Роман Заин
Следующий день
Луций проснулся ближе к обеду. Тело чувствовало себя прекрасно, но внутреннее ощущение пережитого вчера, вместе с открытием глаз, обрушилось на него сильной головной болью. Свежесть тела сменилась кислостью физиономии, а все вокруг начало раздражать и гневить. Теперь солнце светило слишком ярко, рабы за стенами разговаривали слишком громко и так далее в этом роде.
– Аким!! – прокричал он, каким-то визгливым, дрожащим голосом.
Через полминуты в комнату влетел Аким. Раб вбежал настолько стремительно, что казалось это ветер, в своем могучем порыве, распахнул двери, и ворвался внутрь. Живой, взволнованный, запыхавшийся и нетерпеливый, видимо давно ждущий пробуждения хозяина, предстал он пред своим господином.
– Лост в прекрасном самочувствии!!! , – вместо приветствия выпалил он с порога. – Правда, жалко старика Митраса. Его нашли со вспоротым брюхом, в клетке, рядом со львом. Видимо пытался лечить зверя, и получается, вылечил!! Но лев, есть лев. Скорее всего, за что-нибудь разозлился на старика, да и пришиб его в туже секунду. И лежит он теперь, посредине клетки с кишками наружу, – при этом он развел руками в разные стороны.
Воспоминания прошлой ночи с новой силой захлестнули Луция. Снова перед глазами очутился ревущий лев, умирающий Митрас, косточка, очумелое чувство страха, и чувство долга перед животным. Голова закружилась, в ушах застучали барабаны, как будто их поднесли на расстояние вытянутой руки. Между тем, ничего не заметивший Аким бросился поднимать и одевать своего господина, не разглядев вовремя, эту набирающую разбег, слабость. Памятуя, как вылетел хозяин из комнаты, лишь узнав о приезде льва, он справедливо полагал, что сейчас тому захочется увидеть зверя своими глазами и при том, как можно быстрее. Усадив хозяина на кровать, попутно болтая о хорошем самочувствии Флавиана и прекрасной погоде за порогом, раб не поднимая глаз, начал одевать хозяина, причем начал эту процедуру почему-то с ног. Первая застежка сандалии застегнулась, и раб уже потянулся за второй, как вдруг, внезапно ощутил у себя на спине, тело господина, повисшее и обмякшее, будто бы мертвое. Быстро переложив вес со спины на руку, он не сразу смог узнать Луция. Вместо жизнерадостного озорного мальчугана, на него смотрел, практически, покойник. Губы побледнели как и остальное лицо, глаза полузакрылись, дыхание стало хриплым и редким. Молодой патриций, натуральным образом, умирал. Перепуганный Аким растерялся всего на одну секунду, но уже в следующую знал, что надо делать, ибо до этого уже встречался с обмороками в Карфагене. Положив Луция на кровать он мигом вылетел в атриум за водой, а когда вернулся, увидел, что Луций приоткрыл глаза, но оставался, еще по-прежнему бледен.
– Не поднимайтесь, хозяин – тихим голосом проговорил он. – Вам сейчас нужен покой. Отдыхайте, а я сбегаю за врачом, чтобы тот смог осмотреть вас. – И не дождавшись ответа, выбежал вон.
Луций снова почувствовал головокружение и слабость. Силы покидали его. Юноша опустился на подушку, набитую гусиным пухом, и закрыл глаза. Каких-то конкретных мыслей в голове не было, скорее там вспыхивали отрезки того или этого дня. Вот он видит себя в Карфагене, играющим на песке, а то, вдруг привиделось, как папа бранил за что-то маму. Калейдоскоп событий продалжал крутиться дальше. Теперь он перенесся в памяти на игры в честь Авла Вителлия, на которые отец привел его впервые. Воспоминания кружились как ураган, но не одно из них невозможно было досмотреть до конца, так как они отчаянно сменялись между собой, причиняя этим мучительную головную боль. Все продолжало вертеться быстрее и быстрее, и что-нибудь разобрать, казалось, решительно, невозможным. Луцию мерещилось, что он находится в середине водоворота, и что его болтает по стенкам этого водоворота, то поднимет, то опустит, но при этом никак не даст приземлиться, чтобы хотя бы на чуть-чуть нащупать точку опоры. Внезапно он ощутил как на его лицо, маленькими каплями, упала вода. Открыв глаза, юноша увидел перед собой сосредоточенного Энея. Это был их семейный врач, который пользовался непреклонным авторитетом не только в кругу фамилии, но и за ее пределами. Сейчас он брызгал ему в лицо водой, как всегда, с совершенно невозмутимым видом. Окончив поливание и увидев, что Луций пришел в себя, Эней принялся его осматривать. Посчитав пульс и покрутив голову юноши в разные стороны, он уколол иголкой палец, чтобы посмотреть цвет крови, и видимо не найдя в ней ничего страшного, объявил диагноз. Перенапряжение !!! Или говоря по-простому, у юноши сильнейший упадок сил, связанный с каким-то нервным потрясением, скорее всего с переездом. Затем подозвал к себе Акима, и стал диктовать тому список трав и снадобий, которые необходимо купить у торговца Галена.
– Не переживай, – сказал Эней Флавиану, тоже находившемуся в кубикуле. – Луций становится мужчиной. Юный организм не всегда поспевает за высокими темпами роста, а тут еще и переезд, который любого в конец измотает.
– Что надо сделать, что б он скорее поправился?? – сухо спросил Флавиан. Только слепец бы не заметил, что отец не на шутку испуган и сильно переживает за здоровье сына.
– Ничего. Время и покой сейчас лучшее лечение. Поменьше переживаний, побольше радостных новостей, немного отваров, и уже через несколько дней, молодой патриций будет весел и здоров.
Через минуту Эней раскланялся и вышел, но сразу же вернулся обратно вместе с Авелией, напуганной и не понимающей что происходит.
– Вот!! – проговорил Эней, пропихивая вперед себя Авелию. – Пусть она ходит за молодым господином, тогда от недуга не останется и следа. Ну лично у меня точно все бы прошло, ежели б такая Венера мне прислуживала, – при этом он весело хихикнул, подмигивая отцу и сыну одновременно. Снова раскланялся, и на этот раз окончательно покинул кубикулум. Луций чувствовал себя слабо, и поэтому никак не отреагировал на веселую шутку. Юноша уволился на подушку, прикрыл глаза и попытался заснуть. Флавиан потрепал его по голове, и направился в сторону выхода. Проходя мимо Авелии, он остановился, грубым движением притянул ее за локоть к себе, и еле слышно проговорил:
– Следи за ним, пристальнее чем за собой, – при этом его голос и взгляд выражали такую суровость и волю, что даже мысли ослушаться, возникнуть не могло. В ответ она молча поклонилась, прошла вперед и села рядом с Луцием на скамеечку, предназначенную для обувки господина, приняв при этом самый сосредоточенный вид.
Время медленно тянулось, и Авелия не нашла себе другого развлечения, как доскональное рассматривание больного. Луций лежал пред ней неподвижно, будто бы вылепленный из воска. Цвет лица молодого патриция виделся бледноватым, но украшенный живым румянцем на щеках, выдавал скорейшее выздоровление. Остальные детали тела, вместе с руками и ногами, скрывало одеяло. Луций дышал спокойно, ровно, и с каким-то присвистом. Разглядывая его, Авелия невольно, но при этом в очередной раз для себя отметила, что юноша очень красивый. И если бы она обучалась творчеству скульптора, то непременно захотела бы использовать такое лицо для своих работ. Однако, не только красоту лица, она теперь хотела заметить. Пользуясь случаем девушка рассуждала о закрытым одеялом, молодом человеке. Какой он внутри?? Добрый или злой, ласковый или грубый. Прежде всего её настораживала какая-то непостоянность молодого господина, его ветреность. Хотя, если задуматься, Авелию тоже особенно серьезной, никто никогда не считал. А если бы их сравнили, то еще неизвестно кто бы победил. Какая же она серьёзная, если в течение одной ночи, успела поменять мнение, причем несколько раз. Ведь сперва же занесла над ним вазу, а после передумала. Хотя нет, не просто передумала, а еще и успела увлечься Луцием. Конечно никому, точнее сказать маме, потому что больше просто некому, она ничего не рассказала и даже намека на это не дала. Однако, это не умоляло того факта, что некое новое чувство, причем не отвращения презрения или чего-то подобного, поселилось в груди девушки. Что-то теплое и светлое застучало в израненном сердечке Авелии. Это что-то, наполняло ее нежностью радостью, пробудило в ней давно забытое, но такое знакомое беспокойное состояние, как бы, предвкушения. Но предвкушения чего?? Хотя чего греха таить?? Она знала чего. Вот только гнала эти мысли от себя подальше. И делать это, надо отметить, было очень и очень нелегко. Главной причиной, расстраивающей ее планы по вышибанию глупой любви из головы, являлась мама. Мама, которая, наоборот, вопреки здравому смыслу, убеждала дочь верить в чудо, верить в Луция и вообще верить в людей, даже если они римляне. Приводила примеры, рассказывала какие-то истории со сказочным концом, пыталась увязать всё это в один клубок, и даже каким-то образом увязывала. Однако, Авелия старалась быть непреклонной. Но старалась, не значит получилось. Пламя, нечаянно зажжённое в груди, словно трут в который попала молния, разгоралось с необычайной быстротой. Более того, слова матери не проходили бесследно. Словно дождь наполняющий кадку по капельке, и её душа начала наливаться верою в любовь. Ревекке удалось, возможно, совсем ненадолго, но переубедить своё дитя. Авелия и сама не поняла, как это произошло, однако, произошло совершенно точно. И только стоило тому случится, только стоило девушке уверовать, что любовь действительно может быть, она почувствовала лёгкость, причем такую, что казалось, сможет взлететь. Жизнь заставила ее видеть то, чего она раньше не замечала. Сверчки, среди ночи, запели для нее под музыку ветра. Небо раскрашенное звездами, уронило одну из них куда-то за горизонт не просто так, а специально для нее. Мир, до этого смотревший в другую сторону повернулся к Авелии лицом. Захотелось жить!! Впервые, после длительного промежутка, снова хотелось жить. Авелия чувствовала, что сегодня она улыбается для себя, не потому что надо, не еще почему-то, а для себя, от того что ей хорошо. И это казалось удивительным. Здесь, в доме врагов своих и вообще всего человечества, ей вдруг стало хорошо. Она открылась течению жизни, как и предлагала ей мать, она впустила в сердце всё то, чем должна жить нормальная женщина,. Но недолго музыка играла!! Она то почувствовала, а он?? Ну а что он?? Как учит мама, за счастье надо и побороться. Само оно редко в руки прыгает. Тщательно подготовившись к утренней встрече с избранником, намазав своё личико косметикой и сделавшись до неприличия красивой, Авелия ждала пробуждения суженного. И в тот момент, когда его должна сразить стрела Аполлона, он опрометью промчался, практически по ней, и даже не заметил охотящуюся на него девушку. Как это понимать? Что надо думать? В поисках ответа Авелия уставилась на маму, которая буквально минуту назад, рассказывала про кущи небесные, и как здорово на земле живется. Ревекка молчала. Да и что она могла сказать?? Всем своим видом, хотя и невольно, она показала дочери, что такого сама не ожидала. Тишина повисла в воздухе. Обе понимали, что надо что-то сказать, но обе боялись начинать. Ведь еще мгновение назад, они верили в совершенно другое. Каждая понимала, что только начнется разговор, их выдуманный мирок с треском развалится на части. Каждая понимала, что после, останется лишь то, что они уже хлебнули с излишком, что все вернется на свои места. Ах, как сложно, когда грезы разбиваются, словно посуда об пол. Иногда лучше ничего не иметь, чтобы ничего не терять.
– Авелия, – попыталась начать Ревекка. Но где там?? Слезы хлынули из ее глаз, а слезы дочери стали ответом. Говорить, в общем-то стало не о чем. Они пошли работать, ведь труд для рабынь никто не отменял. Прошло всего несколько дней, и вот она снова рядом с ним. Что за наваждение?? Ведь пока его не было, Авелия заново смогла превозобладать над собой, смогла вытолкать эти глупые чувства из головы подальше, а теперь снова здесь, и снова вместе с ним. Сколько слез выплакано, сколько слов себе сказано, сколько зароков выдано, чтобы никогда больше не попасться на удочку любви. И вот она снова здесь!!! И всё сказанное вчера, почему-то не актуально сегодня. Он красивый, он самый красивый на свете!! Да что за дурость то??? Что со мной?? Ведь завтра же, пинком под зад, как собаку!! Хватит строить воздушные замки!! Нет их в мире!! Ну нету!!! Снова взгляд застыл на нем. И снова все сломалось.
Однако, долго наблюдать за Луцием ей не пришилось. На пороге появился Аким. Он видимо получил похожие указания от Флавиана, и пришел справиться о том, как чувствует себя молодой господин. Их глаза встретились. Он, кивком головы в сторону Луция, задал немой вопрос «как чувствует себя хозяин?», на что в ответ Авелия лишь пожала плечами, и сложила руки ладонями друг к другу, тем самым показывая, что господин изволит почивать. Подойдя ближе Аким заглянул в лицо юноши и убедившись, что тот спит, молча, даже не глядя в сторону Авелии, протянул ей лоскут ткани, и жестом показал на ведро.
– Принеси воды, – тихим шепотом, стараясь не разбудить Луция, сказал он.
Авелия вопросительно уставилась в ответ. На задумчивом женском лице появился легкий румянец, стремительно раскаляющийся докрасна, как будто бы кузнец положил кусок железа в печь. Она уже начала привыкать к своей незавидной доле, начинала признавать, что теперь не человек, а вещь, что у нее есть хозяин, но признать власть такого же раба как и она, девушка не собиралась. Что-то взорвалось в Авелии. На секунду она снова стала дочерью знатного рода, почитаемого вокруг. На секунду она вспомнила, что ей по крови присуще командовать, а не подчиняться. Возражать Акиму?? Какая глупость!!! Она решила, что спорить с этим рабом, ниже ее достоинства. Поэтому, не отвечая ни слова на распоряжение Акима, Авелия чуть-чуть приподняла голову, и направилась к выходу. Кто он такой, чтобы что-то требовать от нее подчинения. Такая же собачонка. Пускай за собой следит!! Но далеко уйти, ей было не суждено. Уже в дверях, девушка почувствовала, как что-то мягкое, но запущенное с огромной силой, шлепнуло ей в спину. Повернувшись, перед ней, на полу лежала та самая тряпка, которую протягивал ей Аким. Пренебрежительно посмотрев на этот лоскут, Авелия решила не размениваться на разговоры с рабом. Ничего не отвечая, иудейка шагнула в дверь, ведущую в атриум. Как же свободно и хорошо здесь дышалось. На улице, за стеною комнаты, пели птицы, грузно жужжа, пролетел деловой жук, вода в имплювии переливалась искрами на солнце, разбрасывая по стенам и полу солнечные блики. Свежесть дня наполнила ее легкостью и хорошим настроением. Правда, ненадолго. Спустя минуту, из кубикулума Луция вышел Аким, держащий в руке ведро, и быстрой походкой направился к ней навстречу. Его вид не выдавал ничего враждебного, однако и дружественным, его нельзя было назвать. Он виделся абсолютно спокойным, даже можно сказать, равнодушным. Внутренне Авелия приготовилась отстаивать свою позицию, в голове уже созрели ответы, на вопросы и претензии, которые должен предъявить презренный раб. Гордая девушка предчувствовала спор, да что спор – спорище, что завяжется промеж них. Иудейка чувствовала как посыплются убедительные доводы и возражения с обеих сторон. А что же будет дальше?? О-о, ей это было хорошо известно. Ведь, будучи еще совсем девочкой, она не раз присутствовала на прениях, где слышала речи, возможно, самых талантливых ораторов современности. Авелия помнила как восторгался ими отец, как он приговаривал: « казалось бы, дело проигранное, а он во как извернулся!!». А самое главное, ей нравилось разбираться в таких делах, и как потом отмечали ближайшие родственники, некоторый талант, на этот счет, у нее присутствовал. Именно поэтому, девушка не на секунду не сомневалась, что уж доказать глупому рабу свою правоту, у нее получится без проблем. Она даже начинала представлять свой триумф, и побитое состояние соперника, во взгляде которого, прочтется её правота. Предвкушение этого нелегкого противостояния, которое вот-вот должно начаться, придавало ей сил. Она распрямилась. Дерзкая ухмылка появилась на милом, самоуверенном лице. Как вдруг, стремительно приближающийся Аким, без всяких словесных баталий, отвесил ей такую оплеуху, что искры посыпались из глаз. Она упала на пол. Однако в себя прийти времени не оказалось. Не успев перевести дыхания девушка почувствовала сильнейший удар по ребрам, затем еще один. Тупая ноющая боль, в мгновении ока, разлилась от ребер и до головы. Авелия, скрючившись словно креветка, лежала ничком страшась поднять голову, чтобы тем самым не разозлить своего обидчика, и не получить еще порцию тумаков. Аким видимо закончил. Раб, с тем же бесцеремонным видом, поставил рядом с ней ведро, на дне которого лежал все тот же лоскут ткани. Приподняв за волосы ее голову, так что б их глаза встретились, он повторил приказ, который отдал в кубикулуме : «принеси воды», и с видом, будто ничего не произошло, побрел обратно, к господину в покои.
Не сразу, но с третьей попытки у Авелии получилось подняться. Крупные слезинки, одна за другой, покатились по растрепанному лицу. Нет, не физическая боль заставляла ее плакать. К телесной боли она успела привыкнуть, но то положение, в которое загнала ее жизнь, причиняло нестерпимые мученья. Это лились слезы обиды и досады от всего вокруг. Вспомнился недавний разговор с мамой, как она рассказывала про терпение и женскую долю. Но это же совсем другое. То трепетать от римлян, покорителей человечества, а это кто? Паршивый раб!!! И что же?? И ему надо угождать? О господи, куда же ты нас загнал!! Валяющееся рядом ведро казалось ей некой чертой, преступив которую, вернуться к образу человека невозможно. Эта зияла та фатальная грань, за которой не может быть души, за которой останется лишь оболочка, способная приносить пользу и удовлетворенность, нынешним хозяевам. Хотя почему только хозяевам?? В мире с названием «кто сильнее,тот и прав» пользу придется приносить и рабам. Согласится сегодня с Акимом, значит умереть. Авелия представила себя в будущем. Ей стало непереносимо мерзко от этой картины. Когда казалось, что хуже некуда, открывались очень поганые перспективы. Кем же она станет? Не вопрос пугал ее, а ответ, вырисовывающейся вполне конкретным определением. Нет, не права оказалась мама, говорившая про жизнь дальше, что это не конец а начало новой истории. Такая история мне не нужна. Что в ней будет? Я ведь знаю, что в ней будет, думала Авелия про себя. Челюсть сжалась в решительном порыве. Будущее ей известно!!! Тут надо дураком быть, чтобы его не догадаться. Решительность наполнила девушку до краев. Она не боится видеть завтрашний день таким, каким он будет на самом деле, а надеяться на волшебные воздушные замки?? Вздор!! Это она уже переросла. У Авелии хватит смелости и честности, приоткрыть завесу грядущего и увидеть то уныние, ожидающее её впереди. Жить и терпеть? А зачем? Кому и что доказывать? Сейчас, от той Авелии жившей в Махероне когда-то, уцелело только чувство собственного достоинства, и поскольку это последнее, что осталось от человека, такого продолжения я себе не желаю. Полная мужества она встала во весь рост. Чувствуя непомерное желание действовать именно так как она решила, девушка пнула ногой ведро, которое со звучным бряцанием полетело в угол атриума. «Лучше умереть, чем так жить» свербело у нее в голове. «Не хочу, не буду, не такая!!» мысли продолжали втыкаться в ее голову, словно иглы скорняка в ткань. «Всякий человек смертен, так зачем же унижаться, если конец все равно определен. Лучше сейчас уйти человеком, чем потом непонятно кем. Хотя почему непонятно?? Очень даже понятно. Но сейчас хотя бы будет не стыдно, пред самой собой!!! Или после той жизни, что мама малюет радужными цветами, мне в рай дорога уготовлена!? Развратнице и падшей женщине!!! Я почему-то сомневаюсь!!» Она осмотрелась вокруг себя, как будто бы первый раз здесь очутилась. Только теперь Авелия смотрела по-иному. Целью девушка определила себе то, с чьей помощью можно совершить самоубийство. Первое, что пришло в голову, это утопиться в имплювии, но идея сразу не понравилась, так как он был слишком мелким. Тогда размозжить себе голову о стену, однако, здесь необходима уверенность, что силы удара хватит, и она именно погибнет, а не потеряет сознание или еще хуже, изувечит себя. Зарезаться!!! Вот это хорошая и верная идея, здесь промашки быть не может. Нож можно взять на кухне, она как раз находится здесь не далеко, под лестницей по коридору. Однако, чем ближе подвигалась реализация ее плана, тем менее уверенной она себя ощущала. Одновременно радость и какое-то сожаление заговорили в ней. Тонкой пеленой, сомнения, стали прокрадываться в голову и обживаться там. Решительность, которая еще несколько секунд назад, так неистово буйствовала в девушке, стала растворяться в этой самой пелене, словно туман на болоте. Глядя в плитку пола, Авелия поняла, что либо сейчас она решится на грех, либо никогда. Собрав в себе остатки уверенности, иудейка быстрыми шагами проследовала на кухню, но именно там ее ждало окончательное фиаско. Вломившись туда чуть ли не с разбегу, первым кого она встретила, оказалась мать, что-то готовившая на жаровне. По решительному, побитому и растрёпанному виду дочери, Ревекка быстро сообразила, что ее ребенок решился на что-то ужасное. Ни говоря ни слова, она сделала несколько шагов навстречу дочери, как бы преграждая ей проход, а после, прижала Авелию к себе, стиснув так мягко и крепко, что вырваться из ее объятий оказалось невозможным. Девочка в ответ обхватила мать руками, и стиснула как можно сильнее. Внутреннее состояние вырвалось наружу истеричным плачем, оглушив на миг кухню. Теплые соленые слезы, будто потоки горной реки, хлынули на тунику матери. Авелия рыдала так неистово, как ни плакала никогда. Все, что она держала в себе вырывалось наружу. В перерыве между всхлипами, она бранилась на всех вокруг, да такими словами, каких и Ревекка до этого не слыхивала. В порыве этого плача, разобрать, что именно она говорит, не представлялось возможным. То била ключом настоящая истерика. Мать это понимала и молча слушала, сильнее прижимая свою девочку к себе. Однако происходящее, окрашенное в самые громкие звуковые тона, привлекло внимание Флавиана, который направлялся на встречу с Кандидом и услышав шум, будучи рачительным властелином имения, заинтересовался. Уже через минуту он появился в проеме кухни. Взору открылась картина бьющейся в припадочном плаче дочери и испугавшейся матери, которая, при появлении господина, перепугалась еще больше, ибо уже знала, что за расплата ожидает обеих за подобные сцены. Но к удивлению Ревекки Флавиан не нахмурил взгляд, не свел брови галкой вниз, а скорее выглядел заинтересованным и мягким. Он так и не входил на кухню, оставаясь в проеме, и молча наблюдая. Мать пыталась одернуть дочь, сначала тихонько, чтобы он не заметил, а потом уже чуть ли не трясла ее, лишь бы та успокоилась. Действие возымело успех. Авелия пришла в себя и на секунду перевела мокрый взгляд, куда-то в сторону Флавиана. Однако нервный срыв, который в это время бил фонтаном в ее жилах, не дал ей сил собраться. Слезы вновь хлынули по лицу, рыдания затрясли грудь, лицо исказилось. Девушка не могущая себя контролировать, рванула вон их кухни, при этом аккуратно обежав хозяина. Ревекка сначала бросилась в погоню, но уже на пороге поняла всю безнадежность этого занятия, так как Авелии и след простыл. Остановившись, она испуганно подняла глаза на Флавиана, ожидая приговора, или может быть, пощады. Но вердикта не следовало, более того, глава семьи, смотрел на нее в ответ, каким-то вопросительным заинтересованным взглядом. И надо отметить, что этого уже оказалось не мало. Обычно в подобных ситуациях, вердикт наступал в тот же момент. Но сейчас тишина. Ревекка бросилась перед ним на колени. Из ее уст, тонким, быстрым, дрожащим от страха голосом, послышались объяснения. Она бормотала о своем и дочерином прошлом в иудеи, рассказывала про семью, про смерть мужа и брата, про то как стала рабыней, про то, что дороже ее доченьки Авелии нет никого на белом свете, и умоляла не наказывать строго, за сегодняшнее представление. Закончив щебетание, рабыня подползла к хозяину и принялась лобызать ему руки, а тот стоял, как будто находясь в каком-то отрешении, и никак не реагировал на происходящие. Вдруг очнувшись, патриций уставился с удивленным взглядом на неё, на кухню, и вообще на всё окружающее. Видимо что-то вспомнив, он отдернув руку, и пошел прочь. Ревекка не соображая, как понимать такой ответ, тихо семеня на почтительном расстоянии, пошла за ним. Через несколько шагов тот обернулся, и увидав ее сказал:
– Твою дочь не накажут, но проследи чтобы истерик больше не было. – И уже твердой походкой направился к выходу, где его дожидались лектики.
Тронувшись в путь, он размышлял на тему детей и родителей. Ревекка до сих пор стояла перед глазами, и просила за дочь. Он слышал и чувствовал ее слова так остро, как будто бы говорил их сам. Правда в отличии от иудейки, он адресовал свой монолог, непонятно кому. Слова просильные, слова молящие о здравие детей. И если рабыня просила за свою дочь, то он просил за Луция. Но кого?? Скорее всего богиню Морс, чтобы та не отнимала жизни у Луция а наоборот даровала прекрасное самочувствие. Сильные переживания за здоровье родных, вообще были присущи Флавиану, и как только близкий человек начинал хворать, он становился мягким, нервным, ранимым и очень душевным человеком. Оказавшись в таком же положении что и Ревекка, ведь у обоих дети чувствовали себя плохо, ему показалось хорошей идеей проявить снисхождение к Авелие, чтобы это каким-то образом отразилось, безусловно в хорошую сторону, на самочувствии Луция. «О дети, дети!!! Мы на все готовы ради вашего блага. Так пускай же, вместе со слезами той девушки, уйдут и невзгоды моего сына. Пусть их обоих озарит луч Фортуны, а Аполлон дарует благоденствие.» От этих мыслей лицо старого война просветлело, и остаток пути он продолжил в состоянии покоя и хорошем настроении.
Тем временем, предоставленная сама себе Ревекка, не понимавшая, что стало причиной срыва у Авелии, пыталась в этом разобраться. Выяснить подробности оказалось не тяжело. Бродя по дому в поисках дочери, ей повстречался раздосадованный Аким. Молодой раб совершенно не планировал тратить время на поучения иудейки старшей. Однако и не надоумить мать обнаглевшей девочки, он тоже не мог.
– Где твоя дочь? – голосом полным презрения, вместо приветствия начал он. От внимания Ревекки не ускользнуло, то, что Аким раздражен.
– Я не могу ответить тебе, потому что сама её ищу, – с поклоном ответила она. Будучи женщиной опытной и искушенной в беседах с мужчинами, Ревекка кое-что знала наверняка. Лесть является лучшим способом, расположить собеседника к себе. Умное, еле заметное угодничество способно расположить мужчину в любую сторону. Ну а если дать ему почувствовать себя, хотя бы на чуточку выше, то можно приобрести, хорошего и верного друга. Именно для этого и нужен был тот поклон. Надо отметить, это возымело действие. Первичная спесь Акима потушилась, словно пожар водой. Из нервного и раздраженного, он превратился в чуть надменного, но довольного молодого человека.
– Когда найдешь передай ей, что я не всегда буду таким добрым как сегодня. И если она еще раз, позволит себе не выполнить моих поручений, то таких добрых поглаживаний, как сегодня, больше не будет. Расскажу об этом хозяину, и ее засекут на дворе, как безмозглую девку, – при этом Аким весело прихихикнул.
– Спасибо тебе добрый друг, – она снова поклонилась, – спасибо, что даешь нам время пообвыкнуться в новой семье. Не принимай близко к сердцу, строптивый характер Авелии. Она еще совсем девчонка и не успела отвыкнуть от прошлой жизни. А теперь скажи, пожалуйста, чем она тебе не угодила и могу ли я загладить вину дочери?
Аким, в красках, рассказал про ее наплевательское отношение к молодому господину. Как он попросил принести для него воды, и как она отказалась. Разумеется, его история несколько отличалась от оригинала. В ней он представлялся неутомимым и преданным другом Луция, искренне переживающим за его судьбу, а Авелия, мерзким демоном, сильно избалованной девчонкой, думающей только о себе. И, конечно же, сцену, когда он избил девчонку, Аким изобразил совсем по-иному, нежели было на самом деле. В ней он себя видел, как бы старшим братом или отцом-настоятелем, и преподносил побои, как науку на будущее. Хотя, наверное, часть правды в этом действительно присутствовала. Ведь если бы Авелия, взбрыкнула подобным образом, где-нибудь в другом месте, последствия могли бы быть, самыми печальными.
Ревекка еще раз извинилась за поведение дочери, поблагодарила за доброту и обещала провести с Авелией, самый, что ни на есть, серьезный разговор. Аким лишь сухо фыркнул в ее сторону, и удалился восвояси. На том конфликт оказался исчерпанным, по крайней мере, на какое-то время.
Вечер сменил полуденное солнце, а затем и ночь накрыла пригород Остии темным покрывалом, подарив обитателям покой и заслуженный отдых. Храп и мирное посапывание послышалось из всех уголков имения. Лишь Авелия не спала. После представления, так не удачно выкинутого днем, она убежала в самый дальний угол перестиля, где на протяжении оставшегося дня, пряталась и оставалась незаметной. То время, что у неё появилось, она смогла потратить с пользой, сумев навести в своей голове, какой не весть, а порядок. Горе со слезами вышло наружу, и поутихло. Будущая жизнь, хотя и не прояснилась лучами надежды на мрачном небосводе, однако, приобрела новые, до этого неизвестные краски. Смысл этих красок виделся в неком вызове, который она бросала сама себе и всем остальным, вместе взятым. Заключался же он в следующем: пускай судьба поступила так, пускай загнала ее в самый гадкий угол на свете, но это не повод сдаваться, угаснуть или сгинуть. Наоборот. Раз случилось так, что её уделом является прислужничество, то она проживет свой срок достойно, с высоко поднятой головой, чтобы там на небесах это каждый мог заметить. Авелия принимает такой путь, и послушно пойдет по нему, как бы ей того и не хотелось. Этот вызов сейчас был необходим девушке, как рыбе вода. В противном случае, смысл жить терялся. Она даже сравнивала себя с Христом, который тоже терпел от людей и за людей, а оказавшись на кресте, заставил полюбить себя и уверовать, еще большее количество народа. Что же я тогда ропщу? Ведь мой век только начался, а я уже… Неожиданно в голову пришла мысль. Та, что не давала покоя уже много дней. И хотя мысль оказалась вовсе не новой, Авелия смогла увидеть ее с другой стороны. Неожиданно она поняла, что не только мама придумывала воздушные замки о будущей жизни. Она и сама их насочиняла, только в отличие от маминых счастливых и благополучных, ее замки виделись печальными и трагичными. Но и у нее и у мамы, это были лишь воздушные замки, выдуманные замки, чтобы тешить фантазию, чтобы как-то представлять своё будущее. Но никто не знал наверняка, как будет дальше. А вот на что надеяться, каждый выбирает сам!!!! Эти мысли придали ей сил. Она даже попыталась искать счастья в новой жизни, но вот так сразу, ничего не получилось. И решив, что с новой мыслью надо двигаться поступательно, направилась обратно в жизнь реальную. Авелия осмотрелась. С игрою в прятки она явно переборщила, ибо засветло убежав и скрываясь тут целый день, позволила себе всё это время не работать. Будучи уже человеком сознательным и взрослым, девушка сообразила, какие последствия за такие проделки, могут её ожидать. Ведь неработающего раба приравнивают практически к мятежу. Ну да ладно, что сделано, то сделано. Теперь надо идти и принимать то, что будет.