Павел Данилов
Меценаты зла
– Повезет – выберемся, а если нет… – Кирилл развел руками. – Идти надо как можно больше. Найдем место посуше – поспим.
– Я уже забыл, что это, – улыбнулся Жак, отчего его маска слегка дрогнула.
– Ничего, вспомнишь, – пообещал Громов. – С этого момента воду пить только по моему приказу, и не больше двух глотков. – Еда – хрен с ней, потерпим. А вот без воды ходоки из нас о-го-го будут.
Спрятав ложки обратно в сумку, а банки отбросив в сторону, спутники поднялись на ноги. Проход постепенно сужался, стали появляться ответвления. Подземелье напоминало древние катакомбы или выработанные шахты. А может, то и другое вместе.
Под ногами Жака что-то хрустнуло, и он от неожиданности ухнул в маску. Француз с размаху разметал горстку костей. И теперь, в нерешительности переминаясь, издавал протяжный хруст.
– Да слезь ты с них! – потребовал Кирилл, светя спутнику под ноги.
– Только не говори, что они человеческие!
– Прости, дружище, – покачал головой Громов. – И на суде скажу – человеческие.
Жак вздохнул и, наконец-то, отошел на цыпочках в сторону. Не спуская с костей взгляда, он произнес:
– Как-то некрасиво прошло знакомство с возможными соседями.
– Похорони, – пожал плечами Кирилл, пропустив мимо ушей «соседей».
– Как? Глину ножиком копать? И камней нет…
– Значит, пойдем. Небось, не последние.
Кирилл оказался прав. На мягком мхе стали попадаться сложенные аккуратными кучками кости. Перед каждым поворотом Кирилл царапал патроном на стене вертикальную засечку, чтобы можно было вернуться. Если проход заканчивался тупиком, Кирилл дочерчивал еще две горизонтальных линии. Получалась F, первая буква слова fundula6.
Жак тух на глазах. Лабиринт, отсутствие нормального освещения, ограниченность в еде и воде, незнание собственного, даже самого ближайшего будущего – все это на глазах съедало душу экс-водителя.
– Должен же он куда-то вести! – каждый час восклицал Кирилл.
– В ад, – тихо подсказывал француз.
– Не так уж здесь и плохо в преддверии, – бодрился звездолетчик. – Скучно только.
– Вода кончится – веселее станет, – продолжал перебирать все проблемы по кругу Жак, – а там и черед еды придет. А если фонарь погаснет, то можно сразу садиться и ждать, когда из тебя такая же красивая горочка костей получится.
– Заладил, а если, а если, – поморщился Кирилл. – А горстка никогда не получится, скелет останется. Может, здесь какие-то ритуалы проводят? Заметь, ни единого черепа. А кости одна к одной лежат.
– Значит, скоро встретим новых друзей.
– Выбраться помогут.
– Или еще две кучки соорудят, – парировал Жак.
– С каких это пор ты боишься кого-то кроме правительства? – усмехнулся Громов.
Француз повел плечами, словно не соглашаясь с Кириллом. Затем все-таки сказал:
– Я сам не пойму. То ли я от всего на свете шарахаюсь, то ли уже совсем ничего не боюсь.
Полчаса спустя беглецы зашли в очередной тупик. Кирилл нажал на сенсорный экран компьютера, запуская дозиметр. Все примеси были в допустимом количестве, лишь кислорода в воздухе оказалось на десять процентов меньше нормы.
Громов с наслаждением убрал маску в сумку, и ощупал нос, губы и щеки, словно не верил, что они снова на свободе.
– Спим. Ставлю таймер на шесть часов.
– Холодно, – пожаловался Жак, улегшись на пол. – Воспаление легких только так подхвачу.
Кирилл протянул ему капсулу антибиотика и сказал:
– Два глотка, не больше.
Кадык Жака дважды мощно дернулся, воды в бутылке стало меньше на добрый стакан. На лице француза мелькнуло блаженство, словно он попробовал деликатес в лучшем ресторане.
– В следующий раз буду тебе в крышку наливать, – проворчал Кирилл. – Глотка, как насос.
– Два литра осталось, – закрыв глаза, сказал Жак. – На сутки хватит, не больше.
– С экономией – на двое. Спи давай, стратег, – тоже укладываясь, ответил Кирилл.
Всю «ночь» ему снились искусственные оранжереи на Spes с прозрачными прудиками и ручьями.
***
Кирилл проснулся бодрым и отдохнувшим. В форме космолетчика отлично спалось на голой земле. Жак был разбит окончательно. Простуженный, со слезящимися глазами он, с хрустом в каждом суставе, едва смог воздеть себя на ноги. Громов заставил проглотить его сразу две капсулы.
– Умру скоро, – прокашлявшись, невесело усмехнулся Жак. – Доброе утро, в смысле.
– Пусть будет утро.
На завтрак пошли остатки курицы. Пару супчиков, желе и хлебцы Кирилл отложил на потом.
Сильные, с избирательным действием антибиотики, в комплексе с вареной птицей, быстро придали французу сил. Но как надолго – неизвестно.
Поход по лабиринту продолжался.
На выходе из «ночлежки» Кирилл дорисовал засечку до буквы F, и без раздумий шагнул в следующий проход, сделав и на его стене отметку.
Туннель ничем не удивлял больше часа. Датчик расстояния показывал, что они прошли пять километров.
– Ровная дорога вдохновляет, – нарушил молчание Кирилл. – И воздух как будто свежее стал.
Жак не ответил. Во рту и без разговоров было сухо. Першило горло, словно внутри поселилось когтистое насекомое, непрестанно копающее норку.
Тембр эха шагов начал меняться.
– Сука! – взревел Кирилл, ударяя ногой в стену. Палец опустился на курок, желая выпустить в каменную преграду свинцовый град, но звездолетчик смог сдержать истеричную ярость. Через несколько секунд он добавил, уже спокойно: – Сволочь.
– А откуда свежий воздух? – спросил Жак у привалившегося к камню звездолетчика.
Громов тщательно осмотрел потолок и стены, но ни единого отверстия так и не нашел.
– Пошли, – сказал он. Громов хотел, чтобы голос звучал бодро, но получилось не очень. В каждом звуке слышались нотки обреченности.
Идти обратно всегда тяжелее, если это, конечно, не путь с работы. Но шагать по длинному туннелю в подземном лабиринте без карты, с иссохшей пастью и жалкими крохами провизии – больше, чем невыносимо.
Казалось, что лабиринт издевается, удлиняя и удлиняя тупиковый коридор. Хотя по показаниям чуждой к эмоциям техники Кирилл знал: до выхода еще километр.
– Остался один проход, – зачем-то напомнил Кирилл, – потом придется возвращаться к предыдущему разветвлению.
– Надо будет – вернемся, – пожав плечами, прохрипел француз. И немного ускорил шаг. – Даже к той лестнице.
Вскоре Кирилл всучил автомат Жаку и с остервенением заработал блестящим патроном. Каменная крошка сыпалась из-под его руки, оставляя на стене загогулины букв. Через пару минут на входе в туннель красовалось три слова в столбик на разных языках. Но значили они одно и то же – тупик.
– Твой гуманизм и забота о возможных «последователях» умиляет.
– Эта кишка стоила нам часа жизни.
– Раньше я считал только года, – хмыкнул Жак. – Дожился… до счета часов. Кстати, по этим засечкам очень удобно нас искать.
– Я буду рад кому угодно, – буркнул Кирилл, заворачивая в последний на этом разветвление ход. – А что? Извинюсь перед Теодором и Эгоном и стану агентом Тайлы.
– И меня возьми, как личного водителя, – серьезно попросил Жак.
– Договорились, – кивнул Кирилл. – Или помощником капитана.
Француз махнул рукой, мол, невелика разница.
Проход сменялся проходом. Прямые, как полет пули, туннели превращались в извилистые, словно ползущая змея, каменные русла. Озверевший от однообразия Кирилл ставил засечки одним мощным резким движением. Царапины получались идеально ровными, будто начерченные по линейке.
– На сколько хватит аккумулятора фонаря? – поинтересовался Жак
– От голода мы умрем раньше.
– Хорошо, – ухмыльнулся француз, – значит, без света не останемся. Попьем?
– Рано еще. Через час.
Жак вздохнул и облизал сухие губы. Казалось, что в рот насыпали песка.
– У меня такое ощущение, что мы скоро обратно до столицы дойдем, – не выдержав молчания, через полчаса сказал Жак. – Давай попьем, а?
– Слышь, змей искуситель, как будто я сам воды не хочу.
Звездолетчик был непреклонен. На привал спутники остановились минут через двадцать, на следующей развилке. Наконец Кирилл дал добро, и француз сделал два жадных глотка.
– Было бы что ждать, – грустно заметил Жак, – р-раз, и кончилось удовольствие.
– Мы не для кайфа водичку пьем, – напомнил Громов, – а чтоб не сдохнуть.
– Дай хлебец один, а то курица совсем там заскучала, – попросил Жак.
– Ну и попрошайка же ты, – засмеялся Кирилл. – Оглянуться не успею, и мою долю умнешь.
Вместо ответа Жак хрустнул синтетическим, забитым под завязку питательными веществами хлебцем. Дожевав его, он сипло произнес:
– Еще глоток, пожалуйста. Сухая дрянь, не продохнуть теперь.
– Рассасывать надо было, чтоб слюной пропитался, – с недовольством объяснил Кирилл. – Пей.
Француз на миг приложился к бутылке, прополоскал рот и с довольной улыбкой сглотнул. Громов крест-накрест надел ремни сумки и автомата, и медленно зашагал к левому ходу. Приободрившийся Жак поспешил к ставящему метку звездолетчику.
Помолившись Черной Невесте, Громов шагнул в очередной туннель.
***
Спутники шли и шли. Поворачивали, заходили в тупики, возвращались, ругались и злились – пока что на это хватало сил. Признаков даже былой жизни не осталось совсем. Не попадались больше горстки костей, не рос мох и лишайник, даже болотный запах пропал вовсе.
Сроднившиеся общей бедой и общей целью мужчины третьи сутки оживляли камень звуками шагов и редких разговоров. Горло у обоих драло от жажды, потому каждое слово давалось с трудом. Вся еда могла поместиться в сложенных ладошках: три сухих хлебца и один тюбик желе. От воды не осталось даже воспоминаний. Обезвоживание можно было отсрочить на полдня, выпив собственной мочи, когда она еще была. Но одна только мысль об этом вызывала тошноту.
Теперь спутники ходили по малой нужде раз в сутки. Наверное, больше по привычке, чем от надобности. Жалкие капли падали между ног, не пролетая и пяти сантиметров.
Несмотря на сильно полегчавшие сумки, их ремни с каждым днем давили сильнее. Жак даже порывался выбросить пистолет, но Кирилл его остановил:
– Может, еще пригодится.
– Если только застрелиться, – также хрипло ответил француз.
– Вар… – начал говорить Громов, но после нескольких звуков закатился в сухом кашле.
Жак поминутно облизывал сухие губы распухшим и шершавым, как наждачная бумага, языком. Кирилл ставил засечки рефлекторно, на автомате, но движения потеряли былую скорость и силу.
– Что? – спросил Жак, когда Громов остановился. – Может вернемся к началу? Нас точно уже не ищут.
– У нас нет веревки и нет сил, что бы везде там взбираться.
– Значит, у тебя тоже не было плана, когда ты затащил нас в эти катакомбы.
– Надо поесть, – сказал Кирилл, разламывая хлебец пополам.
Француз кивнул и засунул свою долю в рот. Спутники пытались размочить хлебцы слюной, но обезвоженный организм почти ее не выделял. Крошечный «обед» длился четверть часа. Затем обессиленные мужчины, сами того не заметив, задремали на несколько часов.
Пробуждение было долгим и мучительным. Казалось, организм требовал остаться лежать, чтобы спокойно умереть. «Зачем мучиться, когда все предрешено? – говорила каждая клеточка. – К чему это вялое барахтанье, называемое надеждой? Надеждой сыт не будешь».
– Вот бы на меня кто-нибудь вылил ведро воды, чтоб я проснулся, – сказал Жак и хрипло засмеялся. Веселья в этом смехе было не больше, чем в центре звезды – льда.
Опираясь на стены, спутники поднялись на ноги. Перед очередной развилкой, Кирилл поднял голос:
– Стой!
Он шагнул сначала в один туннель, постоял, прислушиваясь. Затем зашел во второй.
– Вода… – с блеском в глазах, сказал звездолетчик, – капает.
Жак едва сдержался, чтобы не побежать. Туннель кончился, не успев начаться – через полдесятка шагов. Подземные путники оказались в овальном гроте с высоким потолком. С черного потолка падала вода. Маленькими капельками, но часто-часто, ни на миг не останавливаясь.
Кирилл и Жак двинулись на сладостный звук, но стоило свету фонаря обшарить пещеру, как мужчины застыли. В трех метрах от небольшой выбоины в полу, куда капала вода, сидел человек. Когда-то очень-очень давно. Сейчас от него остался только скелет да нож с черной пластмассовой ручкой и проржавевшим лезвием.
Жак бросился к воде.
– Подожди! – цепляя попутчика за футболку, сказал Кирилл. – Вдруг вода отравлена? Или хочешь присоединиться?
– Да он просто уйти от источника не смог, – отмахнулся француз.
Жак встал коленями на мокрый пол и, на манер животных, начал пить прямо из выдолбленной природной чаши. Француз стоял так, пока не коснулся губами каменного дна, а вода капала на его разлохмаченные грязные волосы. Жак поднял лицо вверх, ловя живительную влагу на распухший язык. Кирилл в раздражении толкнул француза в плечо. Тот растянулся на спине между источником и скелетом, глаза светились неземным, райским счастьем. Казалось, будто он испил все вселенские блага.
Кирилл задал на компьютере программу по тестированию воды и подставил запястье под падающие капли. Дозиметр честно проглотил пару миллиграмм, и уже через секунду дал ответ – жидкость пригодна для потребления.
– Видимо, ты прав, – сказал Кирилл, подставляя горлышко бутылки под подземный дождь.
Через минуту он сделал первые два глотка.
– Божественный вкус, – оценил звездолетчик, – деликатес всех времен, народов и планет.
Кирилл стоял и ловил каждую каплю. Стоило воде покрыть дно бутылки, как он тут же осушал ее. Жажда разгоралась, организм вспоминал лишения прошлых дней, требуя напиться впрок. Громову казалось, что он не отойдет в сторону, пока не иссякнет подземный источник.
Усилием воли Кирилл заставил себя дождаться, когда в бутылке наберется хотя бы стакан. За десять минут, пока он изображал статую, рука сильно устала. Громов горько усмехнулся. Еще месяц назад он мог так стоять хоть сутки. Но всему есть предел, даже силам молодого звездолетчика.
Кирилл вытряхнул в иссушенный рот все до капли и произнес:
– Нужно набрать все бутылки, хорошенько выспаться. Потом съедим по хлебцу, а желе – через сутки.
– Ага, вдруг потом найдем, где с потолка капают жареные куриные ножки, – мечтательно произнес Жак и, перевернувшись на живот, пополз к каменной чаше.
– Потом еще попьешь, надо вначале запас сделать, – встав на его пути, сказал Кирилл.
– Да что с ним будет? Уже, небось, полвека капает.
– Накаркал! – воскликнул Кирилл. И подставил под капли ладонь, чтобы заглушить звук. – Перестал!
– Как?! – испуганно воскликнул Жак и вскочил на ноги. И тут же добавил спокойно, увидев блестящую от влаги ладонь Громова: – Козел.
Ушло больше часа, чтобы набрать оставшиеся у них две бутылки. Затем спутники, приободрившиеся этой маленькой удачей, улеглись спать.
Звук бесконечно капающей воды раздражает почти любого человека, но сейчас этот звук был сладостней самой возвышенной музыки. Жак просыпался почти каждый час, чтобы выпить набравшуюся в углублении воду. Скелет Кирилл отнес в проход. Теперь тот сидел в маленьком туннельчике, привалившись к стене, словно уставший дозорный. Чудесным образом скелет потерял по дороге всего пару мелких косточек.
На месте его прежнего многолетнего караула вырос вездесущий бледный грибковый мох. Растение подошло вплотную к суровому голому камню, но дальше не могло продвинуться и на сантиметр. Словно варварская пехота, разбивающая об высокие стены королевского замка, мох год за годом терпел неудачу в захвате новой территории.
Выспавшись, напившись, и с аппетитом стрескав по хлебцу, мужчины покинули гостеприимный грот. На входе Кирилл не поленился выскоблить слово aqua7. В животах болталось по несколько литров выпитой воды. Чувствовать наполненный желудок, пусть и жидкостью, было приятно.
По прикидкам Кирилла теперь у них была неделя. Мучительная, трудная, но неделя, в которую они смогут довольно быстро передвигаться.
Не успел он додумать эту мысль, как проход преградила широкая бронебойная дверь.
Глава седьмая
«Правительственный бункер № 13» гласила металлопластиковая табличка чуть выше смотровой линзы, которая, наверняка, включала в себя и микрофон, и видеокамеру, и динамик.
Жак приложил ладонь к идентификатору справа от двери. Что-то щелкнуло, вжикнуло, над головой загорелся неяркий светильник и строгий женский голос заявил:
– Вы не являетесь членом правительственной касты. Цель вашего визита?
– Каста была еще до Рекса первого, – шепнул Жак, обернувшись через плечо к Кириллу.
Громов кивнул на дверь, мол, заварил кашу с разговором, доваривай ее до конца.
– Я полноправный гражданин Тайлы требую открыть бункер для укрытия от внешней угрозы.
– Какова именно угроза?
– Угроза вымирания человека как вида, – вклинился в разговор Кирилл. – Нужен срочный доступ внутрь бункера.
Электронный собеседник выслушал Громова и задал тот же вопрос:
– Какова угроза?
– Я не обладаю достаточной информацией, – также сухо ответил француз.
– Бункер занят на 86 %. Сейчас свяжу вас с начальником.
– Занят?! – брови Жака поползли вверх.
Перед ними сконденсировалось голографическое облако с зеленоватым оттенком. Друзья застыли, не зная, что и думать. Что их ждет? Очередная тюрьма, укрытие или тайная лаборатория? Спасение или лютая смерть?
Через минуту в облаке голограммы проявилось морщинистое лицо с блеклыми глазами и бледной кожей.
– Кто вы, люди с верхнего мира? – вместо приветствия, задал вопрос неизвестный. По виду старику было за сотню.
– Здравствуйте. Я Кирилл Громов с планеты Spes, звездолетчик.
– Я не знаю такой планеты, а здесь нет ни звезд, ни кораблей.
– Мы просим укрытия, – медленно ответил Кирилл.
– Я Жак…
– Кто ты – я знаю, – прервал его старик, – внешние идентификаторы никто не перепрограммировал, и они до сих пор делают запросы в верхнем мире. – Начальник, как его обозвал компьютер, пожевал губами. – Надеюсь, никто не заметит эту блошку информации, нырнувшую глубоко под землю. Иначе наше существование будет под угрозой.
Кирилл и Жак стояли молча, дожидаясь очередного вопроса от старика. Громов, не зная, кто перед ним и как себя вести, решил говорить только правду.
Потому на вопрос: «Зачем вы здесь?» ответил:
– Мы беглецы. Правительство Тайлы по ошибке приписало мне статус шпиона, хотя я возил им полезные ископаемые. А Жак стал жертвой моего побега. Его записали в сообщники.
– Скоро это правительство тоже поселится в бункере, – хмыкнул старик. – Раз тени своей боится…
– Что? – не понял Громов.
– Ничего. Я пущу вас, но вы будете обязаны соблюдать наши правила. Вы сдадите все оружие и вещи, а мы уже решим, что вам необходимо для жизни.
– А одежду-то хоть можно оставить? – удивленно спросил Громов. Расставаться с формой, которая была как панцирь для черепахи, он не хотел ни при каких обстоятельствах.
Старик задумался, осмотрел спутников и величественно кивнул, словно оказал им великую милость. Глазок смотровой линзы, оказавшейся еще и голографическим проектором, померк.
– Ох как не хочется расставаться с автоматом, – поглаживая ствол, расстроено признался Кирилл. – Но делать нечего. В чужой монастырь…
Завизжал моторчик, открывая вначале многочисленные засовы, а затем саму дверь. Сочно проскрипели резиновые, с добавлением алюминия прокладки между дверью и косяком. Казалось, что дверь была закрыта не меньше полувека. А может, ее вообще не открывали. Никогда.
Моторчик продолжал визжать, а дверь толщиной в две ладони степенно раскрываться. Кирилл выключил фонарь и забросил автомат на спину, чтобы не компрометировать хозяев этой подземной избушки. Однако руку держал около кармана с пистолетом. «Доверяй, но проверяй, – думал он. – Тем более на Тайле».
Встретили их шесть бледнолицых мужчин лет пятидесяти. Двое держали в руках лучевики модификации вековой давности. Кирилл видел их в учебнике по истории оружия. Кажется, их делали еще на Земле и снабжали ими всех маломальских руководителей при колонизации планет. У остальных оружие было в кобуре, но какое – Громов не разглядел. Да и форма была незнакомой.
Отсюда можно было сделать вывод – бункер построили в самом начале колонизации Тайлы. И ни разу не обновляли. А с тех пор прошло девяносто семь лет.
– Здравствуйте, – поздоровался он, оглядываясь вокруг. Смотреть не только туда, где луч фонаря выхватывает светлое пятно, было непривычно.
Кирилл и Жак обрадовались тусклым светильникам, как весеннему солнышку после долгой темной зимы. Они находились в каменном мешке площадью не меньше, чем в сто квадратных метров. В стене напротив виднелась дверь-близнец.
– Приветствую вас, гости, – сказал мужчина. – Прошу сдать все оружие.
«От одного конвоя пришли к другому», – с грустью подумал Громов. Но стоило им отдать автомат, нож и пистолеты, как раритетные лучевики отправились в кобуры. Видя, с какой тоской Кирилл расстается с оружием, мужчина усмехнулся и протянул руку.
– Матвеем меня звать, – сказал он, – ничего, может еще вернутся к вам стволы. Обживетесь когда.
– Кирилл, – пожав сухую мозолистую ладонь, представился Кирилл.
– Жак, – присоединился француз.
Громов взглянул на спутника при свете и ужаснулся, поняв, как он выглядит сам. Извалянная в пыли одежда, чумазое лицо, недельная щетина, лохматые грязные волосы, заострившиеся от голода и измождения скулы. Наверное, отец родной сейчас с трудом узнал бы его в этом малоприятном обличии. А ухоженного звездолетчика в Кирилле мог разглядеть только сумасшедший. Разнорабочий, живущий впроголодь, не больше.
– Это что-то вроде зала ожидания для тех, кто не поместился в помещение для карантина, – объяснил Матвей. – Ну и лишний слой защиты.
Когда они дошли до середины зала, дверь напротив начала открываться. Но не раньше, чем за спиной щелкнули все замки. «Назад дороги нет, – мысленно вздохнул Громов, – хотя ее и до этого не было».
Они вошли в помещение поменьше. Оно делилось на четыре секции из затемненного стекла, между которыми оставался неширокий проход. В одном из них Кирилл сразу узнал лифт на полсотни человек.
– Не работает, – поймав взгляд звездолетчика, прокомментировал Матвей. – Вещи и одежду сюда. – Проводник показал на первую секцию слева от входа. Затем перевел палец на соседнюю дезинфицирующую камеру и добавил: – А сами – туда.
Жак и Кирилл, глубоко вздохнув, принялись раздеваться. Конвоиры, вежливо глядя мимо, ждали. Когда гости скрылись в огромной карантинной кабине, Матвей что-то произнес, и вся команда зашла в камеру напротив.
Голые, в огромном пустом помещении, спутники почувствовали себя глупо и неуютно.
– Может, это гигантская микроволновка? – предположил француз.
В этот момент перед каждым из пола выдвинулся миниатюрный столик на единственной ножке. На нем в углубление лежала мочалка, а рядом стояла бутылочка с жидким зеленоватым гелем. А еще через миг с потолка, точно на них, полилась теплая вода.
Жак и Кирилл, как по команде, начали яростно тереть себя мочалкой, скоблить заскорузлую грязь. Система не жалела воды, значит, она подавалась не из резервуаров, а был какой-то внешний источник. Хотя замкнутый цикл тоже никто не отменял. В правительственном бункере даже столетней давности система водного обеспечения должна быть ничем не хуже, чем на туристических космических лайнерах высшего класса.
Прозрачная вода соприкасалась с кожей, становилась мыльной, и мутным серым потоком исчезала в полу. Когда Кирилл и Жак застыли под струями, наслаждаясь теплым душем, блаженный дождь прекратился. Из тех же отверстий на людей хлынули потоки ионизированного воздуха, суша и очищая. На стенах загорелись ультрафиолетовые лампы, проводя дополнительную антибактериальную и противовирусную дезинфекцию.
Стол нырнул вниз, а через несколько секунд вернулся с зеркалом и лазерной бритвой. Кирилл почувствовал себя в дорогом отеле, а не в забытом подземном бункере. На Spes обычные люди только-только начинали пользоваться теми маленькими благами, которые у правительства Тайлы были почти сто лет назад. И это в бункере!
Длина волны лазерной бритвы была подобрана так, что она вчистую убирала щетину с одним показателем преломления, и при этом полностью игнорировала кожу с другим значением этого параметра.
– Теперь бы еще пожрать хорошенько, и я буду счастлив, – заявил Жак.
– Как мало нужно человеку, – хмыкнул Громов.
– Да, если он все потерял, – кивнул француз.
Они зашли в соседнюю кабину. Одежда стала чистой, прохладной и слегка хрустела, словно ее внесли с ночного мартовского мороза. Друзья с наслаждением оделись. Рана на шее Кирилла затянулась, покрывшись розовой кожей, а от царапин на руках Жака и вовсе не осталось следа. Об их побеге теперь говорили только потрепанная одежда француза и его же два отсутствующих пальца.
Конвоиров в помещении не оказалось, зато открылась следующая дверь. Кирилл по привычке дотронулся до кармана-кобуры и вздохнул, нащупав лишь пустоту.
За дверью мир преобразился. Вместо бетонного пола под ноги услужливо бросился паркет. Свет стал ярче, потолок намного выше – больше десяти метров. Бункер был сделан в виде длинной улицы. По обе стороны, прижимаясь друг к другу боками, стояли пластиковые домики. В середине улицы возвышались несколько зданий другой архитектуры. Противоположная стена, по оценке Кирилла, была не ближе чем в метрах семистах-восьмистах.
– Я провожу вас к старейшине, – из конвоиров остался только Матвей. – К Ростиславу Генриховичу.
Они дошли до середины улицы. Во все времена обитель «главного» выделялась среди остальных строений, будь то княжеский терем, королевский дворец, кремль или здание администрации. Вот и сейчас среди пластиковых конструкций возвышалось двухэтажное кремовое здание с каменными колонами. По крайней мере, они так выглядели.
Спутники вошли вслед за Матвеем в темно-коричневую, почти черную металлическую дверь декоративного литья, с наростами в виде цветов и неузнаваемых птиц. Два охранника кивнули, разрешая идти дальше. Никаких приветствий и, тем более, рукопожатий.
Они вошли в первый же кабинет после столов охраны. В кресле у противоположной стены сидел знакомый старик.
– Рекс первый был вашим помощником, – сказал Кирилл, от удивления забыв о вежливости.
– Старая, как цивилизованный мир Тайлы, история, – с сарказмом кивнул Ростислав Генрихович. – Садитесь.
Жак и Кирилл сели на стулья с высокими спинками, Матвей застыл у двери. При свете и без зеленого оттенка голограммы старик казался еще древнее. Кирилл решил, что старейшина прожил на добрую сотню лет больше него.
– Сразу скажу, что я несильно рад вашему приходу, потому как новые люди – это всегда волнение в социуме, но и прогнать вас я не мог. Как вы нашли бункер?
– Мы много дней бродили по лабиринту, – ответил Кирилл. – И удача привела нас сюда.
– Привели вас упорство и ноги, – поморщился Ростислав Генрихович. – Значит, какой-то ход пропустили, не забетонировали. Что ж, нет худа без добра. Лучше вы, чем псы очередного Рекса.
– Как вы здесь оказались? Как выжили? – снова не сдержал любопытства Громов. Долгое бегство на грани жизни и смерти, угасающая надежда, и бесконечная каменная тьма, сменившаяся настоящим подземным царством, расшатали психику даже закаленного космонавта.
– Вообще я думал, что вопросы должен задавать я. По статусу, да и по возрасту, – хмыкнул старик. – Но спишем все на шок и голод. Ведь вы же чертовски голодны.
Он не спрашивал, просто констатировал факт. Напоминание о нужде было не фигурой речи. Ростислав Генрихович прозрачно намекал, что без него и поесть-то здесь не удастся.
– Спасибо, мы позавтракали, – улыбнулся Кирилл. – Прошу прощения за невежливость.
Старик улыбнулся, показав желтые, но крепкие зубы. Местный правитель, а девяносто лет назад глава молодого государства, оценил попытку Кирилла показать свою независимость. Ростислав Генрихович хотел расположить к себе гостей, и ни единое слово не выдавало каких-то корыстных планов на их счет. Он напоминал доброжелательного хозяина, живущего в лесной глуши и привыкшего к одиночеству, к которому впервые за много лет забрели случайные путники.
– Мы бежали от произвола Рекса первого, – помолчав, сказал он. – Вот куда делось без вести пропавшее правительство Тайлы вместе с женами, детьми, родственниками и друзьями. Сюда невозможно добраться с поверхности. Лифты сломаны, все проходы забетонированы и обрушены. Да и координаты были только у меня.
– Построить бункер не под столицей было разумно, – кивнул Кирилл, – земля Гротенбурга изрыта на сотни метров вглубь.
Старик приподнял уголки дряблый губ. Похвалу он принял как конфету, которую любил в далеком детстве.
– Первоначально я задумывал создать его за пределами любого из городов, – сказал он, – но поостерегся, что строительство транспортной ветки в неизвестном направлении будет замечена шпионами Рекса. – Ростислав Генрихович покачал головой, ныряя в глубины памяти. – Рекс, Рекс… Еще на корабле я заметил его маниакальную жажду власти, но думал, что трусость не даст ему совершить переворот.
Старейшина встрепенулся, словно очнулся ото сна, и произнес:
– Все это в прошлом, которое даже для моих детей кажется сказкой. Я даю вам неделю на то, чтобы обжиться, познакомиться с общиной. Потом вы тоже начнете трудиться. Рабочий день у нас невелик – всего четыре часа. Для многих это любимая часть жизни.
«Профессия звездолетчика здесь нужна так же, как и водителя, – подумал Кирилл. – Хотя навыки инженера и бойца могут пригодиться. Что ж, отсидимся, пока Теодор и Эгон не забудут о нас».
– Спасибо, – кивнул Жак. Идея жизни в резервации нравилась ему больше, чем мысль о продолжении похода по катакомбам.
– Мой младший сын, Матвей, знает о городе все, – старейшина кивнул на застывшего около двери конвоира, – он вам его и покажет. Встретимся через неделю.
– До свидания, – отвесил полупоклон Кирилл.
Матвей пропустил гостей вперед и вышел следом, не сказав отцу ни слова. Жак улыбался, предчувствуя близкую трапезу. Люди в бункере не выглядели голодными.
– Значит, Матвей Ростиславович, – сказал Громов, когда они вышли из здания администрации.
На лице конвоира, в одно мгновение превратившегося в экскурсовода, не дрогнул ни единый мускул.
– В начале улицы, где вы вошли, есть общий туалет и душевые кабины. Это чтобы каждый раз не возвращаться домой, – сказал он.
– А где мы будем жить? – спросил Громов.
– У нас осталось пять свободных домов, в одном вас и поселим, – пожал плечами Матвей. – Ну что, начнем по порядку.
Желудок Жака пропел длинную трель, и гид повел их в столовую. Интерьером она напоминала классический ретро-ресторан. Тяжелые столы из синтетического дерева, неподвластного времени и разложению. Абажурные светильники из тонкого небьющегося стекла. На подоконниках в вытянутых керамических горшках росли живые цветы. Брови Кирилла поползли вверх. За окнами, вместо унылой однообразной паркетной улицы, плыли редкие перистые облака на пронзительно-голубом небе. Жак шумно вздохнул.
