Олег Агранянц
Последний ход за белой королевой
Книга первая
ЦЕННЫЕ ПОРОДЫ ДЕРЕВА И ЦЕННЫЕ ПОРОДЫ ЛЮДЕЙ
Собираясь в путь, полезно захватить с собой огромный запас осторожности и снисходительности; первая предохранит от неприятностей и потерь, вторая – от ссор и врагов.
А.Шопенгауэр
Глава вторая
РУТИННАЯ КОМАНДИРОВКА
4. Две шифротелеграммы
ШИФРОТЕЛЕГРАММА (по линии МИД)
«Яунде. Послу.
Ближайшей диппочтой в ваш адрес будут направлены 100 экземпляров сборника выступлений Генерального секретаря КПСС, Президента СССР тов. Горбачёва М.С. по вопросам разоружения. Примите меры для оперативного распространения сборника. Об исполнении информируйте телеграммой.
Одновременно сообщаем, что для выполнения задач по линии ближних соседей 15 ноября к вам прибывает советник Лонов Е.Н. В случае просьбы резидента, окажите содействие».
А.Ковалёв.
5.11.1990.
ШИФРОТЕЛЕГРАММА (по линии КГБ)
«Резиденту в Яунде.
15 ноября рейсом из Дуалы к вам прибывает ответственный сотрудник Центрального аппарата тов. Лонов Евгений Николаевич. Зарезервируйте номер в гостинице, встретьте в аэропорту, окажите содействие. Проинформируйте посла.»
Ф.Бобков.
5.11.1990.
«Ближние соседи» – так в целях конспирации называют сотрудников КГБ. Это повелось с тех пор, когда МИД размещался на Кузнецком Мосту и чекисты с площади Дзержинского были соседями «ближними», а военные разведчики с Арбата – соседями «дальними».
А сотрудник Центрального аппарата Лонов Евгений Николаевич – это я.
Началась эта история в смутные горбачевские времена с рутинной командировки в Яунде. И как всегда со звонка моего непосредственного начальника: «Зайди ко мне».
5. Бук и тис
Осень 1990 года выдалась холодной. Уже в середине октября по ночам начались заморозки. В кабинетах еще не топили и было холодно. Во всех кабинетах, но не у начальства.
– У тебя тепло! – Я с удовольствием развалился в кресле. – А у меня в кабинете почти минусовая температура.
– Начнешь выполнять задание, согреешься.
– Что за задание?
Колосов вынул из тумбочки бутылку «Мартеля» и два бокала:
– Твое здоровье.
– И твое. Дал бы указание топить во всех кабинетах. Что за задание?
– Тис от бука отличить сможешь?
– Ну и вопрос! Я и липу от тополя не отличу. Знаю только, что рябина красная, ивушка зеленая, а клен ты мой опавший. Всё.
– Плохо, но не трагично. Кроме того, я уверен, что ты не знаешь такую породу дерева как «окуме».
– Не знаю.
– Придется узнать. В марте состоится всемирный конгресс по ценным породам древесины. Ты будешь включен в состав делегации.
– Но я в ценных породах…
– Я тебя знаю. Ты очень способный. Если будет надо, за полгода научишься читать абиссинские манускрипты.
И я задал вопрос, который на моем месте задают все здравомыслящие подчиненные:
– Почему я?
– А ты посмотри на себя. У тебя ученый вид. Я так и вижу тебя на трибуне научного конгресса. Кроме того, тебя знают как сотрудника министерства внешней торговли.
– Где хоть он будет, этот конгресс?
– В Яунде. Это, если ты забыл географию, Камерун. У тебя на подготовку два месяца.
– И сколько он будет продолжаться?
– А тебе не все равно? С женой развелся. Живешь один… Два дня на ознакомление с делом. Еще по одной?
* * *
Через день у меня на столе лежало постановление Совета Министров СССР «О международном конгрессе по ценным породам древесины». На двух страницах были указаны задачи, стоящие перед советской делегацией. Отдельно прилагалось постановление ЦК КПСС «О советской делегации на международном конгрессе по ценным породам древесины». Руководителем делегации был назначен Министр лесной промышленности, в состав входили председатель Внешнеторгового Объединения «Экспортлес», директор Байкальского целлюлозно-бумажного комбината и еще пять лиц, в том числе «сотрудник Министерства иностранных дел», что на эзоповом языке постановлений означало «сотрудник моего ведомства».
Непонятно, зачем здесь «Экспортлес», – удивился я. – Мы вроде бы ценные породы не экспортируем.
Потом я затребовал информацию о нашем торгпредстве в Яунде. Там оказалось представительство того же «Экспортлеса». Два человека. Один из них наш сотрудник. Я поднял дело. Старший лейтенант Котомцев Андрей Викторович, это его первая командировка.
Я поднялся к Колосову:
– В Яунде лесом занимается наш парень. Сделай ему вызов в Москву на пару дней.
– Дело говоришь, – согласился Колосов.
Через четыре дня Котомцев объявился в моем кабинете.
6. Котомцев и его сказки
– Здравствуйте, Евгений Николаевич.
Долговязый, в светлом тропическом костюме, с книжкой в руках, похож на младшего научного сотрудника гуманитарного НИИ.
– Котомцев. Я из Яунде.
Уж больно по-штатски. Точно, из гуманитарного НИИ.
– Кто? – неласково спросил я.
Он понял:
– Старший лейтенант Котомцев по вашему приказанию прибыл.
Перебрал в другую сторону.
– Покажи удостоверение.
Мне хотелось посмотреть на его фотографию в военной форме. Он удивился, протянул удостоверение.
– Прилетел сегодня?
– Так точно. Сегодня утром. И сразу к вам.
– Я включен в состав делегации на конгресс по ценным породам древесины. Хочу, чтобы ты меня ввел в курс дела.
– Вы когда-нибудь занимались лесом?
– Никогда.
– Я вас подробно проинформирую. Это займет много времени. Но я хотел бы все рассказать сегодня.
– У тебя завтра дела?
– Я восприимчив к перемене климата. Вчера еще я был в Яунде. Там температура тридцать два градуса, разумеется, плюс, а в Москве плюс два. Завтра я обязательно буду лежать с температурой.
Я обратил внимание на книжку, которую он держал в руках.
– И поэтому ты запасся книгой. Что у тебя за книга? Справочник по лесному делу?
– Сказки Перро.
– Красной Шапочкой интересуешься?
– Я постоянно совершенствуюсь в знании французского языка. А разговорную речь лучше всего учить по сказкам. Лексика сказок ближе к разговорной речи, чем лексика любого другого художественного произведения.
– Давно занимаешься лесом?
– Всего два года. Входить в лесные проблемы было очень трудно. Литература по лесу очень сложная. Перевод лексики, связанной с лесным делом, труднее, чем перевод, связанный с какой-либо другой отраслью промышленности. Дело в том, что, скажем, в атомном машиностроении, все термины введены в двадцатом веке. Большинство из них имеют корни или международные или легко переводимые. А в лесном деле все термины аж с семнадцатого века. И в каждом языке разные. Приведу пример. Вы знаете, что такое «задир»?
– Нет.
– Это частично отделенный и приподнятый над поверхностью пиломатериала участок древесины с защепистыми краями. По-английски это «bullies», по-французски «tyrans». Никаких общих корней. Или «отщеп». По-английски «flake», а по-французски…
– Всё. Убедил.
– А как трудно переводить названия деревьев! Вы знаете английский?
– Не очень.
– Этого достаточно. Я работал с делегацией лесников, которая приезжала к нам год назад. Их привезли в Сочи и сказали, что они поедут смотреть самшитовую рощу. Вы знаете, что такое самшит?
– Нет.
– Это такое дерево. В некоторых странах есть обычай ставить стебелек самшита в сосуд с водой в комнате, где стоит гроб с покойником. Переводчик не обязан знать, как переводится на иностранный язык слово «самшит». Переводчица на английский решила, что это слово интернациональное, и у нее получилось: «And then we shall visit park where you will have pleasure to see a grove of some shits», что означало: «Потом мы посетим парк, где вы будете иметь удовольствие посетить рощу с дерьмом». Специалисты удивлялись.
– Их можно понять. Расскажи, что это будет за конгресс.
– Возглавляет нашу делегацию министр лесной, целлюлозно-бумажной и деревообрабатывающей промышленности СССР товарищ Степан Алексеевич Шалаев. Заместителем будет председатель Внешнеторгового объединения «Экспортлес» Матвей Матвеевич Косталевский… А вы знаете, актер Косталевский, который играл в фильме «Звезда пленительного счастья», – его сын. Вы видели этот фильм?
– Нет.
– Посмотрите. А вы знаете, фасон шпаг в этом фильме…
– Кто будет заниматься подготовкой конгресса?
– Подготовка возложена на министерство лесной промышленности. А конкретно на заведующего сектором Дыгаева Ивана Фомича.
– Сколько человек у вас в торгпредстве?
– Десять. Лес курируют двое: я и заместитель торгпреда Ласточкин Анатолий Иванович.
– Ласточкин? Он, случаем, стихи не пишет?
Котомцев растерялся:
– Может, чего другое. А стихи нет.
Ласточкин! Много лет назад я нашел пристанище в окружной газете «Советский воин». Там, кроме всего прочего, я должен был заведовать поэзией. Главный редактор требовал стихи к каждому воскресению. А где их брать! И я придумал поэта: рядовой Анатолий Ласточкин. И писал за него стихи. Кстати, неплохие. Я даже получил приглашение для рядового Ласточкина на какой-то съезд:
– Не пишет, говоришь?
– Точно, не пишет. Вы на него посмотрите и сразу поймете, не пишет он стихов…
Мне в голову пришла идея:
– На сегодня достаточно. Позвони завтра.
И отправился к своему непосредственному:
– Ты знаешь, что я подумал? Не слетать ли мне на недельку в Яунде?
– Отличная мысль. Оформляй документы.
И через две недели я предъявлял в Шереметьево билет «Москва – Париж – Дуала – Яунде – Дуала – Париж – Москва».
7. Немецкий ювелир
В первом классе рядом со мной оказалась дама. Строгая прическа, обманчиво простой светло-серый костюм выдавали в ней бизнес-леди, привыкшую летать первым классом. Пока я раздумывал над тем, как начать разговор, она спросила:
– Вы когда-нибудь летали этим рейсом?
– Нет.
– Тогда вас ожидают неожиданности.
И всё. Очевидно, она решила, что какими будут эти неожиданности, я узнаю сам.
Сегодня утром в Дуале я вышел из самолета Париж – Йоханнесбург и, с тоской взглянув на огромный «Боинг», прошел в зал аэропорта. Через два часа я уже занял кресло в другом «Боинге», значительно меньшем по размеру. Он должен был через сорок минут доставить меня в Яунде.
– Вы знаете, что на самолетах «Эр-Камерун» никогда не было катастроф? – снова спросила дама.
– Нет. И надеюсь, что так будет продолжаться.
– Вы боитесь летать на самолетах?
– Я много летал. Привык.
– Вы не боитесь всего, к чему привыкли?
– Есть вещи, к которым нельзя привыкнуть.
– Например.
– Искреннее невежество и честная глупость.
– Где-то я уже слышала про искреннее невежество и честную глупость.
– Это слова Лютера, мадам. Он сказал, что в мире нет ничего опаснее искреннего невежества и честной глупости.
– Опаснее и отвратительнее. Я видела по телевизору кадры, как в одной стране забрасывали камнями женщину за супружескую неверность.
– Убивать женщин – это ничем не оправданное преступление. Особенно это понимаешь, когда рядом с тобой красивая женщина.
Подошла стюардесса:
– Мадам заказывала воду?
– Нет. Хотя, если вы принесли… Спасибо.
Дама взяла стакан и повернулась ко мне:
– Предположим, я знаю, что здесь яд и, если я выпью, я тут же умру. Но меня какая-то неодолимая сила будет толкать выпить эту воду.
Она медленно поднесла стакан к губам. Я инстинктивно дернулся, чтобы ее остановить.
– Вы испугались. А человек, который узнает, что должен умереть через несколько минут, никогда не пугается, у него парализуется воля. Он перестает сопротивляться и покорно идет навстречу смерти.
– Как бараны, идущие на бойню.
– Нет-нет. Бараны не знают, что умрут. Животные вообще не знают, что они умрут. Я говорю о людях, которые знают, что скоро умрут. Вы никогда в кино не видели документальные съемки, как расстреливают людей?
И, не дав мне ответить, продолжала:
– А я видела. Дело происходило где-то в Латинской Америке. Вывели трех молодых парней из машины и подвели к стене. Они шли совершенно обреченно. Какая-то девушка в яркой косынке с кинокамерой шла почти рядом с ними и снимала фильм. Они покорно встали у стены. Им приказали повернуться. Они повернулись. И ждали. Ждали.
В это время самолет как будто провалился в яму. Его затрясло. Стакан чуть не упал из рук дамы. Но она оставалась спокойной:
– В этом месте всегда трясет. Так вот. Раздались выстрелы. Они упали. И всё.
Из кабины пилотов вышла та же стюардесса. Она посмотрела на пассажиров и покачала головой. Самолет продолжало трясти, а стюардесса начала смеяться.
– Они всегда так делают, – объяснила мне дама. – Хотят успокоить пассажиров. А если трясет, это означает, что мы на полпути. Через двадцать минут приземлимся в Яунде. Вы в первый раз летите в Яунде?
– В первый.
– Но в Африке вы уже бывали. Не так ли? На вас прекрасный костюм и галстук. Люди, в первый раз прилетающие в Африку, обычно надевают черт знает что. Вы цитировали Лютера, но вы не швейцарец, швейцарец никогда не поедет в Африку в хорошем костюме. Вы немец. Я не ошиблась? У вас характерный акцент немца, говорящего по-французски.
Я согласился:
– Вы правы, мадам.
Мне хотелось сказать «Jawohl».
– Яунде – небольшой город. Два первоклассных отеля. Есть хорошие рестораны. Но немецких ресторанов нет. Есть эльзасский ресторан. Он так и называется «Альзас». Там готовят настоящий шукрут. Обязательно зайдите туда.
– Спасибо, мадам. Я непременно воспользуюсь вашим советом.
Снова появилась стюардесса:
– Привяжите ремни. Самолет идет на посадку.
Дама начала рукой искать ремень за спиной, и я увидел перстень с огромным сапфиром. Год назад мне пришлось заниматься поддельными драгоценностями, и я научился немного разбираться в камнях.
– Прекрасный камень. Кашмирский сапфир.
– Вы ошиблись, он из Таиланда.
– Из Кашмира. Камень василькового оттенка с шелковистым отливом. И старинной работы. Сейчас такие сапфиры в Кашмире уже не добывают.
– Прекрасно. Теперь я знаю, кто вы такой. Вы ювелир.
– И вы снова не ошиблись, мадам.
– На жителя маленького города вы не похожи. Значит, из мегаполиса. Вы цитировали Лютера. Это типично для лютеранина. Поэтому Мюнхен отпадет. Там католики. А вот Гамбург… Гамбург – столица германских ювелиров. Таким образом, вы ювелир из Гамбурга. Я не ошиблась?
– От вас ничего не скроешь, мадам.
– Я люблю разгадывать профессию попутчиков. За сорок минут я узнала, что вы добропорядочный немец из Гамбурга, ювелир, немного верите в чепуху, но не настолько, чтобы полностью ей доверять. Вас можно испугать. Словом, вы настоящий ювелир-немец.
* * *
Первое, что я увидел, выйдя из здания аэропорта, был «Мерседес» с советским флагом.
«Посол кого-то встречает», – подумал я и стал искать глазами Леву Лыжина, резидента в Камеруне, моего знакомого еще по Италии.
Он стоял у «Мерседеса» и улыбался.
Я подошел:
– Кого встречаете?
– Тебя. Понимаешь, посол в Москве, прилетает завтра. Советник болен. И я в посольстве самый главный. Почему я не могу встретить большого гостя из МИДа на официальной машине? Ты же ведь сотрудник МИДа?
– С флагом? Что местные скажут!
– Африка, Жень. Здесь спокойная, тихая Африка.
Я обернулся и увидел свою соседку по самолету. Она с удивлением смотрела, как добропорядочный ювелир из Гамбурга усаживается в «Мерседес» с советским флагом.
8. Тихая посольская жизнь
Я сидел в приемной посольства и ждал представителя «Лады». Вчера Лев сказал мне, что этот представитель даст мне на несколько дней «Ладу», то есть «Жигули».
– За это надо платить? – спросил я.
– У него были неприятности по амурной части. Я закрыл. Теперь он по моей просьбе…
– Понял. Причина убедительная.
Входили и выходили дипломаты, одни делали вид, что заняты, другие и этим себя не обременяли. Болтали о том о сем. По стенам на стеллажах стояли книги. Я обратил внимание на дореволюционную энциклопедию «Брокгауз и Эфрон». Томов много, наверное, полный комплект. Я взял несколько томов, начал пролистывать.
Появился Котомцев, он прилетел в Яунде на неделю раньше меня:
– Я подготовил программу вашего пребывания в Яунде. Лев Сергеевич сказал, что сегодня вы пообедаете у него. После обеда мы поедем в торгпредство. Ласточкин уже ждет. Завтра мы посетим деревообрабатывающий комбинат, посмотрим, как обрабатывается древесина. Вас примет один из директоров. Не волнуйтесь, он будет рассказывать, вы – слушать. Воскресенье – отдых. В понедельник вас примет руководитель государственной компании, занимающейся обработкой окуме – это такая ценная порода дерева. Во вторник визит в оргкомитет конгресса. Я так спланировал вашу программу, чтобы к этому времени вы уже имели представление о лесном деле. План одобряете?
– План хороший.
– С машиной у вас все в порядке?
– Пока нет, но скоро будет.
В приемную величественно вплыла девица лет тридцати в коротеньком пестром платьице. Была она худобы чрезвычайной. Тонкие, не геометрической прямоты ноги, такие же руки, талия на две ладони охвата. Но при этом довольно милое, почти красивое личико, во всяком случае, правильной формы, и глубокие голубые глаза.
Она неласково, и, как мне показалось, с издевкой, осмотрела меня с головы до ног и тут же надменно ретировалась.
– Это Лиза, – объяснил мне Котомцев – Жена корреспондента.
– Какая-то она нелюдимая, – удивился я.
– Еще хорошо, что не сказала какую-нибудь гадость, – отреагировал сидевший рядом дипломат.
– Мы для нее быдло, абсолютно некультурная масса, – пояснил другой.
– Дура, – подытожил первый.
Появился представитель «Лады»:
– Машина у входа в посольство.
– Надо заплатить? – на всякий случай поинтересовался я.
– Нет, нет. Машина представительская. Надо только заполнить кое-какие бумаги.
Я заполнил бумаги, расписался в четырех местах и получил ключи.
* * *
После десятиминутной речи торгпреда об успехах руководимого им предприятия он передал меня Ласточкину. Тот коротко изложил ход закупок ценных пород древесины за последние полгода. Я оценил его способность запутанно излагать простейшие истины и согласился с Котомцевым: стихи он не пишет. И он, и торгпред, прекрасно понимавшие, какой я специалист по деревообработке, вопросов не задавали.
На следующий день Котомцев повез меня на комбинат, километров в тридцати от Яунде.
Дорога была отвратительной, узкая, в колдобинах, лужах. На мое удивление, Котомцев оказался хорошим водителем, он ловко объезжал препятствия, почти не теряя скорости. Перед самым комбинатом произошел небольшой инцидент, посреди дороги лежала корова. Котомцев объехал ее, но заехал на обочину, откуда на корову полетели камни. Корове это не понравилась, она с неожиданной для коровы резвостью вскочила на ноги и грозно замычала. Была она местной породы, с огромными рогами и выглядела устрашающе.
– Ты уж поосторожнее, – выразил я свое неудовольствие. – А то кончится наша поездка некрологом. И на похоронах будут смеяться: ну, ладно бы напал лев или носорог, а то корова. Стоило для этого в Африку ехать.
– Вы не волнуйтесь, я проходил школу автогонщиков.
– Где?
– У нас был факультативный курс.
Наконец мы приехали на комбинат. Инженер-француз минут тридцать водил меня по цехам. Вопросов не задавал.
* * *
Вечером я отправился на ужин к торгпреду. Котомцев был уже там и рассказывал о своей поездке в Москву.
Жена торгпреда, эстонка, оказалась замечательной кулинаркой. Прекрасный луковый суп и какое-то, очевидно, национальное блюдо из говядины с красным перцем.
Кофе пили на веранде. К моему удивлению, Котомцев сел за пианино:
– Играю на заказ.
– Что-нибудь Шопена, – попросила хозяйка.
– А вы знаете, так называемый «Похоронный марш» – это просто «Соната для фортепиано си-бемоль минор опус 35». Потом ее стали называть похоронным маршем.
– Не надо сонату, – остановил торгпред.
– Ладно, – согласился Котомцев и начал песенку из «Кабаре».
Играл он хорошо.
9. Воскресенье и в Африке воскресенье
В воскресенье всё посольство выезжало на озеро. Взяли и меня. Находилось это озеро в горах в очень неинтересном лесу. Неинтересном потому, что был он высажен каким-то скучным лесником. По линеечке. Геометрия просто угнетала. Взрослые устраивались на шезлонгах и привезенных из дома стульях, втыкали в землю зонты. На землю предпочитали не садиться: Африка! Дети пытались залезть в озеро, взрослые их не пускали: посольский врач не рекомендовал. Но некоторых взрослых смельчаков это не останавливало.
Начальство расположилось под большим зонтом на раскладных креслах. Я подошел, поздоровался. Посол усадил меня между собой и секретарем парткома:
– Как долетели?
– Хорошо. Спасибо.
Завхоз и Котомцев принесли холодильник с пивом. Завхоз открыл холодильник и принялся вынимать оттуда бутылки.
– Я еще вчера хотел спросить у вас, Евгений Николаевич, – обратился ко мне секретарь парткома, – действительно ли изделия из ценных пород дерева очень высоко ценятся в Москве?
– Видите ли… – начал я.
Котомцев понял, что мне трудно ответить на этот вопрос, и поспешил прийти мне на помощь:
– Очень высоко ценятся. Я приведу пример. Завхоз посольства одной из африканских стран отправил в Союз какой-то странный ящик. В Москве его попросили открыть ящик. А там… подшивка «Правды» за три года.
– Зачем?! – удивилась жена советника по культуре. Муж неодобрительно посмотрел на нее.
А Котомцев продолжал:
– Таможенники сначала обалдели, потом извинились. И было им невдомек, что ящик этот был из такой породы дерева, по сравнению с которым окуме – просто фанера.
– И что было дальше? – строго спросил секретарь парткома.
Котомцев растерялся, теперь я пришел ему на помощь:
– Никто из краснодеревщиков покупать ящик у завхоза не стал, боялись. И он продал его в похоронную контору… на гробы.
Котомцев посмотрел на меня как начинающий спортсмен на тренера, преданно и с восхищением, а посол спросил:
– Хотите пива?
Я знал, что у посла цирроз печени и врачи разрешили ему пить только черное пиво «Гиннесс», поэтому в посольство регулярно с оптового склада завозились ящики с «Гиннессом».
Пить пиво не хотелось, но как отказаться! Выручил Лев:
– Мы с Евгением Николаевичем планируем начать с чего-нибудь покрепче.
– Правильно, – одобрил посол.
Отойдя от шатра генералитета, я заметил Лизу, жену корреспондента. Отсутствие платья привлекательности ей не добавило. На ней был крохотный голубенький бюстгальтер – а большего ей было и не надо – и такого же цвета крохотные трусики. Зато в руках она держала огромный фолиант, книгу, по первому взгляду дореволюционного издания. Положив книгу на стул, Лиза не торопясь направилась к озеру.
Я подошел к стулу, поднял букинистическое чудовище. Песталоцци! Вот так номер! Бывают же совпадения!
Вчера в посольской библиотеке, глядя на позолоченные тома энциклопедии Брокгауза и Эфрона, я вспомнил, что именно туда писала статьи Крупская и гонорар за эти статьи составлял основной бюджет Ленина в Швейцарии. В оказавшейся рядом брошюрке «Ленин в Цюрихе» я нашел перечень написанных Крупской статей. В том числе статью о швейцарском педагоге конца XYIII века Иоганне Песталоцци. Я не поленился, отыскал статью и прочел. Этот Песталоцци на примере некоей Гертруды изучал различные формы воспитания. Одна из книг так и называлась «Как Гертруда учит своих детей».
Я водрузил фолиант на место и ретировался.
Вскоре Лиза вернулась, уселась на стул и раскрыла мудрую книгу.
Через несколько минут я подошел к ней и вежливо спросил:
– Что читаете?
Она не подняла головы.
– Разрешите полюбопытствовать.
Опять молчание. Ну, вроде бы меня и нет.
Я вытащил книгу из ее хилых рук и прочел вслух титульный лист:
– «Досуги отшельника». Ой, да это Песталоцци! Точно, Песталоцци! Вы читаете Песталоцци!
Лиза молчала.
– Неужели вы полагаете, что Гертруда правильно учит детей?
При слове «Гертруда» Лиза слегка вздрогнула, потом осторожно спросила:
– А вы считаете, что нет?
Я прочел название книги по-немецки, благо оно было напечатано на первой странице, и мудро изрек:
– В таком случае я бы порекомендовал вам прочесть…
Дальше я произнес нечто напоминающее немецкий язык, надеясь, что во франкоязычной стране знающие немецкий попадаются редко. И не ошибся.
– Как она называется по-русски? – робко поинтересовалась Лиза.
– Я не уверен, что она переведена на русский. Но по-французски вы ее найдете.
– Так почему же вы считаете, что Гертруда неправильно учит детей? – теперь уже с нескрываемым интересом спросила Лиза. И это было приглашением к диалогу.
Я начал кратко излагать статью Крупской.
– Ваше мнение интересно, – согласилась Лиза.
И забеспокоилась:
– Возьмите стул. Почему вы стоите?
Я принес стул, сел рядом и у нас началась ученая беседа.
Сотрудники посольства смотрели на меня, как на смельчака, вошедшего в клетку с тигром и рассевшегося с ним в обнимку.
– Давайте ограничим круг наших разногласий, – предложила Лиза. – Если я вас правильно поняла, вы считаете, что социальный заказ на образование важнее, чем внутренние интересы социальных групп.
Я попытался сообразить, что это такое, и начал импровизировать на заданную тему:
– Если обществу нужны математики, а внутри классовой группы хотят, чтобы их дети стали адвокатами, то заказ общества первостепенен.
Судя по реакции Лизы, я понял, что в ученую беседу вписался.
– Я вижу, вы находитесь в плену у Песталоцци, – иронически улыбнулась она. – Поздний Песталоцци действительно соглашался с тем, что именно горизонтальное мировоззрение, наиболее присущее элитам, является главным тормозом для выполнения социальных заказов общества.
Пока я был доволен собою. Оставалось только понять, о чем идет речь. И тут неожиданно Лиза пришла мне на помощь.
– Давайте четко определим понятия вертикального и горизонтального мировоззрения. Я бы определила вертикальное мировоззрение – как систему взглядов, где первостепенными считаются высшие интересы общества, государства и, если брать дальше, всего человечества. Горизонтальное мировоззрение – это система взглядов, где первостепенными считаются интересы рабочей группы, семейной ячейки, клана и, если брать выше, элиты.
В это время к нам подошел хмурый и лохматый субъект в очках, как я позже узнал, супруг ученой Лизы, и наш диспут закончился.
Котомцев, все время издали смотревший на нас, подбежал ко мне:
– О чем вы с ней так долго беседовали? Я был готов прийти на помощь, она же хамка.
– Мы беседовали о смешении понятий горизонтального и вертикального мировоззрения в поздних трудах Песталоцци, – спокойно ответил я.
Он снова посмотрел на меня преданно и с восхищением:
– Ничего себе!
