Павел Данилов
Меценаты зла
– Сейчас придем, – ответил он и выключил связь.
Звездолетчик посмотрел на свою команду. Клаусу он не доверял, а Поэт мог отвлечься или что-то перепутать. Вздохнув, Кирилл принял решение:
– Жак, ты остаешься командовать дверьми и следить за экранами. Предупреждай меня о любых передвижениях и приготовлениях.
Француз не расстроился и не обрадовался, что не будет участвовать в захвате. Быстро кивнул и сказал:
– Хорошо.
«Мой солдат», – подумал Громов и бросил остальным:
– Пошли. Поэт, возьми шашку.
«Не забывай, ты без защитной формы, – напутствовал сам себя Кирилл. – Одна пуля и ты труп».
Они вошли в стыковочный отсек, Кирилл забрал у Ивана газовую гранату и спросил у Жака: – Чисто?
– Да, они в рубке, – ответил француз. – Открываю.
Чтобы добраться до рубки, пришлось пройти по коридорам и лестницам корабля не меньше полукилометра. Клаус слегка запыхался и испуганно замирал перед каждой переборкой, словно не доверял все время повторяющему Жаку:
– Пусто. Все в рубке.
Через минуту француз сказал:
– Врач и бортинженер зашли в каюту. Капитан что-то рявкнул на неизвестном языке и сел на черный ящик. Врач каркает, как ворона, не могу понять ни слова. Бортинженер выхватывает пистолет! – В голосе Жака послышалось удивление, словно вместо заявленной классической драмы по визору показали современный боевик. – Капитан снова что-то сказал. Бортинженер убрал оружие. Теперь они все в рубке. Похоже, команда сопротивляться не собирается. Врач и инженер сели на пол около каюты…
– Достаточно, – прервал француза Кирилл.
Пройдя сквозь еще одну переборку и свернув в коридор, захватчики остановились в двадцати шагах от входа в рубку.
– Ну что? – спросил Громов.
– Без изменений.
Кирилл отдал шашку Поэту.
– Как только дверь откроется, зашвыривай подальше. Чеку выдернуть не забудь.
Громов и Клаус подняли парализаторы. Звездолетчик чувствовал себя так, словно он был голым и безоружным. За последнее время он так привык обороняться, защищать себя и новых друзей, что необходимость нападать на таких же невинных людей на миг сковала не хуже любого парализатора.
– Открывай, – сквозь зубы скомандовал Громов. – Покончим с этим.
Широкие створки поползли внутрь стен.
– Кирилл, назад! – заорал Жак. – У него…
Громов и сам уже развернулся, увидев, какого монстра капитан достает из черного ящика.
– Бежим! – толкая Поэта и Клауса в обратную сторону, крикнул звездолетчик. – Жак, закрывай!
Кирилл оглянулся и выстрелил. Импульс парализатора попал в обзорный экран, вызвав на нем бело-черную рябь.
Капитан вскинул на плечо ужасающей красоты базуку «Коллапсар» и прикрыл глаза. Он раздумывал всего мгновение. Вместо того чтобы выстрелить во врагов, капитан направил снаряд в панель управления «темным двигателем». В этот миг Громов наступил на оброненный Иваном цилиндр шашки и, взмахнув руками, рухнул на спину.
Чудовищный взрыв оглушил захватчиков. Ударная волна подхватила людей, осколки снаряда вонзились в спину Кирилла. Взвизгнул Поэт, зарычал от боли Клаус.
Их швырнуло на стену, потом Громов почувствовал, как поток воздуха пытается бросить их обратно в рубку. Система безопасности верещала о разгерметизации рубки и двух соседних отсеков, одним только звуком порождая панику. Кирилл слышал сирену, как сквозь плотные ватные затычки.
Цепляясь ногтями за пол, Кирилл подполз к обмякшему Поэту.
– Ваня, давай, поползли, – умолял Громов. – Нужно завернуть за поворот. Жак!
Ответа не было. Как не было ни наушника, ни микрофона. Иван простонал и потерял сознание. Кирилл встал на колени и тут же снова упал на пол, почувствовав, как космос хочет забрать его себе. Дышать становилось труднее, температура резко падала, несмотря на работу всех обогревающих систем.
Рубка походила на взорвавшийся цех завода. Искореженные куски металла, осколки стекла, оплавленный пластик. И все сплошь черное, покрытое копотью. В двух местах огонь еще пытался выхватить из разреженного воздуха последние крохи кислорода. Рядом, словно на картине безумного художника, появилась сине-белая изморозь. «Если б не разгерметизация, там бы все пылало, – подумал Громов. – И воняло бы горелым мясом».
Космос жадно глотал воздух, даже не замечая в нем осколков стекла и кусков обгоревшей плоти. Он был похож на человека, проведшего несколько дней в пустыне, и теперь хлеставшего затхлую грязную воду из загнившего болота с великим вожделением.
Кирилл лежал, не в силах сдвинуться с места. Холод жег тело, дышать приходилось открытым ртом, словно пробежавшая не один километр собака. Рядом с Иваном появилась лужица крови и тут же замерзла.
Роботы-ремонтники залатали прорехи за минуту. Громов на это и не надеялся, мысленно попрощавшись со всем миром. Видимо, пиратам удалось послать им команду с крейсера, либо у «Сизифа» где-то был еще один мощный управляющий компьютер. Система воздухоснабжения работала в аварийном режиме, форсировано накачивая рубку и коридор кислородом и азотом.
Громов перевернул Ивана на спину и похлопал по щекам. Поэт пришел в себя и сказал:
– Как больно дышать.
Кирилл помог ему подняться на ноги, но Иван тут же со стоном повалился на пол. Он истекал кровью, золотые волосы стали красными. Громов перевел дыхание и забросил друга на плечо. «Надо бежать в госпиталь», – подумал Кирилл и сделал пару неверных шагов. Звездолетчик совсем забыл про менеджера и, увидев, что он зашевелился и смог встать, Кирилл снова выбросил его из головы.
Громов до скрежета стиснул зубы и побежал по коридору, стараясь не трясти Поэта. Своих ран Кирилл не замечал, пересекая один отрезок пути за другим. Звездолетчик мысленно похвалил Жака, который догадался открыть все переборки вплоть до стыковочного отсека.
Поэт очнулся и забормотал:
– Передайте Шамиле, что я ее люблю. Она была моей первой женщиной и… последней, – он на несколько секунд замолк. Затем продолжил слабым голосом: – Хоть перед смертью и нужно думать о Боге, у меня перед глазами стоят изгибы ее тела. Она прекрасна.
– Сам ей все это скажешь, – запыхавшись, ответил Громов. – Сейчас мы тебя подлатаем.
– Я тогда впервые прочитал свой стих о любви и зажмурился от страха, словно попал на Страшный суд, – словно не услышав Кирилла, продолжал Иван. – Шамила ничего не сказала. Просто взяла мою руку и вложила в нее свою смуглую, как кофе с каплей сливок грудь. У меня прервалось дыхание. Кажется, я заскулил как щенок. А дальше все прошло, как во сне. В самом лучшем сне.
– Вы еще встретитесь, – сказал Кирилл, не зная, что ответить на такую исповедь.
– Спасибо, что показали мне мир. За эти недели я прожил больше, чем за всю жизнь, – едва слышно прошептал Поэт. – Жаль только, что так и не увидел Землю.
– Давай борись! – попытался подбодрить друга Кирилл. – Ради Шамилы, ради Земли, ради меня и Жака, черт возьми!
Когда Громов забежал в стыковочный отсек, Иван снова отключился. Безвольное тело показалось звездолетчику в два раза тяжелее. Поэт висел на плече, словно мешок, набитый мукой. Створки начали медленно раскрываться. Дождавшись, пока проход расширится, Кирилл снова бросился бежать.
Из динамиков «Гиппократа» сразу раздался обеспокоенный голос Жака:
– Что с ним, Кирилл? Как ты? В госпитале готовы три реанимационных койки.
– Спасибо, – прохрипел Громов, зная, что француз все равно не может его услышать.
Кириллу пришлось подняться по лестнице. От потери крови он почувствовал дурноту и слабость, но до самого госпиталя так и не остановился.
Заскочив внутрь, Громов положил Поэта на ближайшую койку, над которой горела лампа. На запястья тут же опустились две присоски. Почти полминуты ничего не менялось, словно приборы стеснялись показать правду. Кирилл сел на соседнюю койку и тупо уставился на полдесятка экранчиков. Присоски отсоединились, лампа погасла.
Все биодатчики показывали отсутствие процессов жизнедеятельности в организме – Кирилл принес в госпиталь труп.
Поэт умер. И ничего во всей вселенной не изменилось. Не погасло земное Солнце, которое Иван так и не увидел, не вышло из берегов серебряное море космической пыли системы Mare argenteus. Лишь в душе Кирилла стало еще больше космоса – пустоты и черноты, к которым он стремился с ранних лет. И жизнь продолжала исполнять его желание со всем пристрастием.
«Еще одна смерть, за которую я в ответе», – подумал Кирилл. Перед глазами всплыл образ брата Ивана. Псих упал на колени и зарыдал. Разорвав на себе грязно-белую рясу, он рухнул лицом вниз и ушел в транс. Громов мог поклясться, что все так на самом деле и было. Связь между братьями была поистине сильна и никогда не прерывалась даже на миг. До этого момента.
Кирилла передернуло, когда он представил, что Шрам заставит и Поэта засунуть в утилизатор. В глазах Громова потемнело, дыхание затруднилось. «Еще немного, и я сам умру», – с безразличием подумал Кирилл, словно это его почти не касалось.
Когда глаза застлал туман физической и душевной боли, Громов все-таки опрокинулся спиной на койку, забыв про осколки. Присоски безболезненно прижались к запястьям, диагностируя состояние. Тут же на живот и грудь опустилось еще две больших, сантиметров по тридцать в диаметре, серебристо-прозрачных присоски, и Громов уснул от ударной дозы анестезирующего вещества.
***
Проснулся Кирилл свежим и обновленным, но воспоминания заставили заныть даже искусно залеченные раны. Громов повернул голову из стороны в сторону. На одной койке спал Клаус, на другой сидел Жак.
– Как Иван? – все еще надеясь на чудо, спросил Кирилл.
Жак внимательно посмотрел на звездолетчика и ответил:
– Мертв. Нас Шрам ждет.
– Где тело Поэта?
– В рубке. В герметичном мешке, – буднично сказал француз. А потом добавил со вздохом: – Не могу поверить, что это случилось.
– Я похороню его, как звездолетчика, – сказал Громов. Потом кивнул на менеджера. – А ты пока буди этого.
Громов добрался до рубки и покачал головой. На разобранном кресле-кушетке лежал сине-серый мешок. «А внутри Поэт. Человек, который совсем недавно был жив, – подумал Кирилл. – А вместе с ним погибли три хороших мужика, которые везли людям топливо и полезные металлы».
Седая прядь стала еще больше. Губы были плотно сжатыми, словно он презирал и себя, и весь этот несовершенный мир. У Кирилла не было портрета как у Дориана Грея, чтобы нести бремя всех грехов. Каждый шаг против человеческой морали оставлял грязный след не только в душе, но и на внешности.
Громов взглянул на разделенный на три части обзорный экран. «Сизиф» болтался в километре от них – огромный и неприкаянный. Крейсер уже пристыковался к «Гиппократу», и пираты ждали, когда неудачливые захватчики взойдут на борт.
– Что вы там возитесь? – с раздражением поинтересовался Шрам.
– Десять минут, – сухо сказал Громов. – Я похороню друга.
В рубку вошли Жак и Клаус. Почему-то вид здорового выспавшегося менеджера привел звездолетчика в гнев. Плотно сжав губы, Кирилл подавил в себе приступ бешеной ярости. Хотелось схватить Клауса и засунуть в точно такой же мешок.
– Жак, помоги мне донести Поэта, – попросил Громов, беря мешок с одной стороны. В ладонях оказались выпирающие лопатки Ивана.
Француз взял мертвого друга за ноги.
– А я? – спросил Клаус.
– Хочешь, тебя тоже похороним, – ответил Кирилл и пошел к выходу.
Клаус, молча, поплелся следом. Они дошли до отсека для выхода в открытый космос. В подсобном помещении стояла четырехместная эвакуационная капсула, в которую, в панике, могли залезть и семеро. На стенах был развешен десяток скафандров для работы в глубоком космосе.
Кирилл опустил тело Ивана на пол и стал облачаться в скафандр.
– Нам тоже? – спросил Жак.
– Нет. В космос я отправлю его сам.
Через пять минут они вошли в следующее помещение, за стенкой которого был открытый космос. Тело Поэта положили посреди отсека, и Жак отошел обратно к двери. В одной руке Кирилл держал шлем скафандра, другую сжал в кулак. С полминуты помолчав, он произнес:
– Ты не был бойцом, но ты сражался. Ты не был звездолетчиком, но ты летал в космос. Ты был Поэтом, но познал любовь всего единожды и на краткий миг. И, самое главное, ты был верным и самоотверженным другом. Так пусть Черная Невеста возьмет тебя в мужья, тело твое станет новым астероидом, а память о тебе никогда не изгладится из умов всех, кто тебя знал.
Минуту в отсеке царила тишина. Казалось, люди перестали дышать. Затем Кирилл решительно надел шлем и показал Жаку и Клаусу на дверь. Когда за остатками команды закрылась герметичная створка, Громов зафиксировал на скафандре страховочный трос и запустил насосы.
Воздух покидал помещение, а система искусственной гравитации уменьшила притяжение до одной двадцатой g, чтобы космонавт еще в отсеке привык к невесомости.
Когда в отсеке остались лишь разрозненно летающие молекулы газа, настенный компьютер предложил открыть замки. Кирилл подлетел к двери и начал вращать металлическое колесо. Сделав три оборота, он подтвердил открытие.
За круглой дверью оказалась далеко не уютная хоббичья нора, а океан мертвой пустоты. Впервые в жизни при виде космоса Кирилл испытал не воодушевление или щемящую тоску, а усталость и неприязнь. Ему было жалко отдавать друга этой бессердечной бездне.
В последнем порыве Кирилл хотел открыть мешок и в последний раз посмотреть на лицо Поэта, но сдержался. «Лучше я буду помнить его с живым пронзительным взглядом и яркими золотыми волосами», – решил Громов и отправил друга в бесконечное плавание по черному морю.
Кирилл минуту смотрел на медленно удаляющееся тело. Казалось, словно его несет невидимая торжественная процессия, отдавая мертвецу последнюю дань.
Громов закрыл люк, наполнил отсек воздухом и зашел в соседнее помещение. Клауса и Жака не было. Кирилл повесил скафандр на место и, с трудом держа голову прямо, вышел в коридор.
– Все, – сказал француз.
– Все, – согласился Громов и направился к стыковочному отсеку.
Через минуту они были на крейсере.
Глава двадцатая
– Ну что за черти, – сокрушался Шрам. – Ни себе, ни людям. Давно я на таких психов не напарывался. На хрен все, летим на базу.
– А грузовик? – удивился худощавый. – Бросим?
– Придурок? – также удивленно осведомился Шрам. – Забьем трюмы крейсера и «Гиппократа», а потом пришлем группу технарей – пусть чинят.
Пираты ужинали, словно большая образцовая семья. Кирилл пил только сок, от еды тошнило. Жак и Клаус хлебали какой-то жиденький супчик.
– Интересно, это было групповое самоубийство, или капитан сам все решил? – спросил пират, чье имя или кличку Громов так и не узнал.
– Судя по тому, что ящик стоял в рубке с самого начала, они были готовы к этому, – значительно произнес «главарь».
– Герои, – выдохнул Клаус.
– Идиоты, – интонацией соглашаясь с менеджером, сказал Шрам. – Капитан мог грохнуть всех троих. Тогда Жаку пришлось бы отстыковываться, а крейсеру идти на захват.
– Они бы умерли в любом случае, – подвел итог Клаус.
«Лучше бы он забрал с собой тебя, – со злой печалью подумал Громов. – А Иван остался бы жить».
– Мальчик зря в это все ввязался… – проговорил менеджер, словно услышал мысли звездолетчика.
– Еще одно слово, и я сам тебя пристрелю, – угрожающе рыкнул Кирилл и с удовольствием увидел в глазах Клауса страх. И тут же поддел сам себя: «Становлюсь пиратом духовно».
Шрам одобрительно хохотнул и забросил в рот огромный кусок бифштекса.
– Да и как он мог в это «не ввязываться»? – продолжал Кирилл. – Отправиться, как Саша Лим, в утилизатор? Чего ж ты сам «ввязался» тогда?
Жак положил Громову на плечо покалеченную руку и сказал:
– Не трать на него нервы, дружище. У менеджеров язык живет отдельно от остального тела.
– Пожрали? – спросил Шрам, когда сам доел последний кусочек. – Теперь за работу. Не забывайте, что пираты – самые лучшие в мире грузчики. И самые заинтересованные.
– Ага, – подхватил Ученый. – Ведь все что они грузят – их.
Всего на крейсере было десять человек. Пилоты истребителей присоединиться к погрузочным работам отказались, сославшись на кодекс Королевы.
– Забиваем вначале все отсеки крейсера, – сказал Шрам. – Потом отдохнем и возьмемся за «Гиппократа».
Крейсер пристыковался к «Сизифу», и пираты вгрызлись в него, словно муравьи во внутренности мертвого зверя. Зайдя в первый же грузовой отсек, космические охотники довольно хмыкнули. Кирилл забросил на плечо стальную коробку и понес на крейсер. В ящики с платиной и иридием не поместилось бы и трех литров воды, однако весил каждый не меньше полсотни килограмм. Другие пираты, не желая надрываться, разделились на пары.
– Да мы и за год все не перетаскаем, – через пять минут сказал Ученый.
Вскоре появился Жак в экзоскелете-погрузчике.
– Вот и пригодились навыки, – бодро сказал он, беря сразу четыре ящика.
Кирилл кивнул, забрасывая на плечо очередной ящик. Физическая нагрузка помогала отвлечься от мрачных мыслей. Точнее, от мыслей вообще. Когда на плечо давила стальная коробка весом в полцентнера, он чувствовал себя тягловым мулом, которого в конце дня наградят пучком свежей травы.
– Базука «Коллапсар»… это ж надо, – пробормотал худощавый, подхватывая следующий ящик.
Через десять минут умаявшиеся пираты обнаружили на трофейном корабле две антигравитационные тележки, и дело пошло быстрее. Теперь за каждый заход богатство пиратов увеличивалось на несколько тонн драгоценных металлов. А через четверть часа Ученый взломал систему искусственной гравитации, оставив лишь четверть от нормального притяжения.
Работать стало легче и веселее. Громов брал по три ящика за раз и бросал их на быстро растущую стопку. Когда антигравитационная тележка проседала почти до пола, Жак, вместе с Кириллом, тянули ее на крейсер.
Следующий отсек был забит топливом. Для транспортировки и хранения гелия-3 использовали контейнеры, в которых поддерживалась низкая температура и давление в несколько атмосфер. Каждый такой контейнер был размером в треть кубического метра и весил при нормальном притяжении около двадцати килограмм.
Шрам и Ученый куда-то пропали, сославшись на дела поважнее, и грузчиков осталось восемь. Чтобы ускорить разгрузку, вместе с Кириллом и Жаком пошел худощавый.
– Почему Шрам весь в шрамах? – спросил у него француз.
– Шрамы – это память о врагах, которые еще живы, – ответил пират. – В основном это капитаны кораблей службы космической безопасности.
«Может тоже исполосовать себе морду? – подумал Кирилл. – Три таких глубоких жирных шрама. Или лучше поставить отметину за каждую смерть, к которой я причастен?» Мысли снова вернулись к Поэту. «Если что-то случится еще и с родителями, то как вообще жить дальше? Все, что мне останется – это отомстить и умереть. Как быстро молодой боец, бортинженер, начальник службы безопасности, сын владельца крупной компании может превратиться в убийцу, пирата и, не дай Бог, в сироту».
Отсеки «Сизифа» пустели, трюм крейсера наполнялся богатствами. Грузили, пока не начали отниматься руки, а экзоскелет Жака не потребовал подзарядки. Сейчас пираты ничем не отличались от простых рабочих на какой-нибудь космической станции. Одни отправились в душ, другие в буфет, а кто-то зашел в каюту и сразу завалился спать.
Шрам дал им отдохнуть всего шесть часов. Несмотря на тухлое настроение, Громов зверски проголодался. Не жуя и толком не чувствуя вкуса, Кирилл набил желудок тем, что перед ним поставил Жак.
С каждым часом, с каждой перетасканной тонной судьбоносный выстрел из базуки «Коллапсар» подергивался легкой дымкой. Рана была еще свежа, но кровоточила не так сильно. То ли «кровь» кончилась, то ли разум поставил психический барьер, боясь помутиться.
Грузовые отсеки крейсера наполнились только спустя сутки. После короткого отдыха, к «Сизифу» пристыковался «Гиппократ».
– С этим мальком разберемся по-быстрому, – бравым тоном заявил худощавый.
«Слабаки, лентяи и трусы в пиратах не приживутся, – словно сделав для себя открытие, подумал Кирилл. – Интересно, как они живут на своей базе? Куда девается столько добра?» Тут же пришел ответ: «Скоро все узнаю. Ведь я теперь один из них».
Кирилл вздохнул, взял три ящика с платиной и поставил их на антигравитационную тележку.
***
– После посвящения получите и оружие, и статус, – пообещал Шрам, развалившись в кресле.
В кают-компании помимо него были Жак, Кирилл, Клаус и Ученый. В голове звездолетчика снова мелькнула идея о захвате корабля. Кирилл был уверен, что сможет вырубить Шрама прежде, чем тот поднесет руку к кобуре, но чертовы истребители… «Пираты настолько же осторожны, насколько и отчаянны», – подумал он.
– А что нужно делать на посвящении? – спросил Громов.
– Ничего, – ответил Ученый. – Встретиться с Королевой.
– Правда, половина добровольцев после встречи с ней отправляется на корм свиньям, – заметил Шрам. – Рабов мы не держим.
– Даже у пиратов есть закон – кодекс Королевы, – сказал Ученый. – За одно только желание предать сообщество пиратов полагается смертная казнь.
Кирилл нахмурил лоб.
– То есть за мысль о раскрытии местонахождения базы, – пояснил Ученый.
– Наши личные разборки ее не касаются. Но дом – это святое даже для пирата, – с мирной улыбкой сказал Шрам.
– Потому мы и не нападаем на планеты, – произнес Ученый.
«Силенок бы не хватило», – подумал Кирилл и решил перевести тему:
– Вы очень ловко взломали и нашего «Гиппократа», и «Сизифа», а что вы делаете, если на корабле установлен современный «темный двигатель»?
– А истребители нам зачем?
– Когда часть обшивки повреждена, «темный двигатель» может перенести корабль, но не полностью. Не закрытая субвеществом часть может остаться отдельным куском в предыдущем пространстве, – объяснил Ученый. – Идти на такой риск – самоубийство.
– Не большее, чем ждать, когда в рубку войдут ребята Шрама, – проворчал Громов.
– Если компьютер не в нашей власти, он все равно не разрешит таких выкрутасов с материей, – словно не услышав Кирилла, продолжил Ученый. – Экипажу самому придется взламывать собственный компьютер.
Кирилл выпятил нижнюю губу и качнул головой.
– Скоро будем прыгать, – вставая, сказал Шрам.
– Мы же уже… – проговорил Клаус, и осекся.
– Для безопасности мы делаем по два гиперпрыжка, – ухмыльнулся Ученый и добавил голосом электронной стюардессы: – Уважаемые пассажиры, пожалуйста, займите свои места. Через несколько минут мы совершим переход сквозь гиперкоридор.
– И пусть темная энергия будет нам пухом, – добавил Клаус.
– Барыга, ты бы так не шутил, – зло сказал Шрам. – А то рядом с кораблем полетишь.
– Нарываешься, – сказал Жак, когда пираты вышли из каюты. – Повезло, что Шрам в хорошем настроении.
– Просто он уже решил, что покажет всех нас Королеве, – покачал головой Громов.
– Ты-то откуда знаешь? – прищурился Клаус.
– Санта, остынь, мы у тебя подарков не просим, – осадил его Жак.
– Меня не покидает мысль, что вы разыграли этот цирк специально. Вы еще на планете знали, что корабль захватят.
– Специально для чего? – сделал большие глаза француз.
– У тебя паранойя, – поставил диагноз Громов. – У нас друг погиб, а ты несешь такую ересь.
«Вначале меня представили шпионом и врагом Тайлы, и я таким стал, теперь на меня задним числом вешают ярлык пирата… – с тоской снова подумал Кирилл. – Хотя я и так уже по всем законам преступник».
Кирилл зашел в крошечную каюту и закрылся. Замок мог оградить только от Жака и Клауса, но именно последний его и беспокоил.
Мышцы ныли от погрузочного марафона, хотя пошли вторые сутки полета и безделья. В медицинском отсеке можно было избавиться от дискомфорта за несколько минут, но Громов предоставил телу самому решать свои проблемы. Боль помогала звездолетчику отвлечься от реальности и переносила его лет на семь назад. На Марс, в боевую спецшколу, где саднящее тело было такой же естественностью, как жажда по утрам.
Кирилл лег на узкую кровать и крутанул регулятор, добавив ей мягкости. «Разнежился, скотина», – подумал Громов, утонув в матрасе, словно в толстой перине. Обычно он ставил жесткость голой земли. Неугомонный ум наконец-то расслабился, и звездолетчик крепко заснул.
***
Застрекотал автомат. Кирилл спросонья скатился с кровати и цапнул пустоту там, где должна была висеть кобура с пистолетом. В дверь снова затарабанили, и Громов усмехнулся.
– Кирилл, давай выходи, – послышался голос Жака. – Почти прилетели.
Громов большим и указательным пальцами протер глаза и открыл дверь.
– Ну и горазд ты дрыхнуть, – хмыкнул француз. – Еще мне что-то предъявлял.
– Зачем разбудил?
– Подлетаем к базе.
Кирилл кивнул и пошел в кают-компанию, где находился второй обзорный экран. В рубку им вход был воспрещен. До посвящения, по кодексу Королевы, никто не мог знать координаты пиратской базы. В каюте сидели трое пиратов с литровыми кружками.
– Поэту понравилось бы, – вздохнул Жак, кивая на экран.
Базой оказалась небольшая зелено-голубая планета. На вид она была чуть больше Луны. Даже невооруженным глазом Кирилл заметил шесть огромных станций, вращающихся вокруг планеты. «А сколько еще на другой стороне? – задал себе риторический вопрос Громов. – Неплохо собаки за чужой счет живут».
– Как много станций, – проговорил звездолетчик.
Потягивающий пиво пират усмехнулся и сказал:
– Это летающие острова баронов. Если когда-то нас обнаружат, то они примут удар первыми.
– С такой осторожностью, вряд ли это случится, – искренне заметил Кирилл. – Красивая планета.
– Год длится тысячу земных суток, а день и ночь сменяются каждые шесть часов, – сказал вошедший в кают-компанию Ученый. – И содержание кислорода почти тридцать процентов, потому все ходят немного пьяные. Особенно новички и те, кто прибыл из долгого полета.
– Люблю воздух нашей малышки. Лучше любого пива, – сказал другой пират и поставил кружку на столик.
– Пару часов и мы дома, – улыбнулся Ученый. – Эх, родной институт. Воображаю, какой фурор вызовут мои новые игрушки в ученой среде. Тем более сейчас, когда их испробовал в деле сам Шрам.
При слове «институт» Кирилл дернулся. А когда пират произнес «ученая среда», звездолетчик едва не пришел в экстаз. «Господи, да это же отдельная цивилизация! – подумал Громов. – Те же проблемы безопасности, те же соревнования между учеными и капитанами, своя власть. Просто они занимаются скотоводством, а не земледелием. И пастбище у пиратов – все объединенное человечество».
– Да-а, парализатор выше всех похвал, – согласился Кирилл. – Вот только с щитами вы немного сглупили. Надо было строиться в одну шеренгу.
– Про рикошет никто не подумал, это верно, – сразу погрустнел Ученый. – Что-то сегодня нас долго сканируют.
– Соскучились, поди, – брякнул пират и подошел к синтезатору за новой порцией спиртного.
– Даже этот агрегат взломали, – хмыкнул Громов, глядя, как кружка наполняется пенящимся пивом.
Ученый глянул на запястье, где расположились компьютер и два каких-то экспериментальных датчика, и сказал:
– О, начинаем посадку. Пристегнитесь, корабль перегружен.
Цвет пиратской науки ушел в рубку. Кирилл со скупым интересом вглядывался в очертания незнакомой планеты. Когда они пролетели мимо отдаленных станций, самый большой во вселенной разбойничий дом заполонил весь экран. Сразу появилось ощущение, что они падают.
Последний летающий остров какого-то пиратского барона остался за кормой, и крейсер начал гасить скорость. Желудок пытался пробиться к горлу, эластичные ремни неприятно притягивали к креслу, словно Кирилл был буйным душевнобольным.
Земля неслась навстречу. Там, где она не была скрыта полотном облаков, виднелись большие голубые и зеленые кляксы – озера и леса. Если Кирилл раньше и задумывался о базе пиратов, то в его фантазиях она представлялась, как огромный холодный астероид, где под куполом ютилась сотня-другая самых отпетых негодяев человечества.
Крейсер вошел в невысокую атмосферу со включенными на полную мощность тормозными двигателями. Несмотря на огромную тяжесть корабля, посадка получилась мягкой. Крейсер опустился на обугленную площадку, повибрировал и замер. «Гиппократ» приземлился спустя пять минут на соседнюю площадку, метрах в трехстах от крейсера. Истребители, выпустив крылья, унеслись прочь.
– На выход, ребятки, – послышался довольный голос Шрама. – И никуда не разбредаемся – сразу полетим к Королеве.
– Он в нее тайно влюблен, – буркнул один из пиратов.
– А, по-моему, очень даже явно. Как и все мужики на планете, впрочем, – ответил другой. – И зачем я столько выпил?
Кирилл и Жак двинулись вслед за пиратами к выходу с корабля. Спустившись по трапу-эскалатору, люди встали на почерневший от сотен приземлений посадочно-взлетный бетон.
Несмотря на то, что на космодром только что опустились два судна, воздух показался Кириллу чистым, как в горах. Голова немного закружилась после десятка вдохов. Появилось ощущение беспричинной эйфории.
– Реже дышите. И не так глубоко, – посоветовал Ученый. – Потом привыкнете.
– Если живы останетесь, – оскалился худощавый.
Подошли пираты с трофейного «Гиппократа». Все нетерпеливо переминались с ноги на ногу, но никто больше не произнес ни слова. Через пару минут вышел Шрам и бледный Клаус. Пират был необычайно серьезен, а менеджер выглядел так, словно только что спасся от удушья.
К ним подъехал двадцатиместный аэробус, и Шрам скомандовал загружаться. Громов заметил, что пираты нервничают, словно студенты на первой сессии. «Похоже, любимая Королева держит их в ежовых рукавицах», – подумал Кирилл.
Аэробус плавно взлетел, и Громов прижался носом к иллюминатору. Возможно, это последнее красивое зрелище, которое суждено ему увидеть. С полукилометровой высоты пейзажи не теряли красоты и приобретали величественную масштабность. Темный ковер хвойного леса сменился ровной искусственной рощей со знакомыми деревьями – стометровыми мултумоксигениумами. Леса сменились зеркальной синевой озера, от которого, словно сетка капилляров, отходили десятки извилистых ленточек речек. Кирилла пронзило острое желание просто лечь на мягкую траву на берегу величественного водоема и любоваться его красотой. Забыв все тревоги и утраты.
«Если пройду таинственное посвящение, то мне ничего не останется, как исполнить свое желание. Хотя неизвестно, какие возможности даст жизнь космического охотника. О-хо-хо, отец бы сошел с ума, если б узнал, – подумал звездолетчик. – Может, еще и найдется способ найти и отомстить мерзавцу со Spes, сломавшему мою жизнь». Перед мысленным взором всплыли образы Теодора и Эгона Шульца. «И до вас доберусь».
Они летели уже минут десять, а Кирилл так нигде и не увидел дорог. Видимо, пираты пользовались только летающим транспортом. По крайней мере, в этой части планеты.
– Эй, пилот! – крикнул Шрам. – Сделай кружок вокруг чертога, пусть наши новички увидят, как живут негодяи.
