Ужель меня ты не познала? –
Я изверг тот, злодей, кем ты во гроб ниспала.
Ах! если бы теперь забыть ты возмогла
Мои преступные, ужасные дела!
О боги! кои мне супругу возвратили,
Увы! почто меня злодейством отягчили? –
Всещедры небеса! чем мог тронуть я вас!
Я зрю Зенобию… её внимаю глас. –
Но где обрел ее? – во власти у тирана!
У лютого отца?… О горесть несказанна!
Ты, жертва ревности и зверства моего!
Драгая жертва мне… супруга твоего
Раскаянье грызет, как гладный змей ужасный. –
Ты слезы льешь? –
Ни одной красоты подлинника не удержано здесь. Мы видим одни пустые восклицания, стихи без всякой связи. Голос души ни мало не отзывается в них. Сверх того, переводчик заставляет Радамиста говорить нелепости. Правда, Радамист кинул супругу свою в волны Араха, но, увидя ее после, он уже не может ей сказать: Я тот, кем ты во гробь ниспала. Во-первых, река – не гроб, во-вторых, не думаю, чтоб на этом свете кому-нибудь пришлось бы сделать такое признание; признания такого рода остаются разве для другого света. Я привидениям не верю. Далее: не боги отягчают злодействами, а люди сами отягчаются ими. Наконец, несказанна не может служить рифмою слову тирана. Да и что это за слово несказанная? У нас для выражения подобной мысли есть слово несравненно лучшее неизъяснимая. Рассуди сам, ведь неизъяснимое то, что изъяснить нельзя, несказанное только то, что не сказано, а не то, что сказать не можно.