Начальник ФСБ заканчивал свой доклад:
– Американцы выдвинули ультиматум: в течение месяца все мексиканцы должны переселиться на юг за линию Гвадалахара – Керетару – Поса – Рико.
– Какой мотив? – переспросил президент.
– Мотив чего? – не понял Джужома.
– Игорь Артёмович – это ты докладываешь, а не я. Какие претензии они выдвигают? В чём предпосылки ультиматума?
– Ни в чём, Юрий Константинович. Абсолютно ни в чём.
– Но нельзя же просто так взять и потребовать от соседней страны освободить большую часть собственной территории. Это нонсенс, чушь какая-то. Даже Гитлер перед тем, как развязать Вторую мировую инспирировал нападение агрессивных поляков на мирную немецкую заставу. А здесь получается: что хочу, то и ворочу?
– Именно так. Никакой первопричины для ультиматума нет. Мексиканцы вели себя ниже травы, тише воды, стараясь ничем не провоцировать буйного соседа.
– Мало им, что они от Венесуэлы и Кубы камня на камне не оставили. Теперь за Мексику взялись.
– То ли ещё будет, – хмыкнул Джужома. – Им необходимо жизненное пространство, и они его создадут.
– «Им необходимо», – Стрекалов мотнул головой. – А нам что ли нет? Наше положение почти безвыходное, – он вновь обвёл хмурым, сосредоточенным взглядом собравшихся.
Все молчали. Президент продолжил:
– Дьявол с ними, с американцами. Что нам с Москвой делать? Какое ваше мнение, Арсений Сергеевич? – обратился он к академику Соболевскому.
Тот в свою очередь помялся, вертя в руках стаканчик с минералкой и, покивав головой, грустно произнёс:
– Юрий Константинович, Москву необходимо покинуть абсолютно всем. И сделать это надо прямо сейчас.
– Причина?
– Причина проста. Она стала непригодной для жизни. Слой снега достиг в центре города отметки в 600 метров. В нижних ярусах активно формируется лёд. Это плохо. Вскоре могут возникнуть подвижки тяжёлого льда, и тогда начнётся разрушение зданий. Оставшееся население может погибнуть не только от холода и голода, но и под завалами собственных жилищ.
– Понял. А что будем делать с символом России? Я имею в виду Кремль. Можно его как-нибудь законсервировать?
– Мы провели изыскания. Специалисты дружно отрицают такую возможность. Мы, конечно, можем аккуратно заполнить весь Кремль водой, превратив его в часть ледника, но это ничего не даст. Лёд, как известно, похож по своим свойствам на стекло. Как любое аморфное вещество, он не имеет чётко выраженной кристаллической решётки. Со временем сформированный гигантский ледяной массив в любом случае начнёт ползти. В конце концов он сорвёт Кремль с места и, двигаясь к периферии, сотрёт его в аллювиальный порошок. Нам не удастся сохранить нашу реликвию для поколений, которые будут жить в постледниковый период.
– Кто-нибудь даст мне когда-нибудь точный прогноз окончания данного похолодания? Помнится вы, Ольга Аркадьевна, – обратился он к советнику по науке, – говорили, что современное похолодание не является новым ледниковым периодом и продлится максимум 100 лет.
– Я ошибалась, – на всякий случай миловидно улыбнулась Самборская. – Мы осуществляем постоянный мониторинг ситуации и моделируем долгосрочный прогноз. Он не утешителен.
– Сколько? Двести лет? Триста?
– Сто тысяч.
– Сколько?
– Арсений Сергеевич владеет более точными данными.
Соболевский потупился и всё же поднял взгляд на президента:
– Сто тысяч лет – это самый оптимистический прогноз. Скорее всего наступившее похолодание превзойдёт все оледенения Плейстоценовой эпохи.
– Не умничай, не на симпозиуме, – президента покинуло самообладание, и он, позабыв об этикете, перешёл на «ты». – Выражайся яснее. Сколько?
– Оно продлится не менее 300 тысяч лет. Вопрос только в том будет достигнут эффект Snowball Earth или нет.
– Опять? Что такое «Snowball Earth»?
– Полное замерзание Земли вплоть до экватора.
– Это как? Не может быть.
– Может. Так уже было. В периоды Криогения планета в течение долгих миллионов лет оставалась полностью замёрзшей.
Президент на время завис, но быстро взял себя в руки и пожал плечами:
– Глупость какая! Как же жизнь на Земле не погибла?
– Биота в ту эпоху была представлена одноклеточными и простейшими многоклеточными. Но если сейчас наступит полное оледенение, подобное «Гуронскому», которое длилось примерно триста миллионов лет, то боюсь, что эволюция вновь вернётся в исходную точку.
Спустившись на лифте в метро, Ярослав поехал в лабораторию с решительным настроем довести начатый эксперимент до конца. Сегодня или никогда. Эвакуация Москвы шла полным ходом. В городе оставалось не более ста тысяч жителей. Имена Вита и Мары значились в эвакуационном списке на ближайший вторник. «Значит, для решения поставленной задачи у меня всего пять дней, – размышлял Шелихов, одиноко сидя в пустом вагоне. – И пять ночей. Много это или мало? Должно хватить. Надо постараться, чтобы успеть». Ярослав никогда не считал себя великим учёным. Вообще, учёным он себя считал с большой натяжкой. Да, было странно, что он часто видел то, чего остальные в упор не замечали. Но это Шелихов относил к выработанным с годами внимательности, усидчивости и работоспособности. И только. Как он стал начальником лаборатории – для него самого было большой загадкой. «Почему выбор пал на меня? – не раз задавался он этим вопросом. – Ведь я случайный человек в этой сфере человеческой деятельности». С детства будущий завлаб страдал комплексом некоторой неполноценности. Природная стеснительность и зажатость всегда мешала ему жить и чувствовать себя не хуже других. Яр, к собственному огорчению, никогда не мог переступить через эту фобию. Из-за неё за всю свою жизнь по собственной инициативе он так ни с кем и не познакомился. Возможно, именно поэтому в свои двадцать девять он всё ещё не был женат. «Дурацкий прикол природы! Почему совершенно незнакомые люди запросто могут начать разговор со мной. Почему я не в состоянии даже рта раскрыть при виде понравившейся мне девушки?» – подобные эмоции часто разрывали его изнутри. Хотя со старыми знакомыми он мог позволить себе несколько нагловатую форму общения. Многие, давно знавшие Ярика, считали, что у парня хорошо подвешен язык, и он умеет неожиданно и интересно что-то рассказать, пошутить или просто поболтать на любую тему. Свою профессию Шелихов выбрал всё из-за того же комплекса неполноценности. В гимназии ему все предметы давались легко и просто. Но больше всего он любил математику, геометрию и историю. Последний предмет и был его мечтой. Цивилизации прошлого будоражили мозг Ярослава, и он непременно хотел стать археологом. Но ни с того, ни с сего завалил экзамен на истфак. И по какому предмету!? По любимой математике. Странно. Ведь неоднократно за свою жизнь он прямо у доски доказывал теоремы, которые видел впервые. Но в оценку вмешался человеческий фактор. Накатав ответы на все задания в течение 5 минут, абитуриент Ярослав Шелихов сидел, стесняясь выделиться из толпы и отослать электронный билет на проверку комиссии первым. Сидел он рядом с девушкой, которая немногим позже его решила все свои задачки. С «камчатки», где они обосновались был хорошо виден весь экзаменационный зал. Неожиданно председатель комиссии подошла к парню, сидевшему перед Ярославом, и незаметно сунула ему бумажку. Это хорошо видели только два человека – Яр и его соседка. Соседка, видимо, не страдала комплексом стеснительности и громко зашипела:
– Кошмар! Кошмар! Кошмар!
Зло сверкнув глазами, председательша не стала фокусировать на своих действиях чужое внимание и спокойно вернулась в президиум зала. Но Шелихов всё же получил за экзамен противную тройку, оставившую в душе будущего завлаба неизгладимо горький осадок. Оказывается, в природе существуют люди, готовые испортить другим жизнь, судьбу, карьеру ради удовлетворения собственных низменных наклонностей. Не то, что это было для Ярослава удивительным открытием. Но в настоящей жизни он столкнулся с таким впервые. Председательша отомстила не только соседке, озвучившей её мерзкие действия, но и Ярославу, который, хотя и промолчал, но не отвёл взгляд в сторону. Стоит ли в подобной ситуации отводить взгляд, опускать глаза? Стоит? Каждый решает сам. Эта «тройка» не позволила Ярославу исполнить свою «историческую» мечту. Чтобы не терять год, по настоянию матери, Шелихов пошёл по родительской стезе и поступил на химфак. Поступил в надежде, что на следующий год он всё исправит сам. Но, как часто бывает, мечты со временем затерялись в ворохе новых дел и увлечений. Через пять лет Ярослав Шелихов, молодой аспирант, впервые переступил порог лаборатории «Электроактивных материалов».
На станции «Кожуховская» одиноко стояла Мара.
– Привет! Давно ждешь?
Кузнецова в ответ съязвила:
– Стандартный вопрос для современного кавалера.
– Какой я кавалер? У меня и цветов нет.
– Не отмажешься, – уже по-доброму улыбнулась девушка. – Цветы в наше время дарят исключительно миллионеры. А мы обычные бюджетники.
– Вот так вот! Взяла и опустила ниже плинтуса.
– Там вам с Витольдом и место.
Ярослав даже поперхнулся:
– С кем?
– С Витом. Ты не знал, что его Витольдом родители назвали?
– Нет. Но он же по паспорту Святовит?
– Это он сам паспортные данные поменял. Когда в универе учился.
– Откуда знаешь?
– Сам рассказал.
– А мне, почему не рассказал?
– Тебе же он не предлагал выйти замуж, – Маша с очаровательной улыбкой потрясла головой, глядя собеседнику прямо в глаза.
Мария Кузнецова, или как её все называли – Мара, была привлекательной стройной брюнеткой, на которую с вполне понятным интересом поглядывал весь мужской коллектив лаборатории. А работало в ней год назад почти пятьдесят душ в основном мужеского пола. Но за броской внешностью сердцеедки скрывался огромный багаж знаний и креативность мышления, которым мог бы позавидовать любой исследователь. Она с отличием окончила Менделеевку, а затем накатала такую диссертацию, за которую экстерном надо давать докторскую степень. Эта диссертация и стала поводом для её рекомендации в группу Шелихова. Сам Ярослав впоследствии мысленно стыдился того факта, что поначалу упорно отказывался от её кандидатуры. Он считал, что яркая внешность девушки будет только мешать сосредоточенности его группы на достижении результатов. Но сейчас Шелихов отчетливо понимал: без её оригинальных идей и интуиции они бы до сих пор топтались на месте, имея на выходе только отрицательные результаты.
– И где этот обалдуй с подпольным именем?
– Ты меня спрашиваешь? Я здесь уже в сосульку скоро превращусь.
Следующий поезд должен был прийти минут через двадцать. Теперь в обезлюдевшей Москве они ходили редко. Ярослав попытался сгладить ожидание:
– Ты такая нанайская красавица в этом наряде! Полярная невеста. «Увезу тебя я в тундру».
– Завидуешь?
Завидовать было чему. На Маре красовалась разноцветная малица – традиционная зимняя одежда северных народов.
– Конечно, завидую. Скажи мне красавица, что за чукча тебе её подогнал? Жених?
– Естественно, жених. Ты же не чухаешь. А девичий век короток. Да и что ты мне можешь подарить?
– Всё что хочешь! Хочешь ненормированный рабочий день. Хочешь – отсутствие выходных.
– Угу. Я уже почти три года вся в твоих подарках. Так и останусь старой девой, синим чулком, с единственным любовником по имени «работа».
Подошел следующий поезд и из него буквально выпрыгнул Вит. Вот кому можно было позавидовать по-настоящему. Человек всегда в хорошем настроении.
– Салют, Марики и Вундики! – крикнул он, подбегая.
– Фейерверк, двоечник! – съязвил Ярослав в ответ. – Почему опаздываем на работу? В пробку попал?
Любые претензии к Виту были бесполезны. Он только хихикнул в ответ:
– Машина не завелась. Не спрашивай почему.
Вит Бузмаков был технологом. Не просто технологом, а технологом от бога. Он лучше всех понимал суть технологических процессов и досконально до последнего болтика знал устройство всех агрегатов и приборов. Виту было уже тридцать пять. Он работал с самого начала формирования лаборатории, основателем которой был Фёдор Фёдорович Дубровин. Ярослав считал его своим учителем. Собственно, все работники лаборатории почитали его за гуру, называя за глаза просто «профессором». Но два года назад, в период наибольшей активности оледенения, когда температура вновь устремилась к отметке минус сто градусов, он умер от воспаления легких. В его доме лопнули трубы отопления, и старенький профессор надышался арктическим воздухом, бегая по этажам и будя уже не столь многочисленных соседей.
После Фёдора Фёдоровича руководить лабораторией стал Ярослав. Ярослава все называли по форме разно, но по сути – одинаково. Одни звали его «инди», вспоминая распространенный мем о «детях индиго». Другие «вунди» – от «вундеркинда». Третьи «малпрофом», что являлось посылом к «большому профессору». Но все эти клички были знаком уважения по отношению к Шелихову. По твёрдому убеждению многих, только Ярослав был способен не только сохранить лабораторию, но и дать ей дальнейший импульс развития. И Ярослав старался. Старался не разочаровать всех. Особенно себя. День и ночь старался. Позабыв обо всем на свете. Кроме, конечно, бабушки, которая его воспитала, пока родители пропадали в экспедициях. Ярослав Александрович Шелихов экстерном окончил школу в пятнадцать лет, университет в девятнадцать, а доктором наук стал в двадцать два года. Поэтому его все и считали вундеркиндом.
Вит обладал беспредельным оптимизмом и никогда не унывал:
– Кто-нибудь смотрел прогноз погоды? Что там: когда всё растает?
– Бузмаков, твои дурацкие шуточки о погоде уже порядком надоели, – урезонила его «нанайская» красавица.
От метро до лаборатории было метров пятьсот. Тем не менее, даже такое расстояние не казалось близким. На электронном градуснике сквозь морозный туман была видна цифра «– 63».
Бузмаков и тут не унимался:
– Хорошо, что не «-2063», а просто «-63», – отметил он совпадение цифры с календарным годом. – Видимость ноль. Идем по приборам. Я впереди. Внучка за мной. Остальные жучки за внучкой.
Впрочем, заблудиться было трудно, так как туннели, вырытые много лет назад в толще снега, были не очень широкими. Москва тридцать лет подряд беспрерывно засыпалась снегом. Жителям, находящимся на уровне земли, его толщина давно не поддавалась объективной оценке. Неба никто из москвичей не видел уже много лет. Были и такие, кто его вообще никогда не видел.
Добравшись до входа в свою лабораторию ВНИИ «Прикладной нанохимии элементоорганических соединений», троица молодых исследователей обнаружила на закрытых дверях только густую толщу изморози. На стук никто не отзывался. Света не было нигде, даже на индикаторах переговорного устройства.
– Блин, вчера я уходил последним – вахтер был на месте, – Вит не прекращал колотить ногой в дверь.
– Сейчас узнаем, – Мара сунула руку за пазуху малицы и произнесла «заклинание». – «Ласточка» принеси известие, что случилось с ВНИИ ПНЭС?
Возникшая голограмма ласточки прочирикала человеческим голосом:
– 22 марта 2063 года в пять часов двенадцать минут московского времени на подстанции энергетического района «Южный порт» произошла авария. Электрообслуживание потребителей прекращено. Не покинувших район граждан просят немедленно эвакуироваться. Позывной контактов для экстренных служб – «012».
– Блин! Накрылась наша работа, – Вит что есть силы стукнул тяжелым ботинком в дверь.
Тяжело дыша морозным воздухом, Шелихов погрозил кому-то кулаком, но тут же задумался:
– Подождите секунду. Выход должен быть, – он повернул голову в сторону технолога. – Может, удастся завести резервный генератор?
Вит критически покачал головой:
– Сомневаюсь. Слишком холодно. Аккумуляторы старые. Их ёмкость в таких условиях стремится к нулю. Провернуть застывшую смазку вала не получится.
– А если подогреть?
– Подогреть? Чем? Паяльными лампами? Но у нас их нет. Так. Стоп! Придумал.
Вит начал чертить в воздухе пальцем, о чем-то размышляя.
– Не томи. А то замерзнем, и некому будет по ушам ездить, – не выдержала Мара.
– Всё нормально. Нормально. Надо попасть внутрь. Вы налево, я направо. Не теряем связь.
Идея разделиться – не из лучших. Лабораторное здание было огромным. На помощь быстро не придёшь. Но, с другой стороны, замерзнуть всем вместе тоже вполне реально. И они пошли в разные стороны, огибая ангар по периметру. Сразу за углом Ярослав увидел трубу, торчащую из окна:
– Это очень хорошо. Есть шанс не застыть без отопления.
– Буржуйка?! – вполне утвердительно спросила девушка.
– Точно. Примитивная прямоточная печь. Великое изобретение допотопной эпохи, спасшее жизни тысячам, если не миллионам. Это комната охраны.
Медленно двигаясь, они добрели до запасного выхода. Но дверь оказалась закрытой изнутри. Зато к стенке была аккуратно приставлена стремянка.
– Кто-то лампочку менял, – указал Яр на светодиодный светильник.
– Спасибо тебе добрый склеротик, – слегка поклонилась Маша.
– Что там у вас? Нашли что-нибудь? – раздался голос Вита в голофоне.
– У нас лестница. Двигай сюда. Мы у запасного выхода.
– Понял. Я уже рядом.
Пока Ярослав искал в тумане что-нибудь, чем можно разбить окно, Вит уже примчался. Деловито осмотрев место проведения операции по проникновению внутрь, он воскликнул:
– Сейчас я всё сделаю, амиго-френд. Не ищи ничего.
Он приставил лестницу к стене и поднялся под снежный потолок туннеля. Ярослав и Мара видели только ноги, торчащие из тумана.
– Он как бог, поправляющий на небе месяц и звезды, – поделилась своими впечатлениями девушка.
– Угу. Что он там пыхтит?
Бог постукивал, покрякивал и причмокивал. Потом раздался сильный удар, и сверху рухнула глыба намерзшего над входным козырьком льда. Вит крикнул:
– Никого не убил? Я не специально!
– Всё нормально. Идею одобрям!
– Теперь дайте кусок льда.
Ярослав поднялся на несколько ступеней и подал Бузмакову льдинку размером с кирпич. Вскоре раздался звон разбитого стекла.
– Принимайте осколки! – обратился к «землянам» бог.
И он начал подавать крупные осколки стекол.
Через пару минут вся тройка трудоголиков смогла попасть в любимую лабораторию. Так уж устроена жизнь. Кто-то любыми правдами и неправдами пытается отлынивать от работы. А кто-то наоборот – лезет через окно с риском для жизни.
Внутри было не лучше, чем снаружи. Такой же мороз, такой же туман. Из полопавшихся батарей водяного отопления свисали ледяные водопады моментально застывшей воды. Изморозь, украсившая своим блеском стены, мебель и потолок, создавала иллюзию, что людей здесь не было на протяжении целой эпохи.
– Как на заброшенном инопланетном корабле, – промолвила девушка, освещая фонарём голофона искрящиеся от изморози стены.
Вит толкнул её к выходу:
– Двигайся, двигайся. Не позволяй инопланетянам ввести тебя в анабиоз.
Двигаться можно было. Только куда? За дверью комнаты, в которой они оказались, был темный коридор. Подсветить путь уже было нечем. На таком морозе, голофоны моментально отключились.
– Ладно. Пользуйтесь моей добротой, – Бузмаков вытащил из кармана металлическую фляжку. – Медицинский спирт. Из родительских запасов, которые быстро иссякают.
Он достал носовой платок и засунул его в большую чайную кружку, стоящую на столе. Туда же плеснул изрядную порцию спирта:
– Быстренько сообразите, как добыть искру.
Ярослав с Машей промолчали.
– Ага! Ничего не можете вундеркинды хваленные. Смотрите!
Он вытащил из кармана старинную зажигалку и спокойно зажег спирт в кружке:
– Зиппо, – прорекламировал он свой раритет, – Пра-прапрадед передал через прадеда. Трофей зулусской войны 1879 года.
Вот чем ещё хорош Вит, так это тем, что если врёт, то врёт красиво. Чисто, гусар.
Бузмаков скомандовал:
– Теперь идём на склад. Там я видел то, что нам нужно.
Ярослав не согласился:
– Сначала надо отогреться. А то сдохнем раньше, чем запустим генератор. Там в помещении охранников буржуйка есть. Давай туда.
Добравшись до кандейки вахтёров, трудоголики затопили печь. Для этого использовали любезно оставленное хозяевами помещения ведро с углём и журналы кроссвордов, обнаруженные в ящике стола.
Вит и здесь вставил свои пять копеек:
– Пройдёт ещё тысяча лет, а для тех, кто привык работать сидя на попе, эти журнальчики останутся актуальными.
Буржуйка, забитая под завязку углём, загудела. Стало веселей. Все прилипли к печке, вытягивая руки над разогретым железом.
– И что ты придумал? – поинтересовалась Мара у Вита. – Ты так и не сказал
– Полет нормальный. Переходим на запасной аэродром.
– Ты можешь не кривляться?
– Могу. Но станет скучно.
– Как будем заводить резервный генератор? – влез в разговор Ярослав.
– Отогрелись? Идём на склад! Сейчас сами всё увидите.
Перед тем, как пойти, технолог стал оглядываться по сторонам. В углу комнаты была дверь в кладовую. Бузмаков вытащил оттуда швабру с тряпкой:
– Ого! Я думал, что они существуют только в сказках.
– Дурак! – проворчала себе под нос девушка. – В сказках на метле летают, а не на швабре.
– Угу, тебе лучше знать, на чём ведьмы летают. Сейчас мы из сказки сделаем быль. – Бузмаков сломал швабру пополам: – Швабра-кадабра, веники-беники, бумц! – он намотал на концы палок тряпки. – Была швабра. А получилось два факела.
Бузмаков победно потряс руками, держащими факела.
Маша в это время шарила в большом шкафу.
– Вот он! У меня реальнее волшебство, – она показала всем большой фонарь. – А ты тут колдуешь со шваброй.
– Швабра надежней. Ты включи фонарь. Проверь.
Фонарь не светил.
– Захотела в минус шестьдесят с фонариком погулять? Нет. В Ледниковый период работают только примитивные изобретения.
На складе они вытащили из завалов две переносные электростанции и небольшую тепловую пушку. Всё это они отнесли в прогретое помещение охранников. Здесь Бузмаков больше часа ворковал над найденным на складе «железом». Наконец он смог завести одну из электростанций, гордо взглянув на коллег:
–Работает! Ну, ничего, четыре киловатта хватит для теплоподдува. Так. Глушить не будем. Факельщики, показывайте путь.
В помещении резервного генератора технолог подключил к заведённой электростанции тепловоздуходувку. Она завизжала, ругаясь на замороженную смазку подшипников, но начала работать. Чувствовалось, что воздух из неё шел теплее, чем в самом помещении. Но комната стала наполняться выхлопами переносной электростанции. Пришлось ещё повозиться, чтобы с помощью шланга сделать газоотвод.
Резервный генератор отогревался долго. Его удалось запустить только через два часа.
Довольный Вит, глядя на тарахтевший дизель, подвёл черту под своей работой:
– Ну и кто, по-вашему, самый лучший техник-технолог на Земле?
– А-а-а… – протянула Мара.
– Вот! – безапелляционно отрезал Бузмаков.
– Давай «лучший технолог», двигай. Уже обед скоро!
– Ну-ну. Пользуйтесь моими идеями. Даром отдаю. Хотя, дурак, конечно. В списке авторов этого изобретения я вряд ли найду своё имя.
Свет появился во всём здании. Тепловую пушку перетащили в исследовательский центр. Это было большое помещение, размером с лекционный зал.
– Амиго-френд, – обратился Вит к Ярославу, – что будем делать? Такой ангар придётся долго прогревать.
Яр оценивающе обвел взглядом лабораторию:
– А надо ли? Я считаю, ничего с колонной синтеза не произойдет. Какая ей разница, от какой температуры плясать? Маш, правильно я говорю?
– В принципе, да.
– Тогда за дело. Я очень хочу использовать новую комбинацию катализаторов, которую ты предлагала в прошлый раз.
После долгой подготовки исследовательское оборудование наконец было запущено. В колонне синтеза всё закрутилось, забурлило и зашкварчало. Маша, просмотрев на мониторе выходные данные, одобрительно кивнула:
– Парни, мы прошли критическую точку с нужными характеристиками.
– Уря! – негромко рявкнул Бузмаков. – У меня предложение. Может мы будем здесь по очереди следить за процессом? Ещё целых шесть часов до пробной отливки. Заболеем. Или замёрзнем окончательно.
Так они и поступили. На улице, напротив запасного выхода, был найден сколоченный из досок рундук с углём. Поэтому буржуйка работала на полную мощность. Ребята по очереди контролировали процесс синтеза.
Незаметно прошло шесть часов. Вит следил за работой лабораторного оборудования, остальные грелись в сторожке. Наконец завлаб засуетился:
– Ну что? Ты готова? До розлива осталось десять минут. Давление уже должно начать подниматься.
Только Ярослав это сказал, как дверь комнаты с грохотом распахнулась, долбанувшись о стену. На столе охранников затряслись кружки-ложки, смачно ухнуло стекло, чудом удержавшись в проеме окна. Следом докатился оглушительный раскат взрыва. Свет на секунду погас, но тут же возник вновь. Ярослав с Марой стремглав кинулись в лабораторию.