Олег Агранянц
Последний ход за белой королевой
10. Посещение оргкомитета
Оргкомитет конгресса располагался в самом центре города в двухэтажном стеклянном павильоне. В таких обычно размещаются салоны автокомпаний. В центре зала стоял огромный «Хаммер», вокруг – бревна, так много бревен, что «Хаммер» казался океанским лайнером, вокруг которого толпятся баржи с лесом. Лес присутствовал везде: на стендах, на полках.
Котомцев был здесь не первый раз:
– Каковы инструкции, шеф?
– Познакомь меня с дежурным подготовительного комитета.
– Будет сделано.
Он уверенно повел меня в кабинет, где восседал тщедушный европеец.
– Эжени Лобòв, – представил он меня, – крупный специалист по обработке окуме, махагони и эбенового дерева.
Европеец посмотрел на меня мутным взглядом уставшего человека и начал нудно и быстро по-английски излагать цели конгресса. Несмотря на мой весьма посредственный английский, я понял, что язык Шекспира у него какой-то странный.
– Вы из Канады? – спросил я.
– Я из Канберры.
Он поднял голову, посмотрел на меня и, решив, что перед ним абсолютный дебил, пояснил:
– Это Австралия.
Он продолжал говорить и так часто употреблял слово «timber» (бревно), что меня так и подмывало спросить его, не добрался ли он из Австралии до Африки на Кон-Тики.
В кабинет входили какие-то люди, подсовывали ему какие-то бумаги. Он смотрел, что-то объяснял, подписывал. Наконец один принес бумагу, судя по всему, совершенно безобразную с его точки зрения. Негодованию уроженца страны кенгуру не было предела. Он вскочил и, не извинившись, исчез. Я счел за благо исчезнуть тоже.
– Куда теперь? – спросил я Котомцева.
– Подождите меня в зале. Я принесу буклет участника.
Он поднялся по лестнице на второй этаж, а я остановился около «Хаммера». И в этот момент я увидел выходящую из какого-то кабинета свою соседку по самолету. С ней шли четыре человека. Она что-то внушала им начальственным тоном. Увидев меня, она замерла на полуслове. Потом, простившись со своими спутниками, подошла ко мне:
– Вы были правы, сапфир у меня действительно кашмирский.
– И не просто кашмирский. У него редкий для кашмирских сапфиров цвет: васильково-голубой. И это цвет ваших глаз.
– Вы мне говорите приятные слова, немецкий ювелир.
– Вы умеете выбирать камни, мадам. У вас прекрасный вкус. И этот топаз…
На ней было светло-зеленое платье и на руке перстень с огромным топазом.
– У него такой же цвет, как у ваших волос. Топаз – это камень надежд на случайную встречу. Моряки брали топаз в плавание, считалось, что он выведет их из тумана.
– Нет, вы определенно намерены меня соблазнить. Осторожно. Я уже в таком возрасте, когда легко поддаются соблазнам.
– Камни красноречивы. Помните Сафо: «Верьте перстню, которой на женщине, но не ее словам, женщина может лгать, а камни нет».
– Верю. И Сафо, и вам. Только мы с вами находимся не на выставке камней, а в оргкомитете конгресса по ценным породам дерева. – Она показала на толстое бревно: – Как называется эта порода дерева?
– Не знаю, – честно признался я. – Я не специалист по ценным породам дерева.
– А кто вы?
Я протянул свою визитную карточку. Она прочла вслух:
– «Eugeny Lonov. Ministère des Affaires étrangères de l'URSS. Conseiller».
(Евгений Лонов. Министерство иностранных дел. СССР. Советник).
Она понимающе покачала головой:
– Ну, конечно. Мы с вами коллеги.
Ее визитная карточка оказалась почти копией моей, только копией французской: «Madame Alice Chabaud. Ministère des Affaires étrangères. France. Expert économique».
(Мадам Алис Шабо. Министерство иностранных дел. Франция. Эксперт по экономике).
Теперь и я понял, кто она. Скорее всего, действительно моя коллега.
– Вам больше подошло бы имя Алис Мервей, Alice au pays des merveilles (Алиса в стране чудес), потому что рядом с вами я чувствую себя в мире чудес.
– Вам нравятся чудеса?
– Если они связаны с женщинами.
– И каких женщин вы предпочитаете: скучающих искательниц приключений или глупеньких простушек?
– Мальчишкой предпочитал глупеньких простушек. Потом, особенно когда женился, понял, что лучше иметь дело со скучающими искательницами приключений. После развода предпочитаю красивых и умных.
– Вы не боитесь умных женщин?
– Нет. Вольтер говорил, что мудрость женщины проявляется в умении вовремя сделать глупость.
– Вы меня убедили. И я сделаю глупость. У меня есть знакомые в оргкомитете, я попрошу их, чтобы на конгрессе нас разместили в соседних номерах. Все-таки мы коллеги.
– И обязательно попросите, чтобы из моей ванной комнаты была дверь в вашу.
– И что вы намерены делать в моей ванной комнате? Поверьте, это вопрос не из праздного любопытства.
– Я уверен, у вас есть голубой пеньюар. А к голубому пеньюару подходит кольцо с бирюзой. А бирюза – это камень, который любит воду, его не надо снимать в душе. Я вижу вас в душе с бирюзовым камнем.
– Вас интересуют прежде всего мои украшения?
– Я еще ни разу не видел человека, полностью не снявшего с себя одежду в душе, мадам. Впрочем, бирюзовое колье можно оставить. Я еще не был в эльзасском ресторане. Может быть, случится чудо, и вы…
– Не торопитесь, господин советник. Подождите конгресса. И определитесь: ресторан или ванная.
Влетел какой-то субъект в яркой рубашке:
– Мадам Шабо! Мадам Шабо!
Она попрощалась кивком головы и отошла. В ту же минуту рядом со мной оказался Котомцев:
– Она эксперт по ценным породам?
– Я думаю, она такой же эксперт по ценным породам, как мы с тобой.
– А я думал, что красивых шпионок в жизни не бывает.
– Такое случается. Только для тебя она старовата.
– А вы знаете, мне как раз нравятся женщины старше меня. А вам какие нравятся? Молодые или старше?
И я честно признался:
– Все.
11. Песталоцци и Мессалина
С утра во вторник я отправился в супермаркет «Монопри» в центре города. Мне нужно было купить галстук для своего непосредственного. Я всегда привозил ему из командировки галстук, он всегда благодарил меня и хвалил за прекрасный вкус, но я никогда не видел его в подаренном мною галстуке.
Едва отойдя от кассы, я увидел Лизу. Она спускалась по винтовой лестнице прямо на меня. Я сделал несколько шагов вперед и оказался под лестницей. На Лизе была короткая широкая юбка, так что взгляд снизу открывал интимную перспективу.
Она перехватила мой взгляд, от гнева ручонки ее начали вибрировать. Спустившись, она решительно двинулась в мою сторону:
– Вас не учили тому, что подглядывать женщинам под юбки гадко?
– У меня есть три причины не стыдиться своего поступка, – спокойно возразил я.
– Ах, даже три! – Мне показалось, что от переполнявшего ее гнева она начала заикаться.
– Во-первых. Желание увидеть красивую женщину в минимальном количестве одежды – это естественное желание любого здорового мужчины. Во-вторых. В том минимуме одежды, которая открылась мне сейчас, я вас уже видел на озере. Стало быть, я не посягнул на нечто мне неведомое. И, в-третьих. Когда женщина нравится мужчине, он делает все возможное, чтобы закрепить знакомство. А чтобы закрепить знакомство, надо назначить свидание. В свою очередь для того, чтобы назначить свидание, необходимо начать разговор. И я преуспел, разговор завязался.
– Прекрасно. Для того, чтобы назначить свидание, вы заглядываете женщинам под юбки.
И она величественно удалилась.
Я побродил по магазину еще с полчаса и уже шел к выходу, как снова увидел Лизу. Она направлялась в мою сторону. Шла она так решительно, что я замер, как часовой под грибком, увидевший генерала. Поравнявшись со мной, она остановилась и, не глядя на меня, отчеканила:
– Сегодня в семь тридцать пять. Не в семь тридцать две и не в семь тридцать семь, а в семь тридцать пять. На углу Розье и авеню Фош.
И продефилировала дальше.
Вот тебе и оборот!
Отказываться я не собирался. Да уже и поздно. Вроде бы сам и напросился.
Я вернулся в посольство. От дежурного коменданта узнал, что Лиза живет на улице Розье. Он же поведал мне, что в восемь часов в клубе посольства, как всегда по средам, покажут фильм. По заведенным у них правилам перед началом сеанса кто-то выступает с рассказом о фильме, а по окончании комментирует фильм. В этот вечер должен выступать муж Лизы.
Имея дело со столь непрогнозируемой дамой, я решил организовать неожиданное рандеву подобающим образом. Посему сначала, дабы вечером верно рассчитать время, съездил на указанный угол. Потом заказал столик в ресторане гостиницы, где остановился. Место удобное, с намеком на окончание вечера в моем номере. Хотя рассчитывать на то, что в хрупком теле мыслительницы возгорится огонь Мессалины, не приходилось. А, может быть, это и к лучшему, подумал я, но перестраховался, заказав столик в китайском ресторане. Потом вернулся в посольство и на всякий случай перечитал статью о Песталоцци.
К углу Розье и Фош я подрулил ровно в семь тридцать пять. Лиза не опоздала. На ней было длинное яркое африканское платье.
– Вперед, – скомандовала она, усевшись рядом.
Я хотел было спросить: «Куда?», но она меня опередила:
– Сейчас семь тридцать семь. Вы должны меня вернуть на это место в девять двадцать пять. Итого в вашем распоряжении час сорок восемь. Вы остановились в «Новотеле»?
Именно в эту гостиницу Лев меня и определил.
– Туда можно доехать за пятнадцать минут. Но сейчас оживленное движение, а я не люблю гонку. Поэтому положим двадцать минут. Обратно доедем за пятнадцать. Итого тридцать пять минут на дорогу в обе стороны. Припарковать машину у отеля трудно. Положим семь минут. Назад легче, займет три минуты. Итак, на парковку десять минут. На каком этаже ваш номер?
– На третьем.
– Две минуты ждать лифт, одна минута подняться на этаж и дойти до номера. Три минуты туда, три назад. Суммирую. Передвижение от Розье до Розье займет шестьдесят восемь минут. Таким образом, в вашем распоряжении остается пятьдесят семь минут. Это немного, но достаточно.
Цену времени она знала.
– Я много думала по поводу нашей беседы у озера. Вы правы. Давайте отвлечемся от века Песталоцци и попробуем экстраполировать его идеи на век нынешний. Согласитесь ли вы с тем, что одной из характеристик общественного развития в последние десятилетия является возрастание роли женщины в обществе?
Я с этим согласился. И думал о роли женщины в моем номере.
– Какова причина этого роста? Только не говорите, что это результат деятельности борцов за эмансипацию женщин. Не произойди кардинальные изменения структуры общества, результаты их усердия были бы ничтожными. Вы согласны?
Я снова согласился.
– Так что же изменилось в обществе в пользу женщины? Что перевернуло соотношение полов и создало предпосылки к сползанию общества к матриархату? Мы поговорим об этом на обратном пути.
Значит, в номере мы не будем спорить о Песталоцци, и это радовало.
Я быстро припарковал машину, отыграв три минуты из графика, составленного Лизой. Лифта мы ждали недолго. Я открыл дверь своего номера, пропустил даму вперед.
Лиза сразу выскочила на балкон.
– Какая прелесть! Поле для гольфа! Вы играете в гольф?
В гольф я не играл.
Она с минуту любовалась видом на горы, потом вернулась в комнату.
– У вас и так слишком мало времени, и я не хочу вгонять вас в еще больший цейтнот.
Она расстегнула бретельку возле плеча, и платье упало. Под ним ничего не было, то есть была она – и ничего больше. Она скинула тапочки и подошла ко мне:
– Как видите, я максимально упростила вашу задачу. И это совершенно нормально. Когда мужчина и женщина не прочь заняться любовью, никакие жеманные приготовления не нужны. Как если бы вы встретили знакомую и отправились вместе с ней в ресторан. Просто надо понять, что утоление интимного желания и утоление аппетита есть явления одного физиологического порядка.
Освобожденная от мужских оков эмансипанка в сокровенном деле искусство проявила немалое. Отдав сначала инициативу пока еще сильному полу, она принудила постепенно замедлить ритм и перейти на более мускулистую операционную систему.
Я про себя подумал: прибавь ей бóльшую внешнюю привлекательность, я начал бы подумывать о возможной серии этого спонтанного мероприятия и, вспомнив мои утренние предположения, оценил партнершу:
– Вы – Мессалина.
– Незаслуженно обиженная дама, – отчеканила Лиза. – Не казни ее Клавдий, не женился бы он на Агриппине, и та не отравила бы его самого, дав Риму в императоры своего сына Нерона.
И продефилировала в душ. Потом направился в душ и я. А когда вернулся, она уже была одета. Собственно говоря, для этого ей нужно было только водрузить на себя платье.
– Я далека от мысли, что во время сцены, не пассивной участницей которой я оказалась, вы размышляли не только над ролью Мессалины в истории Рима, но и над ответом на вопрос, который я вам задала. Повторю вопрос. Что изменилось в обществе в пользу женщины и создало предпосылки к сползанию его к матриархату? Подскажу первый, достаточно тривиальный ответ. Научно-технический прогресс. Женщине стал физически доступен труд, который раньше был по плечу только мужчине.
Мы спустились вниз, подошли к машине. Лиза продолжала:
– Ответ второй тоже достаточно тривиален. Демократизация общества. Тут и всякие женские движения и сторонницы эмансипации. Ответ третий. Правительства зависят от избирателей. А половина избирателей – женщины. Ответ четвертый, крайне важный и незаслуженно забываемый. За последние годы средства предохранения от беременности стали настолько надежными и необременительными, что женщин перестала пугать опасность забеременеть от человека, сама мысль о совместных детях с которым ввергает их в дрожь.
Я согласился. Вступать в дискуссию не входило в мои планы. Через десять минут мы расстанемся надолго. А она тем временем вернулась к матриархату.
– На первом этапе матриархата будет создана юридическая система, основанная на том, что на мужчин не будет распространяться презумпция невиновности. Даже сейчас, когда существует всего один вид правонарушения, при котором на нарушителя не распространяется презумпция невиновности – изнасилование, мне достаточно закричать: «Насилуют!», как вас схватят, отведут в участок, вы окажетесь в клетке с омерзительными личностями, и дальнейшая ваша судьба будет полностью зависеть от меня.
Я разозлился:
– Вы недооцениваете мужчин.
– И что вы могли бы противопоставить мне, кричащей: «Насилуют!» Только одно: пасть на колени и «Пожалуйста, пожалейте».
– Вы глубоко заблуждаетесь. У мужчин остаются их основные преимущества: физическая сила и умение быстро принимать решение в самых трудных ситуациях.
– И что бы вы предприняли?
Мы въехали в небольшой лесок. Я притормозил машину.
– Я могу остановить машину и вытащить вас наружу. Вы не будете отрицать, что я сильнее вас.
– И что вы намерены со мной делать? – забеспокоилась Лиза. – Вообще-то вы уже…
– Я поставлю вас лицом к дереву и подниму платье. Сучья от местных деревьев тверды, как шпицрутены. Вы упадете на колени, и ваши вопли заглушат свист шпицрутенов.
Нарисованная мною картина потрясла хрупкое воображение впечатлительной феминистки. Она заерзала на сиденье и открыла рот. Потом взяла себя в руки и презрительно процедила:
– Это варварство.
– Да, но я пойду на это, потому что не хочу оказаться в клетке с омерзительными личностями.
Мы подъехали. Она не простившись вышла.
На следующий день я улетел из Камеруна и снова отправился туда только через два месяца в составе делегации на конгресс.
Глава третья
КОНГРЕСС КАК СРЕДСТВО ВРЕМЯПРОВОЖДЕНИЯ
12. Гретхен и Кафка
В посольстве ничего не изменилось, та же энциклопедия в холле, те же скучающие дипломаты. Лев предусмотрительно отбыл в отпуск. Уехала с мужем и Лиза.
Вечером в день прилета нас собрали на совещание в кабинете посла. Сначала говорил министр, потом посол. После совещания меня подозвал министр:
– Ты ведь оттуда? – он указал пальцем почему-то в потолок, будто я прибыл с того света.
Я решил его не переубеждать:
– Оттуда.
– Если что, действуй по своему усмотрению.
Я согласился. Он продолжал:
– Но люди у меня в делегации проверенные. Лесники.
На следующее утро вся делегация, кроме министра, собралась в номере Дыгаева. Тот достал три бутылки водки. Только разлили спиртное по гостиничным стаканам, как открылась дверь, и на пороге появился сам министр. Все застыли со стаканами в руках.
Министр, седовласый детина ростом под два метра и весом под сто килограммов, взял один стакан, понюхал и громовым голосом прорычал:
– Утром?! Водку?! Стаканами?!
Мы молчали.
– Наливайте.
Ему тут же налили стакан, хотели предложить закуску, малосольный огурец. От огурца он отказался:
– Здоровье не позволяет.
И залпом выпил стакан.
Начались разговоры. В основном о делах министерства. В маленьком номере стало жарко. Я вышел в коридор, спустился в регистратуру.
– Кто проживает в соседнем со мной номере? – спросил я.
– Мадам Алис Шабо, эксперт, Франция.
Я поблагодарил и поднялся в бар; заказал пива и с кружкой в руках направился к столику.
– Рада вас видеть.
Предо мной стояла Алис.
– Вы пьете пиво. Нет, в вас определенно есть что-то от немецкого ювелира.
На ней были пестрая желтая кофточка, длинная красная юбка и черные туфли на каблуках.
– А вы похожи на баварскую Гретхен. Но для того, чтобы вы стали похожи на настоящую Гретхен, вам нужно будет снять перстень из аметиста. Кстати, аметист – это камень людей, склонных к сумасбродным поступкам.
– Я не склонна к сумасбродным поступкам.
– Неправда. Когда вы обратите внимание на то, что вы одеты в цвета немецкого флага, только наоборот: черный цвет должен быть вверху, вы попросите, чтобы я исправил положение.
– То есть я должна вас попросить поставить меня ногами вверх. Вам не кажется, что этого не стоит делать в зале?
– Желания посылаются нам сверху, а человек сам определяет место, где они могут быть выполнены.
– Это опять Лютер?
– Нет, мадам. Это Кафка.
– Разумеется. Лютер вряд ли мог порекомендовать мужчине отвести женщину в свой номер и там поставить вверх ногами. Как вам понравился ваш номер? Я хотела заказать вам сьют с салоном. Надеялась, что вы пригласите меня выпить кофе. Но, увы, ваша сторона сьют не оплатила.
– Но у вас сьют?
– Да.
– Так пригласите меня.
– Это невозможно. Одно дело, когда мужчина приглашает даму к себе в номер и она приходит. Это frivolité aléatoire (случайное легкомыслие). Но когда приглашает дама. Это frivolité préméditée (легкомыслие с заранее обдуманными целями).
– Правила морали не действуют во время войны, мадам. А наши страны находятся в состоянии войны друг с другом, пусть холодной, но войны. Поэтому мой визит к вам можно рассматривать как визит парламентера. Я приду в восемь.
– В девять. И на всякий случай я сниму аметист.
– В восемь. Парламентеры народ очень нетерпеливый.
– В девять. И хочу вас предупредить: я буду одета так, что у вас не найдется повода поставить меня вверх ногами.
– В восемь. Кто приходит рано, тот уходит поздно.
– Это явно не Кафка. Это Лафонтен?
– Увы, нет. Песталоцци.
– Кто?
– Песталоцци. Швейцарский философ времен…
– Ладно. Приходите в восемь.
13. Как брать Бастилию
Я долго стоял перед прилавком в винном отделе, не мог решить, какое покупать вино: белое или красное. Потом купил бутылку красного «Шатонеф-дю-Пап», попросил положить ее в красивый пакет, вернулся в отель, поднялся на седьмой этаж, остановился у двери Алис и стал ждать, когда стоящие в углу коридора старинные стенные часы пробьют восемь. На восьмом ударе я постучал. Мадам открыла дверь.
– Заходите.
Ее номер существенно отличался от моего, в нем было две комнаты: салон и спальня. Салон предназначался для деловых встреч: строгие темно-серые кресла, письменный стол, холодильник, у подоконника столик с кофеваркой и набором стаканов. Кассетный магнитофон на письменном столе, конечно, входил в опись отеля, но разбросанные рядом кассеты: Брассенс, Баррьер, Джонни Холлидей, кассета с Эйфелевой башней «Vive la France» несомненно принадлежали мадам. Горела только маленькая лампочка на столике между креслами.
– В моем возрасте лучше всего принимать мужчин в плохо освещенном помещении, – приветствовала меня Алис. На ней был строгий вечерний костюм, в руках она держала коробку конфет.
Я протянул пакет с бутылкой:
– Дарить француженке вино так же трудно, как дарить индуске слона.
– Но вы должны признать, что бутылка вина стоит дешевле, чем слон. Хотя иная бутылка перетянет стадо слонов.
Она вынула бутылку из пакета:
– Châteauneuf-du-Pape. Domaine Roger Perrin! Вы ясновидец или шпион. Я родилась в Сорге, это на полпути между Авиньоном и Шатонеф-дю-Пап. Я знакома с Роже Перреном. Мой отец хорошо знал тестя нынешнего владельца виноградников.
– Я не ясновидец и не шпион. Я ювелир из Гамбурга. Я подумал, что цвет этого вина, цвет зрелого граната, подойдет к вашему бирюзовому колье.
– Вино в душе, это, конечно, романтично. Но у меня нет бирюзового колье, оно слишком дорого. Более того, я забыла в Париже кольцо с топазом, а этот камень придает женщинам красоту.
– Так говорит энциклопедия камней. Кстати, топаз, кроме всего, камень следователей и тайных агентов.
– У Маты Хари был перстень с топазом?
– Увы, нет. Она предпочитала бриллианты и, как вы знаете, плохо кончила. Вообще вы, французы, к женщинам относитесь плохо. Мату Хари расстреляли. Жанну д'Арк вообще заживо сожгли на костре.
– Но чтобы освободить девицу непримерного поведения по имени Нини По-д’Шьен, мы взяли Бастилию и устроили революцию.
Я повертел кассету «Vive la France», нашел песню Аристида Брюана. «À la Bastille». Когда-то во время московского фестиваля мы пели эту песню. В конце припева мальчишки спрашивали: «Кого мы любим?» Девчонки отвечали: «Нини По-д’Шьен». Мальчишки спрашивали: «Где она?» Девчонки отвечали: «В Бастилии». Потом все кричали: «На Бастилию!» И начиналось взятие Бастилии…
– Давайте выпьем за Бастилию. У каждого в жизни бывает Бастилия, которую он хочет взять.
Я вставил кассету в кассетник. «À la Bastille», – запел Брюан, и я начал ему подпевать:
– À la Bastille! On aime bien Nini Peau d'chien. Elle est si bonne et si gentille! (На Бастилию. Мы любим Нини-по-д’шьен. Она красива и мила.)
Потом выключил магнитофон и, как тогда во время фестиваля, спросил:
– On aime bien, qui ça?
Алис засмеялась:
– Это напоминает мне студенческие годы!
И ответила:
– Nini Peau d'chien.
– Où ça?
– À la Bastille.
И в этот момент погасла единственная лампочка в салоне. Стало темно. Я разозлился:
– Не дали взять Бастилию!
Алис встала с кресла:
– Надо посмотреть, есть ли свет в спальне.
В спальне света не было тоже.
– Ваши спецслужбы нарочно выключили свет? – спросила Алис.
– Конечно. – Я подошел к окну. – Только они перестарались. Свет погас во всем городе.
– Бог мой. Если я не уступлю, они погасят свет во всей Африке!
Мы не заметили, и когда свет снова зажегся, и когда потом опять стало темно.
– Здесь такое часто бывает, – объяснила Алис. – Африка.
* * *
На следующий день в перерыве между заседаниями я подошел к Алис:
– Сегодня ты придешь ко мне.
Она широко раскрыла глаза:
– Ты с ума сошел! К мужчине в номер! За кого ты меня принимаешь?
– Но… – начал было я.
– Мы на конгрессе по ценным породам древесины, а не по обустройству ночных клубов.
– Я не знаю, интересуются ли владельцы ночных клубов древесиной, но специалисты по ценным породам деревьев иногда посещают ночные клубы.
– И все-таки я консервативна. Жду тебя у себя в номере. И скажи своим спецслужбам, что уже не надо выключать свет в городе. Снова будем петь «À la Bastille»?
– Нет, теперь мы перейдем на варьете. Я видел у тебя кассету Джонни Холлидея. «Que je t'aime». Очень ритмично и очень агрессивно. Quand l'ombre et la lumière dessinent sur ton corps… (Когда тень и свет рисуют на твоем теле).
– Прекрати!
– Des montagnes, des forêts et des îles aux trésors. (Горы, леса и острова, где зарыты сокровища).
– Прекрати!
– Que je t'aime, que je t'aime, que je t'aime! (Как я люблю тебя! Как я люблю тебя).
– Если ты не прекратишь, я тебя силой отведу в свой номер прямо сейчас.
С того дня после первого заседания мы шли в ее номер. После ужина тоже.
* * *
Первой уехала Алис. Даже не попрощавшись. А я остался еще на два дня. Меня снова пригласил гостеприимный торгпред. Пригласили и Котомцева, тот играл на пианино всё, что мы просили.
