Сан Кипари
Режиссёр смерти: Последний Дебют
– Всё… в порядке. Я просто себя немного нехорошо чувствую…
Ева прижала ладонь к её лбу и отпрянула.
– Да у вас самая что ни на есть горячка!
Стюарт с волнением в лице воскликнул:
– Ева, господин Ворожейкин, прошу вас, отведите госпожу Грацозину в её комнату и проследите за ней! А, остальные, отправляемся расследовать гостиницу! Вдруг мы что-то отыщем… – и добавил шёпотом: – Хотя вряд ли…
Ворожейкин и Вита отнесли Грацозину в её комнату, а остальные разделились на небольшие группки и отправились исследовать гостиницу, однако, к сожалению, они ничего не отыскали. Пётр со Львом спустились на первый этаж и попытались выломать железную дверь, но ничего не вышло. Табиб отправился на поиски своей аптечки, но понял, что её у него забрали и впал в самую что ни на есть панику.
Стюарт вместе с Эллой после осмотра зашёл в комнату к Лебедине. Гюль сидел за столиком, а Ева возле постели заболевшей. Хореограф лежала в постели, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы и жмуря уставшие глаза. К счастью, она, пока что, не бредила.
– Как вы себя чувствуете, госпожа Грацозина? – с беспокойством вопросила Элла.
– Ей очень нехорошо, – ответил за женщину Гюль. – Скорее всего, у неё температура. Где доктор с аптечкой?
– Такута не нашёл свою аптечку. Подозреваем, что её выкрали, пока мы спали, – сказал Стюарт. Заметив в руках поэта камешки для предсказаний, он спросил: – А вы что делаете?
– Пытаюсь понять, кто убийца и кто может стать следующей жертвой.
– И как? Выходит?
– Пока что камни молчат и не дают мне ответа, как бы я ни старался.
Кинув повторно камешки, Ворожейкин замер и широко распахнул глаза.
– Убийца здесь!
– Что?!
Все вскочили на ноги и ошеломлённо уставились на старика. Гюль перекинул камешки, и они показали то же самое.
– Убийца здесь! Камни не могут лгать; в этой комнате может находиться наш жестокий убийца!
– Это не я! – сразу же воскликнула Ева, отпрянув от кровати и жутко побледнев от ужаса.
Гюль внимательно присмотрелся к своим камешкам и ударил себя по лбу:
– Ох, прошу прощения, камешки сказали, что в этой комнате находится не убийца, а убитый; тот, кто может стать следующей жертвой!
Неожиданно Лебедина страшно закашляла и закрыла рот кулаком; всё тело её сотрясалось и дрожало. Коллеги с испугом бросились к её постели, однако она всех остановила жестом и красными слезящимися глазами посмотрела на Стюарта.
– Всё в порядке… – женщина на мгновенье замолкла и прошептала: – Фиолетовый цвет может значить скорбь и духовную силу… это цвет загадки и ночи… также он ассоциируется с бегством от реальности… и трауром… Чёрный цвет – цвет того, что всё… будет… хорошо… всё будет… хорошо… как сказал малыш… Сэмюель…
Она закрыла глаза и рухнула на подушку.
– Не может же быть так, чтобы она умерла от болезни?.. – испугано спросила Ева.
– Всё может быть, к нашему несчастью… – покачал головой Гюль.
Спустя некоторое время к ним в комнату пришёл Такута с градусником, который он еле-еле отыскал у себя в сумке, и померил больной температуру. Градусник показал 39,2. Доктор отправил Стюарта и Гюля за графином и стаканом воды, а Эллу и Еву попросил намочить полотенца и обтереть всё тело Лебедины. После процедур пациентка погрузилась в тревожный сон. Табиб наказал остаться с ней только Еве и Элле, а мужчин повёл из комнаты прочь.
– Если что-то произойдёт, зовите, я буду неподалёку, – напоследок сказал доктор.
Между тем Сэмюель стал свидетелем очень необычной и милой картины: Марьям Черисская, сидя на диванчиках второго этажа, после небольшой стрижки расчёсывала волосы Льву и заплетала их в большую предлинную косу.
– Вот так вот! Теперь ты очень красивый и стильный! – самодовольно улыбнулась она, уперев кулаки в бока.
– Спасибо, Марьям, – Лев повернулся к ней и обнял её, чем сильно смутил девушку.
Сэмюель радостно хлопнул в ладоши и подошёл к ним.
– Вы друг другу косички заплетаете?
– Да, – враз ответила пара.
– А можно мне присоединиться к вам?
– Конечно-конечно!
Сэмюель сел между ними, и Марьям стала заплетать ему косу, рассказывая о своей прошлой работе в ныне популярном салоне красоты. На удивление, никакие острые словечки не вертелись на её языке, наоборот она говорила ласково и чуть чего лучезарно улыбалась; щёки её покрывались клубничным румянцем, глаза живо блестели и поражали, пленили своей неземной красотой. Несмотря на всю страшную обстановку, что окружала их, они беззаботно смеялись, совсем позабыв про убийство и убийцу.
Стюарт, Гюль и Табиб, пришедшие на этаж, удивлённо посмотрели на них.
– Что вы так пялите? – нахмурилась Марьям.
– И как только вы можете быть такими беспечными?.. – прошептал ошеломлённый Такута.
– А мне заплетёте косичку? – внезапно подошёл к ним Гюль, присев на корточки. Все удивлённо уставились на старика.
Сэмюель, не раздумывая, воскликнул: «Да!» и принялся за плетение косички с правой стороны. Марьям присоединилась и со второй стороны начала заплетать вторую косичку из его чёлки.
Стюарт и Табиб решили не участвовать в этом и отправились в курильню, однако на полпути их схватил Лев и утянул в косичное безумие. По итогу все под конец часа сидели с косичками и весело скакали от темы к теме, ненадолго забыв про ужасные события.
* * *
Раздался стук.
Стюарт, бродящий по комнате от угла в угол, открыл дверь и встретился лицом к лицу с обеспокоенной Эллой.
– Элла?
– Дорогой, госпожа Грацозина просит тебя. Ева по её просьбе уже давно ушла, я одна за ней присматриваю, и сейчас она зовёт тебя.
– Зачем?
– Не знаю.
Они помолчали.
– Стюарт, тебе страшно?
– …да.
– Всё… всё будет хорошо. Я рядом.
– Элла… Я боюсь больше всего на свете, что потеряю тебя, особенно в этой ужасной игре. Прошу… обещай, что не умрёшь. Я понимаю, что такое обещать нельзя, но прошу тебя…
– Обещаю, любимый, обещаю. Я буду рядом с тобой, не смотря ни на что, и даже смерть не разлучит нас, слышишь?
– Слышу и понимаю. Я тоже буду предельно осторожен и никогда не брошу тебя.
Элла осторожно взяла его за руку, которую тот с нежностью поцеловал, и повела за собой на четвёртый этаж в комнату хореографа. Лебедина полулёжа находилась в постели, укрывшись одеялом, и смотрела куда-то вдаль; взгляд её был потухший и будто мёртвый. Увидев Эллу со Стюартом, она мгновенно вернулась в реальность и слабо улыбнулась.
– Здравствуй, малыш Стюарт.
– Добрый вечер, госпожа Грацозина. Как ваше самочувствие?
– Вполне сносно, но не об этом речь. Я очень ждала тебя.
– Но зачем?
– Чтобы поговорить с тобой напоследок. Я чувствую, что дни мои сочтены.
Эти слова громом прогремели в тишине комнаты и до ужаса поразили актрису с музыкантом.
– Почему вы так думаете?..
– Предчувствие, простое предчувствие. Присаживайтесь, я хочу с вами двумя поговорить, пока у меня есть время.
Она указала на стулья, и пара, замешкавшись, заняла их.
Лебедина горько усмехнулась:
– Я умру. Я предчувствую, что стану следующей жертвой, и слова Ворожейкина о том, что в комнате находится будущая жертва, только укрепили в моём мозгу мысль о моей скорой кончине. Я хочу, чтобы рядом со мной хотя бы ненадолго присутствовали люди, которым я могу довериться, т. е. ты и Элла. Я не знаю, почему, но я чувствую с вами родственную связь, – она посмотрела на них и слабо улыбнулась. – Я и в самом деле люблю фиолетовый цвет, и вы оба фиолетовые… как интересно вышло. Фиолетовый цвет… очень красивый и редкий.
– О чём вы хотели поговорить? Не о цветах же.
– Да, малыш Стю, не о цветах. Я хочу, чтобы вы в будущем передали моему супругу, что меня больше нет в живых. Я чувствую: вы победите в этой игре и отыщете подлеца, а чувства редко меня подводят. Мне всегда говорили, что у меня есть дар провидения и, скорее всего, так оно и есть.
– Вы так уверены, что мы доживём до конца…
– Потому что вы сильны: что ты, что Элла, вы оба пылаете силой, способной спасти всех. А я иссякаю, увядаю, как цветок на своей же могиле. Я чувствую скорую смерть, не только свою, но и… – она погладила свой живот. – …своего ребёнка.
Стюарт и Элла широко распахнули глаза.
– Вы беременны?! – враз вопросили они.
– Да, уже месяц как ношу под сердцем своё дорогое чадо. Но, увы, это наш последний вечер: завтра нас уже не станет.
– Почему вы так пассивно мыслите?..
– Потому что это правда, Элла. Я с самого начала чувствовала, что поездка моя – последняя, и что жить осталось мне недолго. И слегла я потому, что перенервничала. Хоть я и здраво понимала, что умру, нервы всё равно подвели меня. Хах… Потому я хочу, чтобы вы лично передали моему супругу: я безумно люблю и буду любить его даже после смерти и буду там, наверху, лелеять наше неродившееся дитя.
– Прошу вас, хватит… – прошептал Стюарт, схватившись за голову. Ужас перед неизвестным и мысли о смерти обуяли его, обволокли весь его ранее хладнокровный разум и медленно пожирали.
– Ты боишься, да? Не бойся; тебя никто не тронет, не посмеет. Ты силён, малыш Стю, потому не поддашься смерти так просто. Я не позволю этому случиться…
Она закашлялась.
– Но почему вы не уехали, если чувствовали опасность? – спросил Стюарт.
– От судьбы не убежишь; смерть в любом случае настигла бы меня. Смерть… Смерть такая странная и непонятная вещь, хотя она меня всегда окружала. Да, верно, ведь я и есть – Смерть… Да… да… – совсем забредила женщина.
– Господа Грацозина, – вновь обратился к ней музыкант, – ы мне говорили, что я как главный герой, но… к чему вы это говорили?
Лебедина покачала головой, и неожиданно слёзы навернулись на её глаза:
– Я не знаю. Я сама порой не понимаю, что говорю. Наверняка ты считаешь меня странной женщиной. Не осуждаю, я понимаю тебя: я даже для самой себя странная и непонятная. Что я делаю? Что я говорю? Я уже не управляю собой… Боже, за что нам это всё?.. Я никогда не желала никому зла, никогда не причиняла другим боли, так к чему нам такие страшные и бесчеловечные испытания? Я прожила так мало, так мало…
Она закрыла горячее лицо руками и горько разрыдалась. Стюарт не меньше Эллы был удивлён странным настроением хореографа. Переглянувшись, они подошли к постели.
– Госпожа Грацозина… – начала Элла, как вдруг Лебедина цепко схватила её за руку. По мертвенно-бледному лицу больной проскользнула судорога, слёзы скоротечными ручьями потекли из её чёрных, будто бездонных глаз.
– Элла! Стюарт! Не бросайте меня, умоляю! Мне так страшно, мне очень страшно! Я не понимаю, почему мне так страшно, но мне очень, очень страшно!
– Мы вас не бросим, госпожа Грацозина…
И вновь неожиданностью для пары стал внезапный громкий смех женщины; тело её страшно содрогалось, из недр испуганной души вырывался безумный хохот. Замерев, она рухнула на подушку.
– Так вот, как люди чувствуют себя перед смертью, – прошептала она.
– Я не понимаю, почему вы думаете только о смерти? С чего вы решили, что именно вас убьют?
– Предчувствие, малыш Стю. Но я устала.
Она повернулась на бок.
– Идите спать и помолитесь перед сном за меня и моё чадо. Утро вечера мудренее.
– Госпожа Грацозина…
– Как думаете, кто убийца?
Стюарт промолчал. Слишком много мыслей и догадок пчёлами роилось у него в голове, отчего он не мог правильно сформулировать ни одну мысль.
– Что ж, молчание тоже ответ. Но я постараюсь своей смертью помочь вам в поиске убийцы. Будьте уверены, что вы его отыщите, и тогда удача повернётся к вам лицом. А теперь идите к себе; оставьте меня одну, я не хочу никого видеть перед смертью, кроме моего любимого Адама… Да, уходите. Прочь!
Стюарт и Элла, поняв, что больше ничего не добьются от Лебедины и что спорить с ней бесполезно, простились, закрыли дверь и спустились на третий этаж, где поцеловались и разошлись по комнатам.
– Всё будет хорошо, дорогой, – напоследок сказала Элла и ласково улыбнулась любимому.
Глава 5
Покойной ночи
I
Двойное убийство
Кайдерск, 29 января, 1043 год
Время 08:07
Гостиница «ТарТар»: комната Лебедины Грацозиной
Как Лебедина и пророчила, она стала второй жертвой.
В восемь утра Табиб зашёл проведать больную, не подозревая, что отыщет вместо живой женщины холодное тело. Дверь её комнаты оказалась приоткрытой, и он с опаской зашёл внутрь. Его пронзительный, полный ужаса крик услышали все, и все, кроме Максима Убаюкина, тотчас примчались к упавшему в обморок доктору. При взгляде на умиротворённое белое лицо Стюарт и Элла переглянулись и, вспомнив вчерашний разговор, побледнели.
– Добр-рое утро, дорогие участники! – поприветствовал всех с громкоговорителя Добродей Затейников. – Новый день – новое тело! И так будет день за днём, пока вы не отыщите этого проклятого убийцу! Неужели вы действительно ждёте много жертв? Не хотите ли начать нормальное расследование, а не эти игры? Мы все ждём представления, а не детские игрушки! В общем, хочу пожелать вам удачи и хорошего дня; постарайтесь и порадуйте нас представлением!
И он замолк.
Бедная женщина, что действительно предугадала и приняла свою смерть, лежала в постели, сложив руки на груди в форме креста, с перочинным ножом, что торчал из её живота. Большие бутоны кровавых пятен впитались в простыню и одеяло.
Гюль Ворожейкин, Пётр Радов и Сэмюель Лонеро отнесли доктора в коридор на диваны и стали приводить его в чувство; Илона Штуарно сразу же с энтузиазмом принялась фотографировать место преступления; Стюарт Уик и Элла Окаолла принялись за осмотр комнаты и трупа. Остальных они попросили выйти в коридор, дабы не толпиться.
Стюарт посмотрел на замочную скважину двери и, не обнаружив там ключа, наказал Илоне и Элле отыскать ключ.
Но что же у них оказалось в общем? Две колотые раны в живот, перочинный нож, торчащий из жертвы, который вытащили, и странный предмет, который они сперва приняли за мячик-попрыгунчик. Элла подняла этот предмет и ужаснулась – это оказался протез глаза, но не обычный протез, а двухсторонний: с одной стороны был обычный зелёный глаз, а с другой кроваво-красный с красным белком.
– Что это?.. – посерел Стюарт, разглядывая и крутя в руке глаз.
– О-о! – воскликнула Илона, выхватив из его руки предмет. – Это же глаз наёмного убийцы!
– Что?
– Да, да! Именно он! – она отдала Стюарту глаз, упёрла руки в бока и самодовольно улыбнулась. – В общем, если вы не знали, многим наёмным убийцам заменяют левый глаз на протез, который может видеть в темноте. Он крутится вокруг оси и во время убийств ночью они прокручивают свой глаз на глаз наёмника!
– Какой ужас!..
– Ну, такова жизнь, Элла! И знаете, что это значит? А значит, что среди нас есть наёмный убийца!
Вспышка осознания пронзила разум актрисы:
– Максим! Его единственного не было в комнате!
– Бинго! Значит, он убийца! Не удивлюсь, если и нож его.
Стюарт хмурил свои брови, осматривая место преступления, и раздумывал над чем-то.
– А, погоди-ка! Эй, ты, чёрный! – воскликнула Илона и указала на него Элле. – У тебя повязка на глазу! Ты одноглазый?
– Нет.
– А повязка тогда зачем?
– Надо.
– Тогда открой свой глаз, докажи, что ты двуглазый!
Стюарт с тяжёлым вздохом повернулся к девушкам и нехотя приподнял свою повязку. Илона и Элла узрели жёлтый глаз и ветви красных сосудов на белке.
– Довольна?
– Ну… да, вполне довольна! Так уж и быть, ты не убийца.
– Конечно нет! На самом деле очень глупо со стороны убийцы оставлять свой глаз здесь. Разве он может выронить протез? Навряд ли. Это может значить, что Убаюкина тоже пытаются подставлять. Кто-то проник в его комнату и, пока он спал, выкрал у него протез, чтобы подставить его. Так было с Сэмюелем в прошлый раз. И… – следователь покосился в сторону закрытой двери. – Вы нашли ключи от этой комнаты? Они вчера торчали из скважины.
– Не-а, – покачала головой Илона.
– Значит, ключи утеряны. Кто-то вчера выкрал их у Лебедины, пока она лежала в бреду… В комнату заходили я, Элла, Ева Вита, Табиб Такута и Гюль Ворожейкин. Элла, кто-то ещё заходил?
– Вроде бы нет.
– А Убаюкин?
– Нет, не видела его здесь.
Стюарт прикусил ноготь и собрал улики в пакеты.
– Что-то ещё есть подозрительное?
Девушки покачали головами.
Перед выходом из комнаты Элла накрыла труп одеялом, с сожалением покачала головой и, разнервничавшись, со слезами на глазах вышла вслед за возлюбленным, взяв его за руку и крепко сжав её пальцами.
– Мне страшно, Стюарт…
– Всё будет хорошо. Главное верить в это и… – он не нашёл нужного слова и промолчал, погладив её костяшки пальцев большим пальцем.
Троица спустилась на первый этаж в столовую, где все их вовсю ждали с приготовленной едой за длинным столом. Толпа гудела и напрягала слух:
– Какой ужас, а не утро! Опять!
– Куда мы вообще поневоле попали?..
– On ne peut pas trouver le tueur si vite?.. (фр.: Неужели мы не можем найти убийцу так быстро?..)
– И совсем нет выхода!
– Сколько ещё жертв придётся принести этому злодею?..
– Слышали, что сказал этот проклятый злодей? Он говорил нас, а не его порадовать!
– А у вас есть подозрения, кто этот убийца?..
– Нет, совсем нет! Голова пуста…
– А где Макс?..
Когда Стюарт и Элла вошли в столовую, все разом замолкли. Музыкант бегло осмотрел бледные лица присутствующих и понял, что до сих пор не явился Максим Убаюкин.
– А где господин Убаюша? – вопросила Илона, сев за стол возле Сэмюеля.
Все внимательно посмотрели друг на друга, пожали плечами и продолжили трапезу и разговоры, как ни в чём не бывало. Они даже не догадывались о подозрениях на Убаюкина и на его настоящую работу наёмного убийцы.
Вскоре в фойе раздались шаги, которые все услышали и перевели любопытные взоры на двери, замолкнув.
II
Убийца?
В столовую спустился смертельно бледный Максим Убаюкин, закрывавший левый глаз дрожащей от волнения ладонью. Все удивлённо уставились на него, словно к ним явился самый настоящий призрак; кто-то даже приподнялся с места и с беспокойством глядел на прибывшего, и почему-то никакие слова не могли сорваться с языка. Убравший до этого пакеты с уликами в комнату, Стюарт и тяжело дышащая Элла опустили взоры в стол, прекрасно понимая, о чём пойдёт разговор, а по губам Илоны зазмеилась страшная улыбка; в мандариновых глазах сверкнуло любопытство, во рту чувствовался сладкий вкус предвкушения.
– Что-то случилось? – первой подала голос Ева Вита. Она вспорхнула с места, подошла к приятелю и положила ладонь на его плечо.
Максим глубоко вдохнул воздуха в лёгкие и выпалил:
– Мне надо вам пг’изнаться.
– В чём, Макси?
– Пожалуйста, дослушайте меня до конца, – он убрал ладонь с глаза, явив на свет серую механизированную глазницу. Губы его дрожали, лицо бледнело сильнее, хотя казалось куда сильнее? – Я…
Актёр Борис Феодов тотчас вскочил с места и громогласно закричал:
– Убийца!
– Подождите! Ну я же попг’осил вас послушать меня! – с отчаянием в дрожащем голосе нахмурился Максим.
– Ну уж нет, убийце я слова не дам! – Борис стал торопливо ощупывать свои карманы, но вскоре остановился и разразился безумным хохотом. Никто не понимал, что происходит. – Будь ты проклят, наёмник! Я в отпуске, не взял с собой оружия, но даю тебе слово, что после этой белиберды с убийствами я приду по твою душу!
– На кой чёг’т вы мне угг’ожаете?! Я же даже слова не сказал!
– А что тут говорить? Слушайте все! – Борис вскочил на стул, привлекая всеобщее внимание. – Этот человек перед нами – наёмный убийца, который умудрился потерять свой глаз! И знаете, что это может значить? Что он мог его обронить на месте преступления! Эй, чёрный, – обратился он к Стюарту. – Вы находили глаз в комнате госпожи Грацозиной?
– Да! – воскликнула Илона. – Так и знала, что этот странный человек убийца! По одному его взгляду было видно, что он – не чистый человек!
– Что значит обронил глаз? – вопросил почему-то побледневший Пётр Радов. Он нервно крутил в руках свою последнюю сигарету.
– Если кто не знает, – начал Борис, – то наёмные убийцы меняют свой левый глаз на протез, который может видеть в темноте и по которому можно определить, в какой группировке состоит наёмник и какой у него ранг! И этот убийца, – он указал на гневно сверлящего его взором Максима, – этот злодей потерял свой протез!
– Замолчите и слезьте со стула! – тут же гневно вскричала Ева Вита. – Как вы смеете обвинять ни в чём неповинного человека и клеветать его убийцей?!
– Да потому что он не невинен, дамочка!
Внезапно правый глаз Бориса прокрутился вокруг оси, – теперь вместо зрачка у него был кроваво-красный опасливо сверкающий ромб на чёрно-синем четырёх-клетчатом фоне. В одном из квадратов виднелся кодовый номер: «363».
– Охотник на глаза?! (прим.: Охотник на глаза – военный, охотящийся за наёмными убийцами и ликвидирующий их. Как правило, трофеем забирает глазной протез наёмника.) – разом вскричали несколько человек, в том числе и белый от гнева и ужаса Максим Убаюкин.
– Верно! И твой глаз я потом заберу себе в коллекцию…
– Я могу всё объяснить…
– Что убийца может объяснить? И вообще ты мне с самого нашего знакомства не понравился.
– Я… Погоди-ка! Так ты же сам убийца!
– Ёмаё… Это другое! Я ликвидирую опасность, в отличие от вас, наёмников, тьфу! Сатаны на тебе нет!
– Это на тебе нет, иг’од сумасшедший!
– Я – ирод?! Так ты знаешь, кто я вообще такой а?! Да я!..
Все присутствующие удивлённо наблюдали за рьяной словесной дуэлью и отмалчивались, совершенно позабыв про еду, пока Гюль Ворожейкин не встал. Он спустил замолкнувшего Бориса на пол и спокойным голосом сказал:
– Пусть Максим расскажет то, что хотел рассказать. Хватит бросаться пустыми оскорблениями и бранью, это ни к чему не приведёт.
– Спасибо, господин Вог’ожейкин, – Максим легко поклонился ему и с позволения сел за стол возле Евы, что с лаской гладила его по руке. – Я хотел г’ассказать вам немного о своей г’аботе и жизни, так сказать, исповедоваться вам всем.
– Ёкарный бабай… – вздохнул Борис, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула. Все пропустили его фразу мимо ушей.
Максим приложил ладонь к груди, где находилось его бешено стучащее от волнения сердце, и начал рассказ:
– Да, как и сказал Бог’ис, я – наёмный убийца, но! пг’ошу заметить, бывший наёмный убийца. Я состоял в гг’уппиг’овке, котог’ой ныне нет, – эта уже давно г’аспавшийся «Циг’кус». Занимался я, как понятно, заказными убийствами и весьма неплохо заг’абатывал, ибо «Циг’кус» состояла в семёг’ке сильнейших и кг’упнейших наёмных ог’ганизаций, – с его губ сорвался рваный вздох. – Я никогда не хотел заниматься убийствами, клянусь вам, но жизнь г’ешила иначе. С самого своего детства я не знал любви, не знал поддег’жки и добг’а. Казалось, я должен был г’одиться злым и чёг’ствым, но нет, я не стал таким даже после того, как г’одители пг’одали меня какому-то стаг’ому гг’язному педофилу. Он не успел меня тронуть, так как меня спас человек из «Циркуса» и стал воспитывать, как своего сына. Но и он меня не любил, бил постоянно и кг’ичал за любую мелкую оплошность, но зато я любил его, потому что мне не к кому было пг’имкнуть. Поймите меня, пг’ошу вас, я никогда не желал никому зла, я совег’шал убийства пг’отив своей воли и уже давно никому не г’ежу глотки! Я никогда не хотел этим заниматься и даже сейчас я в ужасе от того, что пг’оисходит, так как давно не видел мёг’твых тел и давно жизнь не связывала меня с кг’иминалом! Я не убийца, повег’ьте мне, умоляю вас! Я готов на колени встать, лишь бы вы повег’или мне и пг’остили меня за пг’ошлое! Г’азве настоящий убийца пг’изнался бы в своём кг’иминальном пг’ошлом, когда все улики навег’няка указывают на меня? Вряд ли! И я честно пг’изнаюсь вам в своих гг’ехах, и отдаю себя на ваш пг’аведный суд. Судите меня жестоко и беспощадно, я готов ко всему!
Максим не сдержал слёз и горько заплакал, закрыв лицо ладонями.
Молчание и тиканье часов сплелись в томном танце, – никто не мог ничего сказать. Все пытались осознать услышанное; кто-то с сожалением смотрел на Максима и искренне жалел его, кто-то не мог понять, что ему думать и чувствовать, ведь Максим действительно никому не желал зла и был ко всем добр и мягок, защищал слабых и мог постоять за своих друзей и добрых знакомых.
Один Борис гневно сверкал страшными бирюзовыми глазами и безжалостно грыз зубочистку. Всю исповедь он просидел в одной позе, опустив голову и скрестив руки на груди, а как все замолкли, усмехнулся и приподнялся.
– Ха-ха-ха! – громко рассмеялся он, содрогаясь всем телом. – Да вы посмотрите! Этот жалкий, убогий нытик разрыдался, как дрянная девчонка, и ему ни капельки не стыдно за себя! Эй, ты! – он приковал свой холодный взор к смотрящему на него в ужасе Максиму. – Ты не достоин жить. Тебе ни исповедь, ни прощение не нужны, – тебе нужно самоубийство! Такой швали, как ты, жить запрещено законом, понимаешь? Понимаешь, раз смотришь на меня так испуганно. Снова слёзки текут? Ну ной, ной! Ты ведь только и можешь, что плакать!
– Борис! – строго одёрнул его Гюль, схватив за руку. Борис отпрянул от друга и сжал кулаки.
– Жаль, что твои родители не пользовались защитой! Будь они хоть на толику умнее, не допустили бы такой ошибки, как твоя жалкая ничтожная жизнь. Мы с тобой одногодки, но ты ведёшь себя как букашка, которая только и хочет, чтобы её пожалели и погладили по головке, но это жизнь, Максим! Жизнь несправедлива и жестока.
– Борис!
– Плачь, плачь! Ты боишься смерти, да?
– Борис!
– Так знай, что я тебя в живых не оставлю!
– Борис!
Гюль резко опустил каску приятеля ему на лицо, заставив замолчать, и грубо встряхнул его за плечи. Все в ужасе переводили взгляды от рыдающего Максима на Бориса и взбешённого Гюля.
– Борис! Что на тебя нашло?! Почему из твоих уст льётся такая поганая речь и брань к человеку, кого жизнь обделила любовью и заботой?! Человеку, который заслуживает жалости, а не жестокости!
– Да потому что это тварь, а не человек! – вскричал Борис, поправив каску и отпрянув от приятеля.
Внезапно раздался громкий шлепок, – Ева Вита, в гневе сжимающая кулак, дала Борису сильную пощёчину. Мужчина замолк на некоторое время, пока не захохотал в лицо рассерженной женщине.
– Да вы все с ума сошли жалеть эту ошибку жизни! Этого абортыша, оборванца без семьи и мозгов, без жалости и сочувствия к людям! Это психопат, который… – на свету сверкнуло лезвие охотничьего ножа. – …должен умереть!
Одно движение, – и Максим мог быть убит, однако Лев Бездомник вовремя спохватился и заломил руки Бориса за спину, отчего тот выронил нож.
– Да вы сумасшедшие! – вопил Борис, хохоча. – Его убить надо, убить! Он – убийца!
– У кого-нибудь есть верёвка? – вопросил Бездомник.
– Я могу дать ремень, – предложил Стюарт.
– Давай!
– Что вы делаете?! Эй, Гюль, друг мой, помоги!
– Борис, ты обезумел, – хмуро сказал Ворожейкин. – Тебе надо остыть.
Мужчины связали руки обезумевшему ремнём, а ноги – верёвкой, которую нашли на кухне. Гюль со Львом отнесли брыкающегося Бориса в его комнату, дабы тот успокоился. Конечно, его не оставили в одиночестве: Ворожейкин остался с другом, чтобы спокойно поговорить с ним и привести его в чувство.
Остальные завершили завтрак, вымыли посуду и отправились на второй этаж за стол допросов.
– Ну и что на этот раз у нас из улик? – вопрос Пётр, жуя незажжённую сигарету.
– В этот раз у нас мало улик, – покачал головой Стюарт. – Это ваш глаз, господин Убаюкин, который лежал на полу у кровати, и перочинный нож, – он поднял окровавленный нож в пакете, дабы все его увидели. – Чей он?
– Мой, – со вздохом сказал Максим. – Я же говог’ил, все улики будут пг’отив меня. Я ещё с пег’вого убийства понял план убийцы.
– И каков этот план?
– Думаю, следователь, вы уже догадались, что убийца пытается нас нагло запутать, подставляя всех, кроме себя (ског’ее всего). Подставили Еву с кольцом, Сэмюеля и меня, значит, остальные находятся в зоне подозг’ения. А ещё: можете вег’нуть мне глаз, пожалуйста?
Стюарт подошёл к Максиму и вернул глаз; тот сразу же вставил его в глазницу и активно поморгал.
– Скажите, господин Убаюкин, ваш глаз крепко сидит в глазнице?
– Конечно! Я бы попг’осту не сумел бы его выг’онить во вг’емя убийства, плюс у меня нет мотивов убивать госпожу Гг’ацозину и Ванзета!
– А тут и вовсе нет мотива, – вмешалась в разговор Илона Штуарно. – Нас прирежут всех, если не отыщем убийцу как можно скорее! И режут всех.
– Hmm, si vous y réfléchissez (фр.: Хм, если задуматься…), – хмыкнул актёр Пётр Радов, – то первое, что нам стоило бы сделать, это понять, кто может стать следующей жертвой. И не так, как гадает на кубиках господин Ворожейкин, нет, надо логически понять, кто может быть следующим убиенным.
– И как ты это поймёшь? – спросил, нахмурившись, доктор Табиб Такута.
– Как-нибудь да пойму! Нам первым делом надо предотвратить следующее убийство или застать убийцу в момент убийства!
– О! – воскликнула Элла Окаолла. – Я знаю! Нам нужно не расходиться по комнатам ночью.
– То есть ты предлагаешь эту ночь провести здесь, в коридоре? – вопросила её Марьям Черисская.
– Да.
Все взглянули друг на друга и закивали:
– Хм, интересный план!
– Может, это действительно поможет…
– Oui, attrapons le tueur! (фр.: Да, поймаем убийцу!)
– Да, нам надо держаться вместе, не смотря ни на что!
– Кто из нас чутко спит?
– Главное, чтобы Борис ночью Максима не прирезал…
Разговор сорвал пришедший с верхних этажей запыхавшийся Гюль Ворожейкин. Поправив ворот свитера, он остановился и медленно осмотрел лица всех присутствующих.
– Что случилось, господин Ворожейкин?
– Из кармана Бориса вывалились ключи от комнаты Лебедины! – он протянул ключ Стюарту.
– У Бориса? Но что они там делали?
– Мы без понятия. Борис даже в комнату к ней не заходил, не считая этого утра.
– Хм… Спасибо, господин Ворожейкин.
– Я вернусь к Борису, чтобы проследить за ним. Но я сомневаюсь, что он – убийца.
Гюль откланялся и скрылся на лестнице. Максим Убаюкин нахмурился и зло осклабился:
– Так значит, что этот сумасшедший – убийца!? Он специально обвинял меня, дабы отвести от себя подозг’ения!
– Погодите разбрасываться обвинениями, господин Убаюкин! Надо сперва выяснить кое-что…
Кто заходил в комнату к госпоже Грацозиной вчера, помимо господина Ворожейкина?
Ева Вита: Я вместе с Эллой наблюдала за её состоянием здоровья. Но позже мне стало немного дурно, и я оставила Эллу одну. Время не вспомню.
Сэмюель Лонеро: Я проведал её один раз, но зашёл не более чем на пару минут. Элла и Ева сидели вместе. Это был вечер.
Табиб Такута: Я проверял её состояние, как доктор, заходил пару раз к ней в комнату и вечером, и ночью. Всё время я просидел в курительной комнате. Примерно в два ночи я зашёл к себе в комнату и сразу же уснул. Утром я первым обнаружил труп, когда заходил ещё раз проведать больную.
Элла Окаолла: Я вместе с Евой следила за ней, пока Ева не отлучилась. Сама я оставила госпожу Грацозину одну лишь два раза, когда выходила в туалет и когда шла за тобой. После нашего разговора с ней мы разошлись по комнатам.
