Сан Кипари
Режиссёр смерти: Последний Дебют
Глава 7
Нет защиты
I
Кастрюля
Кайдерск, 31 января, 1043 год
Время 04:13
Местонахождение неизвестно
Стюарт очнулся, но почти сразу понял, что всё ещё находится во сне, а не в реальности. Он стоял в глубокой квадратной яме, окружённый земляными стенами с кишащими в них чёрными блестящими жучками и склизкими противно-розовыми червями. Воняло железом, воняло кровью.
– Где я опять?.. – шёпотом спросил тяжело вздохнувший Стюарт, осматриваясь и кончиками пальцев ощупывая свою «тюрьму» в поисках возможного выхода, однако проклятые стены были невероятно ровны и не копались, как бы он ни впивался пальцами в почву и как бы ни пытался сделать самодельную лестницу.
Посмотрев наверх, скрипач с ужасом заметил, как к яме подошёл Добродей Затейников в чёрном костюме с красной бабочкой и хищно осклабился своим противным ртом. Почему-то именно сейчас он казался Стюарту особенно мерзким, особенно жутким и пугающим до мурашек, что ордой пробежали по его горячей спине, сжатым в кулаки рукам и серым щекам. Добродей стоял, заложив руки за спину, и отвратительно облизывал сухие губы.
– Что тебе нужно от меня?! – с отчаянием в голосе вскричал Стюарт и хотел было прыгнуть на злодея, но тот первее схватил багровую лопату и начал невероятно быстро закапывать нашего героя.
– Ты должен был умереть! – хохотал Затейников, хороня Уика. – Ты, ты, ты! Но ты не умер, так умри же сейчас от моих рук, моих!
Стюарт пытался уворачиваться от земли, старался держаться, так сказать. «на плаву», однако у него не получалось: ноги по колено увязли в земле, в которой копошились половинчатые окровавленные черви. Он закричал, начал щипать себя за руки, чтобы поскорее проснуться и вырваться из лап кошмара, однако он никак не хотел просыпаться. А Затейников всё бросал в него землёй и бросал…
Вскоре Стюарта накрыло с головой, и он тотчас ощутил странную невесомость и лёгкость. Открыв глаза, которые ужасно жгло от попавшей в неё почвы, он узрел, как падает куда-то вниз, как отдаляется от него противная рожа режиссёра и как утихает его безумный надрывистый хохот. Болезненный толчок в спине и колющий холод, – он, одетый в белое тряпьё, упал в снег.
– Где я?.. – снова шёпотом спросил он пустоту, но ему, конечно же, никто не ответил.
Сложив руки на груди в форме креста, Стюарт закрыл глаза. Вставать ему совсем не хотелось, хоть и было до боли холодно. Нет, ему не было лень, ему просто не хотелось продолжать этот проклятый и ненавистный сон! Почти каждую ночь его мучают странные кошмары, почти каждую ночь он видит Затейникова и не может избавиться от его образа! И он уже жутко устал ото всего.
И вот, лёжа в снегу, он смотрел, как в воздухе порхают подобно бабочкам снежинки: он видел их рельефы и витиеватые узоры, рассматривал их и восхищался их красотой. Как давно он не видел такой красивой улицы… как давно они не выходили на свежий воздух. И это чувство сладкой свободы… Он так соскучился по нему.
Внезапно с правой стороны раздался чей-то задорный голос:
– Стю-юарт!
Стюарт повернул голову и заметил, как вдали расплывались нечёткие тёмные силуэты. Прищурившись, он увидел улыбающихся Ванзета Сидиропуло, Лебедину Грацозину и всю свиту Затейникова, кроме самого режиссёра; все махали ему рукой и звали.
В тот же момент с левой стороны раздался другой восклик:
– Стюарт, дружище!
Он повернул голову уже в иную сторону и узрел всех живых коллег, что так же махали ему рукой и звали к себе. Уик тяжело вздохнул.
– Господи, да разорвите меня уже кто-нибудь! Дайте мне проснуться! Хватит, хватит, хватит!
Стюарт зажмурился и схватился за голову, сев на снегу, как вдруг к его горячему лбу прижались чьи-то холодные губы. Он поднял глаза и увидел перед собой улыбающуюся Эллу, что отводила от его головы руки.
– Стюарт, дорогой, пошли домой.
– Элла?..
– Стюарт, я тебя люблю.
– Элла…
– Стюарт, чего же ты ждёшь?
– Элла…
– Стюарт, идём со мной!
– Элла…
– Стюарт!
– Элла…
– Стюарт, любимый мой, дорогой мой!
– Элла, нет! Прекрати, умоляю! Я знаю, что ты мертва, я прекрасно понимаю, что нахожусь во сне, так не мучай меня, прошу тебя! Я тебя потерял и это только моя вина, что я не сумел тебя уберечь и спасти! Прости меня и не мучай, умоляю тебя!
– Стюарт, я жива…
– Нет! Это ложь!
– Я жива…
– Нет!
– Я…
– А-А-А!
Стюарт с болезненным вздохом распахнул глаза и сразу же сел на самодельной постели из простыни. Все вокруг него так же неожиданно и резко проснулись от пронзительного крика с нижних этажей, и переглядывались друг с другом.
Самой первой из шока вышла Ева Вита:
– Вы слышали крик?..
– Кого нет? – тотчас спросил Максим Убаюкин.
– А где Табиб и Гюль? – нахмурился Лев Бездомник.
С минуту помолчав, все одновременно вскочили на ноги и бросились на первый этаж, откуда раздался крик. В дверях лестницы они встретили посеревшего Табиба, что был на грани обморока и дрожал, как осиновый лист.
– Гюль убит! – закричал он и без памяти рухнул в руки Бездомника, что отвёл его к диванчику и уложил. Остальные тотчас ринулись в столовую, где перед ними предстала страшная картина: на полу меж столов лежало грузное тело Ворожейкина со вскрытой ножом затылочной частью, откуда виднелся мятый череп. Рядом была написана кровью надпись: «От любимого братишки» и лежал большой кухонный нож. На столе стояла как ни в чём не бывало окровавленная кастрюля. К горлу некоторых подступила тошнота и они ушли со столовой, чтобы перевести дух, остальные остались стоять, как вкопанные, в том числе и Стюарт, который просто спросонья не понимал, что происходит.
– А не могли бы его убить в другом месте? Как мы есть будем? И как мы его вообще в комнату перетащим?.. – с нервным смешком воскликнула Илона, но никто её «шутки» не оценил: все лишь хмуро посмотрели на неё и заставили застыдиться, и замолкнуть.
В тишине раздался смешок, – Борис пустым взором смотрел на мёртвое тело и криво улыбался.
– Гюль, ты реально умер или притворяешься? – шёпотом спросил он, подошёл к телу ближе и резко схватил его за запястье. – Поднимайся, ёмаё, поднимайся! Ты же шутишь, я знаю, ты шутишь! Хватит!
– Борис… – побледнел Сэмюель и подошёл к солисту.
– Поднимайся, едрён-батон! Хватит, Гюль, хватит! Ну поссорились мы чуточку, с кем не бывает?!
– Как он притвог’яется интег’есно… – сказал Убаюкин, подняв уголок губы.
– Да, однако ж, притворяется он знатно. Актёр, как-никак, – поддакнула хмурая Марьям. Ей, конечно, было ужасно жаль мёртвого поэта, но презрение к солисту было сильнее. – Я своими ушами слышала, как он желал господину Ворожейкину смерти! Небось и сам убил его!
Борис замолк и замер, отпустив руку трупа.
– …чё ты вякнула, тварь?
– Правду «вякнула»!
– Я тебе сейчас эту правду…
– Ребята, не ссорьтесь! – вмешался Сэмюель, но было уже поздно.
– Ты убийца и специально валил Максима, чтобы мы тебе поверили и отвели от тебя подозрения, но мы не поверили! И именно поэтому ты так сдружился с Илоной, потому что она была ослеплена ложью!
– Какой смысл мне убивать лучшего друга?!
– А кто тебя знает?! Ты отбитый наглухо!
– Заткнись!
– Ты в порыве ярости мог убить господина Ворожейкина! – Заткнись, заткнись! – враз кричали они.
– Ты в помутнении чуть не прирезал Максима! – Затки своё лицо, дура!
– Тебе вообще нельзя давать ничего в руки! – Ты реально тупая или тоже притворяешься?!
– Ты забил господина Ворожейкина до смерти кастрюлей! – Я тебя сейчас…
– Ну давай, попробуй меня прирезать, раз уж я тебе надоела! – Ты действительно не думаешь головой, дура тупая!
Их крикливые голоса смешивались в единый невыносимый гул.
– Хватит! – закричала Ева Вита, закрывая уши. – Хватит! Нам надо всем успокоиться! И вы оба – тише! Тише! Голова уже болит!
Марьям и Борис тотчас замолкли, прожигая друг друга гневными взорами. Стюарт подозвал к себе фотографа Илону.
– Илона, сфотографируй место преступления, – попросив всех разойтись, он присел на корточки перед телом. – Мы принимаемся за осмотр. Пусть здесь останутся только Илона. Позовите Табиба, Петра и Льва.
Когда все названные подошли к следователю, тот обратился сначала ко Льву и Петру:
– Вы оба сможете после осмотра отнести тело Ворожейкина в его комнату? Ну или в чью-нибудь ближайшую?
– Да. – Probablement… (фр: Наверное…)
Когда все покинули место преступления, Стюарт принялся за тщательный осмотр места убийства вместе с шатающимся от ужаса Табибом.
– Как думаешь, чем его убили? – спросил музыкант.
– С-судя по вмятине, его забили кастрюлей, а уже потом вскрыли ему голову. Правда зачем?..
– Просто потому, что убийца жесток и в его действиях нет логики…
– Не думаешь ли, что это в самом деле Борис?
– …думаю. Но это будет слишком очевидно.
– Стюарт, это не книга и не игра, тут не очевидного и не очевидного! Это реальная жизнь!
– Но преступники многое берут из книг, потому я и считаю, что это слишком очевидно. Тем более не мог же Борис убить лучшего друга на эмоциях спустя столь длительное время! То, что они поссорились, это факт, но…
– Господи, это же Борис! Он мог сделать что угодно!
Стюарт замолк.
– Его убили не так давно… – задумчиво сказал он.
– Да. И это страшно! Он буквально пару часов назад был живой, говорил с нами и прочее, а сейчас его нет! Пуф! Он мёртв!
– Не паникуй, лучше пойми, что только человек определённого роста мог ударить его по затылку. Судя по его позе, он стоял, когда его ударяли. Если бы его ударили за столом и только потом скинули на пол, он был бы в другой позе. Передвинуть так его вряд ли бы могли, ибо он достаточно тяжёл, поэтому…
– Поэтому нам нужна рулетка, чтобы измерить рост всех!
– И где ты собираешься достать рулетку?
– Не знаю…
– Вот именно. Но я понял, к чему ты клонишь. Рост у Ворожейкина около двух метров. Илона, Марьям и Максим вряд ли могли бы его убить, они слишком низкие для этого.
– Думаешь, это Лев?
– Думаю, это могут быть остальные, то есть Ева, Сэмюель, Пётр, Лев, Борис, ты и я.
– Ты и себя подозреваешь?
– Нет, но меня могут подозревать, и я это понимаю. И алиби ни у кого нет: кто угодно мог проснуться и убить Ворожейкина., тем более он был на шухере. Но что он делал в столовой? Почему не на нашем этаже?
– Может, его заманили?
– Нет, вряд ли, – вмешался Пётр. – Он очень любил пряники, а тут на полу лежит кусок пряника, который он уронил. Скорее всего он сам сюда спустился, чтобы перекусить, а тут его и застал убийца врасплох. Да и почему вы решили, что его ударили стоячим? Вдруг он наклонился и его ударили.
– Нет, удар чётко пришёлся по затылку и особой формы, а спереди вряд ли бы его так ударили.
– Эх, вот почему мы не можем снять отпечатки пальцев? Так было бы легче…
– Да, Пётр, так было бы легче, но у нас, увы, нет такой возможности…
Неожиданно из фойе раздался душераздирающий крик, и тотчас мужчины с Илоной бросились из столовой прочь.
II
Минус два
Когда все вышли из столовой, оставив следователя, доктора, фотографа и солиста с Бездомником наедине с трупом, Марьям вновь взвинтилась, обернулась, отчего её блондинистые волосы сверкнули золотом на свету, и криком обратилась к хмурому Борису:
– Ты ведь убил его? Признайся! Все действия убийцы нелогичны и безумны, – всё это очень подходит под тебя, сумасшедшего и непонятного человека!
– Зачем мне убивать лучшего друга?! У тебя бебе с баба?! – он прокрутил пальцем у виска и присвистнул.
– У меня-то всё в порядке, в отличие от тебя! Грязный братоубийца, грязный и мерзкий душегуб!
– Я спал, когда всё это происходило! Почему ты меня топишь в обвинениях?!
– Потому что ты сумасшедший, очевидно же! Никто кроме тебя себя не ведёт, как отсталый и жестокий безумец! И ты угрожал господину Ворожейкину в расправе!
– Ребята, хватит… – враз попросили их Максим с Евой, но те только сильнее взъелись и готовы были перегрызть друг другу глотки.
– Да ты не понимаешь, как сильно закопал себя словами против Макса!
– Ты дура тупая, раз не понимаешь, что я не братоубийца и мне не было смысла убивать своего брата по крови!
– Ты даже сильно не горюешь по господину Ворожейкину!
– Ты не смеешь говорить, что я не горюю! Ты даже не понимаешь, насколько мне плохо, просто я не хочу этого показывать!
– Если плохо, то почему не рыдаешь в три ручья?!
– Да потому что я – мужик, мне слёзы ни к чему! Это вы, бабы плачете по всяким мелочам!
– Как ты меня назвал, тварь?!
– Да ты сама по Элле не горюешь! Никто не видел твоих «трёх» ручей по умершей, как ты сама соизволила выразиться!
– Не смей упоминать её имя! – задыхаясь, вскричала Марьям. Слёзы брызнули из её глаз.
– Хватит! Умоляю вас, хватит ругаться! – бросился к ним Сэмюель.
Марьям сразу же замолкла, опустила взгляд в пол и разрыдалась, закрыв раскрасневшееся лицо руками, а Борис, нахмурившись, плюнул ей в ноги, зашёл на кухню и хлопнул дверью. Фойе ненадолго погрузилось в молчание, пока неожиданно к ним не вышел солист, вооружённый кухонным ножом. Глаза его сверкали пламенем безумия, бледные губы расплывались в зловещем оскале, а рука сжимала рукоять ножа.
– Борис! – вскричал ужаснувшийся Сэмюель, но подойти к приятелю не рискнул.
Остальные отпрянули от обезумевшего, как от огня и хотели позвать на помощь мужчин из столовой, как вдруг Борис загоготал и прошёлся ножом по воздуху, как бы выбирая свою жертву.
– Раз уж вы мне верить не хотите, что я невинен и никого не убивал, так узрите это воочию! – воскликнул он, замахнулся и пырнул себя ножом в живот.
Ева Вита и Марьям Черисская закричали от ужаса, когда Феодов вынул из себя нож, закатил потускневшие глаза и рухнул на пол, и кровь озерком медленно расплывалась под ним. Нож с грохотом упал возле его головы. Сэмюель Лонеро и Максим Убаюкин бросились к увядающему коллеге, но совершенно не знали, что им делать. На крик девушек из столовой прибежали остальные и застыли в ужасе.
– Твою мать, сумасшедший! – вскричала Илона, поняв, что произошло, и бросилась к Борису. Однако было поздно: он уже не дышал.
– Что произошло?! – обратился ко всем тяжело дышавший Стюарт, словно он сломя голову бежал по лестнице.
– Он убил себя!! – закричала Марьям и бросилась ко Льву в объятия. – Он убил себя, убил, убил!
– Что?! Il est fou, bien sûr, mais pas autant! (фр.: Он, конечно, сумасшедший, но не настолько же!) – Пётр Радов ударил себя по лбу и прикусил губу.
– Минус второй?.. – спросил в пустоту Табиб Такута и бросился к дивану, на который рухнул без сознания. Кажется, его хрупкая психика не выдерживала столь большое количество смертей, тем более за один день.
– Нет, бесполезно, – заключил Максим Убаюкин, поднявшись на ноги. – Он мёг’тв, безоговог’очно и на сто пг’оцентов.
– Зачем он это сделал? – спросил Стюарт.
– Он сказал, что… что… таким образом докажет, что он невиновен… – ответил бледный Сэмюель и расплакался. – Почему он убил себя, Стюарт?.. Почему?..
– Может, он не смог перенести смерть лучшего друга и решил умереть вместе с ним? – предположил Лев Бездомник.
– Но это глупо! Я же не убила себя после смерти Эллы! – вскричала Марьям в истерике. Слёзы струились по её красным щекам, а бедное сердце бешено стучало и металось в сомнениях: виновата ли она в том. Что довела Бориса до самоубийства или нет? Она не могла понять и тащить столь тяжёлый крест не хотела.
Прервав всеобщие метания, раздался механический гул, скрежет и, наконец, зевающий голос Затейникова:
– Добр-рое утро, друзья мои! Ой-ёй, кажется, нас стало на два меньше! Какая жа-алость! – он зло хихикнул. – Но тем интереснее! Одного убили, второй самоубился – ну что за прелесть! Вот это дружба до крышки гроба, как говорится! Романтично… как в каких-нибудь книжных романах! И уже какая по счёту смерть? Пятая? А вы до сих пор не отыскали убийцу! А время-то идёт: тик-так, тик-так… Сколько ещё смертей вам понадобится, чтобы добраться до жестокой и беспощадной истины? Ну и что могу ещё сказать? Вам осталось всего-то пару дней, прежде чем вы все умрёте! Умрёте все, все, кроме убийцы, ха-ха-ха! Но хочу сказать вам спасибо, что развлекаете нас!
– Нас?.. – спросил недоумённый Стюарт.
– А теперь хочу пожелать вам удачи! Расследуйте это дело и отыщите, наконец, этого грязного душегуба! Удачи-удачи!
И под конец прогрохотал его жуткий, пробирающий до мурашек безумный хохот.
– Почему он сказал «нас»?.. – всё задавался вопросом Стюарт, но его никто не слышал. Все пребывали в шоковом состоянии и не могли понять, что происходит.
Первой из оцепенения вышла Ева Вита:
– Нам надо отнести тела в комнаты… Если, конечно, вы закончили исследование.
– Да, мы закончили. Улик очень мало, – сказал Стюарт. – Лев, Пётр, отнесите тело Ворожейкина в его комнату, Сэмюель, мы с тобой понесём Феодова.
Сэмюель был совсем не рад этой новости и сильнее побледнел. Ему было боязно прикасаться к смерти, к мёртвому телу только-только живого друга. Было ужасно страшно от осознания, что пару минут назад это был живой человек! Страшно, ужасно страшно.
Лев и Пётр подхватили тело Гюля с двух сторон и поволокли его на второй этаж, Сэмюель и Стюарт поступили так же с телом Бориса, но потащили его на четвёртый этаж. На мгновенье скрипачу показалось, что он слышит сердцебиение, но это была лишь мимолётная галлюцинация.
Закрыв трупы в комнатах и накрыв их одеялами, мужчины вернулись в фойе к остальным; все, вооружённые тряпками, убирали место убийства и самоубийства от крови. Завершив уборку в молчании, они промыли тряпки, бросили их в углу кухни и собрались в столовой.
– Я только что поняла, что имел в виду Борис… – прервала тишину Ева Вита. – Он сказал, что докажет свою невиновность своей смертью. Будь он убийцей, нас бы уже выпустили на свободу, но нас, как видно, не выпускают…
– Ага… И что нам делать дальше? – спросил Максим Убаюкин.
– Пытаться понять, кто убийца, – Стюарт встал во главу стола и прочистил горло. – Мы с Табибом и Илоной заметили, что Ворожейкина убили в стоячем положении, то есть кто-то ростом плюс метр семьдесят пять ударил его кастрюлей по голове. Из этого следует, что Убаюкин, Черисская и Штуарно вне подозрений, как и покойный ныне Феодов. Значит, Лонеро, Вита, Бездомник, Радов и Такута могут быть потенциальными убийцами.
– А тебя не смущает, что доктор постоянно падает в обмороки при виде крови? – спросила Марьям, скрестив руки на груди.
– Это может быть всего лишь хорошее притворство.
– Как и ты можешь пг’итвог’яться следователем… – заметил Максим.
– Не отрицаю, но я сам себя знаю и уверенно заявляю: я не убийца. И, если следовать этому списку, то улик ещё не было на Бездомника, Такуту и Радова. На Лонеру и Виту уже были подозрения, если вы помните дела Ванзета Сидиропуло и… Эллы Окаоллы.
– Ты пытаешься пойти методом сужения круга подозреваемых? – поинтересовался Пётр.
– Да. Бездомника не было на деле Сидиропуло, что тоже может избавить его от подозрений.
Стюарт метнул взор на встревоженную Еву Виту, прикусил согнутый указательный палец и подумал про себя: «Да, возможно, это она. Но если я начну на неё давить, к ней на защиту встанут остальные, ибо она очень хрупкая и невинная, так сказать… Как доказать её виновность? А может это Сэмюель, который действительно умеет хорошо притворяться? Или Табиб, который может отыгрывать падучего? И Пётр… тихий и неприметный человек, про которого можно легко забыть, ибо он редко участвует в разговорах. Может, это он?..»
– О чём ты задумался? – пихнула его в бок Илона.
– Об убийце и о нашем списке…
– М-м… То есть ты хочешь сказать, что Максим вне подозрений? А как же клок волос, который мы нашли у Эллы?
– Он может принадлежать так же Еве Вите, – он поднял грозный взор на испугавшуюся женщину.
– Я-я?! – взвизгнула она.
– Не тг’огайте её! – воскликнул в защиту Максим, приподнявшись. – Она не может быть убийцей: как такая хг’упкая женщина способна на такие звег’ские пг’еступления?!
– Это может быть всего лишь образ, тем более, она хорошая актриса, – сказал Стюарт, понимая, что вновь настраивает Максима против себя.
– Ты тоже можешь быть всего лишь актег’ом-следователем!
– Смотри: против неё есть несколько улик. Кольцо с дела Сидиропуло, клок волос с дела Окаоллы. Тем более она хорошо подходит под рост для убийства Ворожейкина. Знай, что Сатана может скрываться под ликом добродетеля, Максим.
– Вы сейчас меня хотите оклеветать убийцей?! – вскричала, поднявшись, Ева. Она начала тяжело дышать.
– Нет, я всего лишь предполагаю…
– Это всё – клевета, ложь! – разгневался Убаюкин.
– Да, я согласен с Максимом, – подал голос Табиб.
– Тем более такая хрупкая и тонкая девушка не могла бы перетащить труп Эллы! – воскликнула в защиту Евы Марьям.
– Почему же? Всё возможно, – парировал Стюарт. – Она может всего лишь притворяться слабой.
– Ложь! Это всё ложь! Я не убийца! – с отчаянием в голосе вскричала Ева и расплакалась.
– Вот, смотг’и, до чего ты довёл бедную девушку! – возмутился Убаюкин.
– Она не виновна!
– Она слишком слаба для таких убийств!
– Это было бы слишком жестоко с её стороны! – кричали многие, заставив скрипача сильнее задуматься и замолчать. Илона и Сэмюель тихо наблюдали за прениями и по большей части смотрели на Стюарта, которого пытались загнать в угол, но он не поддавался и оставался хладнокровным.
– А может это вообще ты убийца?! – вновь начал гнуть свою линию Максим. – Ты, скг’ывавшийся под личиной следователя, убийца!
– А ведь в этом есть смысл…
– Да, может, это действительно он?
– Тем более он приехал внеплановым вместе с Сэмюелем! Может, он действительно пешка Затейникова?..
– Он единственный музыкант здесь, не считая композитора!
– Он не очень значим, в отличие от нас!
– Да, всего лишь оркестровый музыкант, коих было много на репетициях!
– Как белая ворона среди чёрных! – зашептались остальные, но Стюарт оставался непоколебим и стоял, скрестив руки на груди и закрыв глаза в раздумьях.
Споры об убийце продолжались ещё около двух часов, однако они ни к чему не привели: сторонники Убаюкина приняли версию убийцы-следователя, некоторые совершенно не могли принять ничью точку зрения и запутались в собственных размышлениях, а сторонников Уика, который больше всего подозревал в убийствах Виту, казалось, совсем не было. Завершив прения, все поняли, как сильно проголодались и устали, и решили приготовить завтрак. Те, кто умеют готовить, отправились на кухню, остальные остались сидеть в напряжённой тишине в столовой.
III
Неожиданность
Позавтракав и убравшись за собой, все вновь вернулись к центральному столу в столовой и сразу же бросились в рассуждения об убийце. Как понятно, из всех подозреваемых самыми вероятными представали Стюарт Уик и Ева Вита, но и про Сэмюеля Лонеро, Петра Радова и Табиба Такуту никто не забывал. Они подобно голодным псам обглодали все улики, что были у них на руках, и пытались начать думать, как кровожадный и беспощадный убийца, но всё было тщетно: все оставались при своих мнениях и не принимали чужой точки зрения. Против Стюарта выступали Ева Вита, Максим Убаюкин и Марьям Черисская, против Евы Виты представали Стюарт Уик и бойко отстаивающая своё мнение Илона Штуарно (она ловко «переобулась» и уже не считала Убаюкина душегубом), а ещё неопределившимися оказались Сэмюель Лонеро, Лев Бездомник, Табиб Такута и Пётр Радов, которые отчаянно ломали головы, пытались воспроизвести прошедшие события у себя в мыслях как фильм и понять, кто же убийца, однако этого у них не получалось.
Прошёл час, два, когда неожиданно со стороны фойе послышался хриплый смешок, заставивший всех мгновенно замолчать и устремить удивлённые взоры в сторону звука: в дверях стоял, пошатываясь, живой Борис Феодов при параде: он был одет в чистый синий фрак, белую рубашку и красный галстук, и криво улыбался окровавленным ртом, обнажая красные зубы. Все тотчас побледнели и отошли чуть назад.
– Борис?!
– Это что, мертвец?!
– Ч-что происходит?!
– Может, это видение?..
– Ага, массовая галлюцинация?
– Какого чёрта?!
– Ну чё, не ожидали? – захохотал Борис и прошипел от боли, схватившись за раненный живот. – Вы мне не рады?
Никто ему не ответил.
– Хах… Я же сказал, что докажу свою невиновность. Будь я убийцей, игра бы уже завершилась.
– Что? Но как ты?.. – спросил ошеломлённый и сильно побледневший Сэмюель.
– Магия! Вернее, техника, о которой мало кто знает. Ну, фокус, короче говоря. Та-да-а! – он развёл руками в стороны и вновь засмеялся. – Ладно, я пойду рот всполосну и лицо умою. Скоро вернусь!
Оставив огорошенных коллег, Борис зашёл на кухню, тщательно отмылся от крови и вернулся в столовую с яркой улыбкой на бледных губах.
– Короче, поясню, чтобы не было вопросов: есть такая техника, называется «техника мертвеца», которой обладает только наш яокийский народ. Она не позволяет человеку умереть ни от кровопотери, ни от ранений и жить, во что бы то ни стало! Конечно, потом всё равно потребуется медицинское вмешательство, но всё же она работает.
– Что? Но каким образом?.. – удивился Стюарт. Он всё ещё не верил в реальность происходящего и уж тем более в достоверность слов Бориса.
– Да чёрт его знает! Историки зовут это чу-удом, а наши местные зовут это дьявольским даром, что, мол, Бог не за нас, зато Дьявол наш! Вот мы и живём…
– Surprenant!.. (фр.: Удивительно!..)
– Ага, супренант-супренант! Петь, вот тебе не надоело балакать на иностранном? А хотя без разницы; чё я лезу не в свои дела? – он усмехнулся. – А на меня еда осталась?
Сэмюель тотчас сбегал на кухню и принёс приятелю тарелку супа с лапшой и говядиной. Довольный насытившись, Борис убрал за собой и присоединился к обсуждениям про убийцу (к его счастью, он всем доказал, что он – не убийца).
Спустя время явно очнувшийся Затейников включил микрофон и оглушил всех удивлённым возгласом:
– В смысле ты живой?!
Борис захохотал и показал в потолок два кукиша.
– Иди к чёрту, ре-жи-ссёр! Чё, не ожидал моего шикарного возвращения, да?! Ха-ха-ха!
– Но как ты!?..
– А спать поменьше надо было, чертяга! Я уже всё всем рассказал, повторять не буду!
Некоторые из присутствующих хихикнули и даже обрадовались, что их коллектив не покинул такой странный и беззаботный, хоть и сумасшедший человек, разгоняющий мрак их заточения своими нелепыми словечками и выходками.
Затейников причмокнул губами и сказал:
– Ладно, то, что ты жив, очень интересно и загадочно, но это не отменяет скоротечного хода времени! У вас на всё про всё осталось всего-то пару дней, так что скорее отыщите проклятого убийцу и выживите, если сможете! Удачи!
– Постой! – воскликнул Стюарт, но Добродей не дослушал его и отключился.
Все переглянулись меж собой, слушая самодовольный хохот Бориса и его лепетание.
– И что мы будем делать? – спросил всех Максим Убаюкин.
– Я хотел спросить его, что нам надо будет делать, если мы отыщем убийцу, – вздохнул Стюарт. – Но он даже не дал мне шанса спросить его.
– Ну, нам его надо связать и обезвредить, я так подозреваю, – предположил Пётр Радов.
– А потом что?
– А я откуда знаю, Стю? Ну, может, Затейников скажет, мол: «Поздравляю, вы нашли убийцу!», а потом покажет, куда вести убийцу или… ну ты понял…
– И что будет дальше?
– А дальше даже автор не знает! – усмехнулся Борис.
– Какой автор? Ты про что? – нахмурился Стюарт.
– Ну, мало ли мы в книгу попадём! Про это точно напишут книгу, ведь подумайте, ёмаё! Нас пропало четырнадцать, нет, тринадцать человек (Лев, прости, но ты не считаешься, ты бездомный без друзей и семьи), и, думаете, никто не заметит этого?
– Да, ты прав, заметят.
– Верно, Петька! Я думаю, нас уже вовсю рыщут-ищут, поэтому скоро поляна проклятого режиссёра накроется! Сюда приедет полиция, всех виновных закуёт в кандалы и всё! Мы на свободе!
– Кстати, а почему никто до сих пог’ не спохватился за нас? – спросил Убаюкин.
– Да, это очень странно…
– Действительно, почему?
– Может, тут замешана и полиция?
– Нет смысла гадать, давайте лучше потолкуем об убийце! – прервала обсуждение Марьям. – Не можем же мы допустить ещё одну жертву!
– Верно, верно.
– Да, ты права.
– Кто за Стюаг’та? – громогласно спросил Максим. Поднялось несколько рук: Марьям Черисская, Ева Вита, Борис Феодов и Максим Убаюкин шли против него.
Хмурый Стюарт Уик проскользнул взором по лицам, голосовавшим против него, и вздохнул:
– Какие у вас аргументы против меня?
– Во-пег’вых, пг’отив тебя совег’шенно нет улик; во-втог’ых, ты специально мог заделаться следователем, чтобы покг’ывать себя; в-тг’етьих, ты идеально подходишь под те паг’аметг’ы, котог’ые ты сам же и назвал при убийстве господина Вог’ожейкина.
После этих аргументов руки подняли так же Пётр и Лев.
– Désolé, mon ami (фр.: Прости, друг мой), но аргументы действительно идут против тебя. Тем более ты голосуешь за Еву; ты мог сознательно оставлять улики против неё, чтобы мы думали о ней.
Уик помолчал.
– И что вы собираетесь делать со мной? – спросил он после паузы.
– Может связать его, как меня? – предложил Борис. – Тогда он никого не убьёт! И я отомщу заодно за то, что меня бессовестно связали!
– А это идея…
– Да, может-может!
– Так мы обезопасим себя!
Стюарт покорно протянул свои запястья удивившемуся Максиму и сказал:
– Вяжите, если хотите. Я знаю, что я не виноват.
– А хитрый план у него! Видите, заставляет вас усомниться в своём выборе! – указал на него пальцем Борис и засмеялся. – Но вы не поддавайтесь на его провокации! Вяжем его!
– Да, мы так подстрахуемся, – сказала Марьям. – И будет сторожевой, и самого подозрительного обезоружим! Двух зайцев пристрелим!
– Тогда пег’ед сном мы свяжем тебе и г’уки, и ноги, а утг’ом посмотг’им, что будет, – договорился с пугающе хладнокровным скрипачом Максим и пожал ему руку.
Илона Штуарно, Табиб Такута и Сэмюель Лонеро, единственные, кто не голосовал против него, встревоженно переглянулись.
Примерно к обеду Добродей Затейников постучал по микрофону, заставив всех поморщиться и прикрыть уши, и с шумной ухмылкой сказал:
– Ну что, дор-рогие коллеги, я думаю вы понимаете, зачем я вновь явился к вам, как Бог нисходит до простых людишек. Вы ведь поняли, да? Время узнать нашего убитого получше! – он радостно прихлопнул в ладоши. – Ну что, Борис, раз уж ты жив, даю тебе право голоса!
– Чё? – нахмурился Феодов.
– Приглашаю тебя в комнату Гюля, где лежит конверт. Принеси его сюда, распакуй и зачитай вслух!
Солист слегка побледнел и, стараясь казаться хладнокровным, отправился на второй этаж. Вернувшись, он разломил сургуч, достал мятый лист бумаги, пригладил его и, прокашлявшись, начал чтение:
Братец мой милый, коварный мой братец,
Скучать ли ты будешь по мне?
Когда наступит мой конец, что уготовано судьбе
Будешь ли ты рядом со мною на дне?..
«Мой брат всегда был наивен и глуп, подобно ребёнку. Нет, он был даже хуже ребёнка; даже дети не так по-доброму слепы, как этот юродивый идиот.
