Олег Агранянц
Последний ход за белой королевой
18. Знания умножают скорбь
Через полчаса я входил в кабинет своего непосредственного.
– Ну что, убедил тебя Кузякин перевезти его коробку? Я вообще был против, но раз ты согласился…
Я хорошо знал этот прием Колосова – в отделе его называли «облечь приказ начальства в личное желание подчиненного» – знал и каждый раз попадался.
Где-то совсем рядом с окном протарахтел вертолет.
– Черт знает что! – взорвался Колосов. – Разлетались! И низко.
– Если низко, то к плохой погоде, – спокойно прокомментировал я.
Колосову сегодня было не до шуток:
– А сейчас хорошей не жди. Ты знаешь что… коробку эту надо перевезти. В конце концов, тебе ее не на себе таскать. Да и она легкая.
Я уже смирился с необходимостью перевезти коробку. Но побрюзжать стоило:
– А меня и так уже в отделе зовут «валютным извозчиком». Скоро подарки к Новому году развозить начну.
– Не ворчи.
– Что там в этой коробке? Секрет?
– А ты как думал?!
– И все-таки?
– Сам сообрази. Что везут из Конго в Женеву?
Загадка для непосвященных.
– Алмазы. Нешлифованные. Из Катанги.
– Видишь, догадался.
– А ты точно знаешь, что алмазы? Может, там какие-нибудь урановые штучки? С них станется.
– А тебе-то что?! От жены сбежал, живешь один, тебе надо плоть усмирять… Да нет, откуда у них уранье! Алмазы. Вот только… Какой банк он тебе назвал?
– «Люмме и Корпкс».
– Знаешь такой?
– Знаю, где находится, и больше ничего.
– Дело в том, что этот банк, если мне память не изменяет, у нас засветился. И прочно.
– Давно? На чем?
– Давно. Но когда и на чем, точно не помню. Тебе надо перед отъездом повидать Вербина. Он когда-то занимался этим банком.
Тратить драгоценные минуты последнего дня на пустопорожние беседы я не собирался. Надо было отбиваться:
– Времени у меня в обрез. Да и Вербин, почитай, уже три года как на пенсии.
– Кое-что он должен помнить. Дополнительная информация тебе не повредит.
– Знания умножают скорбь.
– Подследственных, – продолжил Колосов. – Знания умножают скорбь подследственных. А для нас с тобой любые знания – вещь полезная. Хочешь коньяку?
– Я за рулем.
– Машину в Шереметьево заказал?
– Заказал.
– А Вербина ты все-таки навести.
– Да как я его найду?!
– На то оно и начальство, чтобы печься о подчиненных. Я о тебе позаботился. Вербин тебя ждет в Сандунах. Сегодня, после шести. – И, не дав опомниться, продолжил: – Ты поговори с ним. Может, он что вспомнит. Заодно попаришься. – Он расплылся в улыбке. – Везет же!
– Будут дополнительные инструкции?
– Пока нет. Будь внимательнее. Работай спокойно, не надрываясь и не высовываясь.
– Ну, эта техника у меня хорошо отработана.
Колосов скривился в улыбке:
– Не только у тебя.
19. Мир персональных кабинетов
Теперь раздражало все: и светофоры, и нерасторопные водители, и медленно переходившие дорогу пешеходы, особенно с собаками. Хорошо, хоть динозавры вымерли.
Я повернул с Неглинки в переулок и на горке втиснулся между двумя «Жигулями». Посмотрел на часы: половина восьмого. А самолет в час ночи. Далась мне эта баня!
Спустившись в узкий дворик и пройдя через арочные ворота, я оказался перед высокими дверями с лепными амурами и табличкой «Высший дамский разряд». Открыл дверь и, к вящему изумлению двух раскрасневшихся молодок, проник в вестибюль дамского разряда. Шел я так уверенно и по-хозяйски, что обе девицы оглянулись, а одна оценивающе протянула: «Не слабо!»
Повернув в маленький коридорчик, я остановился перед известной только посвященным узкой, как будто служебной дверкой, толкнул ее и попал в другой мир – мир персональных кабинетов.
В светлом предбаннике, отделанном под карельскую березу, никого не было. На креслах вдоль стены валялось нижнее белье, на плечиках в углу висели цивильные костюмы и генеральский китель. Длинный, в размер пингпонговского, стол ломился от снеди: разломанная на части вяленая рыбина, бутылки коньяка и «Смирновской», три упаковки пива – одна наполовину пустая, разбросанные на газете пирожки, малосольные огурцы на пергаментной бумаге. Я открыл банку пива, с удовольствием выпил, закусил пирожком, потом разделся и на цыпочках пошаркал в душевую.
Но ни там, ни возле овального бассейна никого не было. Я, фыркая, залез под душ, потом заскользил в парную. Весь народ восседал на полках, семь человек. Среди них Вербин.
– На западном фронте по-прежнему без перемен? – приветствовал меня генерал, плотный шестидесятилетний крепыш без единого седого волоска. – Все сдаем. Скоро уже и сдавать нечего будет. Министру нашему не говорят, что он министр обороны, боятся, по старости лет от страха конфуз с ним получится.
Общество захохотало, а потом потянулось к выходу. Я положил руку на плечо Вербина:
– Задержись, Пал Саныч.
Вербин спустился с верхней полки и начал медленно снимать прилепившиеся к волосатой руке березовые листья.
– Хочу с тобой посоветоваться.
– Знаю. Мне Колосов звонил. Что тебя интересует?
– Мы тут решили один банк подключить к нашим операциям. Ты, говорят, имел с ним дело. Не просветишь? «Люмме и Корпкс».
Вербин помолчал, потом проворчал: «Надо подумать», взял с верхней полки веник и, не спеша, направился к выходу:
– Дай сначала в бассейн мокнусь, мозги совсем расплавились.
Старика я знал. Спросишь: «Сколько будет дважды два?», ответит: «Надо подумать». Старая школа!
– Тороплюсь, Пал Саныч. Завтра лететь.
– Ладно. Полезли вверх. – Вербин взгромоздился на среднюю полку. – Здесь не подслушаешь. Такая влажность и жарища, ни один микрофон не выдержит… Колосов просил, чтобы я тебя проинформировал в отношении этого банка. Так вот. Дел мы с ним не имели. Хотели было. Но нам отсоветовали.
– Кто?
– Младший Кастро.
Ничего себе!
– Ты не торопись. – Вербин замолчал и начал ожесточенно хлестать себя веником по спине. – Для твоего сведения, Евгений. Только для твоего. Хотя… – он махнул рукой. – Скоро уж и не поймешь, что можно, что нельзя. – Пал Саныч снова помолчал. – Кастро сказал, что из банка идет утечка.
– Как использовали банк?
– Хотели использовать. Для отмывания наркоты.
– Ну и когда Кастро сказал вам про утечку, вы замахали руками: «Спасибо, дорогой!» и ничего не стали проверять. Так?
– Да не так. Конечно, стали проверять. Сам банк напрямую нас не интересовал. Нас интересовали два книжных магазина, которые принадлежали банку. Один в Базеле, другой в Лугано. Мы знали, что через эти магазины проходят потоки. Небольшие, но кое-что.
– Места выбраны удобно, – согласился я. – Базель – в Германию и Францию. Лугано – в Италию и Австрию. И книжный магазин, это тоже удобно.
– Верно. Они вкладывали пакеты в обложки, сувениры. Я тебе сказал, речь не шла о больших партиях. Так, мелочевка. Но стабильно.
– И что сказал Кастро?
– Ничего особенного. Якобы у них есть данные, что менеджер магазина в Лугано работает на американцев.
– Кубинцы везде видят американцев. Вы проверяли?
– Зачем, Женя? Зачем нам все это? Проверять не стали. Просто решили не иметь с ним дело.
Вербин энергично замахал веником, и горячий воздух ударил мне в лицо.
– Горячо.
– Горячо, – согласился Вербин.
– Послушай, Пал Саныч, а кто-нибудь все-таки имел дело с этим банком?
– Что ты имеешь в виду?
– Военные, Внешторг, ЦК.
– Внешторг – нет. Военные тоже нет. Мы тогда их спрашивали, они сказали, что нет. А ЦК… Поинтересуйся у Кузякина.
– Не скажет.
– Ни за что, – кивнул Вербин.
– А ты скажешь?
– А я скажу. Этот менеджер – бывший итальянский коммунист. С ним работали люди Пономарева.
– И вы их, конечно, предупредили? – спросил я, хотя ответ знал.
Вербин энергично замотал головой:
– Нет. Мы в их дела не вмешивались. И Кастро их, скорее всего, тоже не предупредил. Он эту публику из Международного отдела терпеть не может.
– Когда Колосов попросил тебя дать мне информацию, ты, конечно, не позвонил своим ребятам и не поинтересовался насчет фамилии этого менеджера из Лугано.
– А мне и звонить не надо. Я и так помню. Фамилия у него запоминающаяся: Моска. У тебя итальянский первый, и ты понимаешь, Моска – это не Москва, а по-итальянски муха. Так вот фамилия его Моска, Руджеро Моска.
Парилка превратилась в настоящее пекло, и теперь не только взмах веником, но и каждый жест Вербина обдавал жаром.
– Есть еще вопросы?
В конце концов, с этим Моска иметь дела я не собирался. А в то, что мне всучат для перевоза наркоту, не очень верил: это можно сделать проще и не из Конго. Да и мне все равно что перевозить: у меня не только диппаспорт, но и курьерский лист.
– Вопросов больше нет.
Вернулись в предбанник. Я начал одеваться.
Я был уже у двери, когда Вербин снова подошел ко мне. Подошел, торопясь, волоча ногу, кутаясь в простыню:
– И еще. Раньше были одни дела, теперь другие. Не только банки, люди меняются. – Он мялся. – Не совался бы ты туда. Конечно, ребята из Международного отдела теперь не те… Но все равно лучше от них подальше, уж больно они…
Он не мог найти слова. Я подсказал:
– Шустрые.
– Скорее, скользкие.
– Спасибо за напутствие.
– А это не напутствие. Это предостережение.
20. Габонский рудник
Я и сам себя звал «валютным извозчиком». Хотя, точнее, меня следовало бы звать «валютным перевозчиком». Вот и сейчас я должен перевезти большую сумму из Браззавиля в Женеву.
Несколько лет назад французы начали разработку уранового рудника в Габоне на границе с Конго. Тогда у них возникли проблемы с обеспечением техники безопасности. Опыт работы на подобного рода рудниках был у чехов, в начале пятидесятых годов активно разрабатывались их урановые рудники в Татрах. Тогда все находилось под контролем наших, и все документы и оборудование оказались потом в СССР. Продать французам нужную им документацию официально не представлялось возможным и не только потому, что она принадлежала чехам, но и с политической точки зрения: не вооружать же потенциального противника! Однако искушение было велико.
Тогда в Габоне объявился человек, который заявил французам, что действует по поручению своих друзей, которые, якобы тайком от советского правительства, готовы продать не только разработки и чертежи, но и оборудование. Неизвестно, поверили ему французы или нет, но согласились. И началась операция, которой было присвоено название «Габонский рудник». Как и было договорено, большую часть оплаты за «Габонский рудник» французы производили наличными. Теперь эта операция закончилась, и в советском посольстве скопилась огромная сумма денег. Я должен буду доставить эти деньги в Женеву и положить на номерной счет в банке, с которым имею дело уже лет пять. Потом я должен буду проконтролировать получение этих денег моим агентом в Онфлёре. Этот агент должен будет положить деньги на счет компании, владельцем которой он является, и через шесть – семь месяцев переправить в банк West Atlantic Bank в Лондоне. Дальнейшее передвижение денег – не моя забота. Иногда, в особых случаях, которых при Горбачеве стало много, деньги, попавшие на счета моих агентов, в Лондон не переводились, а тратились по приказу из Москвы, как правило, на покупку лекарств или медицинского оборудования для Четвертого главного управления Минздрава. Конечно, теперь, в эпоху электронных переводов, можно придумать что-нибудь посовременнее, но этой системой пользовались уже лет двадцать, сбоев она не давала, и отказываться от нее не собирались.
В самолете рядом со мной оказалась женщина лет сорока в строгом темно-сером костюме. Уверенные жесты человека, привыкшего летать первым классом, выдавали в ней жену советника посольства или выше. Выпив лимонаду, она сразу перешла к вопросам:
– Вы в Браззу?
Да, в Браззу.
– В торгпредство? В посольство?
В посольство.
– И я в посольство. Я посольская.
И доложила, что она жена советника, летала в Москву на две недели на свадьбу дочери.
– Вы бывали ранее в Браззе?
Да, бывал. Но давно, последний раз три года назад.
Я тогда впервые оказался в Африке. Первую ночь после прилета переночевал в гостинице, а на следующий день тогдашний резидент повез меня «на водопады»: посмотреть Африку. Я ожидал по дороге лицезреть обезьян, слонов, зебр. А лицезрел кур и коров, правда, коров не европейских, а каких-то особенных, с большими рогами. Зато на водопаде увидел настоящего туземца, в набедренной повязке и с копьем. Его за деньги фотографировали. Потом туземец заявил, что у него обеденный перерыв, оделся в европейский костюм, сел в «Мерседес» и уехал. «Отличный бизнес!» – сказал мне тогда оказавшийся рядом торгпред.
– У нас посол старый, а посланник новый, – продолжала моя спутница.
– И секретарь парткома новый? – подсказал я.
– Да. Пичугин, Андрей Иванович. Знаете его?
Нет, не знаю.
– Очень скрытный человек. Для секретаря парткома это не плюс. Но часто бывает в коллективах. И очень идейный. А вот жена у него… я вам скажу… Да вы сами узнаете.
Так обычно говорят о женщинах, не ведущих монашеский образ жизни. Впрочем, мне было все равно. И о Пичугине я спросил для проформы. Скрытный, не скрытный, бывает в коллективах или нет – какая разница? Илья Муромец, как назвал его Кузякин. Получу коробку, отдам в резидентуру, ее упакуют вместе с деньгами.
– Надолго к нам?
– На неделю.
– Температура воздуха в Браззавиле двадцать четыре градуса, – объявила стюардесса.
Самолет пошел на снижение.
«Сейчас расскажет, – подумал я, – что во время войны резиденция де Голля находилась в Браззе, и по личному указанию Гитлера два пилота Люфтваффе были направлены ее разбомбить, но найти Браззавиль не смогли».
Она начала:
– Посмотрите, внизу высокие здания – это Киншаса. А Браззавиль не виден, он весь в зелени.
– Мне рассказывали, что Гитлер… – я опередил ее.
Самолет пошел на снижение.
«Валерка уже ждет», – думал я.
С Валеркой Болтовским, резидентом в Конго, я учился вместе. В центральном ведомстве я быстро дошел до полковника, а Валерка мотался по африкам и только подполковник.
– До полной остановки самолета просьба не отстегивать ремней.
Все будет, как обычно. Валерка предложит остановиться у него дома. Я откажусь. Меня отвезут в гостиницу. Помоюсь, отдохну. Потом в резидентуру, и вечером обед дома у Валерки. Завтра упаковка груза, беседа с коллективом, и потом в гости или к послу или к посланнику. А, может, к этому Пичугину. Интересно, кого выделит Валерка лететь со мной в Женеву. На такое выделяют любимчиков. В Москве я просмотрел список сотрудников резидентуры, прочел характеристики. В особых любимчиках у резидента, скорее всего, Папонин. Стало быть, со мной полетит он.
Сначала пригласили выходить пассажиров первого класса. Я спускался по трапу и искал глазами серый тропический костюм Валерки.
Но у трапа никто меня не встречал. Такое бывает редко.
Полицейский контроль, никакой таможни. Какие-то люди встречают мою попутчицу.
Ко мне никто не подходит. Странно.
У журнального киоска я начал рассматривать газеты. Африка она, конечно, Африка, но газеты парижские, свежие. На меня обратила внимание моя спутница по самолету. Сейчас она подойдет и спросит, встречает ли меня кто-нибудь.
В этот момент рядом со мной оказался запыхавшийся парень.
– Евгений Николаевич?
– Я.
– Извините. Валерий Анатольевич не смог вас встретить. Поручил мне. Моя фамилия Папонин.
Конечно, Папонин.
– У вас есть багаж?
Багажа у меня не было.
– Тогда в машину?
У Папонина был взволнованный вид, он суетился.
– У вас что-нибудь случилось?
– Валерий Анатольевич расскажет.
– Говори.
– У нас такое!
– Выкладывай!
– Такое случилось!
– Что?!
– Вчера один… Сбежал.
– Как сбежал?
– А просто. Сел с женой в самолет – и в Париж.
– Кто такой?
– Секретарь парткома. Пичугин.
Глава шестая
СОРОЧИНСКАЯ ЯРМАРКА
21. Ошибка резидента
Болтовский, естественно, был мрачнее тучи.
– Понимаешь, просто сел в самолет и улетел.
– С багажом?
– С багажом.
– В Москве у него семья?
– Вроде бы. Сын, что ли. Где остановишься?
– В гостинице.
– Она у нас старая.
– Знаю. Зато близко к посольству.
Сейчас скажет, чтобы ходил в посольство осторожней. В каком-то справочнике написано, что в парке, на территории которого располагается посольство, водится сорок четыре породы змей, из них тридцать три ядовитых.
Но сейчас резиденту было не до змей.
– Он мне не понравился с первого взгляда.
– С кем-нибудь здесь контачил?
– Да нет.
– А жена? – я вспомнил разговор в самолете.
– Та еще бабенка!
– С кем-нибудь…
– Кто ее знает! Вообще-то у меня были сигналы…
Он замялся:
– Кое-что было…
Я понял:
– С кем-нибудь из наших?
Он вздохнул:
– Верно. Филин, знаешь такого?
Как не знать! Борис Филин. Окончил МГИМО, отучился два года в известном заведении имени Андропова и потом стажировался у меня с полгода.
– Он еще здесь?!
– Не дождусь, когда заменят. А в отношении Пичугиной… Конечно, только слухи.
Понятно, тень на Филина – это и тень на него самого. Но теперь – момент истины.
– Уже потрошил?
– Да нет еще. Он, знаешь, какой… Будет молчать, как Зоя Космодемьянская. Слушай, Женя, может, тебе с ним потолковать? Мне он точно ничего не скажет.
Понятно, хочет меня подключить. Потом напишет: «В расследовании принимал участие сотрудник Центрального аппарата тов. Лонов Е.Н.»
– А мне скажет?
– А ты добрый следователь. Тебе может и сказать.
– Вряд ли. Я написал ему такую характеристику… Кроме Африки ему ничего не светило. Как он работает?
– Плохо. А условия отличные. Он здесь под крышей «Известий». До него тут был просто журналист. Тип, я скажу тебе, в высшей степени странный. Нечесаный, немытый, везде совал свой нос, связей куча, а писал плохо и редко. Лучшего предшественника не придумаешь. А Филин – ни контактов, ни связей. Правда, пишет хорошо. В «Известиях» им довольны. Они – да, а я – нет. Только и слышу: «не успел», «опоздал», «не сообразил».
– А по женской части?
– Вот-вот. Жена пишет диссертацию в Москве, он здесь один. При его внешности и манерах найти утешительниц – не проблема.
– Находит?
– Конечно! Я уже несколько раз имел с ним беседы. Ну так как? Поможешь?
Валерке надо помочь. Неприятностей у него будет с вагон. Нужно поучаствовать самую малость, чтобы потом в Москве слово замолвить.
– Когда удобней?
– Прямо сейчас. Он у себя в бюро.
– Мне бы сначала в гостиницу.
– Мои орлы твои вещички доставят туда по первому классу.
– У меня только портфель.
– Тем более.
– Машину дашь?
– Обижаешь. Чацкий с корабля на бал на карете, а ты на моем новом «Пежо».
22. Филин и Галина
Корпункт «Известий» размещался в трехкомнатной квартире на четвертом этаже высокого жилого дома в центре города.
Когда я появился в дверях, радость встречи с начальством Борис продемонстрировал вяло.
Оглядевшись и наскоро похвалив мебель в гостиной, я, не ожидая приглашения, направился в кабинет. Борис сделал какое-то неуклюжее движение, чтобы помешать, но было поздно: я открыл дверь кабинета.
В кресле у окна восседала, или, точнее, возлежала женщина в длинном африканском платье.
Увидев меня, она радостно вскочила:
– Евгений!
Галина. Галина Скакунова. Вот уж кто не подпадал под категорию ведущих «монашеский образ жизни», так это Галя Скакунова.
Она подскочила ко мне, приняла в свои мощные объятия, чмокнула в щеку.
– Ты не знал, что я в Браззе?
– Не знал. И Леша с тобой? Как всегда командует Аэрофлотом?
Леша – это ее муж, Леша Скакунов.
– А куда я без него?! Я как птичка перелетная: кто закольцевал, за тем и лечу.
Птичка перелетная снова плюхнулась в кресло.
Борис подтянулся, посерьезнел:
– Вам нужно о чем-то поговорить со мной? Галя, ты не могла бы…
Галина начала неохотно подниматься с кресла. Я ее остановил:
– Сиди, сиди. Я сюда просто так. Сегодня прилетел.
– Ну да, просто так! Я не дура. Хочешь поспрашивать по поводу этой шлюхи. Ему есть о чем рассказать.
Вмешательство Галины было не только удивительным, но и полезным.
Я строго посмотрел на Бориса:
– О какой шлюхе она говорит?
– Не знаю, – в его глазах промелькнул страх.
Галина не отступала:
– Колись, колись! Все равно Евгений тебя расколет.
– Не понимаю, о чем речь! – Теперь он изображал негодование.
Я не колебался:
– Вообще-то, я хотел поговорить с тобой в отношении жены Пичугина наедине, но думаю, Галина нам не помешает.
Галина обрадовалась:
– Это у вас называется перекрестный допрос?
– Это называется допрос в присутствии важного свидетеля.
– Но я ничего не знаю, – мямлил Борис.
Я решил применить другую тактику:
– Или ты все рассказываешь здесь, или мы едем в посольство и ты будешь говорить в присутствии резидента и под стенографистку.
И не дав ему опомниться, спросил:
– Что ты знаешь про Пичугина?
– Мы с ним никак. Он вообще с нашими никак. Он только со своими из парткома, а я…
– А ты только с его Аленой! – взорвалась Галина. – Я тебя предупреждала!
– Да ничего… Мы только…
– Сначала ты расскажешь Евгению все, что его интересует. Потом я его попрошу сделать так, чтобы тебя за это не выгнали с работы и чтобы от тебя не ушла жена. А потом, когда он уйдет, у нас будет серьезный разговор.
Я решил немного успокоить Бориса:
– Все, что ты скажешь, останется между нами. Если, конечно, ты не знал об их планах и не ходил покупать им билеты.
Тут уже испугалась Галина:
– Да нет. Не знал он ничего. Не такая она дура.
– Думаю, – осторожно начал Борис, – и она ничего не знала. Мы с ней договаривались на сегодня. А вчера утром она мне позвонила и сказала, мол, так получилось, что все откладывается. А сама злющая.
– Тебе не показалось, что она с тобой прощается?
Борис не торопился с ответом.
– Ее муж был ревнив?
– Не знаю.
– Вы встречались с ней здесь.
– Да. Но только несколько раз. Муж ее в это время был в отъезде.
– Куда он уезжал?
– Он уезжал два раза и оба раза в Намибию.
– В Намибию! Ишь куда! А что, Намибия входит в его епархию?
– Там наших немного. Он их курировал по партийной части.
– Ездил только два раза?
– Да.
– За какой период?
– За два месяца.
– А раньше не ездил?
– Нет.
– Почему вдруг такое внимание к Намибии?
– Алена рассказывала, когда он туда ездил в первый раз, то договорился, что ему там смастерят какую-то безделушку. А потом ездил за ней.
– Эта безделушка, случаем, не алмазы?
Снова вмешалась Галина:
– За алмазами далеко ехать не надо, их тут на каждом углу продают.
– Не скажи! – огрызнулся Борис. – Алмаз алмазу рознь. Может быть, какой особый. Хотя… Большой алмаз заказать нельзя, а он сначала что-то заказал, а потом за этим приезжал. Хотя…
– Что «хотя»?
Борис мялся:
– Да так, ничего.
– Еще? Что еще? – не отставал я.
– Ничего.
– Правда ничего, – подтвердила Галина. – Я его уже допрашивала.
И принялась кокетничать:
– Видишь, Евгений, и от меня польза есть. А Борис никак не хочет этого понять. У меня чутье прирожденного агента.
Я понял, что ничего больше не узнаю, и направился к двери.
– В посольство? – спросила Галина.
– Только на минуту. А потом в гостиницу. Надо выспаться.
В дверях Борис смущенно улыбнулся:
– Я – не очень?
Я не стал его утешать:
– Очень. Но я – по другим делам. А ты все равно крепись. Не ровен час!
Борис только вздохнул:
– Мне недавно цыганка предсказала счастливую карьеру.
– Одной даме предсказали, что она выйдет замуж и у нее будут три близнеца. И что ты думаешь?! Близнецы родились, а замуж она так и не вышла. Но ты все равно крепись.
* * *
Я поднялся в кабинет Болтовского.
– Что-нибудь интересное узнал?
– Практически ничего. Кроме того, что он два раза летал в Намибию. Первый раз что-то заказывал, второй раз получил заказ.
– Не ахти. Будем писать или подождем?
По этому неуверенному «будем писать», я понял, что писать об этом в Москву ему не с руки, ибо надо будет упоминать источник, от которого получены сведения, а сведения получены от его сотрудника, находившегося в интимных отношениях с женой бежавшего.
– Понимаешь, – он замялся. – Москва и без того лютует.
Вошел шифровальщик, протянул розовый листок входящей телеграммы. Болтовский прочел, потом протянул мне.
– Тут для тебя.
«Резиденту в Браззавиле.
Для тов. Лонова Е.Н.
Поставьте в известность резидента о данном вам поручении перевезти груз для инстанции».
– Это то, о чем я тебе рассказывал.
– Читай дальше.
«Окажите резидентуре помощь в деле Пичугина. Резидент проинформирован».
Ф.Бобков.
– Поедем ко мне, пообедаем, – предложил Болтовский.
– Хочу с дороги помыться, отдохнуть. Вчера замотался.
– Ладно, отоспишься, приходи.
* * *
Гостиница находилась рядом с посольством около паромной переправы в соседний Заир. Мой номер выходил на реку. Небольшая кровать, стол и два стула. На одном лежал мой портфель. Я разделся, принял душ и сразу в кровать.
«Надо поставить будильник на четыре, а то проспишь до ночи», – думал я, засыпая.
Но ставить будильник оказалось излишним.
– Просыпайся, просыпайся!
Я открыл глаза. Передо мной стояла Галина.
