– Как ты сюда проникла?
– Для белой женщины в Африке закрытых дверей не существует.
«И закрытых платьев», – отметил я про себя. На Галине было нечто, что кофтой назвать было бы преувеличением.
Это черно-кружевное «нечто» без рукавов на двух расхлябанных пуговицах заканчивалось джинсами до колен, стянутыми широким кожаным ремнем с массивной металлической пряжкой. Выглядела она подтянутой и посвежевшей. Я одобрительно покачал головой:
– Хорошо выглядишь, птичка перелетная.
Я взял ее за руку, хотел подтянуть к себе, но она отстранила:
– Я не за этим. У меня дело.
– Слушаю. Садись.
Галина продолжала стоять.
«Считает, что стоя выглядит лучше, – решил я. – Впрочем, может быть, и права. Действительно лучше».
– Я тебе кое-что хочу рассказать. Но, разумеется, Борис об этом знать не должен. У кубинцев есть один такой Рауль. Не буду тебе морочить голову, но мы с ним… Он хороший парень, красивый… Ты, Евгений, должен меня понять.
– Надеюсь, ты пришла не исповедоваться. Но, если хочешь, грехи могу отпустить.
– Не смейся. Это касается дела, за которым ты пришел к Филину.
Становилось интересным. Я скинул простыню, сел на кровать.
– Тебя не смущает?
Моя одежда, а точнее, ее отсутствие Галину не смутила:
– Не в первый раз. Но я пришла не за этим.
– Ты пришла покаяться, что была в интимных связях с Пичугиным.
– С этим козлом?! Ты с ума сошел! Я тебе начала рассказывать про Рауля.
– Этот грех я тебе уже отпустил.
– А вот тут не торопись. Мы с Раулем иногда встречались в каморке Аэрофлота в аэропорту. Знаешь, в аэропорту много народу…
– Понятно, муж дома, а ты на его рабочем месте. Но причем здесь Пичугин?
– Однажды мы выходили из каморки, и я увидела Пичугина.
– Когда это было?
– Дня три назад.
– С этого момента поподробнее.
– Я увидала Пичугина и, конечно, испугалась. Он такой идейный, обязательно заложит.
– Ты заметила, что он там делал?
– Он просто стоял с двумя мужчинами и одной женщиной.
– Что за люди? Ты их знаешь? Наши?
– Нет, не русские. Скорее всего, французы. Рауль сказал, что они какие-то революционеры.
– И что еще?
– Все.
– Как они выглядели?
– Не успела рассмотреть.
– И все-таки.
– Мужчины среднего роста в светлых рубашках. Оба стояли ко мне спиной. У одного взлохмаченная грива. Другой прилизанный. Дива выше обоих, совершенно плоская, лицо длинное. И вообще, зачем я тебе все должна докладывать?! У Бориса ты даже не намекнул, что хочешь меня увидеть.
Она обиженно повертела головой.
– Дел много.
– Ясно. Много дел, много новых знакомых. Ну да ладно.
Она направилась к двери. Шла медленно. Я понял: она знает еще что-то, и начал выправлять положение:
– Старые знакомые всегда лучше новых.
– В это трудно поверить.
– Лучше. С новыми два часа говоришь о любви, и не остается времени заняться любовью. Зато со старыми два часа занимаешься любовью, и нет времени поговорить о любви.
– Понятно, – Галина вернулась и стала у окна. – Выходит, я сама напросилась, и меня можно сразу в кровать. И вообще мне пора.
Я знал, что Галина принадлежит к той часто встречающейся категории женщин, с которыми надо делать одно, а говорить совершенно о другом. В последние наши встречи мы как-то обходились без этого ритуала. Теперь она на меня обиделась, и надо было возвращаться к старой технике. Я взял ее за руки, отвел от двери в центр комнаты.
– Я тебе все рассказала. Почти.
– Почти?
– Понимаешь, какая странная штука… Почему-то Борис не пересказал тебе всё, что ему говорила жена Пичугина.
– И что она ему говорила?
– Оказывается, ее муж ездил в Намибию заказывать статуэтку из серого дерева.
– Дерево, наверное, очень дорогое.
– Дорогое, но его можно купить и здесь.
– А Борис видел эту статуэтку?
– В том-то и дело, что видел.
– Ну и что?
– Наверное, не хотел тебе про нее рассказывать. Боялся, что ты будешь держать его за идиота.
– Галя, не томи!
– Дело в том, что это… это… бюст Гоголя.
Я замер.
– Ну разве ты поверил бы, что он ездил в Намибию за бюстом Гоголя?
А Валера не удивился:
– Гоголь, говоришь? Я видел эту статуэтку. Он ее держал в сейфе. Но то, что это Гоголь, не говорил. Хотя, теперь вспоминаю, вроде похож. Нос длинный, волосы до плеч.
– И где сейчас эта статуэтка?
– Нет ее. Мы все осмотрели. В сейфе ничего, кроме партийных бумаг. Дома – только казенная мебель. Стало быть, статуэтку прихватил с собой. Сдался ему Гоголь!
Он взял трубку, набрал три цифры.
– Светочка, проверь, какие книги брал в библиотеке Пичугин. Посмотри, не брал он, случаем, Гоголя. «Мертвые души». «Тарас Бульба».
– «Вий», – подсказал я.
Валерка хмыкнул, но повторил:
– «Вий».
Гоголя в библиотеке Пичугин не брал. Зато брал книги по философии.
– Философ! – резидент разозлился. – Надо писать в Москву.
Я согласился. Валерка немного помялся:
– А что, если не будем их путать? Напишем, будто все данные ты получил от Галины.
Ясно. Не хочет подставлять Филина. Я не возражал:
– Только вот в отношении этих революционеров… Разве поспрошать кубинцев…
Раньше можно было в случае чего просто позвонить в кубинское посольство. Нынче время другое, отношения другие.
– Как у вас отношения с кубинцами?
– Как у Кастро с Горбачевым. Хреновые.
– Кто-нибудь из старых у них в посольстве остался?
– Мой тезка. Валеро. Ты его знаешь?
– Еще бы.
С Валеро я знаком уже лет пятнадцать, и теперь стоит попытаться получить от него информацию по старой дружбе.
– И как вы с ним?
– А никак.
– Может, я попробую.
– Обяжешь.
– Мне компаньеро Валеро.
– Кто спрашивает синьора Валеро?
– Синьора Валеро спрашивает компаньеро Лонов.
Через минуту в трубке послышался хриплый голос Валеро:
– Лонов? Живой! Надолго?
– На неделю. Прилетел сегодня.
– Что-нибудь надо?
– Да. Нужно тебя увидеть.
– Сегодня ночью, подойдет?
– Что значит ночью?
– Сейчас еду на прием. Вернусь к десяти. Пару часов буду писать. В двенадцать, годится?
Я молчал.
– Что молчишь? Полночь – это еще рано, Лонов. Рано. Девочек не обещаю. Ром будет.
– А если мы разделим нашу встречу на две части? Сейчас я к тебе подскочу и задам пару вопросов. И договоримся о второй встрече, с ромом и воспоминаниями.
– Где ты находишься?
– У себя в посольстве.
– Не успеешь. Я через пять минут выезжаю.
– Почему прием так рано?
– Я тебе дам телефон посла Индонезии, позвони и спроси, почему он, старый осел, назначил прием в такое время. Может быть, у него молодая жена. Если бы у тебя была молодая жена, Лонов, ты вообще бы не проводил приемов. – Он помолчал. – Слушай, Лонов. Стой на площади у телеграфа. И жди меня. Я по дороге заскочу. А теперь не отвлекай.
Он повесил трубку.
К удивлению, он не заставил себя ждать. Через пять минут черный «Мерседес» с кубинским флагом остановился около телеграфа.
– Садись.
Он не изменился. Невысокий, ладно сбитый, юркий, с темно-синими мешками под хитрыми глазками, он удобно развалился на заднем сиденье и размахивал большущей сигарой.
Я сел рядом. Машина плавно отрулила.
– На «Мерседесах» разъезжаешь.
– Возраст пришел. Это тебе не васильковый «Фольксваген».
Когда лет десять назад в Риме я разбил свою машину, а у резидента не нашлось для меня запасной, Валеро, который тогда оказался поверенным в делах, щедро отдал мне на пару месяцев «Фольксваген» с номерами кубинского посольства. Резидент морщился, но резервной машины не было, и он терпел.
– Ты в отношении Пичугина?
– Не ошибся. Он показывался вместе с какими-то леваками. Меня интересует, кто они такие и как на них выйти.
– Как зовут любовницу руководителя группы, не интересуешься?
– Нет.
– Стареешь, Лонов. Надо всегда начинать с любовниц.
– Стало быть, не знаешь.
– Не знаю.
– Ты стал дипломатом.
– А ты не разглядел флаг на машине? Я – поверенный в делах.
– Тем хуже для дел. А вот твой Рауль их знает.
– Это тебе Галина донесла?
Машина остановилась.
– Пошли! – скомандовал Валеро.
– Куда?
– Здесь есть бар, очень недорогой ром. Большего предложить не могу. Только быстрее, Лонов. Ты у меня отнимаешь драгоценное время.
Заведение, куда мы зашли, оказалось препаршивым. Три обшарпанных столика и бар, за которым восседал черный громила. Пахло черт знает чем.
Валеро здесь знали. Он кивнул громиле:
– Два.
Мы сели за стойку бара.
– Из «Мерседеса» да сюда! Не вяжется.
– Ты обуржуазился, Лонов.
– А ты нет? Вон какой костюм! – Костюм на Валеро был из дорогой ткани и хорошо пошит.
– С нашим, – Валеро показал бороду, имитируя Кастро, – хрен обуржуазишься. – Значит, Галина донесла.
– У нее были дружеские встречи с твоим Раулем.
– А у нас это не запрещено. А вот у вас… – Валеро захихикал. – И у тебя с ней были дружеские встречи. И не так давно. Ладно, узнаю. Позвони в посольство завтра утром.
– А раньше?
– Абсолютно исключено.
Бармен налил в пластиковые стаканы отвратительную на вид жидкость. Потом в такие же стаканы – лимонад.
– За твой приезд, Лонов.
Последний раз подобное я пивал лет пять назад на какой-то свадьбе в подмосковной деревне, где случайно оказался после рыбалки.
– Пей, Лонов, пей.
Я с трудом допил стакан и взялся за лимонад.
– А ваш Пичугин – неплохой парень. Марксист.
– Что это значит?
– Не любит богатых, симпатизирует бедным. У вас таких уже не осталось.
Бармен подставил под нос тарелку с чеком. Я вынул бумажник.
– Хочешь заплатить, – прокомментировал Валеро.
– Я знаю, как у вас с финансами!
– Сейчас еще хуже, чем раньше, – вздохнул Валеро. – Во всём мире инфляция, цены растут у-у как! А у нас те же ресурсы, зарплата не меняется. Наш посол получает меньше, чем секретарша в местном банке. А он – не на общем котле. Он как-то в Гаване сказал одному нашему начальнику: «Я получаю в месяц меньше, чем местная проститутка за один сеанс». И что ты думаешь, Лонов? Подействовало! Через полгода нам прислали десять практиканток в местную клинику под личное руководство посла.
– Ого-го!
– Не радуйся, Лонов. То, о чем ты подумал, действительно – «ого-го!» Но мы-то должны у этого «ого-го!» лечить зубы! Денег на местных врачей нам не дают! Так она мне такое с зубом вытворила!
– Но зато… «ого-го!»?
– Не болтай, Лонов. Лучше приезжай завтра в посольство. С зубом расстанешься без сожаления.
Подошли к машине. Я начал прощаться. Валеро обиделся:
– Я довезу тебя до вашего посольства.
– Ты и так опаздываешь.
– То, что я должен был выпить за первые полчаса приема, я уже выпил. Садись, Лонов. Не играй в приличного человека. Я тебя знаю.
Подъехали к посольству. Я открыл дверцу. Валеро, размахивая сигарой, с деланной серьезностью напутствовал:
– К местным женщинам не ходи. А то расскажу генералу.
Это тоже имело историю. Как-то через месяца два после нашего знакомства Валеро меня удивил. «Я, Лонов, знаю, ты – из ГРУ». И хотя моя «ведомственная принадлежность» не была для кубинцев секретом, Валеро, сам, кстати, военный разведчик, по-прежнему звал меня «товарищем полковником» и грозился «пожаловаться военному атташе». А однажды после приема с обильным количеством спиртного Валеро признался мне: есть у них в посольстве специальный человек, он снимает на кинопленку дипломатов из всех посольств и потом по походке определяет, не военные ли они. У меня действительно походка военного; я начинал с военной академии.
На мое удивление Валеро тоже вышел из машины. Мы подошли к ограде посольства. Валеро обнял меня:
– Знаешь, Лонов… По-моему, мы с тобой видимся в последний раз.
– Что за ребята, с которыми имел дело Пичугин? Ты их знаешь?
– Марксисты-нонконформисты.
– Что за группа? Откуда?
– Французы. Очень хорошие ребята.
– Как они себя называют?
– Я тебе сказал: марксисты-нонконформисты. Понимаешь, Лонов, марксисты-нонконформисты. У вас таких не осталось. Только Маркс на площади да Ленин в мавзолее.
– Они купили ему билеты?
– Да.
– Где они сейчас?
– Улетели вместе с ним.
– Он им платил?
– Ну ты, Лонов, совсем обуржуазился. Есть еще такие вещи, которые не покупаются. И люди есть, которые не покупаются. Они ему помогли по идейным соображениям. Очень уж им ваш Горбачев не нравится. И не только им.
Мы сочиняли телеграмму в Москву.
«По сведениям, полученным от жены представителя Аэрофлота Г. Скакуновой, она видела Пичугина за день до его отлета в компании двоих мужчин и одной женщины, предположительно французов. По сведениям, полученным Лоновым на основе личных контактов от советника посольства Кубы В.Родригеса, эти люди принадлежат к левацкой французской группировке марксистов-нонконформистов, и якобы именно они организовали, а также оплатили полет Пичугина и его жены во Францию.
О каких-либо других контактах Пичугина с членами этой группировки неизвестно. По словам того же В.Родригеса, члены группировки вылетели во Францию вместе с Пичугиными. Информация, полученная от кубинца, нуждается в проверке».
– Будем писать о Гоголе? – спросил резидент. – Не сочтут за идиотов?
– Могут. Но не писать нельзя. У меня какое-то чувство, будто именно этого Гоголя я и должен был везти в Женеву.
– Я тоже об этом подумал.
– Абсурд.
– Абсурд.
– Может, порода дерева какая-то особо ценная?
– Вряд ли. Обыкновенное серое дерево. Оно, конечно, дорогое, но не настолько.
– Наверное, оно трудно поддается обработке. И важно искусство мастера.
– Но не до такой степени, чтобы прятать статуэтку в женевском банке.
– Ты держал ее в руках?
– Держал. Маленькая, но тяжелая.
– Спасибо, Пичугин взял ее с собой, а то бы мне пришлось таскать. Постой… А не было там чего-то внутри? Какого-нибудь алмаза, например.
– Конечно, тайник мог быть. Иначе зачем он прятал статуэтку в сейфе? Но мы этого не знаем.
– Верно, не знаем, – согласился я. – Но про статуэтку писать надо.
– Про статуэтку надо. А вот про Гоголя… Давай напишем про статуэтку, но не упомянем Гоголя. А то подумают, что от африканской жары у меня мозг начал плавиться.
– А ты не сам придумал. Источник сообщил: «Гоголь», ты и написал «Гоголь». Сообщил бы: «Тургенев», написал бы «Тургенев». Хоть Миклухо-Маклай. Главное, правдивость передачи информации. Вот если бы сообщил «Карл Маркс», тут не до правдивости. Тут политическая близорукость. Про Гоголя написать надо.
– Думаешь, Гоголь неспроста? А может, просто Чичиков его любимый герой.
– Или кузнец Вакула. Пусть в Москве разбираются.
И резидент начал писать:
«За последние два месяца Пичугин дважды летал в Виндхук (Намибия). По словам Г. Скакуновой, жена Пичугина рассказывала ей, что во время первой поездки он заказал у местного мастера, специалиста по обработке особо ценных пород древесины, статуэтку из серого дерева, якобы писателя Гоголя. Из второй поездки он привез статуэтку и показывал ее сотрудникам посольства. После отъезда Пичугина статуэтка исчезла».
– Послу будешь показывать телеграмму?
– Нет. Мы упомянули источники.
– Ты когда к нему?
Резидент посмотрел на часы:
– Через двадцать минут. Будем сочинять общую посольскую депешу.
– Нашу пошлешь после беседы с послом?
– Пошлю сейчас. Если что новое узнаю, пошлю еще одну. Кашу маслом не испортишь. В моем положении чем больше телеграмм, тем лучше.
– Узнай у посла, кто дал разрешение на поездку Пичугина в Виндхук, это все-таки другая страна, и без разрешения лететь он не мог. Спроси, знает ли он что-нибудь про статуэтку. Но про Гоголя не говори. И про этих нонконформистов тоже.
Валерка подписал телеграмму, протянул мне. Я тоже расписался. Он вызвал шифровальщика:
– Вне очереди.
Шифровальщик взял телеграмму, вышел.
– Теперь так, – Валерка встал. – Я сейчас к послу. Сколько пробуду, не знаю. Потом домой и сразу за тобой машину. Обедаешь у меня.
– Договорились.
– Если посол про тебя спросит, пригласит принять участие в составлении депеши…
– Скажи, что я на выполнении оперативного поручения.
– Не в первый раз.
По дороге в гостиницу ко мне привязался здоровенный тип:
– Только для вас, месье.
Он раскрыл ладонь, и я увидел десяток камешков величиной с булавочную головку.
– Настоящие. Вы можете проверить, месье.
Я знал, как здесь проверяют алмазы. Царапают о стекло машины, настоящие оставляют узкую полоску.
– Настоящие бриллианты, месье.
Нешлифованные алмазы никого не интересуют. Хотя, говорили специалисты, попадались алмазы чистой воды, такие легко проверить: бросить в стакан с водой, и их не будет видно.
– Очень дешево, месье. Только для вас, месье.
Верзила плелся за мной до самой гостиницы и отстал только у входа. Я не торопясь поднялся на свой этаж. Принял душ.
Машина от резидента приехала около восьми.
Валерка встречал у двери.
– Наконец-то! – он весело потирал руки.
– Спросил у посла, кто давал разрешение Пичугину летать в Намибию?
– Спросил. Все очень просто. Там есть члены партии и нет парторганизации. Ездил собирать взносы.
– То есть у него есть разрешение на выезд в Намибию.
– А вот как раз и нет. Он сказал послу, что имеется личное указание заведующего загранвыездами ЦК. В иное время посол, конечно, отправил бы уточниловку, но теперь…
– А про статуэтку?
– И про статуэтку говорили. Пичугин рассказал послу, что в Виндхуке купил красивую статуэтку из серого дерева.
– И все?
– Все.
– А кузнец Вакула?
– Глухо.
– Телеграмму сочинили?
– А как же! Страниц на десять. Восемь страниц про то, какой плохой Пичугин. И две – какие мы нехорошие: проморгали. Без этого нельзя.
Появилась супруга резидента и с места в карьер:
– Как там в Москве? Когда вы от Горбачева избавитесь? Просто уже невмоготу.
Валерка попытался смягчить категоричное заявление супруги:
– Ну, что ты так…
Та не сдавалась:
– Неужели нет на него управы?!
Я счел за благо отделаться шуткой:
– Раньше, когда приезжал за границу, все спрашивали про погоду, а теперь про генсека. А ответ один и тот же: что будет, не знаю, не от меня зависит. Это только в голливудских фильмах мы с Валеркой все можем, а на самом деле, кто мы такие? Подневольные клерки.
– Верно, совершенно верно, – закивала супруга. – У моей подруги муж в ЦК работает, их дочка второй раз замуж вышла, так они ей вторую дачу построили. В Жуковке. А мы третий год разрешение на земельный участок получить не можем. А работает Валера… Забыла, когда в воскресенье за город ездили.
Она махнула рукой и отправилась на кухню, а Валера повел меня в гостиную, усадил в кресло, налил виски, посмотрел на часы:
– Надо позвонить в посольство, нет ли чего.
Он набрал номер посольства. Потом вздохнул:
– Идет.
Это означало, идет прием телеграммы.
– Циркулярка? – спросил я.
Циркулярные телеграммы, направляемые для всех резидентов во все страны, особых хлопот не доставляют. Их много, и касаются они в основном общих вопросов или содержат благие пожелания. Отвечать можно, не ударяя пальцем о палец: на общие вопросы общими ответами, на благие пожелания благими намерениями.
– Указиловка. Надо ехать. Посиди, я быстро сгоняю.
Супруга принесла клубнику со сливками и села в кресло.
– Вы, случаем, не рыбак?
– Нет.
– На прошлой неделе к нам приезжал один, из Союза обществ дружбы. На рыбалку попросился. Наши референты отвели его на реку. И выудил он такое чудовище, такое чудовище! С усами, дикого цвета, глазищи как граммофонные пластинки, и колючее, страх просто! Таких в этой Конго тьма-тьмущая. Он плевался весь день. И потом сказал, что никогда теперь вообще ни к какой реке не подойдет, ужас берет. Кофе хотите?
В это время зазвонил телефон. Она взяла трубку, послушала и протянула ее мне.
– Это Валера. Просит вас.
– Приезжай в посольство. Машину я выслал. Тут есть кое-что для тебя.
В посольстве меня ждали. Я поднялся на третий этаж в референтуру. Дежурный посмотрел в глазок и открыл дверь:
– Проходите. Вы ведь здесь не в первый раз?
– Не в первый.
Я прошел в общую комнату, узкую, с окном, закрытым изнутри решеткой и извне – ставнями, со столами для посольских – направо, с двумя кабинками для ГРУ и КГБ – налево. Безошибочно отодвинув занавеску кэгэбэвской кабинки, сел на скрипучий стул. Через несколько минут появился шифровальщик.
– Вам телеграмма.
Я ждал этой телеграммы. Неординарные события в Браззавиле требовали указаний начальства. По дороге в посольство я прикидывал, какие мудрые указания получу. Но то, что я прочел, предположить было невозможно.
«Резиденту в Браззавиле. Для Лонова.
Возложенная на вас миссия по перевозке денег из Браззавиля в Женеву откладывается. Вам надлежит первым самолетом вылететь во Францию и в городе Онфлере встретиться с известным вам Типографом. Узнайте от него, как выйти на группу марксистов-нонконформистов. Ваша задача – получить увезенную Пичугиным статуэтку Гоголя. Для приобретения статуэтки можете пользоваться счетом «Банк Локаль де Женев». Связь по обычным каналам. Документы для пребывания во Франции у вас есть. Резидент получил указание оказать вам содействие».
Ф.Бобков.
Валерка ждал меня у себя в кабинете.
– Не ожидал?
– Не ожидал. Как обухом по голове. Когда самолет в Париж? Велено лететь первым.
– Через четыре часа.
– Обеспечишь?
– Сделаем. Чем еще помочь?
Сразу и не сообразишь. Перво-наперво надо решить, какой паспорт предъявлять на полицейском контроле: дипломатический или служебный, общегражданский. Как всегда я взял с собой оба паспорта. Сюда я прилетел как советник МИДа и, естественно, предъявлял дипломатический. В нем теперь значатся отметки об отлете из Москвы и прилете в Браззу. Но для поездки в Онфлер лучше воспользоваться общегражданским паспортом, на него меньше обращают внимания.
– Мне нужно в служебный паспорт проставить московскую отметку о вылете три дня назад и браззавильскую о прилете два дня назад.
– Нет ничего проще.
Валерка достал набор соответствующих печаток.
– Давай паспорт. Хочешь, я тебе поставлю прилет в Буэнос- Айрес?
Шутка.
– Что еще?
Сразу не соображу. Чековая книжка «Банк Локаль де Женев» при мне, французское водительское удостоверение тоже.
– Наличные не нужны?
– Выпиши тысячи две франков.
Валерка улыбнулся:
– Уже заготовил, пока тебя ждал. Три тысячи. Сойдет?
– Сойдет.
– Распишись.
Я расписался.
– Телеграмму о том, что я вылетел, пошлешь, когда вернешься из аэропорта.
– Сам писать не будешь? – удивился Валерка.
Вроде бы надо.
– Ладно. Давай тетрадку.
«Вылетаю в Париж для выполнения указаний. Связь по обычным каналам.
Лонов».
– Но ты все-таки пошли, когда я улечу.
– Теперь по маленькой?
– Можно и по большой. Мне бы только собрать портфель.
– А он уже едет в аэропорт. Я сразу, как тебе позвонил, послал своих молодцов к тебе в гостиницу. Велено оказывать содействие, вот мы и оказываем.
– Тогда наливай.
– Виски? Коньяк?
– Водки. Когда еще увидимся!
– Да прилетишь ты за своей валютой.
– Не знаю. Я теперь ничего не знаю.