Питер Страуб
Коко
9. В поисках Мэгги Ла
1
«Все с самого начала пошло не так, – думал Тина Пумо. – Буквально сразу все стало разваливаться». Он возненавидел «Палладиум» и «Ночной клуб Майка Тодда». А также «Палестины», «Рокси», «Си-Би-Джи-Би», «Мэджик», «Данситерию» и «Ритц». Мэгги и не собиралась показываться в «Майке Тодде», как и ни в одном из других клубов. Он часами мог торчать у барной стойки и пить в буквальном смысле до упаду, и никто ничего не заметит, разве что эти людишки, ночные выпивохи, будут топтать его на пути к очередной бутылке «Роллинг Рок»[48]. В первый раз, когда он пробрался мимо швейцара в огромное, похожее на сарай помещение, которое «Палладиум» использовал для рекламных вечеринок и закрытых приемов, он возвращался с затянувшейся рабочей встречи с бухгалтерами «Сайгона». На нем тогда был его единственный костюм из серой фланели, купленный еще до войны во Вьетнаме и явно ему тесный в талии. Пумо бродил в толпе, пытаясь отыскать Мэгги. Со временем он обратил внимание, что едва ли не каждый окидывал его пристальным взглядом, после чего отступал в сторону, давая пройти. В переполненном зале его окружала своего рода демилитаризованная зона, санитарный кордон из пустого пространства. В какой-то момент он вдруг услышал за спиной смех и обернулся – не сможет ли он разделить с кем-то шутку, но увидел, что лица всех, кто в эти секунды смотрел на него, словно обратились в камень. Наконец он добрался до барной стойки и сумел завладеть вниманием молодого тощего бармена с подведенными тушью ресницами и светлым колтуном на макушке.
– А скажите, вы, случаем, не знаете девушку по имени Мэгги Ла? – спросил Тина. – Я рассчитывал сегодня вечером здесь встретиться с ней. Миниатюрная, китаянка, хорошенькая такая…
– Знаю ее. Может, и появится – попозже, – ответил бармен и направился к другому концу стойки.
На мгновение Тину захлестнула ярость. «Может, у „Майка Тодда“, может нет… Ла-ла». До него дошло, что это сообщение – очередная издевка над ним. Он кинулся вон из бара и, придя в себя на улице, обнаружил, что стоит перед светленькой девушкой, лет шестнадцати на вид, с нарисованными на обеих щеках звездами и облаченной в блестящее облегающее черное платье-рубашку. Девушка была как раз в его вкусе.
– Поедем ко мне, – предложил он.
Девушка разлепила похожие на розовый бутончик губы и раскрыла одну из тайн, проговорив:
– Я не езжу домой к наркам[49].
Все происходило через неделю после Хеллоуина. По меньшей мере две последующие недели выбраться в город возможности у Тины не сыскалось: в борьбе с насекомыми у себя в ресторане он разворотил всю кухню. Каждый раз, когда дезинсекторы снимали очередную секцию стены, оттуда высыпали полчища тараканов, стремясь укрыться от света, – их убивали в одном месте, на следующий день они появлялись в другом. Долгое время тараканы как будто «базировались» за кухонной плитой «Гарленд». Дабы фумигант не испортил пищу, Пумо и кухонный персонал приклеили толстые листы прозрачного пластика между плитой и поверхностями для готовки, а заодно и во всех других местах, где пытались истребить насекомых. Тяжеленную плиту весом в три тысячи фунтов вытолкали на середину кухни. Шеф-повар Винь жаловался, что он и его дочь не спят по ночам из-за того, что за стенами кто-то бегает. Не так давно они переехали жить в ресторанный «офис» – маленькую комнату в подвале, потому что сестра Виня родила еще одного ребенка и ей потребовалась их комната в ее доме в Квинсе. Офис ресторана имел «стандартную» обстановку – письменный стол, диван и коробки с документами. Теперь диван перешел к Гудвиллу, стол втиснули в угол гостиной Пумо, а Винь и Хелен спали на брошенном на пол матрасе.
Это временное нелегальное положение выглядело так, будто становится постоянным. Хелен не только не могла здесь спокойно спать, но еще и мочилась в постель – на матрас – всякий раз, когда заснуть все же удавалось. Винь утверждал, что энурез девочки усилился сразу после того, как она увидела сидевшего в баре Гарри Биверса. А Гарри Биверса вьетнамцы почему-то считали дьяволом, насылающим проклятья на детей. Их загадочная истерия была наивной и искренней, и переубедить их не удавалось. Иногда Пумо готов был придушить Виня, но поступи он так – не только угодил бы за решетку, но и никогда бы уже не сыскал такого шеф-повара.
Одна проблема следовала за другой. Вот уже десять дней от Мэгги ни звонков, ни весточек. А по ночам начал сниться Виктор Спитальны, выбегающий из пещеры в Я-Туке, облепленный пауками и осами.
Департамент здравоохранения вынес Тине второе предупреждение, а инспектор продолжал нудить о нецелевом использовании нежилого помещения: маленький офис провонял мочой.
За день до того как Мэгги разместила в «Вилледж войс» очередное объявление, Майкл Пул снова позвонил Пумо и спросил, не найдется ли у него минутка справиться в издании «Глэдстоун хаус» насчет адреса Тима Андерхилла.
– Конечно, найдется, а как же, – пробурчал в ответ Тина. – Я же целыми днями валяюсь в постели и читаю поэзию.
Однако номер в справочнике все же отыскал. Ответившая на звонок женщина направила его в редакционный отдел. Другая женщина, назвавшаяся Корасон Фэйр, сообщила, что ничего не знает об авторе по имени Тимоти Андервуд и переадресовала его женщине по имени Дина Мэллоу, та переключила его на Сару Гуд, которая, в свою очередь – на Бетси Флэгг, и последняя по крайней мере слышала о Тимоти Андервуде, верно? Нет? Я соединю вас с отделом рекламы. В отделе рекламы Джейн Бут отфутболила его к Мэй Апшоу, а та – Марджори Фэн, которая ушла в астрал на пятнадцать минут и вернулась с информацией о том, что десять лет назад мистер Андерхилл написал в издательство письмо с просьбой под страхом серьезного недовольства автора сохранять в тайне его материальное положение и местонахождение, а всю корреспонденцию, включая таковую от поклонников, направлять ему через его агента, мистера Фенвика Тронга.
– Фенвик Тронг? – уточнил Пумо. – Это его настоящее имя?
Следующим днем была среда. Пумо отвез Виня на рынок, Хелен – в школу, после чего направился к газетному киоску на углу Восьмой улицы и Шестой авеню купить свежий номер «Вилледж войс». Немало киосков располагалось и ближе, но от Восьмой улицы и Шестой авеню было всего несколько кварталов до кафе «Ла Гросерия», где можно посидеть под бледным солнцем, роняющим лучи через высокие окна, не спеша потягивать капучино, а потом еще одно, где хорошенькие официантки с бледными сонными лицами зевали и изящно потягивались, как балерины, и где можно прочитать каждое слово на странице объявлений «Вилледж войс».
Сообщение Мэгги он нашел прямо над рисунком в центре страницы: «Вьетнамский котяра. Попробуем еще разок в том же месте, в то же время? Автографы и татушки. Лети с другими на Восток и захвати с собой тип-А[50]». Должно быть, ее брат узнал об их планах от Гарри и рассказал ей.
Пумо представил себе, каково это будет – отправиться в Сингапур с Пулом, Линклейтером, Гарри Биверсом и Мэгги Ла. Тотчас его желудок сжался, а капучино вдруг обрел привкус меди. Мэгги наверняка потащит с собой массу ручной клади, большую часть которой составят бумажные пакеты. Просто из принципа как минимум дважды потребует смены отеля. Возьмется флиртовать с Пулом, провоцировать и задевать Биверса и виртуально усыновлять Конора. Пумо почувствовал, что начинает потеть. Он дал знак, чтобы его рассчитали, расплатился и ушел.
В течение дня он несколько раз набирал номер Фенвика Тронга, но линия агента была занята напропалую.
В одиннадцать вечера он отдал не слишком нужные распоряжения о закрытии ресторана, принял душ, переоделся и поспешил к служебному входу «Палладиума». Минут пятнадцать он мерз в компании с полудюжиной других людей на огороженной территории, похожей на собачий проволочный вольер, затем кто-то наконец узнал его и впустил.
«Если бы не статья в „Нью-Йорке“, – подумал он, – черта с два я попал бы сюда».
В этот раз на нем был пиджак от «Джорджо Армани», отдаленно напоминающий кольчугу, свободные черные брюки с защипами, рубашка из серого шелка и узкий черный галстук. «Сегодня я, может, и смахиваю на сутенера, – мелькнула мысль, – но никак не на нарка».
С бутылкой пива в руке Пумо дважды прошелся взад и вперед по всему залу, прежде чем признаться себе: Мэгги продинамила его второй раз подряд. Сквозь толпу он пробрался к столикам – за ними, облитые неровным светом свечей, склонялись друг к другу экстравагантно одетые молодые люди, и Мэгги среди них не было.
«Ни с того ни с сего все полетело к чертям, – подумал Пумо. – С какого-то момента моя жизнь потеряла смысл».
Вокруг него кружились и прыгали парни и девушки. Из невидимых динамиков ревел модный синтезаторный рок. На мгновение Пумо захотелось вернуться домой, натянуть голубые джинсы и послушать «Роллинг стоунз». Мэгги не собиралась появляться здесь – ни в этот вечер, ни в какой-либо другой. В один прекрасный день какой-нибудь ее новый амбалистый бойфренд возникнет у него на пороге, чтобы забрать то, что осталось от Мэгги: пластмассовый тюнер, маленький желтый фен «Пони-про» и записи похожей на собачий лай музыки.
Пумо протолкался к бару и заказал двойной водка-мартини со льдом. «Поменьше оливок, поменьше вермута и поменьше льда», – вспомнил он, как заказывал себе выпить Майкл Пул в маленьком клубе Мэнли, где не было ни оливок, ни вермута, ни льда – только кувшин с подозрительно желтоватой «водкой», которую, уверял Мэнли, он раздобыл у полковника из Первой воздушно-десантной дивизии.
– Гляжу, ты повеселел впервые за этот вечер, – прозвучал рядом низкий голос.
Пул повернул голову и натолкнулся на взгляд высокого создания неопределенного пола в камуфляжной форме. Над ушами создания блестела гладко выбритая кожа, черные блестящие волосы воинственно топорщились на макушке, а на затылке свисали до спины. Тут Пумо заметил груди, выпирающие под камуфляжной рубашкой привидения, а под поясом – женственную округлость бедер. «Интересно, каково в постели с женщиной с мужской стрижкой?» – мелькнула мысль.
Пятнадцатью минутами позже девушка уже прижималась к нему на заднем сиденье такси.
– Прикуси меня за ушко, – прошептала она.
– Прямо здесь?
Она наклонила к нему голову. Одной рукой Пумо обнял ее за плечи и легонько сжал зубами мочку уха. Над ухом и на виске ее темнела тонкая черная щетина.
– Сильнее.
Когда он сильнее прикусил мочку, девушка поежилась.
– Ты не назвала своего имени, – сказал Пумо.
Девушка скользнула рукой к его паху. Затем прильнула грудью к его плечу. Он почувствовал приятное возбуждение.
– Друзья называют меня Дракулой, – ответила она. – Но не потому, что я сосу кровь.
Она не разрешила ему включить в квартире свет, и в спальню им пришлось пробираться в полной темноте. Захихикав, она толкнула его на кровать.
– Просто ляг и лежи, – сказала она и расстегнула ему ремень, сняла с него туфли и стянула брюки. Он избавился от пиджака-кольчуги и сорвал с себя галстук.
– Красавчик Тина, – шепнула Дракула и, склонившись над ним, лизнула его напряженный член. – Всякий раз, когда я это делаю, мне кажется, будто я в церкви.
– Ух ты… – проговорил он. – Где ж ты была всю мою жизнь?
– Тебе лучше не знать, где я была. – Длинным ногтем она легонько царапнула его мошонку. – Не переживай, дурных болезней у меня нет. И живу я практически в кабинете врача.
– Это почему?
– Наверное, просто потому, что мне нравится быть девушкой.
Опустошенный, одуревший от алкоголя, Пумо позволил ей продолжить. Когда она села на него верхом, широко расставив ноги, то сделалась похожей на воина из племени апачей с выщипанными бровями:
– Ну как, нравится тебе Дракула?
– Да я, пожалуй, женюсь на Дракуле, – ответил он.
Она расстегнула камуфляжную рубашку и стянула ее, обнажив упругие, конической формы груди.
– Укуси, – велела она, толкнув ими в лицо Пумо. – Кусай сильно, пока не скажу «стоп».
Он осторожно куснул один из сосков, и она сжала его виски костяшками пальцев.
– Сильней. – Она впилась ногтями в его член.
Он крепче сомкнул зубы на соске.
– Еще сильней!
Когда он почувствовал на губах кровь, она вскрикнула и застонала, крепко обхватив руками его голову.
– Вот так, хорошо. – Одна ее рука оторвалась от его головы и вновь отыскала его член. – Все еще стоячок? Какой хороший Тина.
Наконец она позволила ему поднять голову. Из-под ее груди вниз по ребрам сбегала тонкая струйка крови.
– А сейчас маленькая Драк снова пойдет в церковь.
Пумо рассмеялся и вновь откинулся на подушку. «Интересно, – подумал он, – слышали ли Винь или Хелен ее крики?» – и решил, что, скорее всего, нет: его квартира находилась двумя этажами выше.
После какого-то показавшегося бесконечно долгим горячечного исступления оргазм Пумо выстрелил петляющими лентами семени на ее щеки, брови, в воздух. Она застонала и, упав на него, прижалась к его телу так, что его руки оказались зажаты под ее ногами, и поразила его тем, что принялась обеими руками втирать сперму себе в лицо.
– Никогда так не кончал с тех пор, как мне было лет двадцать, – признался он. – Но знаешь, моим рукам почти больно.
– Бедный мальчик, – она погладила его по щеке.
– Нет, правда, буду несказанно тебе признателен, если слезешь с моих рук.
Победно взглянув на Пумо, она вдруг крепко ударила его в висок.
Пумо дернулся, пытаясь подняться, но Дракула снова нанесла удар. На секунду он почувствовал, что не в состоянии пошевелиться. Она оскалилась в ухмылке, зубы и глаза ее сверкнули в темноте, и вновь ее кулак влепился ему в висок.
Он попытался позвать на помощь, но получил еще один удар.
– Убивают! – завопил он.
Его никто не слышал.
Незадолго до двадцатого по счету удара по вискам зрение Пумо вдруг прояснилось и он увидел, что Дракула, крепко сжав губы с размазанной помадой, безразлично смотрит на него.
2
Пумо очнулся в той же темноте, не понимая, насколько позже. Губы его пульсировали и распухли каждая, казалось, до размеров бифштекса. Во рту ощущался привкус крови. От боли ломило все тело: с равной силой ее источали два центра – голова и пах. Внезапно запаниковав, он протянул руку к пенису – и нашел его неповрежденным. Пумо открыл глаза и, подняв руки, поднес их к лицу – они были темны от крови.
Он оторвал голову от подушки взглянуть вниз, на свое тело, и острая, обжигающая боль пронзила голову от виска до виска. Он упал обратно, заполошно дыша. Переведя дух, Пумо поднял голову на этот раз более осторожно: он лежал голый на влажных простынях. В этот миг он почувствовал, что продрог до костей. То вспыхивая, то угасая, тонкая раскаленная нить боли пронизывала голову точно посередине. Теперь губы напоминали ему два шершавых красных кирпича.
Влажными пальцами он коснулся лица и прикинул, как бы ему подняться с кровати. Затем согнул правую руку, чтобы взглянуть на время – часов на запястье не было.
Он повернул голову. С прикроватной тумбочки исчезло радио с цифровыми часами.
Пумо сполз с кровати, нащупав опору сначала одной ногой, затем опустившись на пол обоими коленями и прижимаясь грудью к краю кровати. В этот момент он проглотил комок горькой рвоты. Когда ему удалось подняться на ноги, все вокруг поплыло, а в глазах потемнело. Он ухватился за изголовье кровати ноющими от боли руками. Рана на виске горела и пульсировала.
Обхватив голову руками, Пумо заковылял в ванную. Не зажигая света, он обмыл лицо холодной водой, прежде чем решился взглянуть на себя в зеркало. На него смотрела гротескная багрово-фиолетовая маска, лицо Человека-слона[51]. Желудок Пумо скрутило, его вырвало в раковину, и, прежде чем упасть на пол, он снова потерял сознание.
10. Разговоры и сны
1
– Да, я лежу пластом. И нет – насчет поездки я не передумал, – сказал Пумо. Он говорил по телефону с Майклом Пулом. – Видел бы ты меня сейчас… Хотя нет, лучше не надо. Зрелище то еще. Мной можно детей пугать, поэтому я почти никуда не выхожу.
– Это что – шутка такая?
– Да если бы. Меня избила какая-то психопатка. И заодно ограбила.
– То есть ты подвергся разбойному нападению?
Пумо замялся:
– Вроде того. Я бы рассказал подробности, Майк, но, честно говоря, слишком уж они… щекотливые.
– Намекни хотя бы.
– Намекни… Никогда не снимай того, кто назовется Дракулой. – После того как Майкл от души рассмеялся, Пумо продолжил: – Я остался без наручных часов, электронных часов с радио, новеньких туфель из кожи ящерицы от «Маккриди и Шрайбера», вокмена, моего верного «Уотчмэн», зажигалки «Данхилл», нерабочей, правда, пиджака от «Джорджо Армани». Исчезли все мои кредитные карточки и почти триста долларов наличными. А когда эта сволочь, она или он, смылась, то оставила дверь внизу открытой, и какой-то чертов бомж обоссал мне всю прихожую.
– И что ты обо всем этом думаешь? – спросил Майкл и тут же застонал: – Ох, прости за дурацкий вопрос. Я имею в виду, как ты вообще себя чувствуешь? Почему не позвонил мне сразу же?
– Вообще? Я чувствую, что готов прямо сейчас прибить кого-нибудь, вот как я чувствую себя вообще. Эта история потрясла меня, Майк. В мире столько зла. Я понял, что не могу чувствовать себя в безопасности – нигде, ее просто не существует. В любое мгновение с любым может случиться ужасное. Из-за этой сволочи я теперь боюсь высунуть нос из дому. Каждый, у кого есть хоть капля здравого смысла, должен с опаской выходить на улицу. Прошу вас, ребята, пожалуйста, будьте осторожны, когда прилетите туда. Не рискуйте понапрасну.
– Хорошо, – пообещал Майкл.
– Причина, по которой я не стал звонить тебе или кому-либо еще, – единственная хорошая вещь, которая вышла из всей этой истории. Мэгги объявилась. Скорее всего, я просто разминулся с ней в том месте, где наткнулся на Дракулу. Бармен рассказал ей, что видел, как я уходил с кем-то. И на следующий день Мэгги пришла, чтобы проверить, так ли это. И нашла меня с физиономией вдвое шире обычной… В итоге она переехала обратно ко мне.
– Как говорит Конор, не было бы счастья, да несчастье помогло. Или вроде того.
– Кстати, мне удалось пообщаться с агентом Андерхилла. Точнее, с его бывшим агентом.
– Ну, не тяни.
– Суть в том, что есть информация, будто наш паренек на самом деле отбыл в Сингапур, как, сам помнишь, он постоянно говорил. Тронг – так зовут его агента, Фенвик Тронг, хочешь верь, хочешь нет, – он не в курсе, в Сингапуре Тим все еще или нет. Там все как-то странно получилось. Андерхилл всегда депонировал свои чеки в филиале банка в Чайна-тауне. А Тронг даже не знает его адреса. Корреспонденцию ему отправлял на почтовый ящик. Время от времени Андерхилл звонил ему, чтобы устроить разнос, а пару раз даже увольнял. Думаю, в течение пяти-шести лет его звонки становились все более оскорбительными, более жесткими. Всякий раз, когда Андерхилл звонил, Тронгу казалось, что тот пьян, либо обкурился, либо под чем-то, либо все три кайфа одновременно. А через несколько дней перезванивал, каялся и умолял Тронга снова работать с ним. В конце концов, он как-то раз довел Тронга, и тот сказал Тиму, что больше не сможет работать на него. Тронг предполагает, что с тех пор Тим агентирует свои книги сам.
– Значит, вполне вероятно, что он все еще там, но выяснить это мы должны сами.
– Майкл, по-моему, он законченный псих. Я бы на твоем месте тоже остался дома.
– Выходит, разговор с агентом убедил тебя, что Тим Андерхилл может быть Коко.
– Хотелось бы мне ответить, что это не так.
– Мне тоже.
– Так что подумайте, ребята, вот о чем: заслуживает ли он того, чтобы рисковать своей головой? – спросил Тина.
– Своей головой я бы скорее рискнул ради Андерхилла, чем ради Линдона Бэйнса Джонсона[52].
– Ладно, давай прощаться: пришла моя лучшая половинка, – сказал Тина.
2
– По-моему, взрослые мужчины давно перевелись, если они вообще когда-то существовали, – заявила Джуди. – По сути все они просто повзрослевшие мальчишки. Это унизительно. Майкл умница, такой заботливый, труженик, и все такое, но то, во что он верит, просто смехотворно. Просто когда ты достигаешь определенного уровня, его ценности кажутся ну просто детскими.
– Они по крайней мере такие зрелые, – сказала Пэт Колдуэлл. Этот разговор женщины вели по телефону. – Что же до Гарри, иногда я боюсь, что он просто инфантилен.
– Майкл по-прежнему верит в армию. Сам он отрицает, однако это так. И воспринимает эту детскую игру за реальность. Ему всегда нравилось быть одним из их отряда.
– Гарри, похоже, лучшее время своей жизни провел во Вьетнаме, – сказала Пэт.
– Фишка в том, что Майкл возвращается. Ему снова хочется служить в армии. Хочет стать частью их отряда.
– Мне кажется, Гарри хочет просто заняться хоть чем-то.
– Чем-то заняться? Он может пойти работать! Например, снова начать работать юристом.
– М-м-м, пожалуй…
– А ты в курсе, что Майкл собирается продавать свою долю в практике? Что хочет переехать в Вестерхольм и работать в бедном районе? Он считает, что делает недостаточно. Я о том, что есть у него такой пунктик: врачом нужно работать именно в таком месте, чтобы понять, насколько здесь все политизировано, ты не поверишь, сколько внутри этого мирка борьбы, но именно там настоящая жизнь – такая, какова она есть.
– Выходит, он использует эту поездку, чтобы дать себе время и обдумать свое решение? – предположила Пэт.
– Нет, он ее использует, чтобы поиграть в армию, – ответила Джуди. – А про его непроходящее раскаяние из-за Я-Тука лучше вообще не вспоминать.
– Вот как… А Гарри, по-моему, даже гордится тем, что произошло в Я-Туке, – сказала Пэт. – Как-нибудь при случае я покажу тебе его письма.
3
В ночь перед вылетом в Сингапур Майклу снился сон. Он шел ночью по горной тропе, направляясь к группе людей в военной форме, сидящих вокруг маленького костра. Когда он подходит ближе, то видит, что это вовсе не люди, а призраки: через их тела смутно просвечивает пламя костерка. Призраки повернулись и следят за его приближением. Их военная форма изорвана и задубела от засохшей грязи. Во сне Майклу понятно, что он служил с ними – когда они были людьми. И тут один из призраков, Мелвин О. Элван, встает и делает шаг навстречу.
– Не связывайся с Андерхиллом, – говорит Элван. – В мире столько зла…
В ту же ночь Пумо снится, что он лежит в кровати, в то время как Мэгги Ла меряет шагами спальню. (В действительности Мэгги снова исчезла, как только его лицо стало приходить в норму.)
– Невозможно победить катастрофу, – говорит ему во сне Мэгги. – Единственное, что остается, – это пытаться удержать голову над водой. Представь себе слона, его степенность и грациозность, его врожденное благородство. Сожги ресторан и начни с нуля.
