Сергей Skolorussov
Прометей. Ледяное безмолвие
Глава двадцать пятая
11 апреля
Сочи
Картина истины рисуется штрихами
На улицах новой столицы было многолюдно. А у входа в казино «Москва-бич» и того пуще – яблоку негде упасть. Чтобы пройти к хозяину заведения, Калачову пришлось показать не только удостоверение, но и личный Указ президента. В зале было весело. Молодёжь, слившись телами, подёргивалась в сопровождении странной музыки – без мелодии и ритма. Калачову эта «музыка» напомнила звуки канализационного коллектора, когда его прочищают от пробки. Гости постарше сидели за столами, покуривали кальян, попивали виски и наслаждались кривляньями у шеста совершенно голых девушек-андроидов. Кругом шныряли официанты и какие-то подозрительные типы, которые время от времени что-то шептали на уши посетителям. Седовласые любители азартных игр не задерживались здесь, а проходили мимо эстрады в следующий зал, где виднелись столы и автоматы. Калачова проводили на второй этаж. Здесь, как это можно увидеть в любом кинофильме, обнаружился большой кабинет, с полупрозрачной зеркальной стеной, позволяющей видеть всё, что происходило внизу. Хозяин казино ужинал в присутствии трёх миловидных дам. Он был примерно одного возраста с командором. Во всём остальном – полная противоположность: невысокий рост, излишняя полнота, роскошная лысина, слишком дорогой костюмчик.
Генерал без приглашения сел за стол, при этом чуть задрал нос, всасывая воздух:
– Кофе? Принеси, голубчик, чашечку, – скомандовал он официанту. – Только завари покрепче. И обязательно в турке.
Лёва не удивился, хотя такой наглости давно не наблюдал. Он моментально понял, кто к нему пришёл, и кратким жестом резко раскрывающихся ладоней приказал девушкам удалиться.
Генерал поудобней устроился в кресле и улыбнулся хозяину:
– Ну надо же, знакомые всё лица. А я всё думаю: кто такой этот Александр Вениаминович Преображенскопосадский-Мамин-Папин-Сибиряк? Почему не знаю? А это мой старый добрый друг. Давно освободился?
– Ой, давно, Геннадий Васильевич. Ой, давно. Многие за это время родились, выросли и полысели. Легко меня отыскали?
– Легко.
– Эх, Геннадий Васильевич, как ещё много в этом мире завистливых людей. Если бы их не было, вы бы меня ни за что не нашли. Вопрос на засыпку: под каким именем вы меня помните?
– Их было много, но основное – Александр Знаменский. Откуда, кстати, оно?
– Не помню уже. А, да! Мне на тридцатилетие друзья паспорт с этим именем подогнали. Давно это было. Двадцать пять лет прошло.
– А я всё думаю, куда подевался Шура Знаменский? А он оказывается спокойно в Сочи обитает.
– Да, да, Сочи – столица русского казино. Здесь по-прежнему жарко от ставок и потерянных состояний. Только с тех пор, как я здесь обосновался, очень холодно стало. Причём везде.
– Это точно. Но почему бы тогда не перебраться в Израиль?
– Что мне там делать?
– Тоже, что и здесь.
– Вы с ума сошли.
– Но там, говорят, теперь хорошо. Тепло, но не жарко. Дожди идут. Урожаи собирают рекордные.
– А народу? Там теперь столько народу – не продохнуть.
– Но здесь тоже не подарок: камню некуда упасть.
– Ой, Геннадий Васильевич, к чему все эти расспросы?
– И всё-таки.
– Ой, ой, ой, такой умный человек. Ясно, что вы меня не просто так расспрашиваете. И мой ответ вы прекрасно знаете. Конечно, пока в этой стране есть люди, у которых есть денежные знаки – я не замёрзну и не сдохну с голоду.
– Но там тоже шекели имеют хождение.
– Да. Но там слишком много таких как я. Слишком много. Все тёплые места давно забиты. Я недавно прочитал, что в Израиле теперь проживают сто тысяч евреев с фамилией Кац. Представляете? А всего население страны приближается к двадцати миллионам. И все поголовно играют на скрипках. И не спят по ночам, думая, что ещё такого изобрести, чтобы сказочно разбогатеть. Нет, Геннадий Васильевич, можете верить, а можете нет, но я патриот России. Вы это хотели услышать?
– Допустим. Понимаешь теперь, о чём я тебя хочу спросить?
– Лёва не дурак. Лёва очень даже понимает. Теперь вы хотите, чтобы я, как патриот России, помог вам. Так?
Официант принёс кофе. Поблагодарив, генерал сделал глоток и замер, явно получая сказочное удовольствие. Так и не ответив на вопрос, он закинул ногу на ногу, откинувшись в удобном кресле с чашечкой в руке. Частично удовлетворив свои вкусовые рецепторы, он внезапно спросил:
– А не пора ли тебе на пенсию? Сколько можно работать? Поди в загашнике на сто жизней вперёд накоплено.
– Нет, вы не понимаете. Денег достаточно не бывает. Их всегда мало, – хозяин казино махнул рукой. – Впрочем, не мне учить вас жизни. То, что находится под вашими седыми висками, и без Лёвиных советов, всё знает, всё понимает. Вы просто мне зубы заговариваете, как тот рыбак с червячком на крючке. Скажите прямо: что вас интересует? Если интересует экстази, так и попросите, вам принесут лучшее.
– Наркотик?
– Да какой там «наркотик»? О чём вы? Всё, что здесь предлагают клиентам, разрешено Минздравом. Лёва не враг чужому здоровью. Никакого химического воздействия это средство не даёт. Гуманный вариант. Даже не вариант, а просто лекарство от депрессии. Это не я, врачи так утверждают. Мы лишь слегка усилили эффект воздействия.
– Что-то я отстал от жизни. Расскажи подробней.
– Чего там рассказывать? Откройте интернет, вас там просветят на всю тысячу процентов, – так как генерал спокойно и неотрывно продолжал смотреть на него, Лёва махнул рукой: – Геннадий Васильевич, вы работаете лучше дыбы или испанского сапога. Всё расскажу, начальник. Сам расскажу. Это мы зовём его экстази, но к старой доброй таблетке с таким же названием этот электронный вариант получения удовольствий не имеет никакого отношения. Впрочем, имеет. Он, как и все наркотики действует на рецепторы получения удовольствия. Опущу механизм этого воздействия, там слишком много сложных научных терминов. Нам это надо? Вкратце дело обстоит так. Вы глотаете начинённую электроникой пилюлю. Она, попав на слизистую, тут же сама включается и по мере продвижения вниз, к естественному выходу из организма, воздействует на эти самые рецепторы.
– И сколько это удовольствие длится?
– У кого как. У кого слабый желудок, у того пять минут и готово. А кто-то ловит пилюлю через несколько часов.
– «Ловит»? Так она многоразовая?
– А как же! В этом особый цимус. При покидании тела человека она издаёт звуковой сигнал, который ни с чем другим не перепутаешь. Поэтому за небольшие деньги, вы можете приобрести качественную пилюлю, которой будете пользоваться года два, а может быть и дольше. Хотите, я вам подарю самый мой любимый экземпляр.
– Спасибо, не надо.
– Не хотите, как хотите. А девушку не желаете?
Девушка видимо получила условный сигнал, который генерал даже не усёк, и тут же вплыла в кабинет из потайной двери. Она была прекрасна в своём совершенстве. Генерал не удержался от пристального созерцания. Кац, довольный произведённым эффектом откинулся в кресле:
– Чудное создание. Для вас крайне недорого.
– Это «чудное создание» – андроид.
– А я и говорю «крайне недорого». Но всё же согласитесь: она великолепна.
– Не пробовал, не знаю.
– Так в чём же дело? В жизни надо попробовать всё.
– Если на улице лежит собачье дерьмо – чего его пробовать? И так понятно, что это дерьмо. Поэтому не всё в жизни надо пробовать. Цианистый калий, в частности, я не советую пробовать даже тёще.
– Да, ум у вас не отнять, Геннадий Васильевич. Внешность время немного потрепало…, – здесь Лёва всё же посчитал, что не стоит такому гостю говорить что-либо неприятное и тут же переменился: – Но это вам к лицу. Раньше вы выглядели молодым гусаром. А сейчас не просто гусаром, а бывалым гусаром. Ах, женщины, наверное, к вам так и липнут.
– Ладно, без лести обойдёмся. Расскажи-ка мне, друг любезный, всё, что тебе ведомо о «Прометее».
– О «Прометее»? Странный вопрос.
– А я и сам странный. Являюсь без приглашения. И заметь, никто меня не выгоняет. Даже наоборот, все по имени отчеству величают, – голос генерала становился всё жёстче и жёстче. – Давай, выкладывай!
Кац заёрзал, стараясь не встречаться с колючим взглядом Калачова, не предвещающим ничего хорошего. На всякий случай, чтобы выиграть время, всё же заюлил:
– Только исключительно по школьной программе…
– Не верти задом, Лёва, я знаю всё. Выкладывай. И лучше по-хорошему. А то у меня по этому делу полномочий – Магадан можно заново заселить. Ты там будешь владельцем не казино, а именной лопаты БСЛ-2.
Лёва понял, что ему не отвертеться. Собираясь с мыслями, с чего начать, он машинально переспросил:
– А что такое «БСЛ-2»?
– Большая совковая лопата, два куба. Греби больше – кидай дальше. Пока летит – отдыхай. Ну? Я не намерен больше шутки шутить.
– Ну что вы так волнуетесь? Мы оба знали с того момента, как вы заявились, что я расскажу всё. Всё, как на духу. Я вас отлично понимаю. Дело важное, государственное, – увидев, что у собеседника заиграли желваки, затараторил: – Зачастил в последнее время к нам один сотрудник американского посольства. Я так и не понял: мелкая сошка или наоборот. Но, думаю, мелкая, хотя и строит из себя важную птицу. Любит он всё: рулетку, блек-джет, выпивку, экстази, девочек, мальчиков. Всеядный такой урод. Давеча… когда это было, дай бог памяти… Да, это было в прошлую субботу, шестого числа. Надрался он до беспамятства, раздухарился, андроид сломал – очень хорошая девочка была. Совсем молодая, едва себя окупила. Кое-как его ребята повязали, уже потащили в такси, а он в фойе вырвался. Да, да – вот там. И тут на него нашло затмение, о котором он, если вспомнит конечно, будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Начал брызгать слюной: «Свиньи вы, все! Скоро передохните! Но прежде приползёте на коленях к дядюшке Сэму – помоги. А мы подумаем: помогать вам, или нет. Теперь у нас есть «Прометей». Мы отныне и навсегда будем владеть всем миром и решать, кому жить, а кому сдыхать». Примерно так вещал.
Кац замолчал.
– Это всё?
Лёва уверенно, но довольно нервно, кивнул головой.
– Смотри у меня! – на всякий случай показал ему Калачов кулак.
– Ну что вы, Геннадий Васильевич! Кабы я знал, что это так важно, тут же к вам бы наведался. Но тогда я его словам не придал никакого значения. Мало ли кто что трепанёт по пьяни? Я так понимаю, это вам Моисеич на меня стрелку перевёл. Можете не отвечать. Больше некому. Мы в покер резались, я от нечего делать и рассказал эту историю: мол, пиндосы совсем стыд потеряли, ведут себя как крысы во время чумы. Или это неправильный образ? Нет, я сказал, что они ведут себя, как на пиру во время чумы. Да, точно. Ничего, мол, человеческого у них не осталось.
– Запись есть?
– Что вы Геннадий Васильевич, как можно? К нам серьёзные клиенты захаживают. Даже министры бывают. Если что-то просочится, или кто-то просто узнает, что мы ведём запись – нам сразу кирдык. Сами должны понимать.
– Я понимаю, – Калачов согласно кивнул головой. – Неси записи.
Лёва дёрнулся, процедив недовольство сквозь зубы, но всё же повернулся в сторону худосочного помощника, стоявшего чуть в стороне с эскортом из двух верзил, и кивнул ему. Тот сразу исчез.
Генерал попытался сделать очередной глоток уже холодного кофе, но увы – в чашке оставалась только гуща. Он поморщился, аккуратно сплёвывая кофейную кашицу обратно:
– Кофе у тебя обалденный. Лучше, чем твои роботы в женском обличье. Где достаёшь?
Кац расплылся в довольной ухмылке:
– Личным самолётом из Бразилии привожу.
– Тогда с тебя ящик.
– Взятку просишь? Я бы дал, если бы знал за что, – после того, как генерал оказался в роли просителя, Лёва тут же машинально перешёл на «ты».
– «Взятку»? Да ты смеёшься.
– Кофе сейчас на вес золота.
– Да хоть – бриллиантов. Разве цена имеет значение, когда речь идёт о детях?
– О «детях»? И много их у тебя?
– Тридцать голов. И все день и ночь заняты одним делом: спасают твой бизнес.
– Хе-хе, ну ты, Геннадий Васильевич загнул! Причём здесь мой бизнес?
– А притом! Тот, кто владеет «Прометеем» – тот владеет миром. И ребята работают не покладая рук в поте лица, чтобы не дать американцам вывезти отсюда наш «Прометей». Но работают они больше головой, чем руками или ногами. Поэтому кофе в данном процессе крайне необходим.
– Но мне-то какая разница, кто будет владеть «Прометеем» – вы или пиндосы?
– Большая, Лёва, очень большая! – Калачов не знал пока, что из себя представляет «Прометей», но его значение он уже оценивал сполна. Поэтому развил свою мысль: – Власть – это деньги. Американцы, владея «Прометеем» загнут всех остальных. Сам же говорил про этого пиндоса. Что он там кричал? «На коленях приползёте»? Во-во. Всё богатство будет сосредоточено там, за океаном. Остальных дядя Сэм будет нагибать и гнобить. Там будет бабло, а здесь картофельные очистки. Или ты будешь принимать ставки в «картофельном» эквиваленте?
– Ну и фантазёр же ты, Геннадий Васильевич! Ох, фантазёр!
– Нет, ну ты, конечно, можешь перебраться за океан и там начать всё сначала. Но это такая морока. К тому же ты, помнится, говорил, что являешься патриотом. Сейчас такое время – каждый ответственный гражданин обязан вносить свою лепту в дело спасения родины. Если этого не делать, то останешься у разбитого корыта.
– Сколько логики, ума, патетики. И всё только ради того, чтобы получить ящик бразильского кофе. Да, всё меняется в этой стране.
– Да, подавись ты своим кофе, – спокойно ухмыльнулся Калачов. – Я просто паузу заполнил. О чём с тобой ещё говорить? О наркоте, девочках и крутых тачках? Но это всё не моё. Вон, кстати и твой мальчик идёт.
«Мальчику» было не меньше, чем самому генералу. Он торопливо подбежал и учтиво передал гостю носитель, запечатанный в красивый кожаный чехол. Генерал вынул гаджет, осмотрел его и засунул обратно:
– Спасибо и на этом. Можешь не провожать.
Глава двадцать шестая
11 апреля
Москва
Отчаяние
Мара проснулась и сразу же вскочила. Печка давно потухла. В комнате стало так холодно, что чайник, наверняка, застыл. А её любимый сидит на постели, обхватив согнутые колени и уставившись куда-то в стену. Всё замёрзло – значит время уже не ночное. Обычно вечерней закладки угля хватало до той поры, когда вставал Ярослав, растапливал печь, пил чай, будил её и они вместе отправлялись в лабораторию. Сегодня железный распорядок сломался.
– Славка, ты чего? Что случилось? – она нежно положила ладонь на его плечо.
Он только вздохнул, так и не ответив. Взгляд прочно пристыл к выбранной на стене точке – не оторвёшь.
Девушка предприняла несколько попыток лаской оживить возлюбленного. Не помогло. Она не выдержала и вспылила:
– Что это за выходки? Пустил нюни. Ты здесь не один!
Ноль реакции.
– Да что это такое?! – и она отвесила пару громких пощёчин. – Шелихов! Чёртов плакса!
Он вскочил с дивана, встал в середине этой маленькой комнаты и громко засопел. Продышавшись, дёрнул в воздухе кулаками:
– Я не могу больше! Не могу! Ничего не получается. Мы бродим в потёмках, тыкаясь наугад. А истина где-то рядом. В чём? В чём ошибка?
– Успокойся и засядь заново над теорией. Ты же гений!
– «Гений»? Какой я к чёрту гений? Материал получился случайно, Бузмаков пропал. Где он? Уткнулся в тёплое место и наплевал на нас? Бабушка тоже не шевелится. Все на нас поставили крест. Большой, чёрный, кладбищенский крест. Мы сдохнем в этих катакомбах. Сдохнем от голода, а ещё быстрей от холода. Угля осталась дней на пять. Не больше!
Мара успокоилась, чуть презрительно глядя на парня. Он ей казался жалким. Жалким и смешным. Разве такого она полюбила? Девушка сложила руки калачиком:
– Ты всё сказал? Всё, я спрашиваю?
– Всё, – упавшим голосом вымолвил Ярослав, уперев взгляд в пол.
– А теперь я скажу. Я тебя считала великим учёным, чистым, добрым человеком с ясным умом и сильной волей. Я тебя считала мужчиной, воплощением женской мечты. А ты скулишь, как собака, которая боится взрыва новогодних петард. Если ты сейчас не возьмёшь себя в руки и не примешься за решение насущных задач… А их во! – она резко провела по горлу. – Их пруд пруди. У нас нет времени на скулёж.
Он поднял взгляд до уровня её лица и тихо прошептал:
– Я не могу, Мара! Не могу. Я обычный ботаник, а не бог, с факелом в руке. Всё кончено. Никто нам не поможет, а сами мы не способны найти ошибку и исправить её. Даже если найдём, то исправить уже не успеем. Нас убьёт безжалостный холод. Мы опоздали. Всё зря! Зря, зря… Наш героический риск был неоправданным.
Она спокойно кивнула головой:
– Раз ты не способен, я сама займусь и проектом, и опытами.
Мара неторопливо оделась, не удосужив при этом милого взглядом, взяла папку с расчётами и тронула ручку входной двери. Не поворачиваясь, произнесла:
– Чтобы, когда я вернусь, ужин был готов! И приберись здесь. Не комната, а полный бардак!
Она ушла, а Шелихов ещё долго сидел на кровати, напряжённо скобля пальцами виски. Психанула! Ну и ладно. Не долго осталось. Предчувствия меня ещё никогда не обманывали. Я явственно ощущаю, что в ближайшее время умру. Замёрзну. И мой труп будет лежать в этом леднике тысячу лет. Десятки тысяч лет. А труп Мары будет лежать рядом и молчать. Будет лежать и молчать. Лежать и молчать. Труп Мары. Мары?! Нет. Ни за что…
Он воспрял, оделся и выскочил вслед за девушкой.
Глава двадцать седьмая
12 апреля
Сочи
Поиски Рашева
Американец на видео оказался одним из помощников атташе по культуре. Запись полностью подтверждала реальность проекта «Прометей» и повышенный интерес к нему со стороны спецслужб Америки. Но не более. Никаких реальных подсказок на записи не оказалось. Во всяком расследовании, кроме анализа, оперативного поиска, данных технических средств контроля, докладов информаторов и интуиции следователей, важную роль зачастую играет его величество случай. Вот и в деле о «Прометее» случай не заставил себя ждать. Поздно вечером на пороге кабинета командора появилась Юшкевич:
– Геннадий Васильевич, Рашев пропал.
– «Рашев»? Это кто?
– Это заместитель начальника НИИ синтетических полимеров. Помните, я об этой организации докладывала?
– Откуда поступила информация о пропаже?
– От меня.
– ???
– Я с ним вчера общалась. А сегодня решила уточнить, вернулись ли ребята, которые до последнего работали в Москве.
– А что тебя в них заинтересовало?
– Особо ничего. Но вот запала в голове одна занозная мысль и никак я от неё не могу избавиться.
– Говори.
– Судите сами. К примеру, мы с вами занимаемся прокладками. Пусть, имеющими замечательные характеристики по востребованной ныне морозоустойчивости. Но Рашев говорил, что приказ о закрытии этой лаборатории был издан ещё первого марта. Спрашивается, зачем вы на свой страх и риск остались в замёрзшем городе? Ради прокладок?
– Понял, резонно. Вполне возможно, что дело обстоит именно так, как ты предполагаешь. Но пропали не они, а Рашев. Расскажи подробней.
– Сразу после совещания я начала его вызванивать. Когда поняла, что ни на один контакт он не выходит, стала расширять круг поиска, задействовав других людей. Жены тоже нет – исчезла. Ладно думаю, люди самостоятельные, могли уйти в гости и отключиться от внешнего мира. Но на всякий случай вышла на консьержа дома, в котором живут Рашевы. Тот сообщил, что рано утром за Рашевым заехал Гольдберг, это директор института, и они укатили каждый на своём автомобиле, но в одну сторону. Консьерж слышал, как они взволнованно обсуждали какую-то проблему, но поравнявшись с ним, сразу заткнулись. Я тут же стала искать людей из института. Никого там не было, нашёлся только охранник. Он мне сказал, что за весь день проходили только четыре человека: рано утром – Рашев с Гольдбергом и в обед – Бузмаков с Шелиховым. Я даже обрадовалась. Ведь Бузмаков с Шелиховым – это как раз те исследователи, которые задержались в лаборатории в Москве. Думаю, сейчас сниму эту проблемку с повестки дня. Поэтому попросила охранника подняться в кабинет Гольдберга или Рашева, чтобы связаться с ними. Он поднялся в кабинет Рашева и тут же доложил мне: всё перерыто, ящики и полки вывалены на пол, полный разгром. И никого при этом нет… Я сказала, чтобы он все двери проверил, запер и ждал нас.
– Всё правильно, – генерал нажал тревожную кнопку, – Оперативная – срочно на выезд!
…Бардак в кабинете Рашева явно указывал на то, что здесь что-то тщательно искали. Причём искали не хозяйские ручки, а равнодушные руки пришлого человека, которого сохранность вещей не интересовала вовсе. Генерал, осторожно хрустя разбитыми вдребезги стёклами аквариума, прошёл к окну и аккуратно заглянул за штору. Окно оказалось закрытым. Странно, куда же все подевались? Пора раздавать команды:
– Володя! Возьми криминалиста и проводника с собакой. Аккуратно обойди вокруг здания.
– Что искать? – откликнулся по оперативной связи Нутрецов, оставшийся с оцеплением во дворе.
– Следы ищи и всё, что покажется подозрительным. И смотри, какое окно в здании открыто. Короче, надо узнать, как они отсюда все выбрались. Если псина возьмёт след – проследи до какого места и далее действуй по обстоятельствам. Да не забывай докладывать. Ясно?
Загрузив Нутрецова, генерал не успокоился:
– А ты, Алиса, поднимись прямо сейчас в кабинет директора института. Да возьми с собой пару бойцов на всякий случай. Кир, посмотри, что можно использовать или восстановить из компьютерных дисков, – указал генерал стоящему рядом с ним Целовальникову на разбитый компьютер. Лиза, на тебе камеры, как внутри здания, так и во всей округе. А ты, Влад, займись осмотром этой разрушенной комнаты.
Озадачив свою команду, Калачов начал допрос сторожа:
– Значит, Владимир Семёнович, о, как Высоцкого звать… Значит, говорите, Гольдберг и Рашев приехали аж в семь утра.
– Да. У меня так в компе отмечено. Я в восемь пришёл, ночью Хабибуллин дежурил.
– Звони ему, пусть едет срочно.
– Я сразу его вызвал, как только вашей девушке доложил о разгромленной комнате.
– Молодец.
– Это она сказала, чтобы я позвонил. О! Вот и Марат явился.
В фойе зашёл мужчина в гражданской одежде. Он был несколько ошарашен большим количеством спецсигналов и бойцов в форме спецназа. Через минуту Хабибуллин рассказывал:
– Они никогда в это время не приезжали. В такую рань только уборщицы и повара приходят. Ну и разные там обслуживающие нас организации. К примеру, те, кто кулеры заправляют.
– Сегодня кто из них был?
– Никого. Последнюю неделю уже никто здание не обслуживает. Институт закрывают.
Калачов хотел высказать рассказчику своё «фи» за избыток ненужной информацией, но промолчал, лишь отметив мысленно, что это даже хорошо, что никого не было. Меньше народа – меньше путаницы и ненужной информации. Да и следов больше – топтать некому. Хабибуллин поведал, что ничего особенного в то утро не заметил. Мол, да, начальство заявилось непривычно рано, но вело себя, как обычно. Подошло к лифту и укатило к себе наверх. А вскоре меня Владимир Семёнович сменил. Тёзка Высоцкого в свою очередь рассказал, что в его смену всё было тихо. Он даже забыл, что начальство в здании. Единственно, что в 11 часов заявились эти двое: Шелихов и Бузмаков. Да, они показали удостоверения. Я сверился со списком: они в нём были, потому и пропустил. Да, до этого я их никогда не видел, поэтому и задал такой же вопрос. Они сказали, что всё это время работали в Москве.
В это время Кацэ уже успел познакомиться с компьютерными данными, которые оказались слишком скудными:
– Шеф, в кабинете Рашева ничего интересного нет, за исключением того факта, что все жёсткие диски испарились. Это раз. Скажу ещё по поводу записей с камер наблюдения. Лиза пошла по окрестностям, но я уже прошустрил. Уверен, что она вернётся без результата. Камеры внутри здания ничего не записали. Впрочем, как и уличные. Работали суперспециалисты. Это два. Интересно, что они применили? Буду разбираться, но ничего уже не работало с 10 часов 55 минут. Братья, мои, – обратился он к охранникам, – как же так? Почему у вас не функционирует программа распознавания лиц? А вдруг это не Шелихов с Бузмаковым приходили?
– А кто ж ещё? – удивился старичок, назвавший себя Владимиром Семёновичем. – Кому мы нужны? Мы не номерное предприятие. Да к тому же всё равно закрывают.
– Погодите, – вступил в разговор Хабибуллин, – Бузмаков приходил на днях. Посмотрите в журнале.
Кирилл прокрутил данные в компьютерном журнале:
– 31 марта его фамилия фигурирует.
– Да точно – я в этот день дежурил.
– Кир, можешь найти его физиономию на записи недельной давности? – внёс свою лепту командор.
– Сейчас посмотрим. Такс, тридцать первого, тридцать первого… Ага он отметился в журнале прихода в 10. 03. Смотрим! – Кацэ вывел запись с камеры на экран. – Он?
– Да, точно, он приходил, – подтвердил Марат.
– Владимир Семёнович, взгляните, этот сегодня приходил?
Старик долго вглядывался:
– Чёрт его знает? Вроде не похож. Одежда на нём другая. По прикиду я бы сразу узнал. А так. Но вроде не он.
На связь вышла Алиса:
– Геннадий Васильевич, срочно поднимитесь на седьмой этаж.
– Что-то новенькое?
– Поднимайтесь скорей! Гольдберга нашли.
Над директором института, вернее, над его трупом, порхал неизвестный Калачову молодой криминалист. Генерал обратился к нему:
– Докладывай!
– Только начал, пока могу сказать приблизительно. Смерть наступила не раньше половины двенадцатого и не позже половины первого. Признаков насильственной смерти не наблюдается. Судя по всему, внезапная остановка сердца. Обширный инфаркт. Через минут пятнадцать смогу доложить точнее.
Генерал мысленно хмыкнул: если это простой инфаркт, тогда я эксперт моды. Кабинет директора и приёмная подверглись точно такому же разгрому, что и кабинет Рашева. Шмон был всеобъемлющим и тщательным. Выводы делать рано, но интуиция старого фээсбэшника меня пока не подводила. «Прометей» они ищут. «Прометей». Вопрос только в том: нашли или нет?
– Нашли! – перед генералом возникла стройная фигура шустрой Алисы.
– Что нашли? – не понял Калачов.
– Нашли, куда все остальные делись. Идёмте!
Она отвела генерала в маленький кабинет Рашева. Оказалось, что в задней стене имелся проход, открываемый потайной кнопкой вместе со шкафом. Ничего особенного за фальшивой стеной не наблюдалось: туалет, диван, стол, кресла. Всё, что нужно для нормального отдыха ответственного работника. Но в этой комнате было открыто окно. Алиса Андреева доложила:
– Из окна он выбрался на пожарную лестницу и по ней спустился на землю. Я сказала Нутрецову. По следу пустили собаку. Она вывела к месту, где он перелез через забор и далее к проезжей части. Там Рашев, очевидно, сел в такси или в свою машину.
– С чего ты взяла, что это след именно Рашева?
– А я бросила Нутрецову банные тапочки, которые стояли перед душевой кабинкой. Дальше объяснять?
– Не надо. Молодец, – Калачов выдавил скупую улыбку. – Он один спустился? А куда же делись Бузмаков с Шелиховым?
– Геннадий Васильевич! – это уже докладывал по спецсвязи Нутрецов. – Эти двое вылезли из окна соседнего кабинета и бросились в погоню за человеком с запахом тапочек. Так следопыт говорит, проводник собаки.
– М-да, судя по всему, они не нашли здесь «Прометей». А иначе не бросились бы в погоню. Теперь остался висеть в воздухе один вопрос: догнали они Рашева или не догнали.
Кацэ ухмыльнулся:
– Не догнали. Теперь есть точные сведения, что уже после бегства Рашев позвонил жене. И она тут же испарилась. Вместе с детьми. Родственников тоже найти не можем. Они где-то менжуются. В смысле, прячутся.
– Давай, Кир, срочно со своими кадрами займись поиском Рашева. В расставленные тобой виртуальные сети он быстрее попадёт. Теперь всё зависит от того, кто его быстрее вычислит: мы, или любая другая секретная служба мира. Да, и вот ещё что. Забейте в зондирование всех видов связи кодовое слово «Прометей». Можете ссылаться на мой разрешительный «президентский» допуск. Я подтвержу такое распоряжение в любом виде, в каком потребуется.
