Николай Иванович Хрипков
Каникулы
14. И НА ПОМОЙКЕ НАЙДЕШЬ ЖЕМЧУЖНЫЕ ЗЕРНА
На следующий день они проснулись довольно поздно. Молча попили кофе, а потом весь день пили только фанту и колу, изредка чуть-чуть перекусывая, поскольку аппетит и у того и у другого отсутствовал. А вот жажда доставала
Серега предложил снять похмельный синдром пивом, но Пахом решительно отказался. Причем даже сам удивился этому.
– Ни капли спиртного больше! – твердо заявил он. – Выпьем только за победу, если, конечно, она…
– Не каркай! И постучи по дереву! Я очень суеверный! – строго сказал товарищ. И погрозил ему пальцем.
Серегин гараж – это целая мастерская. Здесь было всё необходимое. Пришлось только докупить металлического профиля, кое-какое электрооборудование, пиротехнику. Потом Серега смотался к знакомому фармацевту и привез всё необходимое. Провозились дотемна в гараже над конструкцией, которую нарисовал Пахом, а Серега внес свои коррективы, сделали чертеж со всеми размерами. Конструкция была разборной, чтобы ее можно было поместить в багажнике. До глубокой ночи Серега просидел в Интернете. Пахом смотрел сериал, но думал о своем, лениво пощелкивая семечки.
– Вот они, голубчики! – сказал Серега. – Можешь полюбоваться! Самый главный Филипп Филиппов, Павел Дрищенко и Осип Максимов, учащиеся девятого «г» пятой школы города Чернореченска. Александра Старкова, ученица одиннадцатого «в» той же самой школы. Погляди! Они? Узнал?
Пахом кивнул. Он с ненавистью смотрел на фотографии. У его мучителей были лица, как у мумий. Застывшие.
– А вот их и домашние адресочки. Давай поглядим по карте! Ага! Не так-то далеко живут друг от друга, на соседних улицах. Впрочем, городок-то и не очень большой. Провинция! Еще говорят, что интернет – это глобальная помойка. Я, конечно, целиком и полностью с этим согласен. Порой такой омерзение охватывает, когда открываешь некоторые сайты. Но и на помойке бывают жемчужные зерна. И немало!
– Это они-то жемчужные зерна? – задал риторический вопрос Пахом. А на риторические вопросы, известно, не ждут ответа. Он еще раз поглядел на монитор.
– Имеется в виду нужная информация. Методом дедовского тыка мы потратили бы гораздо больше времени. Или ты не согласен? Что молчим, друг Горацио?
– Согласен! Согласен! – кивнул Пахом. – Ты бы не отвлекался! Выуживай всю информацию! И меньше отвлекайся!
– Поедем на двух машинах. Я на «Тойоте», ты на «Жигулях». Только без обид. Мне как-то иномарочка ближе. И к тому же, ты можешь себе позволить неаккуратность. Я сделаю на тебя доверенность. Это недолго. У меня есть знакомый нотариус. Иногда с ним балуемся пивком.
– Блин! Серега! Тебе не медиком быть, а политиком или бизнесменом. Везде у тебя нужные знакомства. Когда ты успеваешь?
– Нам нужно алиби. Тут неподалеку есть деревушка, там живут моя бабушка с дедушкой. Очень старенькие. Сначала засветимся у них. Скажем, что отправились на порыбачить, поохотиться. Чтобы не волновались!
15. ВОТ И УВИДЕЛИСЬ
Снять жилье в Чернореченске в последнее время не было проблемой. Выбирай – не хочу! – на любой вкус: благоустроенная квартира, дача, времянка, коттедж, комната в общежитии…В городе уже закрыли молзавод, мясокомбинат, элеватор, завод по производству низковольтной аппаратуры, предприятие по ремонту сельхозтехники, железнодорожное депо…Да почти всё, где люди когда-то получали стабильную зарплату. Кто пошустрей, имел связи, ударился в бизнес. Как грибы после дождя, появлялись все новые магазины, киоски, автостанции, гостиницы, увеселительные заведения, всякого рода салоны, мастерские. А поскольку городок был пограничным и через него ехали дальнобойщики из Китая, Средней Азии, Казахстана и, само собой, туда, проблем с клиентурой, то есть здоровыми молодыми мужиками, не было. К их услугам круглые сутки были бордели, ресторанчики, мотели, сауны, бывшая лыжная станция, приватизированная бывшим секретарем комсомола и превращенная в развлекательный центр, где, как говорится, за ваши деньги, все услуги. Цены на жилье не снижались только потому, что росла инфляция, вопреки бравым реляциям государственных чиновников о постоянном снижении ее на пути к светлому капиталистическому будущему, где кое-кому будет ой как хорошо! Но с каждым годом становилось почему-то всё больше тех, кому было не совсем хорошо.
Друзья сняли дачку за городом. Бабуся, которая сдала им дачку, была обрадована. Долго извинялась за то, что дачка несколько захламлена, но зато она с них возьмет поменьше. У нее уже не было сил добираться до дачи и заниматься дачными делами. Годы брали свое. Она бы продала дачку и за полцены, но покупателя не находилось. А их денежки будут для нее весьма серьезным подспорьем к ее скромной пенсии, которую она зарабатывала десятилетиями, начиная с детского возраста, когда еще в войну, вместо того, чтобы сидеть за партой и учить письмо Татьяны к Онегину, она доила коров на колхозной ферме, скирдовала сено, полола свеклу, копала картошку для колхозной свинофермы, заготавливала дрова по пояс в снегу, получая за это от государства натурплату, чтобы раньше времени не протянула ноги. Государство-то у нас очень народозаботливое.
Два дня они приводили дачку в приглядный вид. Выпололи сорняки, благо в сарайчике нашлась коса, поставили забор вертикально, привязали висевшую набок калитку, после чего занялись интерьером, выбросив сначала весь мусор. Поскольку в их планы не входило оставаться здесь на ПМЖ или принимать высокопоставленных гостей и капризных детей богемы, управились они довольно быстро, несильно-то упираясь и не потратив значительных средств. Место было готово. Можно было встречать гостей.
Два дня они посвятили разведке, стараясь особенно не светиться. Поэтому одевались весьма скромно, неброско, вели себя тихо, в разговоры с прохожими не вступали. Хотя городок был транзитный, но всё-таки небольшой, а поэтому нужно было постараться не оставить о себе памяти у бдительных и наблюдательных туземцев. На этот случай у них был запас разной одежды и даже парики и накладные усы и бороды, поэтому они раза два в день меняли свою внешность. Но главный принцип соблюдали – оставаться серыми незаметными мышками. Огляделся, проскользнул и исчез. Чтобы никто не успел обратить на тебя внимание.
Прошел день знаний. Школа, в которой обучалась четверка, находилась на улице, названной в честь великого писателя-гуманиста Ивана Сергеевича Тургенева. Хотя, кто такой Тургенев знали даже не все жители этой улицы. Откуда было знать классику, что на улице, названной в его честь, будут учить выродков, которых он не мог даже вообразить своей богатой творческой фантазией? У него ведь кто в персонажах? Базаров, лечащих тифозных мужиков бесплатно (заметьте!) и погибающий от нелепой случайности, идеалист Рудин, идеалист Инсаров, ангелоподобные девушки, которых назовут тургеневскими, Ася, первая чисто платоническая любовь. А негодяев-то нет! Есть мелкие смешные натуры, которых язык не повернется назвать негодяями и уродами. Но полноценных уродов днем с огнем не сыщешь на просторах его богатого литературного наследства. Счастливые времена! Счастливые люди, которые себя почему-то считали несчастными, потому что их существование отравляло крепостное право, турецкое господство на Балканах и цензура. И поэтому на Руси стоял невообразимый интеллигентский стон.
Нам бы их проблемы! Блаженные всё-таки времена! Чуть ли не Аркадия!
В школе на улице великого классика учились в две смены. Вторая начиналась в два часа. Классы с последними литерами «в», «г», «д» ходили в последнюю смену. И это было совершенно правильно, поскольку они успевали выспаться после ночных бдений. Да и учителя к этому времени уже уставали и не могли проявлять прежний образовательный азарт, да его и не требовалось, поскольку подавляющая масса этих классов никогда и ни при какой погоде не училась или не могла учиться, поскольку сюда сбрасывали «типников», так называли тех, кого в прежние времена именовали дебилами, УО (умственнно отсталыми). А во времена политкорректности им присваивали тип «седьмой» или «восьмой», что не мешало им чувствовать себя вполне комфортно. Раньше для них были спецшколы, где с ними работали специалисты, получившие нужное образование, за ними наблюдали медики, психологи. Потом оптимизировали это дело, то есть закрыли спецшколы. Тут на обычные школы денег не хватало, а что уж тут говорить о школах для дебилов. Пусть вливаются в общую массу. Специалисты разбежались, кто куда, по магазинам, ларькам, конторкам. А детишек рассовали в школы по месту жительства. Вот хорошо! И у родителей всегда под боком! И меньше шляются по улицам.
Сразу же увидели Филиппа. Была первая перемена. Он вышел на крыльцо, смачно плюнул в вазон с каким-то экзотическим растением, обложил учителя математики густым матом, потом, расставив руки колесом, что должно было означать крайнюю крутость, шаркающей походкой, виляя бедрами, направился к железной решетчатой ограде, которая по всему периметру ограждала школьную территорию, вышел за ворота на тротуар и закурил, выпуская дым сильными струями. При этом он шумно выдыхал.
– Какой культурный! – заметил Серега. Они стояли напротив школы за дорогой возле угла мебельного магазина. Машины стояли за углом соседнего дома. В магазин то и дело заходили покупатели. – Мог бы покурить и на крыльце или в школьном коридоре. Ах, да! Сейчас же в школах охранники, могут и надавать по шее. Нет! Физический контакт с учениками им запрещен. Они могут только попросить не курить в здании школы.
– Остается только учительская, – сказал Пахом. – Учитель сейчас не имеет право повышать голос на ученика. Это оскорбляет ученическое человеческое достоинство. Может пожаловаться в европейский суд по правам человека. Непонятно, почему они не идут курить в учительскую.
Желваки у него ходили вверх-вниз, кулаки судорожно сжались, только большим усилием воли он удерживал себя от того, чтобы ни перебежать дорогу и задушить Филиппа. После двух-трех затяжек он смачно плевал под ноги.
– Серега! Подержи меня! Я за себя не ручаюсь.
– Что такое? Ты меня пугаешь.
– Сейчас я перейду дорогу и задушу эту тварь! Я не могу! Всё во мне кипит, понимаешь? Держи, говорю!
Серега схватил его за локоть. Дернул назад.
– Да тебя трясет, дружище! Да! Совсем плохи твои дела! Вот нервишки нам сейчас требуются железные. Нельзя так! Будем давать тебе успокоительные таблетки. Не бойся. Они не опасные. Тебе сейчас нужна холодная голова, как чекисту. И стальные нервы.
– Мразь! Не могу смотреть! Убью скотину.
Пахом завыл, крепко сжав зубы.
16. ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО ОТКАЗАТЬСЯ
Кормились друзья на дачке. Лишний раз светиться не входило в их планы. Поэтому выходили они наружу только в случае необходимости, знакомств с соседями не заводили. На ужин – а была пятница – они постились лапшой быстрого приготовления, поскольку ни тот ни другой не желали заморачиваться кулинарными изысками. Серега, сходив в очередной раз на разведку, сказал:
– По субботам здесь проходит дискотека в парке «Юность». Собираются все молодые аборигены. Наша четверка обязательно будет. Это к гадалке ходить не надо! Точняк! Я буду обрабатывать их, запудривать им мозги, а ты в сторонке наблюдай. Может быть, понадобится твоя помощь. Уроды, сам знаешь, непредсказуемы. Могут и в морду кинуться, если им что-то не понравится. Купи завтра спиртного. Много не надо, поскольку пить им сильно не придется. Закусончик! Да! И скачай какую-нибудь дебильную музыку. Я, сам знаешь, подобного не держу. Придется потерпеть! На что только не пойдешь ради дружбы! Даже позабудешь про чувство брезгливости.
Пахом как-то странно посмотрел на него. И промолчал.
– Ты чего, Пахомушка? – встревожился Серега. – Какой-то странный у тебя взгляд? Что ты задумал
– Еще не поздно отказаться. Я не обижусь,– угрюмо проговорил Пахом. Что-то его всё начало раздражать.
– Когда я учился в четвертом классе, отец меня взял на охоту. До этого отказывался брать. Я впервые познал охотничий азарт. Это когда часами стоишь в камышах, не обращая внимания на болотную вонь, холод, противный дождик, который закатывается тебе за воротник. И ждешь, ждешь, ждешь! Все чувства в тебе обострены. Вот она вспорхнула. Ты даешь ей подняться. А сердце колотится, руки дрожат. Но ты понимаешь, что так нельзя, что так всё испортишь. Усилием воли превращаешь себя в безжизненный столб. Выстрел! И утка, кувыркаясь, падает вниз, хлюпкий удар о воду. Она твоя! Ты победил в этом поединке! Ты оказался терпеливее и умней! Драйв необъяснимый! Так вот! Сейчас у меня охотничий азарт. Еще несколько дней назад я мог остановиться, меня можно было отговорить. А теперь уже поздно. Меня сейчас уже ничто не остановит. Если даже ты откажешься, я сам всё доведу до конца! Я уже не могу остановиться! Ты понимаешь меня, Пахом? Понимаешь? Что ты сидишь букой?
– С меня хватит одного Стаса. Если с тобой что-то случится, я не переживу этого. Зря это я затеял.
Пахом отвернулся к окну. Прямо по стеклу била ветка ирги, высокого кустарника с черными ягодами. Воробьи шумной стаей обсадили кустарник.
– Дружище! – удивленно произнес Серега. – Ты же меня прекрасно знаешь! Со мной ничего не может случиться! Так что все твои опасения напрасны. Я с тобой до конца! Ну, чего ты?
– Нет! Серега! Нет!
– Скажи, хоть одно дело, за которое я брался, заканчивалось неудачей? Ну, припомни! Было такое?
– Не припомню. Но это совсем другое.
– То-то же! А что другое, так это хорошо!
17. ИХ НИКТО НЕ ВИДЕЛ
Утром, как снег на голову, свалилась хозяйка. Дверь изнутри закрывалась на большой кованный крючок, которые раньше делали кузнецы. Когда строилась дачка, в магазинах хозтоваров, кроме гвоздей, эмалированных тазиков и прилавка с вечно скучающей продавщицей, больше ничего и не увидишь, все частные строители использовали возможности родного предприятия. Токари, слевари, кузнецы, плотники успевали за трудовую смену поработать и на народолюбивое государство и на народ, который оно так всегда любило, в лице своих товарищей по работе. Бороться с этим было всё равно, что пытаться повернуть реки вспять, хотя и пытались, порой даже успешно, имеются в виду реки. Ну, подошел начальник к токарю, тот в поте лица точит болты. Конечно же, это для предприятия. На них же болтах не написано, что они делаются для глубокоуважаемого дяди Вани, который еще мальчонкой в годы войны пришел сюда.
А вот они не воспользовались этим замечательным творением народных умельцев. Поэтому хозяйка застала их врасплох еще спящими.
– Ой!
Она замерла у порога.
Серега, который лежал в полудрема, открыл глаза и с неудовольствием высказал:
– Это вместо «доброго утра»? Будьте здравы, Татьяна Павловна! Что-то мы заспались!
Татьяна Павловна замахала руками.
– Да, спите, спите, хлопчики! В ваши-то годы только и поспать. А потом, как придет старость с ее бессоницей!
Она хюпнула носом.
– Да тут у меня одежда осталась Костика.
Костиком она называла своего покойного мужа.
– А тут зятю для работы одежонка понадобилась. Вот я и предложила ему. Вещи-то еще хорошие. А сумка с одеждой у меня в гараже. Ну, вот и заглянула к вам. Может, чего надо? Или как?
– Спасибо, Татьяна Павловна! Ничего не надо!
Старушка помялась.
– Что-то там у вас такое…
– Где там?
– А в гараже-то!
Черт! Гараж не закрыли, ничего не убрали. Старушка-то в век не догадается что-это такое.
– Так это… Татьяна Павловна! Тут же у вас озеро неподалеку… Ну, это… Вот мы катамаран и собираем.
– Кота?
– Ну, это вроде лодки для спортивных соревнований. Сейчас это очень модно. Да и отдых прекрасный!
– А! Я-то стою и гадаю, что это за железяки такие странные.
Пахом тоже не спал. Слушал, но голоса не подавал. Только чуть приоткрыл один глаз. Но ему уже приспичило. Он мысленно чертыхался и ругал старушку: да когда же она наконец уберется! «Где-то я читал или по телеку, что прогорают на мелочах. Хорошо, что на этот раз глупая старуха всё увидела. А если бы мужик с техническим уклоном? Непременно бы заинтересовался. Что может значить столь странная конструкция. А когда бы прошла акция, ему нетрудно было бы догадаться, откуда уши растут. Бдительность! И еще раз бдительность! Не расслабляться. Если мы погорим, то на каком-то пустяке. Я-то ладно… Хотя и со мной не ладно. На зону мне никак нельзя. Тогда уж лучше сразу в петлю».
Хозяйка вышла. Он подождал и побежал в трусах в туалет.
Парк «Юность» расположен недалеко от районной больницы. Он виден из верхних этажей. В пяти минутах ходьбы от главного корпуса. Так что пациенты со сломанными конечностями, пробитыми черепами мгновенно оказывались в травмопункте, а те, кому особенно повезло, на хирургическом столе. И такое полезное соседство спасло немало безумных молодых жизней, которые каждую субботу оказывались под угрозой. Один раз медики дернулись и обратились с жалобой: мол, такое соседство их не устраивает, поскольку шум, грохот музыки слышен в корпусах больницы. Больница – всё-таки лечебное учреждение. И пациентам нужна тишина. Но кто будет слушать каких-то людишек в белых халатах, когда владелец этого увеселительного учреждения – сын заместителя главы района, который, кстати, еще в городе открыл и гостиницу, скромно назвав ее своим именем «У Лилля». Лилль – такая была у него необычная фамилия.
Вход на дискотеку был платным. Ажно пятьдесят рублей. Но в любой момент желающие могли попасть и бесплатно. Заборчик-то был детским.
Оглушающий грохот. Пахом и Серега обошли танцпол, на котором дергалась, извивалась и визжала потная густая человеческая масса. Здесь люди теряли свою индивидуальность и превращались в стадо.
– Что это такое? – прокричал Серега (здесь все кричали, иначе услышать было невозможно), после того, как они закончили обход и встретились у выхода, как и договаривались. И тот и другой тяжело дышали.
– Конец света! – прокричал Пахом. – Армагеддон!
– Теперь я буду знать, как он выглядит. Я их не видел. А ты? Ты их видел?
– Я тоже не видел.
– Что будем делать? Что делать?
– Танцевать! А зачем еще ходят на дискотеку? Танцевать ты умеешь?
Они рассмеялись. Но не услышали своего смеха.
– Можно было бы из зоопарка выпустить обезьян, чтобы они посмотрели, как дискотека делает из человека обезьяну. Нет! Я не прав! Обезьяны на подобное не способны. Не надо оскорблять животных!
– Шутим, да?
Настроение друзей упало. С дискотекой был идеальный вариант. Если бы всё пошло по плану, считай, завтра бы они завершили дело. Когда еще подвернется подобный случай? Через неделю в следующую субботу. Что им здесь делать целую неделю? Каждый день их пребывания в Чернореченске увеличивал опасность. Они должны ходить в магазин, кто-то их будет видеть, кому-то они, несомненно, запомнятся. Это было не очень хорошо.
– Невероятно! – усмехнулся Серега. – Просто не верится! Ну, не может такого быть!
Он скривил рот и кусал верхними зубами краешек нижней губы, что означало волнение. И смущение.
– Такое развлечение для гопников! И они не пожаловали. Должно быть, случилось что-то экстраординарное, если их здесь нет. Они должны быть здесь! Они не могут быть не здесь. Нажрались до поросячьего визга и не сумели доползти до площадки? Только одно объяснение.
– Ага! – кивнул Пахом. – И где-нибудь сейчас валяются в невменяемом состоянии в кустах. Не читают же они «Войну и мир» и Тарковского, наверно, не смотрят. Ведь тут вся чернореченская молодежь, даже из близлежащих сел приехали. Видишь, сколько мотоциклов! Может быть, мы просто невнимательно смотрели. В такой толпе, которая постоянно движется, можно и не заметить их. А может, пристроились в близстоящих кустиках. А вообще, Серега, ты хорошо срисовал их рожи? Знаешь, в этом цвете всё выглядит несколько иначе.
– У меня отличная зрительная память. Теперь их из головы дихлофосом не вытравить.
И он скривил рот в другую сторону. Крякнул.
– Делай второй обход. Спрашиваем! Их тут каждая собака должна знать,– сказал он, прекратив кусать губу. Погрозил зачем-то Пахому пальцем.
Они разошлись в разные стороны. Место встречи то же самое – у выхода. В случае непредвиденной ситуации – звонок по мобильнику. На этот раз решили расширить круг поиска. И двигаться медленнее.
Пахом стал продираться через гущу визжащего, дергающегося, вопящего молодняка. Многие были под кайфом, как они сами говорили, «в улете». А те, кто еще не «улетел», завидовали им. Стоял плотный тусовочный запах, настоянный на поте, винных парах и дешевых духах. Этот запах влек сюда молоденьких самок и самцов. Раскрасневшиеся лица, стеклянные глаза, извивающиеся тела, которые подчинялись только ритмам оглушительной музыки. Места всем явно не хватало. Кого-то толкнули, ударили. Поэтому то тут, то там вспыхивали ссоры, матерились, начинались потасовки. Девчонки визжали как поросята, почувствовавшие запах выносимого хозяйкой пойла. Это были визги удовольствия и боли от того, что их хватали за разные выступающие части тела. Если четверка, которую разыскивали друзья, здесь, то уже одного-то из них кого-нибудь встретили. А они никак не могут пропустить подобное. Пройдя через толпу, Пахом стал обходить ее по периметру, где уже не было так тесно, а дальше в кустах таилась мгла, оттуда тоже неслись запахи и мат. Там визжало, стонало, копошилось, передвигалось, звенело стекло. Но не будешь же подходить и всматриваться в лица. Так быстро заработаешь пенсию по инвалидности. Зачастую по ночам, особенно в праздничные дни или когда приезжала из Старосибирска какая-нибудь дворовая музыкальная команда, машина «скорой помощи» едва успевала отвозить пострадавших. В нескольких точках шел реальный мордобой и подходить туда близко не следовало, поскольку под горячую руку попадали все близко стоящие и проходящие. Пахом огибал такие места, проходил сторонкой, стараясь никак не обратить на себя внимание. Запищал телефон. Выдернул его из кармана.
– Да, Серега! Слушаю! Что у тебя?
– Иди на выход! Жди меня! Я сейчас там буду! Конец связи!
«Наверно, нашел! – обрадовался Пахом. – Да и где они еще могут быть, как не тут. Такие мероприятия они не пропустят». Пошел.
У выхода его ждал Серега. Озабоченный.
– Что-то случилось? У тебя такой видок!
– Расскажу! Пойдем!
Они пошли к воротам. Это была массивная конструкция, сваренная из труб и выкрашенная в голубой свет. Когда дискотека не работала, ворота были закрыты на замок.
– Их здесь нет, – сказал Серега. – Вот так-то!
«Просто плохо искали, – подумал Пахом. – Может, бухают где-нибудь в кустах или уже готовые. Но в таком случае шансов найти их у нас нет».
– Ты уверен? С чего ты взял?
– Занялся небольшим опросом. Ведь здесь почти все друг друга знают. А этих подонков тем паче. И вышел на его одноклассников. Они говорят, что всех четверых уже второй день нет в школе. Учителя сильно не парятся, потому что у них такое не в первой. Здесь их тоже никто не видел. Дискачи они никогда не пропускают. Отрываются здесь по-полной. Зажигают, пьют, пристают к девчонкам. Ну, и само собой дерутся. Их никто не видел.
