Сан Кипари
Режиссёр смерти: Последний Дебют
Музыкант рухнул на землю, больно ударившись головой. Подняв глаза и встряхнувшись, он узрел перед собой множество шумных телевизоров, на чьих экранах сверкали ярко-красным лужи растекающейся по полу крови. Послышался металлический запах.
Стюарт шумно сглотнул. Почему-то именно сейчас вид крови вызывал в нём отвращение и ужас, мурашками покрывающей его кожу, подобно инею. К горлу подступила тошнота, в глазах всё начало плыть и закружилась голова от резкого запашка.
К счастью, вскоре кровь на экранах сменила криво улыбающаяся физиономия Затейникова, что покачивал головой из стороны в сторону и сквозь шумы печально напевал:
Здесь, кроме нас нет никого,
Наверно считаешь меня страшным злом,
Но меня понять попытайся, прошу:
Я один и не с кем совсем не дружу.
Кто такой друг? Я понять не могу,
Можешь ли мне объяснить, почему
Я так одинок в этом мире большом?
Наш мир и все правила словно дурдом!
Внезапно Затейников ударил кулаками по экрану, заставив Стюарта вздрогнуть и отползти от греха подальше. Бледное осунувшееся лицо режиссёра исказилось в гневе и отчаянии, по губам стекала кровавая пена. Он пытался вылезти из экранов и кричал:
Я чувствую себя так одиноко!
Так одиноко! Так одиноко!
Я сломлен внутри! Ты меня почини!
Прошу, мне надежду и веру верни!
Кто я такой? Не знаю!
Помочь мне тебя умоляю!
Почему эта жизнь так несправедлива?!
Я в озере дней словно нажива!
Судьба моя уже предрешена!
Потому прошу, умоляю тебя
Не вини меня и не злись на меня!
На того, кого сломала жизни игра!
У меня нет друзей, у меня нет семьи!
Я – одиночка в луже грязи!
Стюарт вслушивался в его песню, но морщился от отвращения к этому мерзкому, обезумевшему и по-настоящему страшному человеку.
– Что ты хочешь от меня?!
– Прощения! Умоляю, подари мне прощение!
– Ты не получишь его! – гневно процедил сквозь стиснутые зубы скрипач, схватил со стороны молоток и кинул его в самый центральный телевизор. Экран сверкающими щепками разлетелся в стороны, – с треском послышался дикий, полный невыносимой боли вопль, и остальные телевизоры потухли.
VI
Не та жертва
Тем временем, пока Стюарт мучился в кошмарном сне и ворочался, переваливаясь с одного бока на другой, над его головой медленно выросла тень кровожадного убийцы. Зажёгший остатки свечи спичкой и вооружённый острой вилкой, он собирался нанести точный удар прямо ему в шею, как вдруг его за запястье схватила Элла, резким рывком повернула лицом к себе и пристрелила пристальным взором.
– Ты?! – с ужасом воскликнула женщина, увидев при свете хладнокровный лик душегуба. Но шок не смог заставить её оцепенеть; она тотчас ловко выхватила столовый прибор из его рук и отшатнулась назад, прижавшись спиной к стене. – Ты… убийца!
– Я! Да, это я! Но почему ты не уснула?!
– Я нутром чуяла, что тот компот был не обычным! Все крепко спят и даже не просыпаются от наших голосов, а, значит, в компот было что-то подмешано, не так ли? Может, там было снотворное?
Убийца захохотал:
– Поздравляю! Ты смышлёная бабёнка!
– Но зачем ты всё это делаешь?!
– Не важно! Ты никогда этого не поймёшь! Никто этого не сможет понять!
Убийца прыжком преодолел расстояние между ними и собирался ударить Эллу кулаком в лицо, но та вовремя отскочила в сторону и удар пришёлся на стену. Однако вилку она уронила, и убийца тотчас поднял её, вновь вооружившись.
– Тебе конец! – процедил сквозь зубы душегуб и вновь набросился на Эллу, что отскочила к столу и ловко уворачивалась от его ударов, то отходя в сторону, но нагибаясь.
– Ты заблуждаешься!
Шёл удар за ударом, удар за ударом, но вилка лишь сверкала при свете свечи и никак не могла вонзиться в чужую плоть. Тогда убийца применил ноги, чтобы повалить проворную актрису на пол, однако даже эти удары Элла видела и уклонялась от них. О, какая это была битва; не на жизнь, а насмерть! Окаолла не брезговала в ответ наносить удары и, в отличие от противника, пару раз попала ему то в живот, то в грудь. Лицо и руки убийца всячески защищал, чтобы не получить синяка на видном месте и утром не раскрыться перед остальными участниками.
– Сдохни, тварь! – вскричал в гневе душегуб и о всей силы ударил вилкой на мгновенье замершую Эллу прямо в плечо. Прошипев от боли, актриса отпрянула от него и схватилась за рану. Кровь бутонами роз распласталась по её ночному платью, но вскоре прекратила литься. – Ты мешаешь моему плану!
Убийца, оказавшись около Стюарта, собирался вновь нанести ему удар в шею, однако Элла не желала так просто сдаваться: она набросилась на противника и повалила его на пол. Противники покатились к столу, борясь и пытаясь навалиться друг на друга, чтобы взять на себя главенство.
– Я тебе не позволю его убить!
– Хватит мешать мне! Это его судьба, судьба быть мёртвым!
– Если так, я тебя сама убью!
Элла, наконец, навалилась на убийцу и схватила его за шею с целью задушить. Но душегуб тоже не собирался сдаваться: он своим острым длинным ногтем вонзился в глаз противницы и начал выковыривать его из глазницы. Женщина закричала от боли, отпустила его шею и отползла от противника. Глаз её заболтался на нерве.
Часы страшным боем пробили ровно три ночи.
Убийца поднялся на ноги и медленно подошёл к бедной женщине, что тряслась, жмурилась от боли и пыталась вставить свой глаз обратно. Схватив Эллу за ворот, он насильно поднял её на ноги и вдарил в стену.
– Прости, но такова судьба, – печально прошептал он.
– Я… я буду жить… Я не отдам свою последнюю… жизнь… – прошипела женщина сквозь стиснутые зубы и со всей силы ударила противника ногой в пах.
Убийца вскрикнул от боли и отпустил её, дав на мгновенье шанс избежать печальной участи, однако воспользоваться им у женщины не вышло; он быстро опомнился и навалился на неё сверху. Резкий рывок – вилка вонзилась глубоко в сонную артерию. Убийца беспощадно рвал вилкой её шею; кровь фонтаном хлестала во все стороны, окрашивая в ярко-алый «кровати» и всех мирно и крепко спящих.
– Сдохни, сдохни, сдохни! – шипел душегуб. Слёзы струились по его щекам, смешиваясь с кровью.
Завершив незапланированное убийство, он утёр кровь с лица, поднялся на ноги и начал думать, что ему делать с телом; он не хотел просто оставлять Эллу здесь, ему хотелось придумать что-то интересное и изощрённое, хоть на душе и скребли кошки. Спустя несколько минут раздумий он ухватил женщину за руки и поволок по полу на первый этаж, оставляя за ней багровую дорожку.
Глава 6
Распятие
I
Новый герой
Кайдерск, 30 января, 1043 год
Время 08:30
Местонахождение неизвестно
Так хорошо: спокойно, умиротворённо, тихо… Нет никаких кошмаров, никакой боли, никакой крови, страшных убийств и бесконечных беспрерывных страданий – тишь да гладь… Где-то вдали щебечут смешные пташки, сидя на тонюсеньких ветвях и покачиваясь от лёгкого дуновения игривого ветерка, что плыл откуда-то с юга и приносил тепло; с другой стороны журчит скоротечная река, у которой дружно собрались различные животные, и хищники, и жертвы и чьи воды они жадно испивали, где купались и веселились. Ласковые незримые ладони солнца легко поглаживают тёмную кожу, целуют закрытое веко, лоб, нос, подбородок, отчего так приятно…
Стюарт приоткрыл глаза, чувствуя, как лежит на чём-то мягком, и поднял полусонный взгляд на Эллу, на чьих коленях он лежал. Она перекрывала собой солнце, оттого казалось, что она была святой со сверкающим золотистым ореолом вокруг тёмной головы. На ней было белое пышное платьице с большими рукавами-фонарями и длинными манжетами с золотистыми запонками.
Она с нежностью и любовью гладила его по волосам, пальцами играясь с чёрными прядями, и тихо напевала:
Всё хорошо.
Всё хорошо.
Всё хорошо.
Всё хорошо.
Всё хорошо.
Всё хорошо.
Всё хорошо.
Всё хорошо.
Всё хорошо.
Всё хорошо.
Всё хорошо.
Всё хорошо.
Всё будет хорошо…
– Элла?.. – спросонья спросил Стюарт и слегка привстал, однако Элла не дала ему подняться и уложила обратно, целуя в холодный лоб.
Скрипач наконец увидел, что сидели они в саду душистых белоснежных лилий, по которым проворно скакали красивые пёстрые бабочки, кружась в воздушном чудном вальсе. Одна белая бабочка осела ему на нос, помахала крылышками и вспорхнула ввысь, принимая обличие чёрной тучки. Стюарт проводил её взглядом и устремил глаза к розовому бескрайнему небу, по которому пушистыми овечками плыли облака, словно играли друг с другом в догонялки.
– Элла… – музыкант слабо улыбнулся этому эфирному счастью. – Элла…
– Да, дорогой?
– Я тебя люблю… – он приласкался в её объятиях, подобно большому чёрному коту, и прикрыл глаз. – Очень, очень люблю… Ты не представляешь, насколько сильно, Элла, любимая моя!
– Не представляю, но и ты не представляешь, как сильно я тобой дорожу. Никогда у меня не было такого счастья, дорогой мой!
– И у меня, дорогая… Я тебя та-ак люблю… – протянул он, зевая с довольным лицом, и развернулся набок.
– И я тебя люблю, сильнее жизни люблю. Не понимаю, как я до этого жила без тебя… и уже не помню, какой моя жизнь была без тебя. Обещаешь, что даже смерть не разлучит нас?
– Обещаю. Нет, я клянусь тебе, что буду верен тебе до конца наших жизней, но и после смерти я буду с тобой.
– Даже после смерти?
– Да, даже после смерти.
Он потянулся к ней за поцелуем, как вдруг смущающиеся небеса заволокли чёрные грозовые тучи, прогоняя «овечек» и поглощая их. Стюарт удивлённо уставился на них и, не отрывая взора от нарастающей тьмы, приподнялся.
– Что происходит? – растерянно вопросил он и с испугом взглянул на возлюбленную. Лицо Эллы с каждым мгновеньем искажалось, принимая гримасу дикого ужаса: янтарные глаза её, перекрытые мутной пеленой, широко распахнулись, зрачки сузились, уголки губ опустились, а сами губы приоткрылись.
Отпрянув от возлюбленного, она закричала:
– Мертвец, мертвец! Почему ты не умер?!
– Ч-что?..
Она закрыла рот руками и всё восклицала:
– Как ты говоришь?! Ты же… ты же мёртв!..
Стюарт опустил взгляд на свой живот и увидел торчащую оттуда вилку. Вынув орудие своего убийства, он вместе с ней вытащил свои кишки наружу, за которым медленно поволоклись и остальные органы. Самым последним упало на землю его сердце, издавая глухое тук-тук… тук-тук… тук…
– Ч-что происходит?! – закричал он, как вдруг Элла припала к его сердцу и стала его целовать; губы её и щёки марала ярко-алая кровь, из влажных глаз непрерывными струями текли слёзы.
– Даже смерть не разлучит нас! Я отдаю свою последнюю жизнь тебе, дорогой мой! – восклицала она с окровавленной улыбкой и всё покрывала трепещущее сердце поцелуями.
Стюарту от её прикосновений становилось невыносимо больно; он шипел, кусал губы, но предпринять ничего не мог, ибо тело его будто парализовало.
– Элла, прошу, хватит… – цедил он сквозь зубы, но она не останавливалась.
– Даже смерть не разлучит… даже смерть не разлучит… – в бреду повторяла она и безумно хохотала. – Я отдаю свою жизнь тебе! Живи и будь счастлив, дорогой!..
Внезапно раздался мужской душераздирающий крик. Стюарт резко очнулся и потерянно осмотрелся: доктор Табиб Такута сидел на полу и с ужасом осматривал свои окровавленные руки. Подняв взор на остальных, он повторно закричал, разбудив всех.
– Что случилось?.. – устало моргая глазами, спросил сонный Сэмюель. Он тоже был весь в засохшей крови.
– Кровь! – закричал Такута.
Тотчас с лестницы раздался другой крик: актёр Максим Убаюкин прибежал с первого этажа, ступая по непрерывной багровой дорожке и вытирая с лица засохшую кровь.
– У нас тг’уп! – сообщил он.
Окончательно проснувшись, все, кроме сладко спящей Марьям Черисской, с ужасом осмотрелись: каждый из них был в крови, каждая постель пропиталась этим жизненным соком и едко воняла железом.
Стюарт прошёлся взглядом по лицам и не заметил ни Еву Виту, ни возлюбленную Эллу.
– Кого убили?! – посерел и обеспокоенно вскрикнул он, обращаясь к Убаюкину.
– Эллу!
– Ч-что?!
Скрипач тотчас вскочил на ноги и бросился к лестнице, по которой он бежал чуть ли не спотыкаясь. Достигнув первого этажа, он по кровавому шлейфу вбежал на кухню и застал страшную картину: Ева Вита сидела на коленях перед бездыханным телом Эллы и рыдала.
– Прости меня, прости! – шептала она, закрывая лицо руками.
Это было ужасающее зрелище. Вся кухня была в крови, а безглазое холодное тело распято на полу: из запястий торчали вилки, заменяющие гвозди, ночное платье жестоко порвано, кишки, образовавшие форму сердца, были аккуратно вытащены наружу из большого пореза на животе, будто кто-то занимался здесь вивисекцией.
Стюарт медленно подошёл к ним. Реальность ударила его ножом под ребро. Он не мог поверить глазам, нет, он не хотел верить! Это сон, это кошмарный сон; сейчас он ущипнёт себя за руку и очнётся в мире, где всё хорошо, где нет смертей, нет кровавого проекта, где он счастлив вместе с живой и невредимой Эллой!.. Но, к сожалению, это было беспощадное настоящее.
Вскоре к ним спустились остальные участники, кроме Марьям и Льва Бездомника, и ужаснулись представшей перед ними картиной. Кого-то потянуло на рвоту, другие побледнели и в полуобморочном состоянии ушли в фойе; никто не остался равнодушен к бедной жертве и этому по-настоящему жестокому убийству. Даже фотограф Илона Штуарно и актёр Борис Феодов застыли в диком ужасе и не могли проронить ни слова.
Тяжело дышавший Стюарт пал ниц перед телом возлюбленной, вытащил вилку из её запястья и взял её за ледяную белую руку. Весь его мир был беспощадно разрушен, стёрт! А ведь буквально пару минут назад он наслаждался приятным сном, где у них было всё хорошо, думая, что этот сон его был реальностью, а что сейчас? А сейчас смерть, ужас, невыносимая боль! В самом деле он не думал, что судьба обернётся к нему спиной; он считал, что, если убийца и запланирует убить кого-то из них, тот это будет он, а не добродушная и всеми любимая Элла! Кто мог так жестоко поступить с ней, если все её любили и уважали?! Кто?!
Неожиданно Борис едко усмехнулся и разразился страшным хохотом, пальцем указав на Стюарта:
– Смотрите, как отыгрывает несчастного! Ну актёр, актёр!
Все изумлённо уставились на Феодова.
– Ты ведь её сам убил, верно? Признайся в этом! – восклицал он, пристально смотря на разбитого коллегу. – Ты убил ту, которую обманывал своей любовью, верно?! Признайся, кровожадный душегуб!
Скрипач замер и поднялся на ноги, аккуратно положив ладонь возлюбленной на пол. Ярость забурлила в его крови.
– Давай, обернись к нам и признайся в своём преступлении, покайся! Не играй разбитого любовника, а яви нам своё истинное лицо, убийца!
– Борис! – одёрнул его за плечо поэт Гюль Ворожейкин.
– Ну что, трусишь небось, да?! – не унимался актёр. – Трусишь! Ты, трус и подлец, выходи на свет, повернись к нам и признайся в убийстве!
Не выдержавший внезапных нападок и клеветы Стюарт с криком бросился на Бориса, повалил его на пол и со всей силы вдарил ему по лицу кулаком. Кровь хлынула из разбитого носа, раскрасив и без того окровавленное лицо кровью.
– Заткнись, заткнись, заткнись, заткнись! – брызжа слюной, кричал музыкант и после трёх ударов начал душить неугомонного коллегу. Сэмюель Лонеро и Пётр Радов бросились к ним, подхватили разъярённого приятеля под мышки и уволокли в сторону от Бориса, который всё хохотал и указывал пальцем в скрипача. Однако кричал он уже совсем иное:
– Не убийца! Он не убийца! Убийца бы так не отреагировал, убийца бы не бросился на меня с кулаками в беспамятстве, чёрт возьми! Либо я прав, что он невиновен, либо он – непревзойдённый актёр, который сумел одурачить меня! Меня, Бориса Феодова!
– Заткнись! Замолчи, рот свой грязный замолчи! – срывал голос на него Стюарт с пеной на губах, пытаясь вырваться из хватки приятелей. Слёзы и кровь смешались на его лице воедино и вместе с пеной капали на пол.
– Стюарт, умоляю, успокойся! – плакал Сэмюель, держа Стюарта за туловище и не давая ему наброситься на Бориса вновь.
– S'il te plaît, calme-toi! (фр.: Пожалуйста, успокойся!) – вместе с композитором умолял Пётр.
Обессилев, Стюарт пал на пол, схватился за голову и предался беззвучному рыданию.
– Нет, это не правда… не правда…
В этот момент на шум спустился взволнованный Лев Бездомник и был поражён представшей перед ним картиной.
– Что произошло? – спросил он, но ответа так и не получил. Он молчаливо подошёл к дверям кухни и, узрев труп, заметно побледнел, прикрывая дверь. – Там… там сейчас Марьям спит…
– Ах, точно, они же подруги… – прошептал Пётр и потёр переносицу. – И как мы ей об этом скажем, если у нас Стюарт отреагировал на её смерть вот так?
– Я… я не знаю.
– Что здесь происходит?
Все обернулись к потирающей глаза сонной Марьям и погрузились в молчание; слышалось лишь тихие рыдания убитого горем возлюбленного, что сидел на холодном полу. Лицо его закрывали волосы. Девушка тотчас сообразила, что произошло и, растолкав всех, прошла на кухню. Раздался пробивающий до дрожи ужасающий крик.
– Элла! Элла! – кричала Марьям, закрывая рот руками. Выбежав из кухни, она сразу же набросилась на Стюарта и схватила его за ворот рубашки. – Что ты наделал?!
– Что я наделал?.. – шёпотом повторил Стюарт.
– Почему ты это допустил?! Тварь, скотина, урод!
Послышались шлепки, – Стюарт принимал пощёчину за пощёчиной и совершенно не сопротивлялся, ибо понимал, что он это заслужил. Не защитил! Не уберёг! И потерял…
Лев еле-еле оттащил визжащую Марьям от бедного скрипача, отнёс её на руках в сторону и начал успокаивать. Раздался крик, перешедший в громкие рыдания, – девушка закрыла лицо руками и взвыла от горя.
– Элла! – кричала она и била Льва по груди.
– Элла… – эхом повторил за ней скрипач.
Все переглянулись. Сэмюель и Табиб подошли к Стюарту и насильно подняли его на ноги.
– Стюарт, послушай… – начал было Такута, но прервался на полуслове. Он обратился к композитору: – Сэмюель, я отведу его в комнату.
– Х-хорошо… М-мы займёмся расследованием.
– Я тебе доверяю.
Табиб Такута в сопровождении Петра Радова насильно повёл забывшегося в рыданиях Уика на третий этаж в его комнату; Лев Бездомник вслед за ними унёс Марьям на второй этаж. Последнее, что услышали остальные, был крик девушки:
– Почему умерла она, а не ты, жалкое подобие человека?! Нет, ты – монстр, чудовище, не достойное жить!! Почему ты не защитил её?! Почему не помог?!
Этаж погрузился в панихидное молчание.
Сэмюель, осмотревшись, разбил тишину:
– Д-давайте осмотрим тело. Илона…
– Вас поняла! – живо воскликнула девушка с улыбкой, но смутилась при недоумённых взглядах. – Иду фотографировать…
Остальные остались в фойе, приходя в себя, когда Штуарно с Лонеро скрылись на кухне: Илона фотографировала место преступления, а Сэмюель осматривал тело погибшей. Заметив, что труп сжимает что-то в правом кулаке, он еле-еле сумел разомкнуть его и увидел клок окровавленных русых волос.
– Это… это волосы убийцы! – прошептала фотограф и сразу закрыла композитору рот рукой. – Тише! Никому не говори о них, а то вдруг убийца засуетится! Просто возьми и убери их себе в карман.
Сэмюель послушался её совета и под шумок убрал клок волос в карман штанов.
– Волосы были русыми? – спросила Илона.
– В-вроде да…
– Значит, у убийцы русые волосы… Ты понимаешь, что у нас таким образом значительно сузился круг подозреваемых?
– Думаешь, это Ева или Максим?..
– Всё возможно. И, если у неё в руках клок волос убийцы, значит, они могли подраться там, на втором этаже, где мы все спали. Мы ведь проснулись полностью в крови и пошли по кровавому следу, что привёл нас сюда…
– Труп притащили со второго этажа сюда?
– Ага. Не знаю, правда, зачем…
– Хм… – он внимательней осмотрел тело, слегка меняя её позу, и обнаружил на плече четыре мелких дырки. – Да, скорее всего они дрались; тут у Эллы на плече след от вилки. Возможно, убийца хотел убить её, но промахнулся и попал вместо шеи в плечо.
– То есть, по-твоему, орудие убийства – вилка?
– Не знаю…
К ним, постучав по стене, подошёл Максим Убаюкин, присел на корточки перед телом и нахмурился.
– Что думаете? – спросил он.
– Мы думаем над причиной смерти и орудием убийства, – бросила Илона и с подозрением прищурилась. Она смотрела на взлохмаченную причёску актёра и пыталась понять, может ли он быть беспощадным душегубом.
– И какие у вас мысли на этот счёт?
– Нам кажется, что вилка – оружие убийства. Видишь, тут след на плече? Возможно, убийца и Элла, пока все спали, подрались и во время битвы убийца вместо шеи попал ей в плечо вилкой, а потом перерезал ей горло той самой вилкой. После убийства он приволок её тело сюда, вскрыл ей живот, вырвал глаза и был таков.
– Как жестоко! А вилка чья?
– Кстати, хороший вопрос… – Илона вышла в фойе и обратилась ко всем: – Эй, кто перед сном забыл вилку на столе?
– Это был я. Я перед сном решил доесть салат, – ответил Борис Феодов, скрестив руки на груди. – А чё?
– А ничё, просто орудие убийства – вилка, вот и думаем, откуда её достал убийца! Спасибо тебе за ещё один труп, псих проклятый! – язвительно кончила она и вернулась на место.
– Даже я, будучи убийцей, никогда не позволял себе такой жестокости… – прикусив губу, сказал Убаюкин и покачал головой. – Жестоко, очень жестоко…
– Да, ужас какой… но интересно, – ощутив на себе грустный взор напарника и хмурый актёра, она смутилась. – Простите.
Троица продолжила осмотр и обнаружила на столешнице в стакане компота отсутствующие глаза Эллы. Сэмюель с отвращением и ужасом отвернулся, закрыв рот руками, Максим сильнее нахмурился, а Илона сфотографировала их.
– Убийца очень жесток… Даже Лебедину и Ванзета он не так сильно изуг’одовал, как Эллу… Зачем ему понадобилось выг’ывать её глаза? И зачем надо было вспаг’ывать её живот? – всё задавал вопросы Убаюкин.
– Я-я не знаю, но это выглядит страшно… – ответил побледневший Сэмюель.
– А меня больше всего тревожит другой вопрос! Если они дрались, то почему никто ничего не услышал и не проснулся? Погодите-ка! – Илона снова вышла в фойе и вновь громко задала другой вопрос: – Кто-нибудь просыпался ночью!?
– Нет! – посыпались отрицательные ответы.
– Понятно, спасибо!
Илона вздохнула.
Тем временем между Борисом Феодовым и Гюлем Ворожейкином произошёл короткий разговор:
– Борис, зачем ты это сделал?!
Борис, прикладывая к разбитому носу кусок льда, усмехнулся:
– А я проверял его, убийца он или нет! Да, жестоко, но зато мы точно знаем, что следак – настоящий следак, а не убийца!
– У тебя с языка только и могут вырываться грубости! Никакого сочувствия!
– Пф.
После повторного осмотра места преступления троица ничего не нашла. Максим Убаюкин аккуратно сложил кишки Эллы в её вспоротый живот и вынул из запястья вилку, Ева Вита укутала труп в белую узорчатую скатерть, которую она стянула с одного из столов, сомкнула ей веки, и Гюль Ворожейкин с Максом отнёс её на третий этаж в комнату, где они заперли труп на ключ.
Вскоре мужчины вернулись на кухню. Все умыли руки и лица от крови и собрались в фойе.
– Итак, мы собрали немного улик… – робко начал Сэмюель. Илона взяла его под руку и кивнула, как бы говоря продолжать. – Давайте пройдём на второй этаж за стол для обсуждения.
– Но какой смысл? С нами нет Петра, Стюарта, Табиба, Льва и Марьям! Какой это допрос без них? – спросила Ева.
– Мы подождём, когда они придут в себя.
– Но, мне кажется, этот допг’ос ни к чему не пг’иведёт, – вставил слово Максим. – Все спали, пока пг’оисходило убийство. Ну, кг’оме Эллы и убийцы, естественно.
– А почему все спали? – нахмурилась Илона. – Мне кажется это очень подозрительным и странным!
– Может, нам подмешали снотворное? – предположил Гюль.
– Куда? В компот, что ль? – усмехнулся Борис.
– А это мысль! – воскликнула Илона, ударив кулачком по своей ладони. – Нам надо проверить!
– Каким обг’азом?
– Кто-то выпьет стакан компота, и мы посмотрим, захочет ли он спать! Кто хочет стать подопытным?
– Ну, раз я предположил, то давайте я. Надеюсь, я копыта не откину, ёмаё…
– Ха-ха, таким образом пытаешься отвести от себя подозрения?
– Иди к чёрту, мелкая зараза!
Борис и Илона скрылись на кухне, где налили остаток компота в стакан, и мужчина опустошил его.
– А теперь ждём! – живо сказала Илона, выйдя в фойе. – Теперь отправляемся на второй этаж! Идём, идём!
Схватив растерянного композитора за руку, фотограф бегом отправилась к лестнице и повела всех на второй этаж, где за столом вместе с Сэмюелем заняла главенствующее место. Остальные сели на свои места. В комнате опустилась тишина.
– В общем, – сказал Сэмюель, – у нас по делу… всё странно. Мы предполагаем, что перед смертью Элла и убийца подрались; об этом свидетельствуют четыре дырки на плече у тела, – Илона взяла фотографию и показала её всем. – Также орудие убийства, скорее всего, вилка, а уже после смерти Эллы убийца приволок её на кухню и там вскрыл. Мы не знаем, зачем, но…
– Также мы обнаружили отрезанные глаза Эллы в стакане с компотом, что вполне может быть намёком от убийцы, почему никто не проснулся во время битвы не на жизнь, а насмерть, – Илона показала вторую фотографию. – И, как мы узнали, орудие убийства принадлежало Борису, который по своей тупости оставил вилку на столе.
Неожиданно их прервал Гюль Ворожейкин, поднявший руку.
– Я вспомнил, что Затейников нам дал подсказку к следующей жертве: «Тот, кто возомнил себя главным героем». Я не думал, что она может относиться к бедняжке Элле или к тебе, Илона… Вам не кажется, что Элла стала случайной жертвой?
– То есть она кого-то защитила, поплатившись своей жизнью?.. – побледнела Ева.
– Всё возможно. И, кстати, она была единственной, кто не пил компота, насколько я помню. Она отказалась, со словами, что не хочет пить. Это было немного странно, поэтому я запомнил. Может, именно поэтому она не спала, как и убийца?
– Но, если только Элла не пила компот, почему не спал убийца? – спросил Максим.
– Ёмаё… а что, если у убийцы был заранее заготовлен стакан компота без снотворного? – предположил Борис и зевнул. – И, кстати, у меня ощущение, что снотворное действует… Да, скорее всего тут дело рук снотворного… Тем более мы вчера почти все одновременно уснули…
Борис подпёр щёку кулаком и снова зевнул.
– А знаете, что? Мы не будем никого и ничего ждать! – внезапно подскочила с места Илона. – Мы знаем, кто убийца! Так что хватит переливать из пустого в порожнее!
– ЧТО?!
Все навострили уши и переглянулись.
– Да-да, и убийца сидит здесь, среди нас! – рассмеялась Илона. Внезапно её большие глаза широко распахнулись, зрачки пугающе сузились, а рот искривился в страшном оскале. – Раскрывайся, Убаюкин, мы знаем, что это ты!
Максим поднялся с места и смертельно побледнел.
– Ч-что?..
– Раскрывайся, говорю! Надо же было так бессовестно пускать пыль в глаза своей слезливой историей жизни! Ты как был убийцей, так им и остался! Что тебе обещал Затейников за выигрыш? Деньги? Может, власть? Известность?!
– Вы… вы ошибаетесь! Я не убийца!
– А у нас против тебя есть улики! Сэмми, доставай!
Сэмюель вопросительно посмотрел на напарницу, сложил бровки домиком и нерешительно достал из кармана влажный клок русых волос, который он успел промыть под водой от крови. Илона подняла улику, продемонстрировав её всем.
– Элла в руке сжимала клок этих волос! Они русые! А теперь посмотрите на волосы Убаюкина!
– Это… это подстава! – сильнее побледнел Убаюкин.
– Но ведь у Евы тоже русые волосы! – воскликнул в защиту Максима Борис. – Почему именно Убаюкин?
– Потому что мёртвое тело достаточно тяжёлое, а унести его такая хрупкая девушка, как Ева, не может!
– Я спал, как и вы, пока убийца вег’шил злодеяния!
– Чем докажешь?
– Будь я убийцей, я бы рассказал вам про своё прошлое?! Стал бы я в деле Лебедины так подставлять себя?!
– Ну кто тебя знает? Вдруг ты тупой! Или ты просто хотел отвести от себя подозрения, оставив такие очевидные улики!
Их словесную дуэль перервал оглушающий ало-ингелосский перезвон, за которым сразу последовал задорный голос Затейникова:
– Добр-рое утро, дорогие коллеги! Вас, как вижу, стало на одного меньше, что о-очень грустно, ведь вы до сих пор не позавтракали и не отыскали убийцу! А время идёт: тик-так, тик-так…
– Эй, злой дядька! – вдруг закричала Илона, обратившись к Добродею. – Мы отыскали твоего убийцу!
– Да?
– Да! Это Максим Убаюкин!
– Хм… Возможно, возможно… Но мы не об этом! Не перебивай меня, дрянная девчонка! Я хотел сказать, что вы совершенно не знали нашу дорогую Эллу, забыли послушать её, когда слушали друг друга, не дали ей слова, а ведь она могла с вами поделиться своим секретом… бессмертия. Интересно? Тогда я прошу Стюарта Уика отправиться в комнату Эллы Окаоллы за письмом, живо!
– Пощадите его! – со слезами на глазах воскликнул Сэмюель. – Он потерял любовь всей своей жизни, он несчастен и ужасно уставший! Разве вам не жаль его? Если он станет читать…
– Я сказал живо!
Лонеро замолк, посмотрел на остальных и, ломая пальцы, отправился на третий этаж за Уиком.
II
Секрет шестнадцати жизней
Тихий стук в дверь, – Сэмюель осторожно выглянул и зашёл внутрь комнаты. Уставший Стюарт с припухшими глазами сидел в кровати, а рядом с ним на стульях расположились обеспокоенные Пётр и Табиб. Композитор посмотрел в лицо разбитого смертью Эллы приятеля и узрел, что печаль сменилась гневом.
– Вы, наверное, слышали господина Затейникова… – робко начал Лонеро.
– Не зови его господином, – нахмурился Уик и поднялся с постели. Его руки, сжатые в кулаках, дрожали. – Да, мы всё слышали.
– Ты пойдёшь?..
– А куда мне деваться? Не буду же я подставлять вас; вы ведь ни в чём не виноваты. Все, кроме одного, не виноваты.
Пётр и Табиб поднялись вместе с ним.
– Стюарт, ты уверен?..
– Peut-être que quelqu'un d'autre vient chercher la lettre? (фр.: Может, кто-то другой сходит за письмом?)
– Вы не слышали? Сказали, нельзя, значит, нельзя. Если он и хочет кого-то пытать, то пусть пытает только меня; остальных в обиду я не дам. Идите к остальным, я скоро подойду, – бросил скрипач напоследок, первым вышел в коридор и на ватных ногах направился в комнату покойной Эллы.
Троица его приятелей спустилась на второй этаж, заняла свои места и замолкла в ожидании. Вскоре к ним спустились держащиеся за руку рыдающая Марьям Черисская и смертельно бледный Лев Бездомник, а вслед за ними явился тяжело дышавший Стюарт с красным глазом и красным конвертом в руках, запечатанным поплывшим белым сургучом. Девушка неустанно прожигала скрипача яростным взором, душевно виня его во всех смертных грехах и, самое главное, в смерти подруги.
– Пр-рекрасно! – промурлыкал Затейников, когда все собрались за столом. – Ну что, главный герой наш, открывай конверт!
– Главный герой?.. – посмотрел на потолок, словно там был Затейников, Стюарт. Осознание внезапной стрелой пронзило его разум и больно прокрутилось остриём.
