Нина Стожкова
Китайская бирюза
Будда молча и надменно взирал на женскую фигурку, простиравшую к нему с пола в отчаянии руки.
Лина собрала последние усилия, подползла к двери и, ухватившись за косяк, с трудом поднялась на ноги. Продолжая опираться о дверь, узница всем телом навалилась на нее – та оказалась заперта. Что делать? Когда створки распахнутся, будет поздно. Слишком поздно…
Внезапно послышались гулкие шаги…
Лина лихорадочно огляделась. Поблизости – ничего подходящего для защиты от невидимых врагов… Разве только вот это…
Опасность придала ей сил. Пленница вытащила из большой китайской вазы белые лилии, пристроила их у подножия Будды и, обхватив вазу двумя руками, притаилась за резной колонной. Только бы сердце не стучало так громко! Надо затаить дыхание. Еще секунда! Вот сейчас…
Она уже ясно различала голоса, тихо звучавшие за дверью по-английски. Один голос показался ей странно знакомым. Наконец дверь отворилась, и Лина едва сдержала крик. В храм вошел…. Кристиан собственной персоной! Он был в сопровождении высокого буддийского монаха в желтом облачении. Большая круглая голова монаха на жирной шее была наголо выбрита, а степенная походка говорила о высоком сане. В руке у Кристиана сверкнул какой-то предмет.
«Шприц! – догадалась Лина и едва не уронила вазу. – Кристиан хочет сделать мне еще один укол, чтобы я продолжала спать долго-долго, а потом, может быть, уснула навеки. Сейчас настоятель кликнет монахов, и они, молчаливые и послушные, как тени, оттащат мое тело в тайные покои, не задавая лишних вопросов. И я, если даже сразу не умру, буду валяться там беспомощная и безмозглая, как овощ… Настоятелю нельзя терять ни минуты, скоро в молельню придут верующие. Что ж, сейчас или никогда!».
Лина выскочила из-за колонны и, собрав все силы, плеснула в Кристиана водой из вазы. От неожиданности он и настоятель отпрянули, и этой секунды промедления оказалось достаточно. Лина выскользнула в открытую дверь и, пошатываясь, выбралась на улицу. К счастью, верующие и ранние туристы вошли в монастырь с первыми лучами солнца и уже разбрелись по территории. Они исподволь поглядывали на странную женщину. Растрепанную, в грязных белых брюках и мятой розовой кофточке, так не похожую на беззаботных западных туристок. Скорее она походила на алкоголичку с похмелья. Шатаясь, женщина шла вдоль строений монастыря и то и дело хваталась за стены, чтобы не упасть. Лине казалось, что она мчится, как ветер, а в реальности она еле брела, с трудом отрывая ноги от земли. Действие снотворного все еще не закончилось, и больше всего на свете недавней узнице буддийского храма хотелось в эти минуты лечь на землю и уснуть.
Усилием воли Лина взяла себя в руки. Чувствуя спиной, что за ней наблюдают из укрытия, она заставила себя идти быстрее и наконец влилась в пеструю толпу иностранных туристов. Надо действовать стремительно, пока группа не двинулась дальше. Это ее шанс к спасению. Единственный шанс.
Лине вдруг показалось, что у почтенного англичанина, опиравшегося на щеголеватую трость, доброе лицо.
– Сэр, помогите мне, пожалуйста, поймать такси, – закричала она по-английски, – моя жизнь в опасности, дорогой друг! Я из России! Мне срочно нужно в полицию.
– Эта женщина – душевнобольная, – Лина с ужасом услышала за спиной негромкий размеренный голос Кристиана, тоже заговорившего по-английски. Она лихорадочно схватила англичанина за руку и сильно сжала ее.
– Не верьте ему! Это страшный человек» Он лжет! – прошептала она.
– Мы привезли эту несчастную, страдающую падучей, в монастырь, надеясь на чудо, – продолжал Кристиан, – думали, буддизм поможет ей одолеть безумие, – но чуда не произошло.
– Не верьте ему, я совершенно здорова! – твердо сказала Лина. – Хотя мой вид, конечно, говорит об обратном. А это…это опасный преступник, он хотел убить меня. Остается узнать – почему, и, клянусь, я это узнаю…
– Не волнуйтесь, мэм, – старик пожал ей руку, – когда-то я читал о карательной психиатрии в Советском Союзе. Похоже, у вас мало что изменилось за прошедшие двадцать лет. Я не отдам вас в руки этого малоприятного господина.
– Мой муж остался в гостинице, – сказала Лина, и внезапно на глаза ее навернулись слезы, – он волнуется, ищет меня повсюду, он врач, я хочу к нему.
Англичанин твердо взял Лину под руку, вывел за ворота, усадил в такси, пожелал удачи и лишь тогда потрусил обратно – догонять свою группу.
– В гостиницу, – приказала Лина водителю по-английски. Водила уставился на нее с изумлением, как манчжурский воин на солистку ансамбля Надежды Бабкиной. Лина внезапно что-то вспомнила, достала из кармана брюк визитку отеля и протянула ее шоферу. Он профессионально улыбнулся странной пассажирке, однако по-прежнему не включал зажигание. «Деньги! – догадалась Лина. – Я же с пустыми руками. Моя сумочка! Ну, конечно, этот мерзавец похитил ее, чтобы замести следы». Она лихорадочно пошарила в другом кармане и вскрикнула от радости. Целых пять долларов! Лина ткнула их в нос водиле и рявкнула на родном наречии:
– На, смотри, урод! Доволен? Вот деньги! Поехали уже!
Китаец обрадовано закивал, разглядев купюру, и такси рвануло с места, стремительно набирая скорость.
– Доброе утро! – Лина, стараясь держаться как можно ровнее, подошла к стойке, за которой восседал ночной портье со следами вечного недосыпа на лице. Китаец натянуто улыбнулся и, окинув иностранку пристальным взглядом, едва удержался от едкого смешка. Растрепанный вид европейки буквально вопил о том, что она не ночевала в отеле.
– А вы точно у нас живете? – засомневался китаец.
– У вас, у вас, – почти закричала Лина. – В номере 503. Вместе с моим мужем.
– Музем? – удивился китаец и еще раз внимательно взглянул на Лину. – А как зовут васего муза?
–Петр. Петр Васильев, можете проверить в компьютере. А меня Ангелина. Ангелина Томашевская.
– Муз спал один? – китаец, перестав вообще что-либо понимать, нашел их фамилии в компьютере, кивнул, как фарфоровый болванчик и снова уткнулся в экран.
Лина не уходила.
– Вас муз в номере, – портье неохотно оторвался от экрана и уточнил, – клюсь он есё не сдавал.
У Лины едва хватило сил, чтобы добраться до номера и слабо поскрестись в дверь.
«Боже, почему Петр медлит? Что с ним? Только бы он был жив! Петр, отзовись! Скорее, ну скорее же!». Она застучала громче.
Наконец дверь распахнулась, и Лина буквально рухнула к мужу в объятия.
– Линочек! Девочка моя! Жива! Ну, слава Богу! Твой телефон замолчал около пяти вечера. Я ждал тебя до ужина, потом всю ночь, стучался в номер Кристиана, но без толку. Под утро я не выдержал и позвонил в полицию. Теперь они и тебя, и стилиста повсюду ищут, надо срочно дать отбой и… – Лина смотрела на бледное, словно посыпанное белой пудрой, как у китайских принцесс, лицо мужа, слышала звучание родного голоса, но смысл сказанного ускользал от нее. Она покачнулась и едва не упала. Петр дотащил жену до кресла, бережно усадил в него, включил электрический чайник, стоявший на тумбочке.
– Хорошо, что в номерах китайских гостиниц везде электрические чайники, они же термосы, а также чашки и заварка, не то, что в Европе, – едва успела подумать Лина и… мгновенно уснула…
Когда Лина открыла глаза, над ней склонились трое. Петр, по-прежнему бледный и растерянный, и те двое вчерашних полицейских, Первый маленький, а второй длинный. Все трое, смотрели на нее с искренним сочувствием.
– Хоросо, сто вы зывы, – сказал высокий. – Мозете говорить?
– Могу, – сказала Лина и жестом предложила полицейским присесть. – Скажу главное: я пока многого не понимаю.
– Вам не надо понимать, вам надо плосто пить сяй и говолить, – сказал китаец, улыбаясь и кивая Лине.
И она заговорила. Когда Лина рассказала о событиях последних двух дней, вернее, то немногое, что она помнила, все надолго замолчали.
– Непонятно, засем он это сделал? – сказал маленький китаец, не переставая улыбаться. – Засем худознику надо было вас плятать? Или дазе убивать?…
– Ну, кое-что я все же поняла, – медленно сказала Лина, – жаль, что слишком поздно…
Трое мужчин опять уставились на нее в полном молчании.
– Похоже, – продолжала Лина, – наш стилист – не только художник…
– А кто зе он? – удивился длинный китаец. – Луский спион?
– Да бог с ним, – возмутился в ответ Петр. – Хоть балерина. Ну, а моя жена-то тут при чем? Зачем ему был нужен весь этот маскарад с экскурсией и опасные игры в монастыре? И потом – лишь по чистой случайности я не поехал с ними. Никогда себе этого не прощу…– Петр посмотрел на Лину и отвернулся к окну. Лине показалось, что в глазах его блеснули слезы. – Думаю, он просто сумасшедший. В богемной среде отклонения в психике – не такая уж большая редкость.
– Петр, хотя бы ты мне поверь! Кристиан – преступник! Он что-то скрывает. Слушай, я не повредилась умом и не придумала все это, – Лина попыталась закричать, но прошептала это тихо-тихо. – Ну, ты хотя бы веришь, что мою сумочку похитили? Не думаешь же ты, что я специально выбросила эту чертову сумочку с загранпаспортом, кошельком и мобильным телефоном в окно такси? Я что – тоже сошла с ума? Или ты придумал, что я одна гуляла всю ночь, решив примерить на себя в сорок лет роль ночной бабочки?
– Полицейские переглянулись, и маленький сказал:
– Зенсина, все будет холосо. Навелное, вы плосто долго сидели в лестолане и немного устали. Успокойтеся и лозитесь спать. А сейсяс нам надо спесить. До свидания!
Стражи порядка быстро и почти бесшумно исчезли за дверью, даже занавеска на окне не колыхнулась.
– Верю-верю я тебе, не волнуйся ты так, – Петр ласково взглянул на жену и погладил ее по голове. Затем он окинул ее внимательным взглядом, как врач больную, и стал рыться у себя в медицинской аптечке. Достав пузырек с валерьянкой, Петр накапал Лине несколько капель прямо в чай и потребовал:
– Выпей немедленно! Это приказ врача.
Удостоверившись, что жена приняла легкое успокоительное, он продолжил уже спокойнее:
– Странно другое: ради чего этот осторожный и довольно трусоватый, как мне показалось, человек не побоялся так глупо рисковать? Ты же, Лин, путешествуешь по Китаю не одна, а с мужем. Понятно, что я сразу брошусь тебя искать. Да и наши туристы, и российское посольство рано или поздно тебя хватились бы… А теперь… Стилисту необходимо исчезнуть из группы, раствориться на бескрайних просторах поднебесной. Однако в Китае, где все следят за всеми, это будет совсем-совсем не просто…
– Он был на сто процентов уверен, что все получится, – перебила мужа Лина. – Кристиан все рассчитал на несколько шагов вперед. Этот тип думал, что легко справится с женщиной, что я после нескольких уколов наркотика окончательно утрачу волю, стану наркоманкой, а потом меня в полусознательном состоянии отвезут в какой-нибудь Шао Линь, и я вольюсь там в толпу таких же несчастных бесполых существ, крепко подсевших на наркоту, среди которых меня ни один полицейский не опознает. Ну, а здесь меня объявят в розыск и в конце концов признают без вести пропавшей. А он с утра преспокойно вернется в гостиницу и будет делать вид, что ищет меня вместе со всеми.
– Но зачем ему все это понадобилось? Ты думала об этом? – Петр уже почти кричал, утратив всю свою врачебную рассудительность. – Нет, концы с концами здесь не сходятся. К чему этому чертовому стилисту избавляться от обычной туристки? Почему он испугался именно тебя?
Что стоит на кону?
– Деньги. Большие деньги, – тихо сказала Лина и вновь провалилась в долгий и тревожный сон.
Маргарита Павловна вернулась в свой номер в крайне раздраженном состоянии.
– Ну что за день такой выдался! – думала она с досадой, стягивая влажные от пота колготки. Продолжая на ходу раздеваться, она бросила на кровать насквозь мокрые блузку и бюстгальтер. – Жара такая, что сил нет. И какого черта я напялила с утра эти колготки и плотную юбку? Она скинула влажные шелковые трусики и шагнула под душ в надежде, что вода, как обычно, смоет гнев и обиду. Но в голове по-прежнему продолжали прокручиваться события этого дня, и раздражение не уходило. Марго вдруг вспомнила, как хамоватый ученый в грубой форме отказался сопровождать ее в аптеку, и настроение окончательно испортилось.
«Если бы он знал, что я видела, – думала она с раздражением, – то был бы повежливей. И вправду: чего я к нему привязалась с этой китайской аптекой и зачем вообще туда потащилась? – подумала Маргарита, подставляя тело под теплые струи воды. – Ясно же, что цены в аптеке, да еще в центре города, где полно туристов, заоблачные. А потом? Какого лешего я потащилась на этот дешевый рынок? Цены там и вправду в два раза ниже, чем в городе, зато и качество товара сомнительное. И кой черт дернул меня купить целых десять штук этих дурацких масок «со спелмой балашка»? Такие маски в Москве в любом магазинчике с восточными снадобьями рядком лежат. А что это за дешевый трюк со «стволовыми клетками из зародышей человека»? Щаззз, так я и поверила, что такие чудеса нанотехнологий с криминальным душком на обычной толкучке продаются. А глупая история с сережкой, очень похожей на мою? Все это, надо признать, не только странно, но и крайне подозрительно… Да, самое главное. С какого, скажите, перепуга эта назойливая дамочка, эта Лина-Ангелина, устроила мне форменный допрос? Какое ей и ее муженьку-подкаблучнику дело, где я была утром и чем занималась? В конце концов, задавать такие вопросы незнакомой даме просто невежливо! Очень не хотелось бы, чтобы настырная парочка узнала правду. Вернее, ВСЮ правду…
Через десять минут Маргарита вышла из душа, придирчиво оглядела себя в зеркало и неожиданно осталась собой весьма довольна:
«Ну, не молода, конечно, но еще вполне ничего себе, – подумала она. – Даже лучше многих ровесниц. Не зря психологи советуют: если вы недовольны собственной внешностью, сходите в общественную баню… Кстати, вот он, этот чертов пробник с кремом! Рискну разок, наложу сомнительное зелье на лицо». И Маргарита выдавила на ладонь немножко белой массы.
Разумеется, чуда не произошло, и летать по номеру в новом прекрасном обличье она не стала. Через десять минут на Марго смотрела все та же немолодая женщина с лучиками морщинок в уголках ярких васильковых глаз. Разве что обожженная на солнце кожа стала чуть более мягкой и гладкой и слегка подтянулась.
«А ты чего хотела? – строго спросила себя Маргарита. – Чуда, как в романе Булгакова? Стать Маргаритой номер два? Помолодеть на десять лет и полетать на метле над Пекином? Двинуть куда-нибудь в сторону Великой китайской стены? Вот уж нет, спасибо! Когда мы были на экскурсии, там выстроилась такая очередь на фуникулер, что на метле меня точно не пропустили бы».
Маргарита взглянула в зеркало и расхохоталась. Неожиданно она увидела себя со стороны – немолодую, замученную бизнесом, бесконечными житейскими заботами, тщетными попытками вернуть беглого мужа и так по-женски жаждущую чуда – хотя бы от дешевого крема с оптового рынка.
Маргарита продолжала хохотать и вдруг с изумлением заметила, что ее настроение заметно улучшилось.
«Значит, вода и вправду смывает весь негатив, – подумала она, – а крем тут ни при чем. Внезапно Марго вспомнила: – Ой, я же записана на массаж! Хорошо, что не забыла. Сеанс уже через сорок минут! Надо еще успеть добежать. Пойду, а как же? Пускай молодость и красоту не верну, но хотя бы здоровье поправлю. Ну, и впечатлений новых наберусь. Будет чем подругам в Москве похвастаться». И, надев свою самую красивую бирюзовую шелковую блузку и белую льняную юбку, Марго выпорхнула из гостиницы.
Валерий Башмачков, плодовитый сочинитель романов в жанре «ужас-ужас» уныло брел по пекинской улице и размышлял примерно таким образом:
«Ну вот, опять облом! Нафига же я притащился на другой конец «шарика», если везде одно и то же! Обыватели снуют по своим ничтожным делишкам, тешат свое мелочное тщеславие и поклоняются золотому тельцу. К чему было лететь целых семь часов на Восток, чтобы еще раз в этом убедиться… Только зря денежки на ветер пустил! Умные-то писатели сидели всю жизнь, как пни, в своих имениях и все из головы выдумывали. Впрочем, те, которые путешествовали, – тем более. Взять того же Николая Гумилева. Путешественник, дуэлянт, смельчак. Воспел Африку, озеро Чад и испанских конкистадоров. А ведь он тоже, если вдуматься, все это выдумал… В музее-квартире Ахматовой на Фонтанке, в стеклянной витрине выставлены «диковинки», которые первый муж Анны Андреевны, как раз-таки Николай Гумилев, привез из дальних странствий. И что же? Обычная сувенирная рухлядь, какой на любом восточном базаре навалом. Африканский барабан, обтянутый кожей носорога, трость с костяным набалдашником и все в таком же духе. В наше время хоть в Анталье, хоть в Египте, хоть в Тунисе все это можно запросто в любой лавке купить, причем недорого. А почитаешь стихи Гумилева – мурашки по коже. Выходит, настоящий поэт, как царь Мидас, все, к чему прикасается, обращает в золото. В общем, важен лишь угол зрения, так что нечего попусту мотаться по свету, рисковать здоровьем и денежки тратить. А факты можно и в книжках вычитать».
Размышляя примерно таким образом, Башмачков едва не толкнул хрупкую китаяночку в прозрачном белом халатике, выскочившую перед ним из подвала, как чертик из табакерки.
– Масаза! – игриво шепнула она, стрельнув в Башмачкова раскосыми и горячими, как угольки, глазками.
– Чего? – угрюмо проворчал Башмачков, не собираясь останавливаться.
– Масаза! – таинственно повторила «игрушечная» девушка.
«Массаж! – догадался литератор и замер, как вкопанный. – Настоящий китайский массаж! А вдруг, – сладко обмер он, – еще и эротический? «Горячая» сцена для романа «Притоны Шанхая» сама плывет в руки! Тут ведь подробности важны, черт побери, каждый маленький нюанс, каждая деталь… Чтобы все потом не раз посмаковать, описать «по правде», без «туфты». А потом – знай печатай себе целый год этот «эротоманский роман» в каком-нибудь глянцевом мужском журнале и не думай про хлеб насущный».
Однако в следующую секунду Башмачков со всего маха плюхнулся с небес на землю и опасливо подумал: «Представляю, почем тут все это…».
– Минимум-миниморе, – сладко пролепетала «кукольная» китаяночка, словно прочитав его мысли и обрадовавшись, что иностранец остановился аккурат возле «нужной» двери.
– Скока-скока? – деловито поинтересовался Башмачков, ощупывая в карманах джинсов изрядно похудевшие за последние дни пачки юаней.
Китаяночка, видимо, не особенно доверяя своему русскому языку, сунула прохожему тоненький прайс-лист с расценками.
– Ого! – удивился Башмачков. – Вполне терпимые цены. Терпимые цены в доме терпимости, – не удержавшись, привычно скаламбурил он и усмехнулся, – даже дешевле, чем в Москве и Питере. К тому же, массаж в моем возрасте – отнюдь не роскошь. Замучил застарелый «писательский» остеохондроз, да и радикулит порой прихватывает…
Он еще пару секунд поколебался, потом решительно кивнул и двинул за чаровницей в полупрозрачном халатике. Башмачков даже стал насвистывать что-то романтичное себе под нос. То ли Моцарта, то ли Шуберта, он и сам не помнил. Да какая разница! Наконец-то жизнь принимала интересный оборот…
Навстречу вышла вторая китаянка, еще более «кукольная» и хорошенькая, чем та, что «сняла» его на улице.
– Надо здать одна минута, – скала она. – Там зенсина.
– Здесь столько женщин, зачем же нам ждать еще одну? – не въехал Башмачков, слегка занервничав.
– Зенсина делала масаза, сейсяс она одевается.
– А … ясно, – успокоился Башмачков и стал украдкой поглядывать по сторонам. Комната как комната, с крашеными белыми стенами, вроде кабинета в поликлинике. Вскоре ждать стало скучно, и беллетрист достал из спортивной сумки свой верный спутник – дневничок писателя – и застрочил:
«В притоне Шанхая его встретила китаянка, яркая и плоская, как китайская ширма…».
«Нет, не то, – раздраженно подумал Башмачков и, зачеркнув фразу, вывел поверх ее мелкими буквами: «В подвал прошуршала серыми шелками китаянка, похожая на маленького юркого зверька» …
Крик отчаяния взорвал тишину и заполнил пространство подвала. Башмачков выронил авторучку, и та с громким стуком закатилась под кресло. Узкие глаза восточной красавицы с «приклеенной» улыбкой стали огромными, как у Софи Лорен. Башмачков вдруг почувствовал, что в душу маленькой змейкой вползает ужас. Такой липкий, противный, притаившийся внизу живота страх, какой ему ни разу не довелось испытать и никогда не удалось воссоздать в готических романах, даже в самых мрачных и страшных из них. Он вдруг услышал, как стучит его сердце.
Беллетрист резко вскочил и в один прыжок достиг двери. То, что Башмачков увидел через миг, заставило сочинителя оцепенеть.
На массажном столе лежала полуобнаженная женщина. Поначалу Башмачкову показалось, что она спит, но, присмотревшись, писатель почувствовал, как его ладони становятся липкими, а неведомо откуда взявшаяся змейка, точнее, боль, опоясавшая его, как змейка, скользнула вверх и сжала кольцом сердце. Широко открытые фиалковые глаза женщины застыли от удивления и страха. Словно она увидела нечто, что удивило ее и одновременно ужаснуло. Ее беззащитная поза тронула Башмачкова. Кольцо змейки сжалось сильнее. Забыв про собственный страх, он заставил себя подойти поближе.
Так не умирают на экране и в театре, где режиссер рассчитывает каждое движение. Смерть в реальности груба и совсем не столь изящна, как в романах, да хотя бы в романах Башмачкова. Белая юбка женщины задралась выше колен, безжалостно обнажив полные бедра. Башмачков поморщился и перевел взгляд на лицо дамы. Оно показалось ему странно знакомым. Взгляд Башмачкова привычно скользнул ниже. Дама лежала обнаженной по пояс, бюстгальтер, наспех брошенный на стуле, примостился комочком поверх брошенной бирюзовой блузки. Словно красный цветок на белом сугробе, на левой сдобной груди женщины алела свежая рана… Башмачков перевел взгляд на пол и едва сдержал крик. Рядом с массажным столом валялся большой нож с черной ручкой. На ноже были отчетливо видны следы крови.
«Зарезали! – похолодел Башмачков. – Прямо на массажном столе! Вот тебе и притоны Шанхая!». Он вновь перевел взгляд на лицо женщины, и его колени дрогнули. Фиалковые глаза с лучиками-морщинками и капризный рот… Боже, это же… Ну да, та самая дама, увешанная золотыми побрякушками. Маргарита Павловна, из их туристической группы. Кто это ее? За что? И как убийца попал сюда?
– Уходите! – закричала китаянка. – Музсина, позалуйста вон! Массаза не будет. Сейсяс сюда плиедет полисия…
Башмачкова не надо было упрашивать дважды. Швырнув заветный блокнот в сумку, он огромными прыжками рванул наверх, к выходу. Второй раз за эту поездку Валерия Башмачкова выручали быстрые ноги. Хорошо, что эта лестница в отличие от ступенек ночного клуба была достаточно освещена. Башмачков перепрыгивал через две ступеньки, как спортсмен-олимпиец, и мысленно подгонял себя: быстрее, еще быстрее! Ну же!
«Валера, прибавь ходу! Через «не могу»! Ты же бегал в армии кросс!» – приказывал он себе, спотыкаясь и прыгая вверх по лестнице.
«Наверх, на свет божий, на волю…, – стучало в висках, – лишь бы успеть выбраться из подвала до приезда полиции…. К черту романы ужасов! Лучше я все из пальца высосу, – подумал Башмачков на бегу, – чем буду сутками изучать нравы китайских заключенных в полицейском участке. Спасибо, как говорится, не беспокойтесь. Укокошите меня как-нибудь в другой раз… И вообще – хватит без конца наступать на те же грабли. Двух криминальных историй на одну поездку и даже на один роман более, чем достаточно».
Стук в дверь прозвучал громко и отчетливо.
– Боже, кого это еще нелегкая принесла, – сквозь сон подумала Лина и натянула простыню на голову. Стук повторился, и женщина с трудом разлепила глаза. Сколько времени она проспала? Час? Два? Три? Похоже, намного дольше. Ничего ж себе! Целый день…
Лина уселась на кровати и взглянула в окно. Шторы были не задернуты, однако в номере уже царил легкий полумрак. Солнце скрылось за высокими домами, тени удлинились, подступали сумерки. Почему она так долго спала? Лина с трудом припомнила: врач «скорой», которую вызвала полиция, вколол ей успокоительное и еще какие-то витамины, чтобы она восстановила силы после ужасной «экскурсии» в монастырь… Да, кажется, полицейские попросили Петра быстрее сообщить в российское посольство, что у его жены украли сумочку с паспортом, деньгами и мобильным телефоном. О Кристиане они ее даже не расспрашивали. Что ж, «заминать для ясности» криминальные истории здешней полиции не привыкать.
Громкий стук в дверь повторился.
«Кто же это так бесцеремонно барабанит? Есть совесть у людей или нет? Ну, точно кто-нибудь из группы притащился меня проведать. Еще чего! Если я не открываю, значит, сплю. А вдруг это… Петр. Ну, конечно, это мой муж. Наверное, отправился в посольство за копией моего паспорта и не взял ключ», – подумала Лина, потянулась, сидя в кровати, и неожиданно для себя счастливо улыбнулась. Воспоминание о муже неожиданно прибавило сил. Поколебавшись, надевать халатик или нет, Лина все же набросила на плечи легкую ткань и поспешила к двери.
– Петь, да не колоти ты так, я сейчас! – проворчала Лина, резко распахнула дверь и … с трудом устояла на ногах, ухватившись за косяк. Перед ней, как «лист перед травой» или как «Сивка-Бурка, вещая Каурка» стоял не муж, а… всклокоченный писатель Валерий Башмачков.
Лицо беллетриста на сей раз было не загорелым, а непривычно бледным, пожалуй, даже испуганным, а длинные пальцы нервно теребили ремень сумки.
– Здрассте, – неловко буркнул он и пригладил буйные, слегка седеющие, кудри.
– Ну, проходите, чего уж там, раз пришли, – вздохнула Лина и, поглубже запахнув халатик, отступила в глубину прихожей.
– А ваш муж…, – начал было Башмачков.
– Не волнуйтесь вы, ради Бога, о моем муже, – лицо Лины невольно расплылось в счастливой улыбке. – Петр, к счастью, не относится к породе патологических ревнивцев. По крайней мере, я ничего подобного пока за ним не замечала. Как врач он прекрасно понимает, что любую женщину, если она только что пережила тот же ужас, что и я, меньше всего волнуют интрижки… Впрочем, если вы так боитесь его, подождите меня, пожалуйста, в холле. Я переоденусь и выйду к вам ну буквально через пару минут.
– Нет! Нет! – почти закричал Башмачков. – Долой условности! Никуда я не пойду! Нас с вами, Ангелина Викторовна, никто в гостинице не должен видеть вместе. Я вам сейчас расскажу такое… такое…
– Ох уж эти писатели, – устало вздохнула Лина, – вечно вы буквально из ничего нафантазируете какой-нибудь ррроковой рррроман. Лучше расскажите мне подробно и по порядку, что же вы такое только что увидели, господин Башмачков? На вас ведь буквально лица нет?
Башмачков испуганно потрогал свое лицо и замолчал, не решаясь заговорить.
– Труп, – наконец тихо сказал Башмачков и вытер большим клетчатым платком пот со лба. – Я видел труп.
– Чей? Калабашкина? – переспросила Лина. – Но ведь его, сердешного, уже три дня как забрали в полицейский морг…
– Один труп – считайте, для нас теперь и не труп вовсе. Вот два трупа – это так, небольшой трупик! – заговорил Башмачков загадками, все более увлекаясь. Лине на секунду показалось, что он бредит. Пьян? Сошел с ума? Лина вгляделась в гостя внимательнее. Башмачков был абсолютно трезв.
– Выражайтесь, пожалуйста, яснее, господин Башмачков, я все еще плохо соображаю после снотворного, – потребовала Лина. – Чей труп? Короче, что вы видели?
– Труп золотой женщины.
– Кого-кого? – не поняла Лина.
– Маргариты Павловны, – прошептал Башмачков.
– Чтоооо? – закричала Лина и почувствовала, как от ее благодушного настроения не осталось и следа. – От кончиков пальцев до затылка по ее телу побежали противные мурашки. Вы уверены?
– Абсолютно. Как в том, что я сейчас стою перед вами.
– Бедная, – прошептала Лина, и слезы против воли хлынули из ее глаз. Как назло, действие успокоительного и снотворного закончилось не вовремя. – Марго так хотела стать красивой, вернуть молодость, – всхлипывала Лина. – Нормальное желание для женщины, между прочим, в любом возрасте. Кремы разные покупала, мази, массажи делала… Ради них и прилетела сюда. Эта женщина так страстно желала любви и счастья, что со стороны высших сил было настоящим свинством «кинуть» Марго именно сейчас, на подходе к ее мечте. И все же… Почему она следующая? И после кого? После Вована из Усовки! Трудно найти людей более непохожих, чем эти двое, – Лина не заметила, как начала рассуждать вслух. – Расскажите, пожалуйста, подробнее, где вы видели ее.
Внимательно выслушав рассказ Башмачкова, Лина надолго замолчала.
– Очень странно, – наконец сказала она, – в этом деле одна история словно прячется внутри другой. Ну, как в старинной китайской диковинке, когда в большом резном шаре из слоновой кости виден шар поменьше, потом еще меньше, а через два следующих просвечивает шар-малютка. Понятно, что покойный Владимир Калабашкин, как и наш стилист Кристиан, крутил на рынке какие-то сомнительные аферы. Только вот какие? И как связаны их темные делишки между собой? И при чем тут наша любительница косметики Маргарита Павловна?
– Все трое чем-то связаны? Да ладно! Да вы что? – Башмачков почти подпрыгнул на стуле от возмущения. – Это исключено. Сами подумайте! Где провинциальный Вован, и где наш эстетствующий господин стилист?! А, тем более, где наша солидная дама Маргарита Павловна? Эти трое вращались по разным орбитам, которые никогда не пересекались, как орбиты трех удаленных друг от друга планет.
– Нет, друг мой Башмачков, – слегка покровительственным тоном произнесла Лина, – эти трое вращались вокруг одной планеты, название которой Меркурий. А Меркурий, как известно, Бог торговли.
– Ну, допустим… и все же как в эту компанию вписывалась бедная Маргарита? – пожал плечами Башмачков.
– В том-то все и дело, – задумчиво сказала Лина, – никак не могу понять, кому могла помешать эта несчастная женщина.
– Несчастная? – недоверчиво переспросил Башмачков. – Она отнюдь не выглядела несчастной. Вся в золоте, явно не стеснена в средствах. Вы заметили, что она исполняла здесь свои любые прихоти? Все эти китайские портные, восточные массажи, кремы молодости… на них ведь денежки нужны, причем немалые. Я, даже если семейную сагу в пятьсот страниц накатаю, столько ни в жисть не заработаю.
– Вы хоть раз встречались с ней глазами? – задумчиво спросила Лина. – У нее были глаза несчастной женщины. Так обычно смотрят жены, коварно и внезапно преданные мужьями ради какой-нибудь юной вертихвостки.
– Допустим, но эта догадка не поможет нам с вами ответить на вопрос, за что ее убили… – прервал Башмачков «бесполезные» дамские рассуждения.
