё, но выглядит как жильё для зажиточных: цветы в вестибюле, ковры в коридорах, чистота и тишина. Казалось бы все отлично. Но вечером, наблюдая в громадное окно, как кружатся снежинки над пустым в этом время городом, я представила, как должно быть одиноко здесь чужому человеку среди устремлённых в небо стеклянных «карандашей».
Но утро принесло замечательное настроение. Пока Муся готовилась к вечеринке, я прогулялась по городу, сделала покупки, в том числе, традиционный американский плащ, от цены которого Муся пришла в ужас. На вечеринке все приглашали меня к себе домой, а один из американских гостей предложил подвести на виллу знаменитого архитектора Л.Райта, когда я сказала, что знаю о её нахождении невдалеке от города. Было бы очень интересно посетить семьи «наших в Америке» и послушать их истории, но надо было возвращаться на семинар.
13.4. Заведование кафедрой
По ряду причин А.А.Гусаков оставил заведование кафедрой и передал её управление своему заместителю В.О.Чулкову, который был оформлен временно исполняющим обязанности. В качестве постоянного заведующего его кандидатура не рассматривалась, и ректор института снова предложил эту должность мне. После очередного моего отказа поиск нового руководителя шёл около года. Все кандидаты на эту должность не устраивали руководство института, и предложение занять её мне возобновилось. На этот раз я согласилась, считая, что так будет лучше и для меня, и для кафедры.
Первое время приходилось очень многое приводить в порядок. А.А. Гусаков отлично осуществляя общее руководство, но в подробности особенно не вникал, а его заместитель не имел опыта работы в вузах, контактов со всеми необходимыми людьми и службами института. На налаживание чёткой и слаженной работы потребовался примерно год. Состав кафедры был частично изменён, привлечены сильные специалисты из других организаций и кафедр, которых я знала по предыдущей работе: В.П. Игнатов, Б.С.Истомин, В.Ф. Яковлев – будущие ведущие профессора кафедры. Кардинально переделан учебный план подготовки специалистов, изменен набор преподаваемых дисциплин, их содержание и т.п.
Лаборатория кафедры быстро оснащалась компьютерами и другим оборудованием, не в последнюю очередь, благодаря моим хорошим отношениям с руководством института. На кафедре, впервые в институте, большая часть документации (учебные планы, распределение нагрузки и др.) была перенесена на компьютер, что очень облегчало контроль и составление расписаний занятий и отчётов.
Отношения со всеми сотрудниками у меня были нормальными, а с большинством даже очень хорошими, не считая упомянутой выше историей с Ириной Ц. Между тем, коллектив был не маленький, вместе со штатными сотрудниками, совместителями, инженерами лаборатории и аспирантами не менее 40-45 человек. В дальнейшем он пополнялся нашими выпускниками.
