Павел Павлович Гусев
Верность
Музыка Баха
Фашистская Германия проигрывала войну, и отдельные части немецкой армии отступали, отчаянно сопротивляясь. Город, который надо было отбить у врага, переходил с боями то к красноармейцам, то к немцам. И вот наступило временное затишье. Все устали от изнурительных сражений и ждали помощи от своих армий.
Старшина с разведчиками обследовал места, где надо расположить автоматчиков. Зашёл в здание, где можно было скрытно посадить пулемётчика, и, обратив внимание на разбросанные ноты, струны, на валявшуюся бас-трубу, подумал: «Видно, тут был музыкальный магазин. Всё растащили, только басовая труба никому не нужна».
Он взял её в руки, нежно протёр ладонью. Был инструмент новый, видно было, что на нём никто ещё не играл. А старшина в мирной жизни был музыкантом, работал в оркестре. Он трепетно прикоснулся к мундштуку губами и сыграл гамму. А затем вышел на улицу и заиграл что-то из Баха – великого немецкого композитора. Видно, старшина был отличным музыкантом, если исполнял соло на бас-трубе.
И тут со стороны врага послышался звук кларнета, подхвативший мелодию баса. Старшина, не переставая играть, пошёл на звук, обходя воронки от разорвавшихся бомб. И вот с вражеской стороны тоже появился музыкант, и они шли навстречу друг другу, увлечённо музицируя. Тут к немцу подошёл ещё один, играющий на губной гармошке, а к старшине присоединился солдат с гармонью. И по всему городу разнеслась музыка.
Солдаты с одной и другой стороны стали выходить – без оружия, словно не было войны, – и закурили, предлагая друг другу табачок: чей лучше?
А когда музыканты заиграли вальс «Амурские волны», фрицы с сожалением сказали:
– Зря мы затеяли войну. Лучше бы слушали музыку…
И спорить с ними никто не стал.
Парламентёр
До Берлина оставалось совсем немного. Рейн бурлил от взрывов снарядов: фашисты, поняв, что война проиграна, бомбили мосты, где были свои же солдаты и наступающие красноармейцы.
На небольшом судне, плывущем к вражескому берегу, находился капитан с бойцами. Он заметил тонущего немецкого офицера в форме строительного батальона и пожалел:
– Он же не стрелок-убийца! – и нагнулся, чтобы его вытащить. Но тут от набежавшей волны покачнулся, и с его головы слетела в воду каска, обнажив густые седые волосы, хотя на вид капитан был совсем молодой.
Дотащив фрица до берега, капитан на чистом немецком языке сказал:
– Пора тебе думать о восстановлении города. Скоро строители станут востребованы. Живи! – а сам с группой солдат скрылся среди разрушенных домов.
Это был парламентёр при штабе полка. Работа у него была опасная, многих товарищей, занимавшихся такой же работой, он потерял. Они отправлялись в логово неприятеля, чтобы убедить его в бесполезности войны и в необходимости уберечь солдат от смерти. Но получали пулю. Может, от этого капитан и стал преждевременно седым.
Чаще всего капитан ходил в места, где скрывалось гражданское население с детьми, напуганное фашистской пропагандой об изуверствах красноармейцев. И чтобы освободить их от этого страха, капитан долго доказывал им, что это ложь.
А ещё, чем ближе Советская армия подходила к Берлину, тем злее становился враг. Он часто оказывал сопротивление небольшими группами фрицев. И капитан почти всех из них уговорил сдаться. И только одна группа по-прежнему ожесточённо сражалась. А нашим бойцам совсем не хотелось умирать в дни перед скорой победой!
И как-то майор артиллерии предложил:
– Мы накроем их сейчас вместе с домом, где они засели, и делу конец!
Но капитан его предостерёг:
– А если под домом жильцы прячутся, да ещё с детьми? Да и зачем дом разрушать? Я сам пойду к ним!
Он надел зелёную фуражку, высоко поднял древко с белым флагом и не спеша пошёл к зданию, зловеще смотревшему на него чёрными глазницами окон.
Он прошёл половину пути, когда раздался выстрел, и фуражка, пробитая пулей, отлетела в сторону. Седые волосы, казалось, выпорхнули из-под неё и на ветру разлетелись в разные стороны. Но капитан продолжал идти, и выстрелов больше не последовало.
Когда он вошёл внутрь, то увидел немецкого офицера, которого спас, вытащив из воды. Тот держал на руках маленькую собачку и, поглаживая её, сразу проговорил:
– Я узнал тебя по седине, а то бы прихлопнул.
– Ты мне скажи для начала: как тебя звать? Чтобы на том свете я знал, кто меня туда отправил!
– Ганс! – удивлённо произнёс тот.
– А моё имя Лён. Вот и познакомились, – улыбаясь, сказал капитан, и укоризненно заметил: – А я-то решил, что ты передумал воевать! Но вон оно как обернулось!
– У меня приказ командира, – буркнул фриц.
– Тот, кто отдал тебе приказ, давно уже драпанул! А некоторые из твоих командиров уже в тёплых странах отдыхают, – и капитан показал ему солдатскую газету, взятую на всякий случай, где были запечатлены нацистские генералы, разлегшиеся под пальмами. Немец помолчал немного и произнёс:
– Я согласен сдаться всей ротой. Только кому бы собачку отдать?
– Я её заберу к себе! – заверил капитан. – И если ещё встретимся, отдам!
И немцы вышли из дома и сложили оружие. А Ганс поднял фуражку и передал её Лёне.
Скоро война закончилась и наступило время восстанавливать мирную жизнь – на нашей Родине и в странах побеждённого врага.
И однажды на конгрессе «Мир без войны», где собрались дипломаты, неожиданно встретились Ганс и Лёня. Они не сильно изменились, только стали выглядеть солиднее. Поздоровались, как старые знакомые, и Лёня предложил:
– Хочешь, я тебе твою собачку покажу?
– Давай! – радостно воскликнул Ганс.
Пришёл он домой к Лёне, а там его собачка лежит – уже со щенятами. Подошла она к незнакомцу, обнюхала, фыркнула и гавкнула.
– Это свой! – погладил её, успокаивая, Лёня. А затем спросил:
– Ну как, Ганс, станешь собачку забирать?
– Нет, – ответил тот. – Лучше подари мне щеночка. И тогда станем мы по собачьей линии родственниками!
Сила в справедливости
Война закончилась, и солдата демобилизовали. Вернулся он в родной край, в дом у самого синего моря. И устроился на работу – восстанавливать потухший маяк. А в обеденный перерыв солдат ложился на бархатистую траву и наслаждался покоем, стараясь забыть кровавые дни. В палатке, что стояла рядом и где расположились четверо рабочих, тоже радовались. Оттуда доносился весёлый разговор, слышался звон бутылок, стаканов. А потом оттуда сказали:
– Эй, солдат, выпей с нами – за знакомство!
– Да я уж выпил свою норму! – отвечает солдат. – Перед каждым безжалостным боем эту гремучую смесь принимал. Опостылела она мне. Но так и быть, за знакомство выпью!
Чокнулся он со всеми четырьмя собутыльниками и пошёл в оставшееся до работы время полежать на травке.
А в палатке вдруг стали насмехаться:
– Солдатик-то, наверно, и пороху не нюхал: сидел где-нибудь писарем и медали получал! – язвили выпивохи, выкидывая пустые бутылки.
Услышав это, солдат возмутился:
– Медали мне вручали за бои с врагом, которого я гнал с рубежей нашей Родины. И пулю я получил, защищая вас, тунеядцев!
И тут одна из бутылок угодила прямо в солдата. И охватила его злоба к этим пьяницам, не знающим, что такое война; и почувствовал солдат себя так, словно он сейчас перед боем и должен встретиться с врагом. Подошёл он к палатке, ухватил её так, чтобы никто не выбрался, отволок под горку и спихнул на берег моря.
На следующий день пришла милиция и четверо рабочих-пьяниц, что в палатке были. У одного синяк на лбу, у другого рука перевязана, а двое хромали.
– На тебя, солдат, жалоба поступила, – сказал один из милиционеров. – Пострадавшие говорят, что ты их с горы скинул, прямо в палатке. Будем проводить следственный эксперимент: повторим все, как было!
Залезли пострадавшие в палатку. Ухватил её солдат – а она ни с места! Он уж и сам думает: «И как это я вчера четверых смог утащить да сбросить?!»
Милиционеры тоже по очереди попробовали палатку сдвинуть, но не смогли. Только у всех вместе получилось. Но солдат-то один был! Не поверили тогда милиционеры пьяницам и ушли.
А рабочие снова купили водки, стали её распивать да бутылки кидать. И одна из них опять попала в солдата. Разозлился он, ухватил палатку и сбросил на берег!
Говорят, что тогда маяк был восстановлен досрочно – бригадой рабочих с титулом «Передовики производства». Стоял с тех пор маяк и озарял светом синее море в родном крае солдата.
Пограничная фуражка
Поезд мчался в столицу на всех парах, то и дело подавая громкие гудки, словно говоря: «Я последний состав с демобилизованными армейцами, победившими немецких оккупантов!»
Солдаты и офицеры, выглядывая из окон товарных вагонов, переоборудованных в теплушки, размахивали пилотками и фуражками, приветствуя всех, кто встречался по пути.
Сержант Кузнецов тоже высунулся из маленького окна и помахал фуражкой девушке, одиноко стоявшей у полотна. И казалось, что она в ответ помахала только ему.
И тут фуражка вырвалась у Кузнецова из руки, порыв ветра швырнул её к девушке, и она поймала её. Кузнецову было жалко фуражки, ему казалось, что она приносила ему удачу, хотя и была старая, с дырками от пуль. В части ему предлагали её поменять на новую, но он наотрез отказался.
Сержанту не пришлось брать Берлин; его призвали к концу войны в пограничные войска – служить на Кавказе, а затем, как опытного следопыта, направили на Западную Украину, где бандиты боролись с новой властью. Они убивали, казнили неугодных и скрывались, как звери, в лесах. Много раз Кузнецов был в опасности. Пули, свистя, пролетали мимо, фуражку несколько раз простреливали, но в сержанта не попадали. И Кузнецов считал, что зелёная фуражка – его амулет. И вот теперь, когда с врагом было покончено и везде налаживалась спокойная жизнь, он потерял свой амулет!
Дома мама встретила Кузнецова, словно он был в обычной командировке (отец погиб ещё в начале войны). Когда он вошёл, она, уставшая, копошилась в сундуке, что-то искала. Увидев сына, подошла, поцеловала и с дрожью в голосе произнесла:
– Серёженька, я так устала!
А он развязал вещмешок и вытащил из него консервы, хлеб, сыр. У матери глаза посветлели. Серёжа понял: она искала в сундуке что-то, что можно было бы обменять на еду.
И, обняв маму, Сергей сказал:
– Мама, жизнь наша улучшится! Я же жив и теперь все невзгоды позади.
– Дай Бог! – ответила она. – Строй свою жизнь сам, а я тебе уже не помощница – стара стала!
На следующий день Кузнецов пошёл на комбинат, где когда-то работал скульптором. Но там ни одного специалиста не оказалось. Охранник недовольно проговорил:
– Искусство сейчас никому не нужно, все ушли куда-то на жизнь заработать. А многие отправились на Север – строить железную дорогу.
– Вот не стало фуражки, амулета моего, и всё пошло наперекосяк! – вздохнул Серёжа.
В райкоме комсомола, куда он пришёл, добровольцам, отправляющимся на Север, давали подъёмные, небольшой аванс.
– На первое время маме хватит! – решил Кузнецов.
И через день в военной форме, так как штатская одежда ему была мала, он попрощался с мамой. Она только промолвила:
– Сынок, тебе виднее!
Серёжа взял гитару и со всей молодёжью, записавшейся на стройку века, сел в грузовой вагон, такой же, в каком он возвращался на Родину с войны. Поезд тронулся, и с песнями, под аккомпанемент гитары все поехали на далёкий Север. Временами поезд останавливался, и в него садились новые попутчики. Ехали они, ехали – днём и ночью, – питаясь консервами. И, наконец, прибыли на место назначения.
Сначала всех повели в баню, потом всем выдали телогрейки, штаны тёплые, валенки, шапки-ушанки, рукавицы и скомандовали:
– Сейчас ешьте, отдыхайте, а завтра, как один, – на стройку: Родину делать сильнее!
Труд был тяжёл. Надо было убирать снег, выравнивать землю, делать насыпь под будущее железнодорожное полотно, укреплять её. Но все трудились весело, и юмор никогда не покидал строителей – даже после тяжёлого рабочего дня. В бараках всё время звучали песни. А однажды к Серёже подошла девушка и попросила:
– Сыграйте «Синий платочек», а я спою.
– С удовольствием! – ответил он.
И когда полилась песня, все поняли, что поёт профессиональная певица. Слушателей становилось всё больше, и все просили спеть ещё и ещё. Так и текли месяцы. С утра работа, а вечером выступление. Девушку звали Неля, и чем чаще Серёжа с ней встречался, тем больше она ему нравилась. А Неля, казалось, не обращала на него никакого внимания, и разговаривали они только о том, какой бы песней в очередной раз порадовать товарищей да как дела дома.
Кузнецов отсылал маме каждую зарплату. И когда пришло время отбывать домой и на смену приехала новая группа добровольцев, у него денег было только чтобы добраться до дома.
И опять Кузнецов ехал в поезде, но теперь рядом была Неля. Разговор они вели о родителях и о своей любимой работе. Он скульптор, она певица, а им пришлось трудиться не по специальности. Видно, то, что они делали для Родины, было важнее. И ни слова они не сказали о том, что нравятся друг другу. Но в душе радовались своему знакомству.
Неля должна была первой выходить на одной из остановок и, уже подъезжая к своему городу, попросила:
– Серёжа, сойди со мной. Посмотришь наш курортный край, море. А я тебя позже провожу!
Кузнецов и рад бы, да денег не было. А Неля словно догадалась об этом и успокоила его:
– Да потом с деньгами разберёмся!
Они попрощались с товарищами и сошли с поезда. В городе стояла жара. На Серёже, как и прежде, была военная форма, а на Неле лёгкое платьице в горошек, которое ей очень шло.
Её дом был недалеко. Родители Нели вышли её встречать. Серёжу расцеловали, словно родного сына. «Видно, Неля обо мне что-то им написала», – подумал он. А когда переступил порог дома, вошёл в прихожую, снял свою кепку и положил на полку, то увидел там пограничную фуражку и решил: «Видно, отец Нели тоже, как и я, пограничник». Но когда Серёжа взял фуражку в руки, то сразу узнал свой амулет. Две дырки от пуль были возле звёздочки на фуражке, а внутри – его инициалы. Сергей от неожиданности застыл.
А Неля, не понимая, что происходит, заволновалась и стала рассказывать:
– Эта фуражка солдата. Он выронил её, когда махал из теплушки, проезжая мимо.
И тут произошло то, чего никто не ожидал: Серёжа обнял Нелю, высоко приподнял, затем прижал к себе и крепко поцеловал, радостно воскликнув:
– Неля, так это был я!
И Неля была не против. Скоро все соседи узнали об этой истории. Накрыли общий стол и выпили за молодых. Серёжа прожил месяц у родителей Нели, починил терраску, крыльцо, а однажды надел свою зелёную фуражку и вместе с Нелей поехал к своей матушке – теперь в пассажирском поезде, в купе с мягкими матрацами и занавесочками на окнах.
И как-то неожиданно быстро они прибыли в столицу. Город за отсутствие Серёжи стал чище и привлекательнее.
Матушка встретила его словами:
– Дай Бог вам счастья! – и Серёжа и Неля всю ночь сладко спали.
Утром Серёжа пошёл на комбинат. Там его уже ждали. А Неля отправилась устраиваться на работу в хоровую капеллу, и её приняли.
– Это мой амулет, зелёная фуражка, нам помогает! – смеясь, говорил Серёжа.
Но сам-то знал, что это Родина встаёт на ноги после разрушительной войны. И знал также, что пограничники никогда не допустят агрессии по отношению к ней.
Голубка
В солнечную погоду я как-то прогуливался по скверу и встретил своего товарища юности с нашего двора – Юру Александрова. Он гулял с большой собакой, на которой верхом восседал и озорно смеялся крепкий малыш. Мы с товарищем разговорились, а потом он вдруг предложил:
– Хочешь, я тебе расскажу историю про этого пёсика – Дружка?
Я выразил согласие, и Юра продолжил:
– После войны с фашистской Германией я реже стал гонять в футбол с ребятами. Ходил в ДОСААФ, увлёкся военным делом, там же научился водить машину. И уже стал изучать, как прыгать с парашютом. И тут вызывают меня в военкомат и говорят: «Как закончишь практику по прыжкам с парашютом, призовём тебя в армию», – и дали мне отсрочку на месяц. Ну, думаю, погуляю я эти денёчки, за девочками поухаживаю – конечно, не во вред учёбе.
И вот на танцах познакомился я с девушкой. Звали её Ниной. Была она красива, даже губки накрашены. Лучшая из всех девчат нашего двора.
– Что, лучше, чем Наденька? Она же с тебя глаз не сводила! – перебил я его.
Он помолчал, но ничего не ответил и продолжил:
– И закрутилась у нас любовь: со свиданиями, прогулками и поцелуями. А узнав, что я иду в армию, она взволнованно предложила: «Подари мне что-нибудь, ну хотя бы щеночка! Я буду знать, что он от тебя, и стану ждать!»
И вот я купил щенка – Дружка – и вручил Нине. Она была довольна, да и собачка тоже. Причем родители Нины работали в ресторане, и Дружок всегда был сыт. Но гулять она с собачкой ленилась, и я весь месяц, если появлялось свободное время, бегал к ней, выгуливал Дружка и обучал собачьим премудростям. А Нина смотрела на это, словно так и надо.
Время пришло, и меня призвали в армию. Но служил я в родном городе. Нас готовили к борьбе с диверсантами, окопавшимися на освобождённой территории нашей Родины.
Пока учился, я навещал Нину, приходил всегда в форме, и мне казалось, что она стесняется идти со мной по улице. Но с Дружком мы по-прежнему гуляли. А потом нам объявили: «Завтра вылетаете на границу. Прощайтесь с близкими».
Маму я ещё раньше подготовил к моему отъезду, а ребятам со двора ничего не сказал. Провожала меня одна Нина, с букетом роз. Один цветок упал, я его поднял и говорю: «Эту розочку я сохраню до самой встречи с тобой!» А Нина улыбнулась: наверно, подумала, что это шутка. «Пиши!» – ответила она.
Самолёт нёс нас к западной границе. Мы знали, что нас ожидает сложная борьба с безжалостным, хитрым врагом, скрывавшимся в домах или в подземных лесных убежищах, который выходит ночью, убивая местное население и руководство в сёлах и в городах.
– Я не буду тебе подробно рассказывать, как мы боролись, – вздохнув, сказал Юра. – Но скажу тебе одно. Чему нас учили, всё пригодилось: а не то мы бы с тобой сейчас не разговаривали. А служба была такова, что место моего нахождения часто менялось, и я не написал Нине ни одного письма. Но её розочку держал в пакетике в грудном кармане гимнастёрки, и если надевал другую, то цветочек перекладывал. И он всегда был при мне, напоминал о милой Нине. Прошёл год, и меня в звании капитана направили служить дальше, но уже преподавать. Причём в мой город.
Даже не заходя домой, прямо с баулом, где находились мои вещи, я, счастливый, пошёл к Нине. Перед дверью вытащил розу с засохшими лепестками и положил на ладонь. А затем вдруг я услышал звон разбитого стекла, донёсшегося из квартиры. Потом открылась дверь, и в прихожей я увидел на вешалке китель с погонами майора, а потом и Нину с Дружком, который радостно кинулся ко мне, чтобы лизнуть. Но у Нины было застывшее лицо. Она с недоумением смотрела на меня и на лепестки роз на моей ладони. А из глубины комнаты донёсся грубый голос: «Неуклюжая, опять стакан разбила. Убери!»
Лепестки посыпались на пол. Нина прислонилась к косяку и, кажется, замерла. Я повернулся и пошёл. Дружок, довольный, бежал за мной. И слышался голос Нины: «Вернись! Вернись!» Но к кому это относилось, я не знаю.
Дома мама всплакнула при виде меня. А я её успокаивал: «Мама, надо радоваться! И сын вернулся, а кроме того, ещё и Дружок появился!» А тот, словно почувствовав, что теперь здесь будет жить, улёгся в прихожей на коврике.
На следующий день я пошёл с собакой во двор, надеясь увидеть кого-нибудь из друзей. А Дружок всё меня куда-то тянул. Поглядел я на соседний дом, в там в окне – Наденькина голова в кудряшках. Смотрит Наденька на меня, глаза округлились, а в них и радость, и слёзы. Выбежала в простом халатике и начала обнимать, к себе позвала. Зашли мы с Дружком, и я вдруг вижу, что на комоде и на стене фотографии: и все со мной, в разное время. И когда она успела сфотографировать?
Юра замолчал.
– А где же сейчас Наденька? – поинтересовался я.
– До вон она, летит, моя голубка! – и Юра махнул рукой.
Я посмотрел: к нему приближалась женщина, казалось, парящая в воздухе.
Кустик лавра
Отец одиннадцатилетнего Игоря служил в кавалерии в погранвойсках, когда на Родину вероломно напала фашистская Германия. Игоря с мамой эвакуировали в тыл, и с тех пор от отца не было ни весточки. Игорь жил с мамой в коммунальной квартире, заканчивал школу.
Как-то родительница сказала:
– Игорь, у меня нет возможности помогать тебе в учёбе дальше, чтобы поступать в институт. Придётся тебе идти работать!
И Игорь, закончив школу, пошёл на курсы товароведов, а потом устроился в универмаг. Ему нравилась эта работа: разъезжать по городам, искать и оценивать товары, поступающие на прилавок в магазин. И нравилось получать зарплату, чему и мама была очень рада.
А тётя Маруся – соседка по коммунальной квартире – всегда после очередной командировки недовольно Игоря встречала:
– Что никак не нагуляешься! Пора невесту показать!
Он говорил ей, что она ошибается, а вскоре стал только улыбаться. И тем самым совсем ввёл её в заблуждение.
Игорю не хватало отца, с которым он мог бы по-мужски поговорить, посоветоваться, поделиться о жизни. И видя, как его ровесники дружат с отцами, завидовал.
Как-то Игорь прибыл из очередной командировки и увидел плачущую мать.
– Что случилось, мама?
– Повестка тебе в армию, – ответила она.
– Ничего тут страшного нет, это не на войну! – успокоил он её. – Отслужу срочную службу и вернусь!
Скоро Игорь вместе со многими школьными знакомыми попал на границу, прямо в школу для подготовки сержантского состава.
По прибытии офицер построил всех в шеренгу и сказал:
– У нас не хватает сержантского состава, многие демобилизовались после войны. Вы должны с честью продолжить их службу!
Игорь весь год изучал азы военного дела и учился командовать солдатами. Закончив обучение и сменив изношенную форму на новую, с лычками на погонах, Игорь, как и остальные, пошёл в комендатуру, куда их всех направили, чтобы распределить по заставам.
Майор, принимая сержантский состав, долго и удивлённо разглядывал Игоря и, наконец, тихо произнёс:
– Как ты похож на него: рост, походка, волосы с рыжинкой. Даже имя такое же – Игорь. И, словно ничего этого не говорил, серьёзно добавил: – Я знаком с твоим досье. Ты работал товароведом. Значит, знаешь, как вести хозяйство. На заставе демобилизуется старшина. Ты займёшь его должность! – И, увидев на лице Игоря недоумение, отчеканил: – Без возражений! А сейчас едем на заставу. Заодно привыкай к езде на лошадях.
Те уже стояли неподалёку и нетерпеливо стучали копытами о землю. Дорога, по которой они ехали, извивалась, словно змея, то по горным вершинам, то по глубокому ущелью, и поднималась всё выше и выше. А потом Игорь и майор оказались на плато, покрытом зелёной травой и редким кустарником. Показались бревенчатые строения, и послышался лай собак. Лаяли беззлобно, чувствовали, что свои, и словно предупреждали всех: «Встречайте!» Майор подъехал к одному из строений, стал спешиваться. Игорь сделал то же самое.
И тут послышался радостный детский крик:
– Мама, папа приехал!
И Игорь увидел, что прямо к нему мчится мальчик лет трёх.
Майор только и успел Игорю проговорить:
– Встречай его, как родного сына! – и, видно, ругая себя, продолжил: – Понимал же, что так могло случиться! Ты ведь вылитый его отец, а тот погиб!
Мальчик подпрыгнул, Игорь поймал его, а тот прижался к нему и, захлёбываясь от счастья, заговорил:
– Я тебя днём и ночью жду! А мама сказала, ты надолго уехал!
Тут на крыльцо вышла девушка в простом розовом платьице. Волосы у неё были не то светлые, не то седые. Увидев Игоря, она словно застыла, а потом с дрожью в голосе позвала:
– Стёпа, сынок, пойдём домой!
– Стёпушка, – вступил в разговор майор, видно, решив выручить Игоря. – Сейчас батя твой проверит заставу и вернётся.
После этого он проводил Игоря к старшине, который, увидев его, остолбенел. А майор, приказав старшине сдать хозяйство, а Игорю принять его, пошёл к начальнику заставы.
Игорь, конечно, сообразил, почему его появление так всех взволновало, и старшина это подтвердил:
– Ты похож на погибшего лейтенанта, мужа Ирины – так зовут девушку, которую ты видел. Вы с ним – как две капли воды! Его похоронили на воинском кладбище неподалёку от комендатуры. Прослужил тот три года, а недавно столкнулся с бандитами – их было двенадцать человек. И они пошли на хитрость: двое должны были прорваться через границу, а остальные затеяли бой. Пограничники со всеми расправились, но лейтенант погиб в бою. А Ирине предложили перебраться в город и работать в лазарете, но она ни в какую: «Останусь здесь, на заставе! Буду прачкой и отсюда никуда не уйду!» А мальчику сказать, что отца уже нет, никто не хочет. Боятся за него. Вот и решили все: узнает, когда подрастёт.
Игорь, вспомнив, как ему всегда не хватало общения с отцом и что он обещал Стёпе вернуться, заволновался.
Старшина, заметив это, сказал:
– Да ты иди к пацану! А со служебными делами сегодня вечером и завтра разберёмся, всё тебе покажу и расскажу.
Игорь, поправив гимнастёрку, подтянув ремень, зашагал в дом для офицеров, где жил начальник заставы и Ирина с сыном. Игорь постучал в дверь. Она распахнулась, и мальчик тем же радостным голосом воскликнул:
– Папа пришёл!
Игорь извиняющимся голосом проговорил:
– Я ненадолго. На заставе много дел. А завтра свидимся! – и, погладив по голове Стёпу, добавил: – Я здесь буду старшиной, и если понадобится что-то, сообщайте. Звать меня Игорь!
Он ушёл и уже не видел, как Ирина села на стул и побледнела. Так же звали её мужа.
С утра старшина показал Игорю хозяйство заставы и книгу учёта. Представил его пограничникам и, попрощавшись со всеми, уехал с майором на лошадях.
А у Игоря началась служба.
Начальник заставы ему советовал:
– Ты уж с мальчуганом постарайся как-нибудь помягче, а мы в дальнейшем что-нибудь придумаем!
И он заходил в дом к Ирине: побеседовать с ней и проведать Стёпу. А однажды, увидев на её покрасневших руках цыпки, видно, от стирки, попросил солдат помогать ей: котлы подогревать, бельё не забывать перемешивать, кальсоны и рубашки развешивать сушиться. У Ирины и так работы хватало: надо было ещё штопать, пришивать оторвавшиеся пуговицы.
Игорь, когда находил свободное время, брал с собой Стёпу и они гуляли по территории заставы, заходили в казармы. А сам рассуждал: «Что ещё надо сделать?»
Мальчик в такие дни радовался, но иногда спрашивал:
– Папа, а почему ты провожаешь меня домой, но не остаёшься спать на кроватке?
Игоря это смущало, но потом он привык и отвечал:
– Сынок, дел много. Вот управлюсь, приду!
Так прошло два года службы. За это время Игорь не раз провожал Ирину на кладбище к могилке мужа. И ждал скорой демобилизации. Но заметил, что она не хотела об этом слушать, а когда Игорю добавили ещё год службы, у неё появилась счастливая искорка в глазах. Игорь понял причину: он стал ей близок. Да и сам привык к ней и к Стёпе. Ирину его приходы, видно, радовали, а он, попив чайку и уложив мальчика спать, уходил в казарму.
Дополнительный год службы пролетел быстро. За это время Игорь узнал каждый бугорок на участке границы. Мог ночью без опаски пройти по краю ущелья. И был уверен: рубежи хорошо охраняются, на заставе у него порядок, а пограничники всем обеспечены.
В последние дни службы Игоря Ирина попросила его снова сопроводить её на могилку. Возле ухоженного захоронения она увидела, что одна веточка лавра склонилась и почти легла на плиту. Ирина сорвала её и положила в пакетик.
Возвращаясь на заставу, Игорь стал уговаривать её уехать с сыном к нему на родину.
Но Ирина тихо промолвила:
– Побуду пока тут.
Его адрес она знала: Игорь не раз читал ей письма от мамы, которая приглашала Ирину и её сына жить с ними.
Дома Ирина положила веточку лавра между страницами журнала.
В день демобилизации пограничники построились на плацу перед Игорем. А Стёпа бегал перед ним и повторял:
– Папа, ты надолго не уезжай!
Потом Игорь со всеми попрощался, кроме Ирины: она так и не вышла. Игорь поцеловал Стёпу, сел верхом на лошадь и медленно поехал: казалось, застава не отпускает его.
Уже будучи в родном городе, он написал Ирине о своём прибытии и о том, что устроился на прежнюю работу, где его радостно приняли. А через месяц получил ответ: «Игорь, мы со Стёпой едем». Игорь, счастливый, в этот день купил Ирине зелёное платье: знал, что оно подойдёт к её белокурым волосам. А Стёпе приобрёл гимнастёрку с зелёными погончиками.
Ирина и Стёпа приехали, когда Игорь был на работе. Их встретила тётя Маруся.
– Я к папе! – сразу сказал Стёпа.
– Да я и так вижу, что его сынок! Чувствовала, что у него есть семья! – довольная, что догадалась, ответила тётя Маруся.
Тут вышла родительница Игоря и приветливо произнесла:
– Я мама Игоря! Заходите, Иринушка!
Они проследовали в небольшую комнату, где на видном месте висело красивое платье и гимнастёрка с зелёными погончиками. И, видно, от нахлынувших переживаний, Ирина расплакалась.
– Что ты, что ты, доченька! Прекращай слезы лить! Отдохните, а потом идите встречать Игоря. Вот радость для него будет!
Ирина, отдохнув, надела новое платье, Стёпу облачила в гимнастёрку, которой он был очень рад, и они пошли в универмаг, что был неподалёку.
Игоря они застали за беседой с директором и бросились ему навстречу.
А Игорь стоял и от избытка чувств твердил:
– Приехали! Приехали!
– Теперь я знаю, почему ты так долго прятал от нас эту королеву! – засмеялся директор. – Боялся, что отобьют! Пусть устраивается к нам на работу. Втроём и квартиру получите быстрее!
Игорь, Ирина и Стёпа, счастливые, шли домой. Она держала его под локоток, а он крепко ухватил Стёпу за руку. А когда они открыли дверь в комнату, сквозняк пересчитал все страницы в журнале, что лежал, оставленный Ирой, на столе, и, подхватив веточку засохшего лавра, унёс в открытое окно.
И мама Игоря, зная всю историю семьи Ирины, вздохнула и произнесла:
– Видно, это знак свыше. Жить вам спокойно и дружно!
А тётя Маруся спросила у Стёпы:
– Папа с мамой будут работать в универмаге, а ты кем станешь?
– Пограничником! – мгновенно ответил Стёпа.
