Олег Механик
Караоке а-ля русс
30
В темноте я слышу три монотонных хлопка в ладоши.
– Браво! Можете считать, что вы родились в рубашке. На сей раз игра для вас закончена. – приглушённый голос Карлика раздаётся где то очень далеко. Это просто кошмарный сон. Я открываю глаза и понимаю, что по-прежнему нахожусь в этом сне.
– Твоя очередь, – сипит Буратина пропавшим голосом и протягивает револьвер Карлику.
Тот, ухмыляясь, с радостной готовностью хватает револьвер.
– Хм-м…разумно. – говорит он, любуясь своей страшной игрушкой. – Мой шанс вылететь, хоть и не самый большой, но всё же один к четырём, а это достаточно критично. – он снова закуривает, делая невероятно глубокую затяжку, будто хочет прикончить сигарету за один раз. – На вашем месте я бы сделал точно такой же ход. Тактически это верно. Теория вероятности, конечно, имеет место, но на то она и теория, что исключает случай. Для оставшихся игроков есть один жирный плюс: это то, что моя вероятность один к четырём, сыграет раньше, чем их «один к трём», «один к двум» и «один к одному». Итак, вам остаётся надеяться на его величество случай.
«Ну уж нет дружок. В этот раз все мы надеемся на одно величество. И это величество зовут Сергей Бондарь».
Я бросаю взгляд на Буратину, который продолжает сидеть как замороженный и смотреть стеклянным взглядом поверх головы Карлика. Наверное, он не отошёл от шока, или…А если он не уверен? Что если он ошибся? Одно дело крутануть барабан на удачу, так, что бы в боевую позицию встала пустая камора, другое, рассчитать всё так, чтобы за этой пустой каморой шла камора со смертельной начинкой.
– Ну да ладно. Долгие проводы, лишние слёзы! – очередной (надеюсь последний) бычок тонет в воздушной горстке пепла. Карлик отталкивается ногами от пола и откатывается на кресле к стене. – На всякий случай прощаюсь и благодарю за игру. Гера, ты всё знаешь!
Мёртвое лицо Германа не выражает эмоций, глаза по-прежнему спрятаны в слепых стёклах. Брат только чуть отклоняется в противоположную сторону, а это значит, что Карлик не блефует.
Прислонённый к палевому виску ствол, на фоне детской головы, кажется невероятно толстым, как жерло пушки.
– Вот он этот момент. Интрига, кайф, то чем я живу последние три месяца. – Он говорит чуть медленнее, чем обычно, но из голоса исчезли все эмоции, будто вещает механическая кукла. – Думаете, мне страшно? Ничуть. В эти моменты я спокоен как никогда. – палец лежит на курке и мне кажется, что он совершает поступательное движение, только скорость этого движения ничтожно мала. Ноль целых ноль ноль ноль тысячных метра в минуту. – То, что произойдёт после того, как курок будет спущен, для меня в любом случае будет благоприятным. – в холодном голосе слышится сосредоточенность сапёра, или хирурга. Его палец в пути. Он просто забалтывает себя и нас и это…произойдёт внезапно для всех, в том числе и для него.
Герман отклоняется всё дальше и отворачивает голову к противоположной стене, Буратина так и не отошёл от заморозки, Светка закрыла глаза ладошками. Я снова зажмуриваюсь, и слышу только этот голос.
– Чего тут бояться. Я либо увижу свет в конце тоннеля и всё, что происходит в этом мире, будет для меня уже неважно, либо раздастся холостой щелчок, который вызовет у меня очередной всплеск дофамина. Тогда это будет настоящий праздник души, ведь впереди нас будет ждать интригующая развязка. – голос становится всё тише, тоньше, сосредоточеннее.
Это произойдёт уже сейчас. Господи, скорей бы это случилось. Я никогда не желал никому смерти, но в этом случае, это будет самым безболезненным для нас и справедливым для него выходом. Карлик наконец то найдёт то, чего искал, а мы, возможно выберемся отсюда живыми. Пусть пустыми, пусть обманутыми и с голыми жопами, пусть напуганными, забрызганными чужими мозгами, но живыми.
– Это будет интересно…один к трём…один к двум ещё интересней…– это похоже на то, как человек, чтобы уснуть считает в уме барашков. – А когда останется один к одному…
«Быстрее»
…На это стоит посмотреть…
«Пожалуйста!»
…вы только представьте…
«Пожалуйста!»
…один к
ЧОК-К!
НЕТ!!
– Ха-ха-ха…мне везёт, как утопленнику! Ну почему мне так везёт?
НЕТ!!!
31
Сжатые веки распахиваются резко, будто автоматические клапана. Я вижу ёрзающего в кресле живого и здорового Карлика. Он крутит пистолет, продев палец, в рамку курка и улыбается так, что конец кривого рта вот вот-вот выдавит правый глаз. Детское личико наливается краской, как у рака, которого поместили в кипящую воду. Он семенит ножками, подкатывая кресло со своим тельцем к столу, хватает пачку, делает резкое движение кистью так, что сигарета вылетает вверх, ловко подхватывает её тонкими рыбьими губами, звякает крышкой зажигалки, глубоко втягивает в себя шипящий дым.
– Ммм…первая затяжка ни чуть не хуже последней. Такая же сладкая. Вы знаете, после этой процедуры я каждый раз чувствую себя новорожденным младенцем. Ну вы то уже познакомились с этим чувством? – сверкающие глазки обращены к Буратине.
Тот продолжает сидеть, будто замороженный и никак не реагирует на вопрос Карлика. Он ошибся.
«Ошибся! Ты, сука, ошибся! Ну, конечно, всё что ты и мог сделать, так это вывести из под удара себя родного. Ты же никогда не думал о других…» – Я скрипя зубами смотрю на застывшего Буратину и на выпендривающегося Карлика. Я закипаю, я не хочу, чтобы это продолжалось…
– Ваш друг до сих пор в экстазе, что немудрено! – веселится Карлик. – Вы знаете, женщины после хорошего оргазма несколько минут не могут говорить. Что там говорить, они и думать не могут. Поверьте, это чувство сродни самому глубокому оргазму. Да что я треплюсь, ведь среди нас есть девушка, она и сама может подтвердить. Я прав?
Губы Светки презрительно кривятся. Она понимает, к чему он ведёт.
– Что вы ни разу не испытывали этого чувства? – делано расстраивается Карлик. – Ай яй яй, молоды-ые лю-юди. – презрительная усмешка адресована уже нам…– ну как же так. Вы втягиваете женщину в опасные интрижки, даже не заботясь о том, что для неё является самым главным. К чему стремится вся сущность молодой самки, ради чего она старается быть красивой, одевает броские платья, красит лицо, брызгается изысканными ароматами. Всё это ради одного…ради удовлетворения базового инстинкта. Да если бы хоть кто-то из вас дал ей это (всего лишь ЭТО), разве она стала бы ввязываться в столь опасное предприятие? Ну да ладно…если этого не можете вы, я сделаю это сам. Я доставлю ей это удовольствие, преподнесу, как самый дорогой подарок. Возьмите, милая леди…берите-берите…
Резная рукоятка плывёт над столом, бросая тень на тарелку с сыром, пролетает над наполовину приконченным сетом «Филадельфии» и останавливается на уровне декольте, демонстрирующем белую как пергамент кожу.
Длинные пальцы обхватывают фигурную ручку, красный острый ноготь, пролазит в планку курка.
– Нет-нет! – я поднимаю ладонь. – Следующим буду я. Я хочу играть следующим!
– Молодой человек, вы наверное не расслышали правил? Сыгравший передаёт пистолет любому…любому, кому он посчитает нужным.
– Так отдай его мне! – рычу я, срываясь на хрип. – Почему бы тебе не передать это мне! – я угрожаю, давлю на эти маленькие глазки.
– Потому что я так решил. – спокойно отвечает Карлик, не теряя улыбки. – Вы хотите со мной поспорить?
«БУМ-М» – что то взрывается в моей голове, в глазах прыгают сверкающие зайчики.
– Не-ет! Я не хочу с тобой спорить. Это бесполезно. Я больше не хочу слушать эту вежливую хрень, от которой блевать тянет. Всё что я сейчас хочу и могу сделать, это придушить тебя, задавить как котёнка. Надеюсь, я успею довести дело до конца, пока сюда не вломятся твои псы. – Я нависаю над Карликом, обнажая зубы в свирепом оскале.
– Ха-ха-ха…можете приступать. Но этой неразумной выходкой вы только усугубите своё положение. Своё, а так же ваших друзей, о которых вы, видимо, забыли. Пожалуйста, сядьте на место, пока не произошло непоправимое.
Я будто загипнотизированный падаю на диван, а Карлик плавно машет ладошкой Герману, по-видимому, отменяя тревогу.
– Самое лучшее, что вы можете сейчас сделать, это не делать ничего. Поверьте, что это гораздо разумнее любых несуразных движений. Вы посмотрите на себя, на свою жизнь. Если бы вы просто плыли по течению, не думали, не хлопали руками по воде, вы бы уже давно куда-нибудь приплыли. Но вы…все вы предпочитаете грести против течения. И какой результат? Вы выбились из сил, но так ничего и не достигли. Послушайте старого мудрого человека. Просто расслабьтесь и отдайтесь течению событий. Вы не можете изменить судьбу к лучшему, так хотя бы не делайте её хуже.
– Пожалуйста! Пожалуйста дай…дай сыграть мне…– сейчас мой тонкий осипший голосок похож на стон, писк ребёнка, умоляющего строгого отца не давать ему ремня. Вопль беспомощного человека, которому ничего не остаётся, как только сидеть и клянчить, молить о пощаде.
– Не надо Слава! – Её голос остается на удивление твёрдым. – Не надо перед ним унижаться. Правила есть правила, и я буду играть.
Светка медленно поднимает пистолет, и мне кажется, что на её губах презрительная улыбка.
– Браво! – неугомонный малыш снова лупит в ладони. – Обожаю таких! Какое сочетание храбрости, отчаянья и красоты! Вы знаете, только из восхищения этой Жанной Д Арк во плоти, я готов изменить правила!
Я смотрю на Карлика умоляющим взглядом. «Пожалуйста! Пожалуйста, скажи, что эта тупая игра закончена! Скажи что это розыгрыш!»
– Если её ставка не сыграет, будем считать, что вы выиграли, и я отдам вам обещанную сумму. Ну, как вы на это смотрите? – Хищные глазки изучают меня, ищут брешь, хотят зацепить и вытащить из моего нутра вздох облегчения, радость, от того, что мне не придётся испытывать вероятность «один к двум». – Один ход…всего лишь один ход отделяет вас от выигрыша. Ну-с, молодые люди? Как вы смотрите на этот аттракцион неслыханной щедрости? И за всё это вам стоит поблагодарить свою леди, которой придётся попытаться войти в горящую избу вместо вас.
«Нет!» – пытаюсь крикнуть я, но пересохшие губы отказываются шевелиться, а сам выкрик остаётся где-то глубоко внутри, на уровне желудка. Это воплощение ночного кошмара, когда ты хочешь кричать и не можешь этого сделать, хочешь бежать, но чугунные ноги врастают в землю, хочешь ударить, но тонкая как стебель одуванчика рука не может приподняться даже на миллиметр. Проклятый сон!
– Да пошёл ты на Х…со своей щедростью!
Громовой бас Геракла вмиг выдёргивает меня из оцепенения.
– Давай лучше сыграем в другую игру! Светик опусти пистолет, и отведи ствол в сторону от греха подальше…– Он берёт гитару за гриф, привычным движением забрасывает её на колено.
– А-а вы хотите спеть? Ну что ж это можно. Хотя-я я бы предпочёл не оттягивать волнительный момент, пока девушка полна решимости. Какие-то две минуты, и вы могли бы хоть петь, хоть танцевать. Остался то последний ход.
– Я не собираюсь тебе петь…– Рука Геракла копошится у основания грифа с тыльной стороны, и в одну секунду отделяет его от корпуса. Он откидывает гриф, который безжизненно виснет на струнах и засовывает руку в круглое отверстие на корпусе. Слышится треск отдираемого скотча и через секунду рука покидает отверстие, зажимая овальной формы предмет с металлическим штырьком на конце. – Я хочу предложить другую игру. Эта тебе точно понравится. – Крючок пальца, зацепляет болтающееся сбоку штырька кольцо. – Это «Ф-1» – противопехотная осколочная граната. Поражающее действие двести метров. Количество осколков порядка трёхсот. Нам всем за глаза хватит, это не твой жалкий патрон.
Теперь взоры всех присутствующих обращены на Геракла. Он встаёт с дивана и, скрипя в тишине подошвами старых кед, неспешно расхаживает по комнате, за спиной у Карлика.
– Вы хотите услышать правила игры? Да пожалуйста…– соглашается он сам собой. – Это колечко, в простонародье называемое чекой, служит предохранителем. – Уверенными движениями пальцев он разгибает тонкие усики и выдёргивает кольцо. – Думаю, что оно нам уже без надобности. – небрежным жестом он швыряет кольцо себе за спину. Кусочек металла, жалобно звякнув, пропадает где-то в районе шкафа.
Этот жест разворачивает в кресле доселе пытавшегося изображать равнодушие, Карлика.
– Эта скоба, пока я прижимаю её к корпусу, удерживает боёк. Стоит моим пальцам разжаться, или ослабить захват, пружина запала освободится и боёк шарахнет по капсулю. Вам интересно, что будет дальше? – Распалившийся, похожий на ключевого актёра, которого весь спектакль продержали за кулисами, Геракл находится на пике эмоций. – Капсуль воспламенит взрывчатую смесь, которая создаст избыточное давление в герметичном сосуде, находящемся у меня в руках. Стенки сосуда не выдержав этого давления, лопнут и, подобно долькам лимона, разлетятся по этой комнате. Они, как рой голодных пчёл, будут метаться со скоростью в сотни километров в час в поисках добычи. Кроме этого будет взрывная волна, которая высвободившись как джин из бутылки, будет искать выхода. Но она его не найдёт. В нормальном помещении эта горячая волна в первую очередь вынесла бы окна, и это могло облегчить ситуацию. Но благодаря твоему хитровыдуманному проекту с нарисованным окошком, она ударится в него как голубь в стекло и не найдя выхода, продолжит метаться в четырёх стенах. Она будет сметать всё, что попадётся ей на пути и превращать предметы в дополнительные осколки. Всё находящееся здесь: обломки этого шкафа, стеклянной столешницы, кресел, и даже кусочки твоей черепушки превратится в осколки. Эта лотерея будет беспроигрышная, можешь мне поверить…
– Вы достаточно убедительно прочитали вводный курс в физику. По-видимому, вы очень хорошо учились в школе…– Бормочет Карлик, голос и опущенные плечи которого, говорят о том, что он пребывает в некоторой растерянности.
– Ха-ха…вот тут ты не попал. – Щерится Геракл, который почему то напоминает мне матроса с Авроры. – Я в школе не учился, а просто её посещал, и то, время от времени. Можешь спросить у моих друзей. Всё что я любил тогда и люблю до сих пор, это читать. Чтение это лучшая таблетка от скуки и одиночества. Сначала я читал детективы и приключения, потом перешёл на классиков, потом добрался до психологов, типа Фрейда и Юнга, а затем и вовсе всё усложнил, начиная забивать башку трудами Платона, Аристотеля и Сенеки. Добрался даже до Ницше и Шопенгауэра. Ну, этих без стакана вообще не разберёшь. Через всю эту замудрённую муть я и узнал законы мироздания. Эта небольшая штучка, – он поднимает зажатую в кулаке гранату на уровень глаз, как нельзя лучше может продемонстрировать теорию большого взрыва. Так что ты напал ещё на того философа и в руке у меня, ни что иное, как философский камень.
– Хм-м…всё это очень интересно, и этот предмет…он, несомненно, вызывает трепет и восхищение. – Карлик закидывает ногу на ногу, пытаясь изобразить невозмутимый вид. – Но в чём, собственно, состоит игра, и каковы её правила?
– Правила? Да нет никаких правил. Игра эта до тупости проста, и от игроков требуется только лишь одно – приготовиться. Это будет беспроигрышная лотерея, где каждый игрок получит свой билет в один конец.
– Да?! Но ваши друзья…они тоже хотят участвовать? Может, вы хотя бы с ними посоветуетесь?
– Не-а…не буду я ни с кем советоваться. Если честно, они со мной тоже редко советуются, особенно в последнее время. То затащат на угнанную яхту, то переместят на остров (да-да и такое было), сейчас вот втянули в эту игру. И всё это они делают, не советуясь со мной. Обычно, я последний человек в нашей компании, который узнаёт об ожидающем всех нас сюрпризе…
Я замечаю, что перед нами другой Геракл, нежели тот, которого мы знали. Всегда казавшийся покладистым (по крайней мере с нами), чуть туповатым, и простым как сибирский валенок, сейчас он являет полный антипод этому образу. Передо мной решительный и отчаянный человек. Грустный философ, клоун, внезапно скинувший с носа красную нашлёпку и стёрший намалёванную краской улыбку. Неужели за все эти годы, я так его и не познал. Неужели я не знаю человека, некогда бывшего мне самым родным и близким. Если сначала, когда он выхватил эту гранату, я обрадовался, то теперь, его поведение начинает меня настораживать.
– Но я на них не в обиде. Да-да, ребята, я ни капельки не обижаюсь, если бы не все вы, моя жизнь была бы совсем серой. Сегодня я просто делаю алаверды. Мы снова совершим путешествие, но на сей раз маршрут выберу я. Это будет наше последнее приключение.
– Мне кажется, что то, что вы собираетесь сделать, не совсем дружественный поступок. Вряд ли ваши друзья это оценят. – последние слова Карлика адресует именно мне. Когда он говорит, я замечаю что-то новое в этих волчих глазках. Да-да…мне не показалось. Там промелькнул испуг.
– Здесь ты прав! В данный момент они со мной не согласны, и не готовы это принять. Но кто знает, что будет потом, когда я отпущу эту скобку. Если пользоваться твоей же риторикой, будет два варианта исхода. Один из них просто пустота, ничего. Ну тогда и переживать не о чем. Во втором варианте мы все окажемся где-то в другом измерении. В райские кущи мы, конечно, не угодим, да я и не хотел бы. Вечность общаться с праведниками, богословами и старыми девами это не по мне. В аду гораздо веселее. Тем более мы снова будем вместе. А твоя игра…она ничем не лучше. Ты хотел устроить нам ад здесь, на земле. Если бы мы с молчаливого согласия позволили вынести мозги одному из нас, разве бы мы не остались в аду до конца своих дней. Только этот ад каждый носил бы в себе. Лично мне хватило одного потерянного друга. Так что отправимся вместе, и ты тоже собирай чемоданы. Можешь уже закуривать последнюю сигарету. Будь уверен, она уж точно будет последней.
– Я всё же не понимаю…– На щеках Карлика зарделись красные пятна. – В чём смысл игры, какие правила, условия, наконец? Скажите, что вы хотите?
– О-о! Да неужели? – Бородатое лицо Геракла тенью нависает над тщедушным тельцем в кресле. – Мне показалось, или ты попросил назвать условия? Тебе что не хватило тех условий, которые я назвал? Ба-бах и все условия. Или ты зассал? Ты что не хочешь играть? Но как же так? Ты ведь должен именно сейчас биться в экстазе, получать очередной тройной оргазм. Ты же сам искал смерти! Так вот она. Вуаля. По-лу-чите и рас-пи-шитесь! – Я чувствую, как создаваемая звериным рыком вибрация, проходит сквозь прибитого к креслу Карлика. – Почему ты не радуешься, не закуриваешь свою ё…ную сигарету? Что-то не так? Моя игра чем-то отличается от твоей? Чем, если для тебя результат всё равно будет один?
Геракл вдруг выпрямляется и чешет металлическим штырьком заросшую щёку.
– Я знаю чем! Вот оно различие – Штырёк запала направлен в торец стола – Вот твоя ахиллесова пята, твоё слабое звено.
Взгляды всех присутствующих перемещаются в то место, куда направлен указующий перст. Сжавшийся в комочек Герман похож, на забитого ботаника. Его щёки горят красным, точь-в-точь как у брата, запотевшие очки уже не отбрасывают пафосные блики, а по треугольному лбу стекает тоненькая струйка пота.
– Ну что, я угадал? Тепло? Горячо? Ж-жарко? – пропевает Геракл баритоном Высоцкого. – Твой братик! Вот кто не должен был умереть! Уходя, ты хотел оставить после себя свою проекцию. Всё чего ты добился в этой жизни, должно было перейти вот к этому жалкому существу. Если ты собирался стать святым духом, он должен был оставаться твоим земным воплощением. Ты переписал на него все дела, недвижимость, счета, замки, яхты, машины, возможно даже жену с детьми. Как материалист и скволыга ты даже на небеса не хотел отправляться пустым. И тут что-то пошло не так. Вместо того, чтобы продолжать дело твоей жизни, братец отправляется вместе с тобой, принимать ванны с кипящей смолой. Кто же останется в лавке?
32
Чернобородый растрепанный с проглядывающим из под рубахи застиранным тельником, Геракл поистине прекрасен. Монолог Гамлета, кажется полнейшей туфтой, после этой жаркой речи, и видно невооружённым глазом, что Карлик потёк. Он нервно елозит на кресле, похоже мучительно размышляя, что делать дальше.
– Ну что, вежливый ты мой подпиздыш! – Геракл подносит кулак с гранатой к самому носу Карлика. – Кажется я подобрал к тебе ключик. Я нашёл карту, которая бьёт твоего козыря!
– Хорошо, ваша взяла! – Карлик хватает со стола пачку, долго выуживает из неё сигарету. О чудо, его рука с зажигалкой ходуном ходит. – Я перевожу ему деньги, и вы можете уходить. Гарантирую, что вас не тронут.
– Это кому ему? – Геракл недовольно поджимает губы.
– Вашему другу, как договаривались, тридцать миллионов на счета, которые он указал. Герман, сделай.
Братец, словно получивший от строгого учителя задание на время, усердно щёлкает по клавишам.
– Не-ет, ты теперь со мной договаривайся. Мне таких деньжищ не надо, а он и подавно обойдётся. Не обижайся дружище! – Он тепло улыбается, так и не отошедшему от столбняка, Буратине. – Тебе такие деньжищи ни к чему, да ты их и не заслужил. Как говорится, не жили богато, не хер начинать. Ты переведёшь два миллиона и не на какие-то счета, а мне на карту. Прямо сейчас.
– Да не вопрос! – рапортует воспрявший духом Герман. – Вот только…– на маленьком личике гримаса замешательства. – нужны полные реквизиты вашей карты. Она у вас с собой?
– На х.я? Тебе карта нужна или её номер? – Злобно рычит, почему-то обидевшийся Геракл.
– Вы помните номер?! – в очках Германа можно увидеть два огромных знака вопроса с восклицательными знаками.
– Конечно, я его помню. В отличие от вас, состоятельных подпиздышей, это мой единственный актив, один, на двоих с матерью. Да если меня поднять после пятилетней комы, первое, что я вспомню, будут эти цифры.
– Отлично…диктуйте…
– Девяносто пя-ять…тридцать четы-ыре…
Сейчас голос Геракла, пропевающий номер своей карты, кажется мне просто божественной рапсодией. Диктуя, он мягкой поступью, будто довольный мартовский кот, ходит вокруг стола.
– Забил? Ну-ка повтори…отлично. Внизу, в поле, где комментарий, напишешь так. «Дорогому Владимиру, в честь его бракосочетания, от лучших друзей». Напечатал?
– А вы что, собираетесь жениться? – спрашивает Карлик.
– Теперь, кажется да! – Геракл зачем то хитро подмигивает Карлику. Или мне так показалось. Или не показалось? А если это…
Его левое веко начинает дёргаться быстро и часто, будто крылышки бьющегося об лампочку мотылька. Я знаю, когда это происходит, и главное, предвестником чего это бывает. В очередной раз за этот вечер внутри меня всё переворачивается, и моя задница автоматически приподнимается с дивана.
– Так…теперь ты разблокируешь двери, и скажешь своим псам, чтобы пропали из поля видимости. На площадке перед домом ни должно быть ни единой души. Пусть оставят только одну большую машину. Она должна быть заведена и снята с сигнализации. Пока мы добираемся до города, твой братец составит нам компанию. Это…это так…для страховки…– Голос Геракла начинает сбиваться. В такт веку теперь так же подрагивает левый уголок рта.
Теперь у меня уже нет никаких сомнений, что начинается то, что сейчас и в этой ситуации было бы крайне нежелательным. Приступы на фоне полученной в армии контузии случаются у Геракла редко, но нам уже неоднократно приходилось быть их свидетелями. Сам приступ длится недолго, от нескольких секунд до пары минут. Но самое страшное это то, что происходит во время приступа. Это походит на действие скручивающейся спиральной пружины. Всё его тело начинает коробить, на лице возникает ужасная гримаса, суставы рук и ног неестественно скрючиваются. Пройдёт несколько секунд, пружина ослабнет и всё встанет на свои места. Обычно в эти моменты он даже не помнит, что с ним происходило. Несколько секунд его тело будет бесконтрольно и это полная катастрофа.
– Что с ним? – настороженно бормочет Карлик, заметивший стягиваемое невидимой пружиной лицо.
Я отодвигаю диван, выкинув вперёд руки, осторожно, будто хочу поймать бабочку, которую боюсь спугнуть, начинаю плавно двигаться вокруг стола. «Вова…Вова…осторожно…дай я тебе помогу подержать это». – шепчу тихо, почти про себя.
Но он, какого-то чёрта, разворачивается и идёт в противоположную от меня сторону. Я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, намереваясь обогнуть стол с другой стороны. Кричать нельзя, это может только усугубить ситуацию.
– Мне нужен трёхзначный код, чтобы перевести деньги!
Голос Германа запускает дьявольскую пружину, и я вижу, как голова Геракла мягко наклоняется к левому плечу. Всё его тело выгибается, будто он выполняет какую-то странную асану.
Времени нет. Мощный всплеск адреналина забрасывает меня на стол. Ноги крушат тарелки, звенят стеклом бутылок, кроссовок утопает в чизкейке. Я спрыгиваю со стола, отталкиваю в сторону кресло Карлика вместе с его тельцем, делаю шаг навстречу Гераклу и понимаю что поздно. Вывернутая наизнанку кисть разжата. Широкая ладонь распахнулась, демонстрируя лежащую на ней ребристую сферу. Я заворожено смотрю на руку Геракла на лежащий в ней предмет, и он кажется мне маленьким жучком, которого, вдоволь потискав, отпускает на волю, малыш.
«Божья коровка, улети на небко…»
Сфера делает плавный перекат с ладони на кончики пальцев, откуда соскальзывает вниз. Всё вокруг застывает в замороженном, превратившемся в стекло воздухе. Застывает даже звук. Последнее рычание, издаваемое Гераклом повисает дымкой, возле искривлённого посиневшего рта. Граната медленно, будто утопая в киселе, опускается вниз и застывает в сантиметре от глянцевого паркета.
***
Посреди бескрайнего, залитого летним солнцем, зелёного луга стоит небольшая увитая плющом и украшенная лилиями арка. Мы со Светой находимся в самом центре этой конструкции. Она в восхитительном свадебном платье, не старомодном, пышащем множеством юбок, а современном, идеально облегающем её стройную фигуру. Глянцевые плечи обнажены, идеальная грудь подчёркнута корсетом, безымянный палец украшен новеньким колечком, с испускающим солнечных зайчиков, камнем. Бежевый корсет чуть ослаблен на животе моей невесты, там уже третий месяц обитает наш малыш. Я сжимаю её тёплую ладонь и автоматически поправляю цветочек, торчащий из кармана белого смокинга. На идеально постриженном салатовом газоне установлено несколько рядов белых стульев, которые разделены проходом. Справа родня Светы, там я никого не знаю. А вот слева все мои. Умилённо утирает слёзы мать, растрогавшийся отец протирает очки. Рядом с ними на первом ряду мой друг Серёга, который сегодня тоже в белом. На его обеих, широко раскинутых врозь коленках, сидит по маленькой наряженной в воздушное платице девочке. Это его двойняшки дочки. Его жена, чуть полноватая, но очень милая девушка, сидит рядом, опустив голову на плечо мужа. Второй ряд полностью занимают большие семьи Игоря и Вани. На двоих у них аж шестеро детишек, которые спевшись между собой, галдят и носятся между рядов, не давая несчастным родителям проникнуться торжеством церемонии. За их спинами на третьем ряду сидит Вова. Он тоже с женой и маленьким сынишкой, который один в один напоминает папашу в детстве. На идеально выбритом лице Вовы широкая перламутровая улыбка, волосы зачёсаны на пробор и блестят от покрывающего их лака. Он в дорогом в клеточку костюме тройке и белоснежной сорочке с бардовой бабочкой. Из под золотой запонки на рукаве, украдкой выглядывают сверкающие швейцарские хронометры.
«Это мои лучшие и самые любимые ученики! Я была на свадьбе каждого…вот теперь и Слава сподобился» – Наша учительница, Маргарита Михайловна, утирая платочком слёзы говорит в микрофон. – Я всегда знала, что все они найдут своё место в жизни. Вы только посмотрите: у всех дети, любимые жёны, любимое дело и достаток в семье. Чего ещё можно пожелать? Я хочу поблагодарить родителей за их чудесных детей!».
Все дружно аплодируют, взбивая между ладонями искрящийся солнечный воздух.
