Сабина Янина
Обо всём. Сборник рассказов
Начало конца (2019 г)
Художник стоял перед картиной и с ненавистью смотрел на неё. Вот уже месяц, как он не мог её закончить. Живописец ещё и ещё раз придирчиво осматривал свою работу.
В центре полотна изображена прекрасная обнажённая девушка, безупречность её форм подчёркивала струящаяся вдоль тела волна золотистых волос, стыдливо прикрывающая лоно. Красавица, улыбаясь, протягивала яблоко обнажённому юноше, который замер в нерешительности. Фигуры девушки и юноши изображены на фоне огромного раскинувшего ветви дерева, в которых угадывался хвост змеи, спрятавшейся за ствол.
Картина была как живая: казалось, что дерево шелестит листвой, а змей, сделав своё дело, быстро скользит по ветвям, прячась в густой кроне. Юноша, полный сил и энергии. Его желание, побеждающее нерешительность, передано так точно, что казалось – ещё секунда, и он возьмёт яблоко, протягиваемое девушкой. Глаза юноши, несмотря на сомнение, сияют отвагой. Девушка изображена изумительно. Волосы и стройный стан делали ею воздушной, как мечта, а молодая упругая грудь с маленькими розовыми сосками, ещё не тронутыми губами мужчины и ребёнка, – соблазнительной, как жизнь. Лицо её прекрасно – если не смотреть ей в глаза. Глаза! Они были мертвы и пусты, как у куклы! Художник ничего не мог поделать с её глазами!
Он в раздражении стёр их в очередной раз.
"Да что ж это такое! Всё что угодно в этих глазах: пустота, похоть, наивность, призыв, кокетство, смех, но все не то! Не то!" – он в отчаянии бросил кисть.
Зазвонил телефон.
– Слушаю, – взял трубку художник.
– Здравствуйте, Борис Петрович! – услышал он женский голос. – Вас беспокоит галерист Алла Станиславовна Берг. Вы помните, что через два месяца у нас запланирована выставка ваших работ? У нас договор на создание пяти картин, но вы пока представили только четыре. Картину «Начало конца» по библейскому мотиву об изгнании Адама и Евы из рая мы до сих пор не увидели. Когда можно будет приехать и взглянуть на картину?
– Да-да, Алла Станиславовна! Конечно, я помню, уже заканчиваю, ещё неделя-другая, и я приглашу вас её посмотреть, не беспокойтесь!
– Ну, хорошо. Жду вашего звонка! Творческих успехов. До свидания!
– Всего доброго, Алла Станиславовна!
Положив трубку, художник стал ходить по мастерской.
"Что же делать? Что делать? Я не могу закончить картину. Две недели", – бормоча, он сел за стол, стоящий прямо перед большим окном, и начал рисовать эскизы глаз. Набросок за наброском выходили из-под его карандаша, и один за другим летели на пол.
"Все не то! Не то!".
Снова зазвонил телефон.
– Да, – в раздражении сказал мужчина.
– Бориска, привет! Это я. Ты как? Давно не звонишь, – от этого женского голоса у художника потеплело на душе: взгляд его смягчился, черты лица стали спокойнее.
– Симка, привет! Прости, милая, замотался совсем. Ты ж понимаешь, договор поджимает. Надо сдавать последнюю картину, а у меня она что-то не идёт. Устал, что ли, никак закончить не могу. Не обижайся, пока весь в ней. Я тебе перезвоню тогда, ладно? Не обижаешься? Ты сама как? У тебя всё хорошо?
– Не беспокойся, у меня всё хорошо! Работай спокойно, – ответила Сима. – Я же знаю, ты у меня талантище! У тебя все получится! Только отдыхать не забывай и обедать! Обещаешь?
– Обещаю, – засмеялся художник.
– Ну, давай! Вдохновения тебе, жду звонка.
Проходя мимо зеркала, он бросил взгляд на своё отражение. Остановился и внимательно посмотрел на себя, как будто увидел в первый раз. Из зеркала на него смотрело лицо растерянного человека неопределённых лет. Этот человек был высок и худ, рубашка-балахон и узкие джинсы подчёркивали его худобу. Лихорадочный блеск глаз и бледность кожи придавали ему болезненный вид. Чёрные волосы, собранные резинкой в хвост, и худое небритое лицо довершали образ.
– М-да, ну и вид у меня, – поморщился художник.
Он пошёл в ванную и побрился. Затем накинул плащ и, бросив взгляд на картину, вышел из дома.
***
На улице царствовала осень. Она только-только взошла на престол, чуть тронув разноцветными красками листья деревьев. Запоздалые цветы ещё не отцвели на клумбах, но уже поникли, предчувствуя свой близкий конец. День клонился к закату. Художник шёл по оживлённому проспекту и заглядывал встречающимся людям в глаза, стараясь уловить их выражение, пытаясь поймать тот единственный взгляд, который ему так был нужен сейчас.
Вот прошли девушки со смеющимися беззаботными глазами. А там, на скамейке недалеко от памятника, сидят влюблённые и не сводят друг с друга радостных глаз. Тихо прошёл куда-то сгорбленный старик, мелькнул его угрюмый взгляд. Офисные работники спешат домой озабоченные, задумчивые, измученные, довольные, несчастные, спокойные, усталые… – десятки эмоций отражаются в их глазах.
– Алёшенька! Куда побежал, стой, там машины!
Он оборачивается и видит ребёнка лет пяти, который бежит за мячиком. Мячик катится совсем близко. Художник подхватывает его и даёт малышу. Тут же подбегает его мама.
– Спасибо большое! – благодарит она.
– Осторожнее с мячом, машины рядом, – говорит тот.
– Да, конечно, случайно выпал у меня из рук. Мы сейчас во двор идём гулять, – мать смотрит с любовью и заботой на малыша, с благодарностью на художника.
«Всё не то! Не то!» – в отчаянии думает он.
Художник зашёл в ближайший бар.
– Здравствуйте. Пожалуйста, джек с колой, двойной и сэндвич, – делает он заказ бармену и, получив его, отходит к столику у окна.
Рядом сидят двое мужчин. Один, с беспокойным, мечущимся взглядом, что-то доказывает другому. Другой бессмысленными глазами смотрит на свой стакан.
В углу вполголоса поругивается и пересмеивается молодёжь.
– Развлечься не желаете? – рядом приживается разбитная девица с бойцовской раскраской лица, в короткой чёрной кожаной юбке и коротком ярко-красном кардигане. В глубине ярких вызывающих глаз девицы таится едва различимый страх и мольба. У стойки бара художник замечает сутенёра, ссутулившегося и злобно посматривающего.
– Нет, спасибо.
Наваливается тоска. Отбросив коктейльную трубочку, он залпом выпивает напиток и, быстро зажевав его бутербродом, идёт к выходу.
"Всё бесполезно, – думает он. – И зачем надо было уходить Адаму и Еве из рая в такое дерьмо?"
Усталый, он возвращается домой и в изнеможении, не раздеваясь, ложится на диван.
***
Художник видит безграничный космос. Непроницаемая темнота и тишина вокруг него. Вдруг он замечает яркую точку, потом ещё и ещё. Теперь уже со всех сторон издалека к нему приближаются светящиеся небесные тела. Они становятся всё ярче, и, наконец, видит их совсем близко. Художник понимает, что это за тела! Перед ним, позади него, сверху, снизу – со всех сторон, везде, куда он не бросает взгляд, плывут глаза. Большие, средние и маленькие; карие, голубые, чёрные, зелёные, всех возможных цветов и оттенков; узкие и широко распахнутые; круглые, квадратные, треугольные – всякие!
Всё безграничное пространство космоса наполнено глазами. Художник парил, окружённый мириадами глаз.
Вот совсем близко он увидит два огненных глаза, которые беспощадно и изучающе смотрят на него и в них бушует пламя ада.
В вихре безумного танца их сменяют глаза, излучающие сострадание и неземную любовь.
В бешеном вальсе проносятся безумные глаза, за ними гонятся пустые, словно замороженные, глаза убийцы.
Их сменяют смеющиеся глаза, плачущие, несчастные, счастливые, хохочущие, алчные, тоскующие, страстные, обжигающие гневом и ненавидящие, сострадающие и страдающие, любящие глаза его матери и строгие глаза отца…
Совсем близко пронёсся один глаз, огромный, как планета, а вот пролетел прозрачный шар, наполненный разноцветными глазами самых разных размеров.
"Что это такое? – ужасается художник. – Я схожу с ума!"
Бешеный танец глаз вселенной вокруг художника усилился. Ещё немного и его самого разорвёт на тысячу частей, и останутся от него одни только глаза, которые присоединятся к этому сумасшедшему хороводу.
Внезапно художник чувствует, как чья-то тёплая рука легла ему на лоб. Эта рука успокаивает, эта рука как точкой опоры сознания художника в ужасающем хороводе, который замедляется и тает в глубинах вселенной.
Художник посыпается.
– Милый, я разбудила тебя? Прости, ты сильно стонал. Я привезла тебе обед, – Сима склонилась над ним.
Художник открывает глаза и замирает: прямо перед собой он видит свет. Он увидит душу. Она смотрит на него с любовью, немного с тревогой и сочувствием. Приятная теплота исходит от неё, согревает сердце, успокаивает разум, отгоняя воспоминания кошмарного сна.
Художник сел.
– Сима, как хорошо, что ты пришла, – он прячет лицо в её ладони. – Я немного устал.
Художник смотрит на Симу: всё понимающая любовь смотрит её глазами. Не любовь ко всему живому, а именно к нему, какой он есть.
Художник вздрагивает:
– Сима, ты!
Он поворачивается к картине, и вдруг ясно представляет себе, как пустое место глаз прекрасной девушки с картины заполняет изображение глаз Серафимы. Девушка на полотне оживает!
– Сима, родная, я понял! – сияющими глазами он смотрит на неё.
– Это не Бог изгнал Адама и Еву из рая. Они сами ушли, не захотев обменять радости Рая на великий дар любви человеческой, которую поняли и получили, вкусив плода Познания. Адам и Ева – несовершенные существа, сотворённые Богом из праха Земли, – сами стали способны, подобно самому Богу, создавать по образу и подобию своему людей силою своей любви человеческой. Они не захотели отдать свой дар, они хотели любить и творить, но они были не совершенны. Несовершенное существо может сотворить только несовершенное существо, которому не место в раю, и потому они ушли на Землю и зародили жизнь на Земле. Мы, люди, разные, нет среди нас богов и ангелов, но у нас есть дар великой человеческой любви, переданный нам Адамом и Евою. Я понял, Сима! – радостно повторял он. – Я знаю теперь, как закончить картину. Милая моя, как мне хорошо с тобою, – художник обнял Симу. – Выходи за меня, – тихо произнёс он, целуя её ладони. – Все прелести Рая я готов отдать за твою любовь…
Разорванное одиночество (2019 г.)
«Пей хоть водку, хоть бренди, хоть молоко! Всюду – люди. Но кто тебе здесь поможет?! Есть и сердце, что многое сделать может, Только как оно дьявольски далеко!» (Э. Асадов)
Капля упала на её щёку и медленно поползла вниз, оставляя едва заметный мокрый след. Женщина грустно улыбалась сквозь слёзы дождя, и казалось, что она плачет. Мужчина, сидящий на низкой скамейке, нежно провёл ладонью по холодному гранитному лицу: «Не плачь, Сабина, я тоже по тебе скучаю».
Несмотря на морось, он и не думал уходить, только плотнее запахнул чёрную кожаную куртку и сильнее ссутулился, опустив голову. Потом, запрокинув её, сделал пару хороших глотков из бутылки, которую держал в руках между колен, и вновь застыл, как кладбищенское изваяние.
Тихо. Вдруг мужчина услышал, что кто—то подходил к нему, осторожно ступая по гравию между могил. Шаги стихли рядом, и теперь он чувствовал чуть уловимый знакомый цветочно—цитрусовый аромат.
– Привет, Тим, – не оборачиваясь, произнёс мужчина.
– Здравствуй, Дэн. Извини, если помешал.
Помолчали.
– Если хочешь, приземляйся, – Дэн подвинулся на скамейке, освобождая место.
Тим присел рядом.
– Я был у тебя. Не застал. Подумал, что ты тут, у Сабины.
– Давно вернулся?
– Вчера приехал. Прими мои соболезнования.
Дэн повёл плечом: – Спасибо.
– Вот хотел с Сабиной проститься. Ты же знаешь, я не мог быть на похоронах.
– Знаю.
– Говорят, ты отошёл от дел?
– Да. Хватит.
Дэн сделал ещё пару глотков. Потом потянулся к сумке, и достал ещё одну.
– Будешь?
Тим кивнул. Открыв, Дэн передал её Тиму: – Помяни.
Потом они долго сидели молча. Дождь закончился, и солнце осветило этот забытый Богом уголок, хранивший последнюю память о людях.
Дэн поднялся, – Пойду я, пожалуй. Проводишь до метро? Тебе куда?
– Да, собственно, вечер свободный. Сейчас от Старика, докладывал о командировке.
– Что—то случилось?
– Случилось, Дэн.
Дэн повернул к нему уже не молодое измождённое, но, несмотря на это, волевое с крупными резкими чертами лицо. Чёрные глаза, под нависшими, уже начинающими седеть, бровями, смотрели вопросительно. Тим был моложе. Худощавый и высокий, он казался ещё выше рядом с приземистым и плотным Дэном. Серо—зелёные глаза, чуть курносый нос и пшеничного цвета длинные волосы, схваченные сзади в хвост, делали его совсем мальчишкой по сравнению с Дэном, чья коротко стриженая голова уже почти поседела.
– Димка погиб.
Дэн чуть побледнел.
– Когда? Как это произошло?
– Там же. На том проклятом озере. Только тела Сабины и ребят первой экспедиции нашли на его берегу, а Димка задохнулся в батискафе, в котором исследовали озеро. Чертовщина какая—то: после погружения они почти на сутки пропали, а потом, когда всплыли, открыли люк, а они там…задохнувшиеся. И озеро—то всего пятьдесят метров! Батискаф хоть и лёгкий, но кислорода на погружение до трёх километров, за глаза должно было хватить! Простить себе не могу, что не настоял на спуске с ними! Димка приказал дежурить у озера.
– Чтобы ты мог сделать? Только погибнуть вместе. Может быть неисправность?
– Аппарат проверяли, все в порядке.
– На озере сейчас работают?
– Теперь нет. Старик решил закрыть проект, дело сдать в архив, а зоне вокруг озера присвоить первый уровень опасности.
– Понятно. Он больше не хочет рисковать, – пробормотал Дэн и, взглянув на Тима, добавил, – Ты сам—то как?
– Нормально. Дэн, я вот ещё что хотел…Ты был лучшим среди нас. Возьми это дело, и меня в напарники! Я чувствую, мы раскрутим его! Сабина, шесть смертей, ребята зря, что ли, погибли? – с жаром добавил Тим.
– Не терпится стать седьмым? Выброси из головы. Старик знает, что делает.
***
У подземного перехода они простились. Тим хмуро пожал Дэну руку, подняв воротник и, чуть ссутулившись, пошёл на автобусную остановку. Дэн спустился в метро. Электропоезд с шумом открыл двери, выпуская озабоченную толпу, куда—то спешащую этим летним вечером. Её место, торопясь, занимали усталые, едущие с работы горожане. Кто—то недовольно толкнул, замешкавшегося Дэна, оттесняя его от вагона, и протискиваясь внутрь. Двери захлопнулись, и поезд умчался в тоннель. Он постоял в задумчивости, а затем решительно направился к выходу.
До своей бывшей работы он добирался недолго. Пойманное такси уже через двадцать минут высадило его у трёхэтажного особняка с белыми колоннами. Часы на входе показывали половину шестого. Подойдя к внутреннему телефону, Дэн набрал знакомый номер. Ответили сразу, и вскоре он уже входил в кабинет Старика.
Старик был ещё совсем не старым, ему исполнилось пятьдесят три года. Но фамилия – Стариков и, самое главное, большой опыт и отеческое отношение к подчинённым, которые уважали его, закрепило за ним это прозвище уже давно.
И сейчас радушно поднявшись из—за стола, Старик шёл к нему навстречу.
– Рад тебя видеть, Дэн, – Старик пожал руку, – Проходи, садись. Как ты? Как здоровье? Я гляжу, ты весь промок! Снимай куртку. Сейчас чай заварю, отличный китайский чай – кудин. Я знаю, ты любишь зелёный. Выпьешь? Тебе надо согреться.
– Да. Спасибо.
Старик возился с заваркой чая и расспрашивал Дэна о жизни. Наконец, они сели друг напротив друга за низким столиком. Выпили чаю. Горьковатый напиток оставлял во рту терпкое сладкое послевкусие каждого глотка, снимая напряжение в груди и согревая. Напоив гостя чаям, Старик откинулся в кресле и пристально посмотрел на него.
– Ну, говори, Дэн.
– Пётр Данилович, разрешите мне взяться за расследование гибели наших ребят у озера.
– Ты с ума сошёл? Ты знаешь, что там погибли две экспедиции? Мы тщательно обследовали всё, и безрезультатно. Нам гибель ещё одной экспедиции не нужна. Категорически запрещаю. Точка.
– Я наводил справки. Там не только наши ребята погибли. За последние полгода были смерти и среди местных охотников, которые забредали к озеру. Угроза остаётся. Мы не можем закрыть на неё глаза. Я пойду один. Я справлюсь. Я должен. Если не дадите разрешение, я всё равно пойду. Вы знаете меня. Но с вашей помощью больше шансов разгадать эту загадку.
Старик сидел, нахмурившись, барабанил пальцами по столу.
– Да уж, я знаю тебя. Если честно, то мне самому не даёт покоя это озеро. Хорошо. Иди, попробуй. Помогу технически. Но одного не пущу. Возьмёшь с собой Тима. Он мне всю плешь проел, требуя отправить его туда. После того, как он один из второй экспедиции спасся, не может простить себе, что ребята без него опускались на батискафе.
– Да зачем же Тима посылать, мало ли что! Я прекрасно справлюсь один. Мне не впервой.
– Мало ли что? Ты это брось! В одиночку там не справится. Пойдёте вдвоём или никак. – Старик хлопнул ладонью по столу. – С ним будешь аккуратнее и не полезешь на рожон. И прикроете друг друга при необходимости. Непонятно, что там, одному идти нельзя. Жду вас через пару дней. Продумайте план обследования, какое снаряжение нужно и ко мне. Ещё раз всё обсудим.
Они поднялись. – Спасибо, Дэн, – Старик по—отечески обнял его.
***
Тим сидел в кресле, судорожно вцепившись в подлокотники. На бледном лбу и висках у него выступил пот, а закрытые глаза казались ввалившимися в тёмные круги. Все черты обострились. Тонкие белые губы были крепко сжаты. На скулах обозначились твёрдые желваки стиснутых зубов, лицо исказилось от боли. Прямо перед ним на столе находился небольшой предмет. Это была миниатюрная пирамидка сантиметров 10 высотой и пяти в основании. Вокруг неё закручивалась энергия, переливающимися витками, уходящая в конус, где аккумулировалась в пульсирующую ослепительную точку. Тонкий яркий луч из этого энергетической центра исходил прямо в середину лба Тима.
Пытаясь сконцентрироваться, отогнать боль, чтобы чётко сформулировать мысль, Тим постарался расслабиться: – Я всё понял. Я уничтожу его. Никто ничего не узнает. Не беспокойтесь.
Пульсация начала затухать, серебристая энергия по спирали перетекла в основание и спряталась там, словно змея под камень, а сама пирамидка превратилась в обыкновенную поделку из чёрного камня, похожего на гранит.
Тим откинулся на спинку кресла. Он сидел и приходил в себя, как после тяжёлой работы. Потом посмотрел на часы: восемнадцать сорок пять. Перевёл взгляд на телефон. Он ждал. Дэн позвонил через десять минут. Свершилось. Они идут вместе, как он и планировал, когда шёл на кладбище на встречу с Дэном. Он сделает то, что должен.
***
Исследователи прибыли к озеру в глубокой расщелине горы Тельпозис на севере Урала, когда солнце уже клонилось к закату. Вертолёт осторожно выгрузил батискаф на воду и снова поднялся в небо. Пролетя метров триста над ущельем, он опустился на его каменистое дно, высаживая экспедицию, потом вертикально взлетел, и, сделав прощальный полукруг, исчез за горами.
Расщелина была глубокой, но не длинной, не более пятисот метров. Отвесные склоны гор, которые её окружали, уходили в небо километра на полтора. В самом центре ущелья находилось круглое небольшое озеро, метров тридцати в диаметре. Вокруг него не было никакой растительности, одни камни, и только ближе к краям расщелины начиналась тайга, которая мохнатыми зелено—бурыми пятнами покрывала горы.
На небольшой поляне среди вековых елей они разбили лагерь. Генератор давал свет, походные кондиционеры поддерживали комфортную температуру и очищали воздух.
– Итак, Тим, что нам известно? Полгода назад группа учёных, изучающих горы Урала, не вышла к конечной точке маршрута. Связь с ней была потеряна. Поисковики обнаружили их тела в этой расщелине, недалеко от озера. Причину смерти так и не установили. Снаряжённая экспедиция, расследовавшая это происшествие, тоже погибла. Погибла странно: люди спустились на батискафе, чтобы обследовать озеро, но по какой—то причине на сутки пропали, а когда, наконец, аппарат всплыл, там были обнаружены тела, задохнувшихся ребята.
Наша задача выяснить, что тут происходит и почему погибают люди. Сегодня нам надо осмотреть местность. Тим, на тебе пробы почвы, воздуха, флоры, а я схожу к озеру, осмотрюсь там, и возьму пробы воды.
– Окей.
Одевшись по—походному: в костюм штормовку и крепкие горные ботинки, взяв ножи, компасы и все самое необходимое для исследования, они разошлись.
Мохнатые лапы елей скрыли Дэна почти сразу же. Обойдя ближайший склон, он вышел к открытому месту и по мелким осыпающимся камням спустился к озеру. Вода была спокойной, прозрачно—изумрудная она манила в глубину. Опустив руку, Дэн почувствовал её тёплое, почти дружеское прикосновение. Эхолот показывал дно на уровне пятидесяти метров, крупных существ он не зафиксировал. Взяв пробы воды, Дэн вернулся к лагерю.
Предварительное расследование показало, что никакой опасности в расщелине нет. Концентрация и состав воздуха и почвы нормальные. Ядовитых растений или насекомых не обнаружено. Вода в озере чистая, пригодная для питья, правда, необычно тёплая.
Было решено приступить к обследованию озера.
Рано утром в день, назначенный для спуска, Тим, делавший повторный замер дна, взволновано вбежал в палатку.
– Дэн, эхолот определил дно озера на расстоянии семидесяти метров от поверхности!
Дэн оцепенел: – Семьдесят метров? Ничего не путаешь? Первый замер показал пятьдесят.
– Уверен, – Тим протянул Дэну расшифровку эхолота.
– Да, действительно.
Они посмотрели друг на друга.
– Что же получается? Дно озера опустилось?
Тим пожал плечами.
– Может быть, тут кроется разгадка, – Дэн задумчиво потёр подбородок. – Будем спускаться. Надо передать на базу.
Тим кивнул и поднялся. Через десять минут Дэн услышал, как он его зовёт.
– Что случилось? – спросил Дэн, подходя.
– Рация не работает!
– Как не работает? Этого не может быть, – Дэн наклонился над передатчиком.
– Не могу понять, то ли неисправность, то ли связи нет, – Тим в растерянности крутил ручки.
Передатчик безжизненно тёмным «глазом» смотрел на них.
– Плохо. Очень плохо. – Дэн мрачно стоял над аппаратом. – Я спущусь один. Ты, Тим, будешь меня ждать тут.
– Обалдел совсем! Я тебя одного не пущу. Мало ли что там может случиться! Если ты погибнешь, а я тут опять буду сидеть и ждать, я себе этого никогда не прощу!
– Хорошо, возможно, ты и прав. Пойдём вместе. Сделай запись в журнале, оставим его здесь для наших, а я подготовлю батискаф.
Тим, кивнул и, открыв экспедиционный журнал, посмотрел вслед Дэну. Проводив его взглядом, он, не сделав никаких записей, закрыл и спрятал тетрадь в рюкзак.
Батискаф был готов к погружению. Напряжённая тишина нависла над расщелиной. Становилось зябко и неуютно. Они взяли с собой все необходимое для проб воды и грунта и, почему—то спеша, забрались внутрь. Крышка люка гулко стукнулась, закрываясь и отрезая их от внешнего мира. Начался спуск.
***
Луч прожектора терялся в толще прозрачных вод, и батискаф, медленно следуя за ним, погружался. Вода была не просто прозрачной, она казалась стерильно – безжизненной: ни стаек рыб, ни водорослей, ни рачков, прикреплённых к скалам, отвесно уходящим вниз, – ничего не видно было в иллюминатор.
– Погружение пятьдесят метров, семьдесят, сто метров, Дэн! – Тим повернул взволнованное лицо, – эхолот не обнаруживает дна.
Дэн посмотрел на показания приборов.
– Спустись ещё немного, Тим, – Дэн брал пробы воды.
Отметка погружения на пульте управление показывала уже 600 метров.
– Температура воды повышается. И эти странные пузырьки, – Дэн механической рукой ловко поймал в сосуд несколько крупных пузырьков, которые стали появляться рядом с батискафом, быстро поднимаясь из глубины и длинной цепочкой уходя вверх. Плотно закупорил их, и положил в специальный отсек.
– Температура воды возросла на десять градусов, и на три в батискафе.
– Вижу, Тим. Всё. Стоп. Поднимаемся! Дальше опускаться в лёгком аппарате опасно.
Начался медленный подъем. Скорость подъёма постепенно увеличивалась: до поверхности оставалось пятьсот, четыреста, двести пятьдесят, сто пятьдесят.
– Я ничего не вижу, Дэн. Полная темнота.
Глухой удар крышки люка батискафа заставил их вздрогнуть.
– Дальше хода нет, – Тим растерянно смотрел на Дэна.
Через верхний иллюминатор они видели абсолютно ровную поверхность. Теперь стала понятной темнота, окружавшая их, батискаф завис под каменной плитой, которая перекрыла единственный выход к поверхности озера.
***
– Так, – первым пришёл в себя Дэн, – как показатели работы батискафа, насколько нам хватит кислорода?
– Все системы работают в штатном режиме, воздуха у нас на шесть часов. Что будем делать? – спросил Тим, – ждём, пока снова откроется выход или уходим вниз, и ищем другой путь?
Дэн задумчиво смотрел в иллюминатор в бездонную глубину колодца.
– Теперь понятно, почему задохнулись ребята. Похоже, они остались ждать. И когда плита, наконец, открылась, озеро выбросило на поверхность батискаф с уже погибшими людьми. Ждать нет смысла, мы не знаем периодичность открытия выхода. Тим, спускаемся, – началось повторное погружение.
Оно продолжалось уже два часа, а батискаф все опускался и опускался, и дна колодцу не было видно.
По мере спуска обстановка менялась: нарастающий гул, сначала едва различимый, теперь стал отчётливым и грозным, как будто два великана схватились в рукопашном бою, с размаха швыряя друг друга о камни, сотрясая их; температура воды быстро поднималась, и уже приближалась к шестидесяти градусам Цельсия; стены колодца потеряли гранитную монолитность, их покрывали трещины, выбоины, а в некоторых местах открывались целые гроты; казалось, стены стали зыбкими, едва сдерживающими то, что бушевало за ними; из их трещин временами прорывались струи газа, пузырьками на несколько минут, закрывая обзор батискафу, двигающемуся очень медленно и осторожно.
– Погружение девять километров. Похоже, мы приближаемся к эпицентру вулканической затухающей деятельности, – Дэн, быстро фиксировал показания сейсмоприборов и брал пробы в специальные стеклянные сосуды для дальнейшего исследования.
Тим оторвался от расчётов: – Критическая точка невозврата пройдена, теперь только вперёд.
Когда вода за иллюминаторами почти превратилась в кипящий бульон из—за вырывающегося из трещин газа, а температура воздуха в батискафе достигла сорока градусов, погружение прекратилось.
– Всё. Мы на дне, – сказал Тим.
Они прильнули к иллюминатору, пытаясь среди пузырьков, разглядеть дно колодца. Оно было намного больше, чем вход: до стен расширяющихся книзу, теперь не доставали лучи прожектора.
Спускаться дальше некуда – внизу острыми шипами горбилась порода.
Подниматься не к чему – они не успели бы за оставшиеся три часа, пока у них есть кислород, достичь поверхности, и ещё неизвестно открыт ли выход.
Плавно ведя батискаф вдоль стен, они всматривались в кипящую от пузырьков газа воду в надежде найти другой проход.
Обследование заняло драгоценные полчаса.
В обнаруженных первых двух узких ходах, эхолот показал тупики на расстоянии до ста метров от входа.
Наконец, им повезло, они наткнулись на довольно широкий коридор, где эхолот не зафиксировал преград в ближайшие пятьсот метров.
Решили двигаться по нему. Через час горизонтального плавания батискаф почти упёрся в стену, преграждающую дальнейший путь.
Они оказались на дне нового колодца.
– Поднимаемся, – скомандовал Дэн, – и начал подъем.
Постепенно вода остывала, пузырьки газа все реже вспенивали её вокруг иллюминаторов, пока не исчезли совсем.
– У нас осталось воздуха где—то на час, – тихо сказал Тим.
– Если расстояние до поверхности такое же, как в первом озере, нам не хватит воздуха. Хотя параллельный тоннель шёл не строго горизонтально, а уходил с подъёмом к этому проходу, – задумчиво произнёс Дэн, – есть вероятность, что мы успеем выйти к поверхности, лишь бы она не была закрыта.
Напряжение повисло в батискафе. Люди молчали. Каждый думал о своём.
– Тим, отключи электропитание, даю экстренное всплытие – приказал Дэн.
До окончания воздуха оставалось полчаса.
В батискафе стало темно. Они устремился к поверхности.
Темнота, тишина, падение температуры и уже кажущийся недостаток кислорода действовали на них угнетающе.
– Смотри! – Тим радостно повернулся от верхнего иллюминатора люка, – Вон! Вроде бы вода посветлела? Или показалось?
Нет, она действительно стала светлее! С каждой минутой это было видно всё отчётливее. Поверхность приближалась.
***
Ещё пятнадцать минут, и батискаф вынырнул на поверхность озера. Люди лихорадочно открывали люк.
– Ну, вот и хорошо – Дэн обнял, улыбающегося Тима, жадно вдыхающего воздух.
Они огляделись. Это озеро было точной копией первого.
– Тим, проверь связь.
– Связи нет, Дэн.
– Так… давай к берегу.
Закрепили батискаф, и ступили на землю. Вокруг озерца, на расстоянии не более ста метров каменистого берега, поднимались отвесные скалы высотой километр – полтора. Казалось, что горы нависали над крошечным озером, пряча его от глаз посторонних.
– Тим, смотри, вон там, видишь? Метров триста вверх на горе, вроде пещера? – Дэн, прикрывая глаза рукой, показывал на скалу, из—за которой ещё виднелся край заходящего солнца. Туда, где, если заслонить глаза от солнца, угадывался тёмный провал в горе.
– Да. Пещера. Тим, пойдём, проверим, можно ли подняться.
– Может, отдохнём сначала? Ноги не держат. Давай переночуем тут, а утром с новыми силами посмотрим?
– Да? Тут и переночевать—то негде, – Дэн окинул взглядом озеро и россыпь камней вокруг него.
– Ладно, ты посиди, отдохни, а я поднимусь, гляну, может быть там хорошее место для ночёвки.
– Нет. Один я тут не останусь. Вместе, так вместе.
Чем ближе они подходили, тем отчётливее видна была пещера. Внимательно осмотрев гору, они увидели чуть заметную тропинку, и пошли по ней. Дорожка петляла среди огромных валунов, цепляясь за которые, они поднимались все выше к самому её входу. Остановились. Пещера была маленькой, высотой почти в человеческий рост, и метра два в ширину. Тёмный зев её, постепенно сужаясь, уходил вглубь горы. Мужчины решили тут переночевать, а на другой день выяснить, как далеко ведёт проход, и нет ли сквозного выхода.
Уже темнело, когда они перебрались в пещеру. Поужинали скромно, решив экономить НЗ. Расположились на отдых, но им не спалось. Сказался нервный перегруз проходящего дня. Они долго ещё обсуждали всё с ними случившееся, строили догадки на будущее, пока Тим не услышал мерное дыхание Дэна.
Приподнявшись на локте, Тим несколько минут всматривался в спящего. Потом осторожно поднялся, достал что—то из внутреннего кармана и стал медленно подходить к Дэну. Белое лицо Тима застыло маской. Двигаясь бесшумно, Тим подошёл и наклонился над ним. Он не видел ничего, кроме пульсирующей вены на шее. Не отрывая от неё взгляда, он стал что—то осторожно подносить. В свете дежурного фонаря блеснула игла шприца. Она почти коснулась вены. Ещё секунда и яд, быстро впрыснутый в кровь, мгновенно остановит сердце Дэна.
