Книга заклятий и эликсиров
1537 год выпуска; 2-е издание,
исправленное и дополненное
Много разных средств существует в мире, чтобы сердце мужчины привязать к себе накрепко узами неразрывными, но лишь одно из них самое верное: травка красная, что вырастает в полнолуние на кладбищах. Так редко та травка встречается, что даже названия не имеет, но найти ее можно, если ровно в полночь прийти на могилу утопленника, похороненного под деревянным крестом, трижды вкруг себя обернуться, ногой левой топнуть, в ладоши хлопнуть, тут-то она и станет зримой, и рвать ее надобно быстро, покуда опять не исчезла. А сорвать ту травку сможет только невинное дитя с чистыми помыслами, а иному она и в руки не дастся.
Но уж коль кто себя не пожалеет и травку ту добудет, то нужно сразу же домой воротиться да начинать зелье варить…
(Следующая страница вырвана и рецепт зелья неизвестен.)
– Бред это все, – откликнулась я, дорисовывая очередной шедевр наскальной живописи черным маркером на голубых обоях.
– Если в Книге написано, значит, не бред! – упрямо стояла на своем Ксанка.
– А если и не бред, то привороты все равно уже лет двести как запрещены Кодексом.
– Ну и что! А кого это останавливает? Любовная магия – белая, к тому же она заложена в человеческой природе как значение по умолчанию. Ее нельзя просто так взять и запретить, это ведь не некромантия какая-нибудь! Тем более что я его не привораживать собралась, а… скажем так… немного укрепить его чувства ко мне.
Я украдкой вздохнула. Нет, не сестра мне досталась, а живое наказание. После таких разговоров я всегда начинаю сомневаться, кто из нас старше. Ее послушать, так подумать можно, что я. А по паспорту упрямо выходит, что она. Вот и доказывайте мне после этого, что есть в мире справедливость.
– И где же ты собралась искать эту травку, у которой даже названия-то нет?
– Как где? На Старом кладбище, конечно! Пойдешь со мной?
– Зачем? – Нет, я не дура, я поняла зачем, но почему-то мне определенно не нравилась эта Ксанкина идея с приворотами. Настолько не нравилась, что я решила тянуть до последнего и упираться всеми конечностями.
– Ну а где же я еще на ночь глядя найду невинное дитя с чистыми помыслами? Поэтому рвать траву будешь ты. И вообще… Если не пойдешь, я маме скажу, что ты на обоях рисуешь!
Я от такой наглости даже обалдела слегка, но быстро опомнилась, завесила «шедевр» расписанием уроков и перешла в наступление:
– А ты Кодекс не соблюдаешь!
– По нашим меркам я еще несовершеннолетняя, меня не накажут. Зато ты без разрешения брала мамины гадальные карты!
– А ты на экзаменах преподов зомбировала!!
– А ты на дверь в школьной раздевалке наложила чары неоткрываемости!!!
– А ты летала на свидание на теть-Лениной метле!!!
– А ты пульсары в туалете зажигала и весь потолок ими закоптила!!!
Упс! А вот против этого даже возразить нечего. Пару дней назад я действительно училась создавать огненные пульсары, запершись в туалете, но они получались какие-то дымные и капитально закоптили потолок. Ксанка быстренько прикрыла этот кошмар иллюзией, и только поэтому мне не влетело. Ну так она же свою собственную иллюзию и развеять может, а мне потом потолок белить придется… Нет, лучше уж ночью на кладбище!
– Ладно, уговорила, побуду немного «невинным дитем с чистыми помыслами». А когда?
– Да прямо сегодня, как только предки на шабаш смоются – полнолуние же. Максимум если они Глюка оставят нас караулить. А с ним договориться – раз плюнуть. Коробку конфет пообещаем, и все путем!
Мне осталось только тихо вздохнуть. Ксанка, как всегда, решила все без моего участия и отступать не собиралась. А Глюк… Ну что он сможет сделать? Только пошипеть.
Глюк – это действительно наш большой семейный глюк. Когда-то давным-давно он был обыкновенной собакой неопределенной породы и звался то ли Тузик, то ли Бобик, то ли Шарик. Впрочем, это абсолютно неважно. Важно то, что как-то раз Ксанке приспичило научиться читать. Вот она и училась… по Колдовской книге. А этот самый Тузик-Бобик сидел рядом и внимательно слушал. Ну а она прочитала что-то не так, какие-то буквы местами поменяла, где-то ударение не туда поставила. И получился из нормальной собаки Великий Глюк – он теперь время от времени спонтанно меняет облик и превращается в совершенно другое живое существо (ладно хоть не в тумбочку). Вот сейчас он маленький безобидный ужик, в прошлом месяце был зайцем, а лет десять назад его глюкануло в бегемота, и никто не знал, что с ним делать, где прятать и чем кормить. Я эту историю почему-то совсем не помню, но, судя по маминым рассказам, было весело.
Зато благодаря этой глючности срок жизни нашего домашнего питомца заметно увеличился. Ему уже перевалило за восемнадцать лет (не каждая собака доживет, согласитесь), но никаких признаков старения пока не намечалось. Зато сообразительность росла пропорционально возрасту, и чаще всего именно его оставляли за старшего, когда родителям нужно было куда-то уйти. Я была не против такого положения вещей (самым младшим выпендриваться не положено), а вот Ксанка всегда ворчала, что это нечестно.
Казалось бы, переколдовать нашего Глюка обратно в собаку – и конец всем проблемам. Но для того чтобы составить обратное заклинание, нужно знать исходное, а его-то как раз никто и не знал. Пытались даже загипнотизировать Ксанку, чтобы она вспомнила, какую лабуду произнесла в четырехлетнем возрасте, но у моей сестры оказалась редкая невосприимчивость к гипнозу. Короче, облом по всем статьям!
И вот теперь эта обломная сестрица тащит меня на кладбище ради того, чтобы приворожить какого-то безумно красивого одногруппника. Я бы все поняла, будь она уродиной или идиоткой. Так ведь нет: умница, красавица, ноги от ушей, рыжие локоны до того места, откуда ноги растут… Ой, что-то я не то сморозила. Если ноги ОТ ушей, то локоны ДО ушей, что ли? Тогда так: ноги откуда положено и длинные, а волосы дотуда, откуда ноги… Ладно, надеюсь, что меня поняли правильно… Так что если не вдаваться в подробности, то сестра у меня идеальная. До тех пор, пока в кого-нибудь не влюбится. А уж если влюбится – все, пора рыть могилу и заказывать дубовый гроб с бархатной обивкой, потому что по пути к очередному единственному-неповторимому Ксанка сметает все, что попадается на глаза. Сначала в ход идут короткие юбки, боевой макияж и километровые каблуки, а потом, если жертва не поддается, наступает очередь любовной магии. Где она умудряется каждый раз находить новые заклинания – ума не приложу. Впрочем, в большинстве случаев они все равно не срабатывают. А если вдруг срабатывают и у Ксанки появляется очередной поклонник, готовый носить ее на руках, то через пару дней моя сестра вспоминает, что она – девушка свободолюбивая. И тогда мы, запершись на кухне, варим отворотное зелье. Которое, к сожалению, тоже иногда не действует.
А еще мы ругаемся. Всегда и по любому поводу. Потому что наши характеры настолько же разные, насколько и наша внешность. А внешность наша… Облик Ксанки я уже немного обрисовала, а теперь для контраста представьте себе мелкое худющее существо, зеленоглазое и черноволосое, стриженное под мальчика и на мальчика же похожее. Особая примета – уши. Наверно где-то среди моих дальних родственников затесался некто с изрядной долей эльфийской крови, а мне теперь отдуваться… И какой идиот первым сказал, что уши у эльфов изящные и чуть заостренные сверху? Да он просто никогда настоящих эльфов не видел! Уши у них непропорционально огромные. В ширину еще ничего, а вот в высоту – как два нормальных. А то и три. Причем чем длиннее, тем лучше. Это у них признак аристократизма и чистокровности. Как у породистых доберманов. Тьфу, гадость! А тот вездесущий эльфийский предок был, наверно, очень знатным…
Ну что, представили себе чудо-юдо? Тогда давайте наконец знакомиться. Меня зовут Маргарита. Можно Рита, но лучше все-таки Марго. Очень приятно!
Все получилось так, как и предсказывала Ксанка. Предки с наступлением темноты свалили на шабаш и оставили нас на попечение Глюка. Ужик немного пошипел для приличия, но при упоминании о второй коробке конфет сдался и свернулся клубочком в кармане моих шортов. Этот карман он уже давно облюбовал себе как место для сна, и его ничуть не смущало, что шорты при этом находились на мне, а я куда-то шла.
На улице было здорово: легкий теплый ветерок, мягкий лунный свет, разбитые фонари, бомжи, спящие на шатких лавочках, комары и мошки в неограниченном количестве… Нормальная июльская ночь астраханского разлива.
Маршрутки еще ходили, но почему-то очень редко и совсем не туда, куда нам было надо. Зато активность новеньких иномарок с лицами мужского пола за рулем могла свободно конкурировать даже с вездесущей мошкарой. Стоило нам пройти очередные несколько метров, как рядом обязательно тормозил какой-нибудь «мерс» или «джип», и улыбчивый водитель предлагал подвезти. Мы упрямо отказывались, водитель разочарованно отчаливал, но его место тут же занимал следующий.
Сильно подозреваю, что такие приступы джентльменства у мужчин вызывала вовсе не я, одетая в старую растянутую зеленую футболку, джинсовые шорты и кроссовки. Более того, меня они, кажется, вообще не замечали, адресуя все свое внимание и кучу комплиментов моей сестре. Да, Ксанка была красива как всегда! Коротенькое розовое платьице с черной кружевной отделкой (ненавижу розовый цвет, особенно в сочетании с черным), туфли на каблуках (и как она только может в них передвигаться?), макияж (вот не лень ей тратить полчаса на раскрашивание физиономии)… Когда она собиралась, я попыталась робко намекнуть, что мы идем на кладбище, а не на дискотеку, но сестра привычно меня проигнорировала. Теперь, наверно, раскаивалась.
В очередной машине, поравнявшейся с нами, опустилось боковое стекло. Я напряглась в ожидании новой порции фраз на тему «Ай, какой красивый девушка. Садись, дарагая, падвэзу!», но тут водитель выдал нечто совсем уж нестандартное:
– Привет, Оксана! Куда собралась?
– Витек? – удивилась Ксанка. – Ты что тут делаешь?
– Еду, – пожал плечами парень. – Тебя подвезти?
– Ой, подвези, пожалуйста, если не трудно. Только я не одна, тут еще сестра.
– А что, сестра такая большая, что в машину не влезет? – Витек высунулся из окна и внимательно меня осмотрел. – Вроде вполне форматная девчушка, даже мелковатая.
– Зато ты, наверно, гигант! – огрызнулась я.
– Не обижайся, мелкая, я же шучу. Залезай скорее. Вам куда?
– Ну… почти до Старого кладбища. Там девятиэтажки стоят, знаешь… – объяснила Ксанка, поудобнее устраиваясь на заднем сиденье. В конце концов, не говорить же парню открытым текстом, что нам именно на кладбище и надо.
– Знаю! Нам, оказывается, даже по пути. Мне тоже в том направлении. Держитесь, девчонки!
И машина рванула с места.
Доехали быстро и без приключений. Витек оказался веселым парнем, только, на мой взгляд, чересчур болтливым. А еще он через каждые три слова называл меня мелкой, и это раздражало. Зато Ксанка откровенно млела от каждого заданного ей вопроса, а над каждой неуместной шуткой и бородатым анекдотом хохотала так, что в машине стекла тряслись. Я даже начала подозревать, что Витек и есть тот самый хмырь, ради любви которого мы премся сейчас на кладбище. А что? Бывают же в мире совпадения!
Парень высадил нас возле девятиэтажек и поехал по своим делам. Впрочем, какие у человека могут быть дела ночью… А, ладно, у нас же есть.
– Кса-а-ан, – заинтересованно протянула я, как только машина скрылась из виду.
– Чего тебе, мелкая? – откликнулась сестра.
– Еще раз назовешь меня мелкой – защекочу!
– Ой, напугала! Так чего тебе?
– Это что, и есть тот самый, которого ты привораживать собралась?
– Ну… – Ксанка красноречиво покраснела, и я сделала вывод, что не ошиблась.
– Так у вас вроде и так все неплохо складывается. Поехали домой, а? Я спать хочу. И есть.
– А ужинать надо было, когда предлагали.
– А я тогда не хотела, я сейчас хочу. Ну Кса-а-ан!
– Не ной, мелкая.
– Я не ною, я докладываю общую физико-анатомическую обстановку в моем организме.
– А по-моему, все-таки ноешь!
– Кса-а-а-ан…
– Да тише ты, всех мертвяков разбудишь. И кто их тогда будет обратно укладывать? Я, что ли? У меня таких полномочий нет. Да и не умею.
– Зануда ты…
– Цыц, мелкая, а то про закопченный потолок вспомню.
Пришлось все-таки заткнуться и целиком посвятить себя исследованию окружающего пейзажа. Впрочем, на Старом кладбище я бывала много раз, так что ничего нового не обнаружила. Ворота кованые, запертые, высокие – не перелезть, и свет в сторожке горит. Зато десять метров влево – покосившийся заборчик, который и хромая кошка с первого раза перепрыгнет. А за заборчиком то же самое, что и на любом кладбище. Ну могилки, ну оградки, ну цветочки бумажные к оградкам привинчены, ну бутылки из-под водки через каждые пять шагов стоят. Короче, совершенно ничего интересного.
– Нам нужен утопленник, похороненный под деревянным крестом, – бубнила себе под нос Ксанка, осматривая могилки. Вдоль дороги, как назло, располагался сплошной мрамор с редкими вкраплениями металла.
– Его здесь нет! – радостно резюмировала я, хватая сестру за руку. – Можно с чистой совестью идти домой!
– Он обязательно должен быть. Только, наверно, чуть подальше, где самые старые захоронения. Там все что угодно можно найти.
– Ага, в том числе и приключения на свою… ммм… свои… твои вторые девяносто.
– Ты что, боишься? Ты же потомственная магичка в черт знает каком поколении, что тебе эти трупы сделают?!
– Да я не о трупах. Трупы как раз ничего не сделают, если их не будить. Но там же столько всяких живых водится, что проще самим удавиться.
– Да кто там может водиться кроме сторожа?
Я смерила сестру скептическим взглядом (кажется, даже получилось) и начала перечислять:
– Значит, так: бомжи, цыгане, сатанисты, гадюки, беспризорники, готы, еще раз сатанисты, прочие сектанты, бродячие собаки, нацисты, толкиенисты.. – В этом месте главное – выдержать эффектную паузу. – Мне продолжить список? Или хватит?
– Ну толкиенисты, предположим, на кладбищах не собираются и нацисты, кажется, тоже. Да они нас и не тронут – на кой мы им сдались. Если что – сбежим. Вот только травку под крестом найдем…
Бесперспективняк, она непереубеждаемая. Я украдкой вздохнула. Что-то мне в этом культпоходе не нравилось. То ли предчувствие было нехорошее, то ли есть хотелось, а может, просто полнолуние так действовало. Глюк в кармане тоже завозился, высунул наружу лобастую голову и зашипел. Я запихнула его обратно и зачем-то начала исследовать содержимое второго кармана. Честное слово, лучше бы не начинала! Каким-то непостижимым образом в нем уживались: испачканная пастой ручка, ржавое лезвие, карамелька в липком фантике (тут же была отправлена в рот вместе с фантиком, потому что отлипать от конфеты он категорически не хотел), пара наклеек, старая фенечка, крошки от печенья, мятый листок с недописанным стихотворением (а я же его позавчера весь день искала), пятикопеечная монета, мятый кусок лейкопластыря и прочая мелкая ерунда. Это еще ладно, у одного моего знакомого в карманах обитали рыжие тараканы и белые мыши. И очень даже мирно сосуществовали.
Пока я перебирала в кармане разнокалиберный хлам, Ксанка успела уйти довольно далеко, и я бросилась ее догонять. В той части кладбища, куда мы забрели, уже даже тропинок нормальных не было. Налепленные вплотную друг к другу кресты занимали целое поле, и, обладая хорошей фантазией, легко можно было представить себе мрачные силуэты упырей, вой оборотней, светящиеся глаза или отблески костра. А что? Даже мне показалось, что справа что-то мелькнуло. А теперь слева. Да и Ксанка куда-то запропала… – Кса-а-а-ан, – тихо позвала я.
– Тут меня! – откликнулась сестра из-под покосившегося креста. – Я, кажись, его нашла.
– А ты уверена, что там похоронен утопленник?
– Конечно нет, но зато крест деревянный. И травка растет. – Ксанка радостно продемонстрировала мне пучок сочных листьев ярко-свекольного цвета.
– На сельдерей похоже.
– Да ну тебя, Фома неверующая. Вечно говоришь такие глупости, будто не магичка, а училка времен буйного социализма.
Я живо представила себя в строгом костюме, разношенных туфлях сорокового размера и с длинной псевдобамбуковой указкой. Волосы собраны в пучок на затылке, с носа сползают огромные стрекозоидные очки в роговой оправе… Видение было таким ярким, что я не удержалась и хихикнула. А кто-то за моей спиной и вовсе расхохотался.
Я всегда считала, что у меня хорошая реакция, а сейчас окончательно в этом убедилась. Резкий разворот – и я нос к носу столкнулась с высоким парнем, закутанным в черный балахон. Лица видно не было, только глаза сверкали из-под капюшона, но по размаху плеч принадлежность к мужскому полу угадывалась однозначно. А определить, что он высокий, вообще было секундным делом. Я уже говорила, что столкнулась с ним нос к носу? Так вот, он при этом сидел на корточках. Вернее, уже вставал.
Я закончила изучение балахонистого типа мгновением раньше, чем он понял, что я его заметила, и это было очень хорошо. Потому что, осознав, что обнаружен, парень резко выбросил вперед правую руку со сжатым кулаком. Я увернулась (говорю же, реакция хорошая) и, повинуясь извечному женскому рефлексу, въехала коленом обидчику между ног. Вставать балахонистый сразу же раздумал, тоненько взвизгнул и повалился на землю. Судя по аналогичному визгу, донесшемуся откуда-то сзади, пока я разбиралась со своим противником, еще кто-то попытался обидеть Ксанку. Я обернулась и застала прелестную картинку: моя сестра стоит над скорчившимся парнем и упирает острый каблук своей туфельки ему прямо… да, вот как раз туда. А напротив стоят еще три таких же типчика и смотрят на происходящее с выражением немого ужаса на физиономиях. Даже капюшоны откинули, чтобы лучше видеть. А может, чтобы нам было легче их разглядывать. Ну я и разглядела-таки одну знакомую рожу.
Витек, тот самый, который подвозил нас до кладбища, оказывается, тоже не все рассказал. В том же направлении ему, ага. Но чтоб настолько в том же… Интересно, что он тут все-таки делает? Протемняется душой и режет дохлых кошек? Фу, как неромантично.
Зато у Ксанки, кажется, разом прошла вся влюбленность. По крайней мере, смотрела она на него совершенно спокойно, без дрожи в коленках. Зато тот тип, который находился у нее под каблучком, трясся, как я перед годовой контрольной по математике.
– Садистка ты, – констатировала я, обращаясь к сестре.
– Ага! – радостно кивнула Ксанка. – А насчет сатанистов ты оказалась права, они здесь действительно водятся.
– Мы не сатанисты, – неуверенно начал Витек, – мы охотники на ведьм!
– А мы тут при чем? – хором откликнулись я и Ксанка, испуганно переглядываясь. Такие у нас в городе, кажется, раньше не водились. А теперь, значит, появились на наши головы.
– А вы, наверно, ведьмы, – предположил парень, окидывая нас максимально презрительным взглядом. На Ксанкином декольте взгляд надолго застрял, а где-то в районе коленок остановился окончательно, разом потеряв всю презрительность. Но охотник на ведьм все-таки мужественно докончил свою речь: – И мы вас сейчас будем сжигать, потому что вы есть средоточие мирового зла.
В кармане заворочался Глюк, и я успокаивающе погладила его по голове. Ничего, родной, прорвемся. И не от таких удирали. И, повинуясь инстинкту самосохранения, я перекинула почти всю имеющуюся в распоряжении энергию в кисть правой руки. Если что, буду отстреливаться огненными пульсарами. Ксанка тоже разминала руки, готовясь к какому-то заклинанию. Она их знала бессчетное количество, в том числе и кучу запрещенных. А у меня, бездарности, даже и разрешенные-то не всегда получались. Ну как говорится, в семье не без Марго.
Впрочем, сейчас все вполне могло разрешиться и без помощи магии. Природное Ксанкино обаяние уже делало свое светлое дело, и парни в балахонах все больше недоумевали, с чего это они вдруг прицепились к таким симпатичным девочкам.
– Ну может, мы пойдем? А вы тут ждите ведьм, они обязательно еще появятся, – осторожно заметила моя сестра после пяти минут молчаливой игры в гляделки.
– Ага, – хором подтвердила троица балахонистых.
Два недоевнуха на земле только что-то сдавленно замычали.
Мы снова переглянулись (на этот раз радостно) и сделали маленький шаг назад – на пробу. И тут откуда-то справа раздался хриплый вопль:
– Хватайте их, они же ведьмы! Дьявольские отродья не должны уйти!!!
Парни словно от спячки очнулись – бросились на нас слаженно, как партизаны на немецкого десантника, по ошибке приземлившегося посреди их лагеря. Из-за кустов и крестов повыскакивал еще десяток таких же – рослых и чернобалахонистых, и мне сразу стало очень несмешно. Первый пульсар сорвался с кончиков пальцев и полетел наперерез нападающим. У кого-то вспыхнул балахон, округу огласил совсем немужественный визг и чей-то надрывный вопль:
– Хватайте мелкую дуру, она фаерболами швыряется!
В направлении вопившего тут же полетел следующий пульсар, но он, как и обычно у меня, получился не огненный, а дымный, и развеялся на полпути. Зато образовалась спонтанная дымовая завеса, найти в которой меня было не легче, чем пресловутую черную кошку в темной комнате. С другой стороны, я тоже ничего не видела, но что было сил лупила руками и ногами по всем ближайшим объектам. Иногда даже попадала, но все куда-то не туда – то по надгробиям, то по Ксанке, а пару раз и сама по себе.
Внезапный порыв ветра сдул в сторону весь дым, а заодно и трех «охотников» – это вступила Ксанка. Она обожала заклинания воздушной стихии, и следующие несколько минут я удовлетворенно наблюдала, как балахонистых кувыркает в воздухе и швыряет друг на друга. Ругань стояла такая, что бабушки на предвыборных митингах обзавидовались бы. В большинстве своем «охотники за ведьмами» были представителями современной молодежи, поэтому обзывали нас в основном читерами маздайными, хотя и традиционного русского мата тоже не чурались. А потом кто-то из них изловчился и залепил-таки Ксанке прямо в лицо каким-то мешочком. От удара мешочек лопнул, и по коже моей сестры рассыпался мелкий золотистый песок. Ветер утих мгновенно. Еще какое-то время Ксанка пыталась делать руками сложные пассы, но ее словно покинула вся сила.
– Антимагический порошок, – радостно провозгласил уже слышанный мною хриплый голос, – лучшее средство от ведьм. При любом контакте с организмом блокирует использование магии на срок до трех дней. Замечательная штука, правда?
– Гениальное изобретение, – угрюмо согласилась Ксанка, ища глазами обладателя голоса.
Я кивнула, размышляя о том, что на меня этот порошок, кажется, не попал, а значит, можно попробовать тихонько сгенерировать пару пульсаров. Я уже даже приготовила руку для броска, но тут по моей макушке что-то мягко долбануло и по лицу потекли потоки золотистого песка. Ощущение силы исчезло моментально, мир сразу показался пустым и блеклым. Я мысленно пожалела людей, которые всегда, с самого рождения, видят его именно таким. Но жалеть «охотников» я не собиралась, и уж если в них что-то кидать, то… подходящих камней на земле, как назло, не валялось, поэтому я запустила в балахонистых первым что подвернулось под руку – Глюком. Ужик мелькнул в воздухе извивающейся лентой и эстетично плюхнулся прямо в руки одному из парней.
– Змея! Она меня укусила! – в ужасе закричал «охотник», поспешно отбрасывая Глюка подальше от себя, а так как дальше всех стоял Витек, то на него ужик и шмякнулся. Бывшая Ксанкина любовь всей жизни подпрыгнула, как бешеный хомячок, пытаясь скинуть с себя «страшного ползучего гада», но Глюк уже нырнул к нему под балахон и зашипел. Я мстительно улыбнулась нарастающему переполоху…
И тут меня снова что-то долбануло по макушке. И на этот раз уже совсем не мягко.
Мне показалось, что отключилась я всего на мгновение, однако «охотники» успели связать мне руки, пару раз пнуть, отнести куда-то на другой конец кладбища и привязать к толстому деревянному столбу. Это все я угадывала по смутным ощущениям, потому что перед глазами плавала сплошная мутная пелена, даже небо от земли отличалось с трудом и периодически менялось с ней же местами, а бледная и смазанная лампочка луны вообще выписывала замысловатые кренделя. Фигово! Я несколько раз моргнула, но легче не стало. В других обстоятельствах я, наверное, позволила бы себе благополучно потерять сознание, но столб и веревки держали крепко, а уходить в бессознанку стоя как-то не хотелось. Ладно, переживу, в конце концов, это не первое мое сотрясение мозга. А женская интуиция упрямо подсказывает, что и не последнее.
Но все равно противно, потому что это только в книжках, когда героя бьют дубовым шкафом по голове, он вырубается минут на десять, а потом приходит в себя и сразу бежит кого-то спасать. Вот уж воистину, читер маздайный.
Тем временем пелена перед глазами немного развеялась, и луна по небу прыгать перестала. Да и само небо надежно угнездилось где-то над головой. Но зато я осознала, что рядышком привязана Ксанка, а вокруг столба стоит больше десятка «охотников», в том числе и Витек. И отпускать нас, кажется, никто не собирается. Как-то очень уж безрадостно все выходит.
Печально знакомый хриплый голос где-то над ухом заунывно вещал:
– …и предадим их священному пламени, дабы очистило оно от скверны их души и тела. И зачтется нам это святое деяние…
Я как-то не сразу поняла, что это он о нас. Так эти кретины нас сейчас сжечь собираются? Или они так прикалываются? Но по убийственно серьезным лицам балахонистой молодежи я поняла, что нет, не прикалываются. Действительно, сожгут и не поморщатся. Вон даже веток сухих кучу натаскали и пентаграмму вокруг столба красными камушками выложили – для антуража, надо полагать. И не лень им было специально камни одинакового размера подбирать, а потом их еще и красить. Интересно – чем: гуашью, акварелью или эмалью обыкновенной, очень вонючей?
И тут до меня дошло, что я тормоз. Или, на худой конец, очень медленный газ. Ведь все так просто. «Охотники» не выкладывали пентаграмму вокруг столба, они нашли уже готовую и вкопали столб посреди нее. И если это действительно так… Ну да, я же слышала, что где-то на кладбище есть старая перемещающая пентаграмма, только ею не пользуются… не помню почему. Но она есть. Мы сейчас в ней стоим. Стоим в центре портала, готового в любой момент отправить нас куда угодно. Ну ребята, удружили вы нам, сами того не желая!
Я легонько пнула Ксанку.
– Ой, Маргошенька, ты очнулась?! – радостно завопила сестра прямо мне в ухо. «Охотники» уставились на нас, как на святотатцев. Ах да, мы же прервали вдохновенную проповедь этого, который хрипит. Ну и ладно, не бесконечно же ему трепаться, пора и мне выступить. Или не пора?
– Господа, а вы в курсе, что детей по голове бить нельзя, им от этого больно? – совершенно неожиданно для самой себя выдала я, приятно удивившись, что язык не заплетается.
– Покайся, грешница, – как-то не в тему ответил хриплый, наконец-то показываясь в поле моего несфокусированного зрения. Ничего особенного он из себя не представлял – низенький (с меня ростом), пухленький, лысоватый. Прямо колобок из сказки. Но, как и все собравшиеся, в длинном черном балахоне, из-под которого выглядывали дешевые корейские кеды. Я непроизвольно улыбнулась – воспринимать такого человека серьезно мой сотрясенный разум упрямо отказывался.
– А если покаюсь, вы меня отпустите? – Надо же было хоть что-то ему ответить, а то просто стоять и молчать как-то даже неприлично.
– Нет. Но зато ты умрешь с чистой совестью.
– Совесть у меня и так чистая, я ей никогда не пользуюсь.
– Тогда молчи и слушай дальше!
И он снова забубнил что-то о том, какие мы с Ксанкой нехорошие, и как нас только земля носит, да таких, как мы, отстреливать надо или из окон без парашютов выбрасывать, а поэтому гореть нам с ней в геенне огненной до скончания времен. У него, конечно, все получалось намного возвышеннее и литературнее: по-моему, это из-за того, что он дома перед зеркалом каждый вечер репетировал.
Ну ладно, пока он болтал, а остальные прилежно внимали, я попыталась еще раз тихонько пнуть Ксанку. На этот раз она сообразила, что орать не надо, и прошептала:
– Чего тебе?
– Пентаграмму видела? Заклинание помнишь?
– Видела. Помню. Но ничего не получится.
– Почему? – наивно поинтересовалась я, пытаясь освободить руки. Узел на веревке упорно сопротивлялся, но уже через несколько секунд активного дерганья кисти сами без проблем вытащились из опутывающих веревок.
– Во-первых, этот долбаный порошок все еще блокирует мою магию, а без магии пентаграмма не запустится. А во-вторых, если ты не в курсе, этой пентаграммой уже лет триста никто не пользуется. Видишь, вон та линия разорвана?
– Она что, нестабильная? – Я мысленно чертыхнулась. Такая была хорошая идея – телепортироваться прямо из-под носа «охотников», причем вместе со столбом. Но нестабильность пентаграммы означала, что нас выкинет не туда, куда мы пожелаем, а туда, куда повезет. И хорошо если вообще выкинет, а то может и оставить вечно мотаться по непознанным просторам Междумирья. Приятного, конечно, мало. Но гореть заживо, согласитесь, гораздо неприятнее. А поэтому я упорно продолжила:
– А если все-таки попробовать? Хоть в живых останемся!
– Да говорю же тебе, я не могу ее активировать, просто не хватит сил.
– А при чем тут твоя сила? Используй энергию самой пентаграммы, там должно быть более чем достаточно, особенно если ее столько лет не запускали. А заклинание ты помнишь, сама сказала…
– Помню… В принципе реально… Но в любом случае нужна какая-то энергетическая связь между мной и порталом… Ой!
– Что?
– Ничего, просто по мне Глюк ползет. И еще на нас все смотрят.
Все действительно смотрели на нас. Э-э-э… а что мы такого сделали? Опять прервали проповедь? Так ведь мы не нарочно, а по простоте душевной. Увлеклись чуть-чуть…
– Приготовьтесь, дети мои, к величайшему моменту вашей жизни, – хрипло возвестил «колобок», – сейчас вы узрите, как погибают в муках порождения дьявола. И наполнится душа ваша светом, и пойдете вы дорогой истины!
Парни уставились на него в тупом обалдении. Откровенными идиотами они вроде бы не были (хотя жечь двух симпатичных девушек только за то, что они ведьмы, – это ли не идиотизм?), но из всего сказанного поняли от силы слова три, да и то предлоги.
– Поджигайте!!! – рявкнул «колобок», так и не дождавшись какой бы то ни было реакции. И тогда они бросились нас поджигать.