Закончив разговор, Стася потушила огни и пошла спать. Но так и пролежала всю ночь, глядя воспалёнными глазами в потолок. Иногда на неё накатывали рыдания, в эту ночь было много слёз: то слёзы обиды, то бессилия, то одиночества и горечи.
Утром Стася еле открыла опухшие глаза, нашла написанное вчера письмо Виге и, не перечитывая, сожгла его. В конце концов, она ведь сказала ей, что хотела. Но той необязательно было это знать.
…Последующие дни перемешались между собой, как краски в акварели. Но побеждала везде чёрная. Стасе хватало сил лишь позвонить бабушке, чтобы узнать о состоянии её здоровья. Старая Ксения чувствовала, что с внучкой что-то происходит, но та объясняла, что на день рождения сильно простыла и теперь лечится…
К Стасе приходили ведьмы, пару раз приезжал Стас, заезжала Вига, ещё пыталась поговорить мать Станислава… Но она упрямо никого не пускала, ни с кем не общалась и только говорила через дверь, чтобы её оставили в покое. Никогда Медовая бухта не казалась Стасе такой многолюдной. Люди утомляли её, у неё не было сил ни слушать их, ни разговаривать с ними.
Лишь под покровом ночи она выходила к морю. Непричёсанная, унылая. У воды скидывала одежду и шла купаться. Темноты она больше не боялась. Скорее, чувствовала себя в ней защищённой.
Стася заныривала под воду и открывала глаза. В этой кромешной черноте она вглядывалась в подводное пространство, доводя себя до абсолютного изнеможения, пока животный инстинкт не выбрасывал её хрупкое тело на поверхность, где она вдыхала полной грудью кислород. И только в это короткое мгновение ей казалось, что она живёт. Потом всё вокруг снова становилось мутным.
Через неделю, когда Стася разговаривала с бабушкой, девушке вдруг очень захотелось обнять её и всё-всё ей рассказать. Она пообещала Ксении приехать завтра.
– Не надо, не приезжай, прошу! – засопротивлялась Старая Ксения. – Я плохо выгляжу и не хочу, чтобы ты меня лицезрела такой.
– Но я очень хочу увидеться. Я всё же приеду, завтра после обеда, – пообещала Стася.
Она взглянула в маленькое зеркальце, висящее в тёмном углу кухни, и содрогнулась: осунувшееся лицо, чёрные круги под глазами, спутанные волосы. Как давно она ела? Она уже и не помнила… Оглянувшись вокруг, ужаснулась ещё больше – никогда дом не выглядел таким грязным и неухоженным.
Стася зажгла везде свет, достала тазы, тряпки и стала драить всё вокруг. До самого рассвета она приводила в порядок каждый уголок в доме. В рассветной мгле пошла в огород – там в теплице сохли помидоры. Она срочно полила их и собрала зрелые плоды. На грядках набрала корзину огурцов, настригла зелени. Сняла созревшие кабачки.
Вернувшись в дом, пошла в ванную и долго мылась под душем, оттирая с себя грязь и печаль. Солнце только-только поднялось, но уже пекло, предрекая жару. Стася скинула с влажных волос полотенце на плечи и в одном халатике босиком пошла к морю.
Тихая вода ласково и радостно шуршала у её ног. Море, узнав Стасю, пыталось прикоснуться к ней, целуя её ноги. Стася бросила полотенце на песок и присела на него, теребя пятернёй волосы, чтобы высушить их быстрее. Она закрыла глаза от слепящего низкого утреннего солнца, которое приятно щекотало ей пятки, игриво дразня солнечными зайчиками. От лучей море снова стало всё сплошь золотисто-янтарным.
– Я люблю тебя, Медовая бухта, – тихо сказала Стася и, утомлённая, вытянулась на полотенце, нежась в тёплых потоках.
…Она была чайкой и летела над безбрежным морем. Низко-низко, задевая иногда белым крылом воду. Море, покрытое мелкой рябью, время от времени обдавало её свежими солёными брызгами. Капли, попадая ей прямо на сердце, привычно жгли рану. Она всё летела и летела, махая большими крыльями, чувствуя в них приятную усталость. Стася подлетела к берегу и поднялась высоко под облака. Она кружила над лесом и проводами высоковольтных вышек. Под ней замелькали домики и маленькие, словно игрушечные пупсы, люди. Где-то там, среди них были Вига, мама, Станислав… Как же они далеки от неё! Они там, внизу… Любили, страдали, обманывали, мучились… Пусть они живут, как хотят. Пусть… А ей было привольно здесь, в вышине, в другом мире, и в людской возвращаться не хотелось. Ветер шумел в ушах, ласкал ей крылышки, солнечные лучи грели белую спинку, и она, подхваченная потоком, наконец застыла, расслабилась, уносимая воздушными волнами туда, за облака, в бескрайнюю обитель спокойствия.
…Очнулась Стася лёжа на берегу. Над ней, вскрикивая и переговариваясь, носились стрижи, хватавшие утреннюю мошкару. Стася долго непонимающе на них глядела.
Это был сон? Она, приподнявшись, осмотрелась. Песок вокруг усеян следами чаек. Или это была явь? Она не знала. Девушка встала, все её мышцы болели. Но на сердце осталась та лёгкость, которую она испытала в измотавшем её физически и всё же таком прекрасном полёте. Пожар в душе закончился. Его залило морской водой и остудило ветром. На его месте зияла пустошь. И пускать на неё Стасе больше никого не хотелось. Она уже не обижалась, не злилась, не ревновала… Пусть все будут счастливы, но где-то в параллельной с ней Вселенной. Пусть не пересекаются, не трогают, не касаются, не тормошат её собственный мир. Он широкий и чистый, как безбрежное небо, и Стася одна здесь хозяйка.
Рана покрылась коркой, и откуда-то появились силы. Стася встала, взяла полотенце и направилась в дом, легко ступая по песку, словно паря над ним. В саду она нарвала цветов и начала собираться в город.
Перед самым выходом взглянула в зеркало и опешила. За эту неделю она очень сильно изменилась. Черты заострились, но само лицо стало красивее, взрослее. Только взгляд теперь был чуть жёстче и собраннее – будто она смотрела на полыхающий огонь. Тело Стаси налилось, стало грациозным…
Есть что-то невероятно волшебное в молодой женщине. Как в розе, которая только раскрылась, ещё не обнажив и не показав миру бутон, но уже распустив первые лепестки. На Стасе была лёгкая молочная блузка и голубой костюм. Когда-то, в прошлой жизни, она купила их, чтобы встретить свой двадцатый день рождения с любимым. Как давно это было! Много световых лет назад… Это был первый дорогой костюм в её жизни, и он ей очень шёл. Никогда Стася не выглядела лучше. Она надела белые лодочки, перекинула через плечо сумочку и решительно вышла из дома, подхватив букет.
Стася быстро взобралась по лестнице и, наслаждаясь свежим воздухом пустоши, направилась к лесу. Вступив под сень деревьев, она вспомнила, как вместе с матерью и бабушкой ещё недавно они шли здесь на ярмарку. Снова представив карусели и весёлую Агнию, Стася улыбнулась.
Когда показался посёлок, она замедлила шаги, думая только о том, чтобы, не встретив Стаса или кого-то из его друзей, добраться до остановки. Вдруг Стасю осенила мысль: «Мне надо купить машину, теперь я зарабатываю достаточно и уж недорогую могу себе позволить. И тогда я буду проезжать по верхней дороге, минуя посёлок. Пусть и делая небольшую петлю. На пустоши следует только свернуть к ферме Януша и там выехать на трассу». Она мысленно начертила карту и набросала путь – крюк получался незначительный… Водить она умела благодаря Виге, та несколько лет назад пошла учиться на курсы и уговорила Стасю пойти с ней за компанию. «Вот спасибо тебе за это, бывшая подруга», – подумала Стася.
Конечно, как это всегда бывает, она встретила практически всех близких знакомых Станислава. Они замирали, глядя на красивую девушку и пытаясь отыскать на её лице следы трагедии – о том, что случилось, судачило всё побережье. И как все узнали? Словно птицы разнесли. С Вигой перестали здороваться многие женщины в городке, о ней сплетничали, её осуждали, на рынке ей сразу же прилепили такое неприятное прозвище, что вряд ли она могла рассчитывать на достойную партию в ближайшем будущем. Станислава тоже избегали. Но Стася ничего этого не знала. Она просто шла на остановку, гордо глядя вперёд.
Она не знала и того, что Стас тоже её видит. Он стоял в магазине рядом с остановкой и смотрел на неё через окно. Ему казалось, что он чувствует запах её кожи. Он хотел бы обнять её за шею, просунув руку под копну волос. Станислав физически ощущал тепло, которое бы почувствовал на пальцах… Он не выдержал и рванул к выходу, решившись вымолить у неё прощение любым способом. Может, прилюдно встать на колени? Пусть даже так.
«Мне нет без тебя жизни, – думал он на бегу. – Сейчас я найду слова, и ты меня простишь. Я всё исправлю. Ты ведь очень добрая».
Стас был уверен, что Стася пожалеет его, он знал, как она любит. Он помнил это каждой своей клеткой. Чувствовал.
На отцовской яхте был современный навигационный прибор, который показывал их местоположение, и суда поблизости посылали им на него свои сигналы. Такой же сигнал Стас постоянно чувствовал от Стаси и верил, что только когда он пропадёт, закончится её любовь. И сейчас этот импульс поступал от неё отчётливо и непрерывно. Парень спешил на его зов, лавируя между прохожими так же ловко, как это делал, управляя яхтой. И всегда приходил первым. Всегда выигрывал…
Стас выбежал на улицу, обогнул здание магазина и, выскочив к остановке, остолбенел. Она была пуста. До него только что здесь побывал автобус, он подхватил всех пассажиров и его Стасю и увёз.
Станислав в ярости стукнул по скамейке. Сейчас он отчаянно завидовал кондуктору, который продаёт Стасе билет и разговаривает с ней, и даже тем, кто просто сидел с ней рядом и мог её коснуться… Мог коснуться… Кто может коснуться Стаси? Кто-то ещё кроме него может целовать её губы? Трогать её кожу? Нет, это невозможно! Стас ещё раз ударил по скамье.
А Стася через три часа въезжала в город. Она решила перед больницей заехать в книжный, благо, автобус высаживал пассажиров недалеко от базарной площади. Девушка выбрала две интересные книги и, довольная, пошла к Старой Ксении.
В больничном парке снова парами гуляли пациенты, и в главной аллее она опять увидела доктора Петера. Когда он заметил Стасю, то обомлел. Она была как солнце – тёплой и ясной. Длинноногая, медноволосая, медленно шла к нему, а он не мог оторвать от неё взгляда. «Ну разве бывают такими красивыми люди, может, она и правда ведьма?» – подумал он. Петер пошёл к ней навстречу, забыв о пациенте, с которым только что разговаривал.
– Стася, как я рад вас видеть, – пробормотал он.
– А я пришла навестить бабушку! – улыбнулась ему она.
– Я вас провожу, – сказал Петер и пошёл за ней следом.
Он собирался с духом, хотел её окликнуть, но не мог. Он должен был ей сказать. Но не решался. Пару раз протягивал к ней руку, но промолчал.
Стася легко вспорхнула по ступенькам лестницы, пробежалась по гулкому коридору и зашла в палату…
…На пустой кровати стояла заполненная коробка. На самом верху лежало фото деда.
Она повернулась к стоящему в дверях Петеру и пристально посмотрела на него расширившимися потемневшими глазами.
Он посмел только робко утвердительно кивнуть головой и отвёл взгляд.
Стасе казалось, на неё упала стотонная плита. Ноги подломились, и она бессильно осела на край кровати.
Она слышала, что в коридоре где-то плачет мать и с кем-то говорит о похоронах. Ни подняться, ни заговорить, ни даже заплакать Стася не могла. Она просто оторвалась от земли, и её несло куда-то чудовищным потоком воздуха, кидая о каменные стены.
– Стася, – услышала она голос матери, – Стася!
Мать обняла её, и девушка почувствовала, как её волосы пропитываются слезами Агнии.
– Я так много ей не сказала, – шептала мать, – я так хочу, чтобы она меня выслушала. Чтобы утешила… Я сделаю ей самую красивую могилу! И буду ходить на неё каждый день.
– Мама, бабушка хотела, чтобы её кремировали, – собравшись с силами, сказала Стася, – и развеяли, как прах деда, над морем.
– Нет-нет-нет! – захлёбываясь слезами, мотала головой Агния. – Я никому не дам отобрать у себя мать! Я уже подписала документы. И распоряжаюсь этим только я!
– Мама, выполни её последнюю просьбу! – подняла глаза на Агнию Стася.
– Нет. Нет. Нет!!! Я не дам её сжечь! Что тогда останется мне?! Что будет со мной? Куда буду приходить я?! Нет!!! Похороны будут через два дня. В одиннадцать. В церкви Святого Луки.
Стася встала и молча пошла к выходу. Доктор Петер опять побежал за ней. Он всё ещё не решался подойти к девушке, но не мог оставить её.
Выйдя из здания, Стася протянула какой-то женщине в больничной одежде букет, который всё это время держала в руках. Та растерянно взяла его, а Стася, ссутулившись, пошла к выходу из парка.
Доктор Петер нагнал её у ворот и предложил:
– Давайте я вас довезу домой. Вы сейчас в таком состоянии…
– Вы же знаете… Я очень далеко живу. Я не могу воспользоваться вашей добротой, – еле слышно сказала Стася.
– Я прошу вас… разрешите!
– Хорошо, – согласилась она.
И они пошли на стоянку к его машине. Когда сели в салон, Стася повернулась к Петеру и благодарно сказала:
– Спасибо вам за вашу доброту. Я даже не могу подобрать слов…
Почти всю дорогу врач рассказывал Стасе о Ксении. Он часто беседовал с ней в последние дни. Стася же корила себя за то, что, наоборот, общалась с бабушкой мало.
– Она вас очень любила, Стася. И не хотела, чтобы вы видели её больной. Поверьте, она всё понимала, – успокаивал её Петер, – только про вашу… историю… мы ей не рассказывали…
Стася посмотрела на него удивлённо, а он сказал:
– Я знаю, что случилось и почему вы не появлялись в больнице… Я очень расстроен за вас. И… всё это ужасно… Я… я бы так никогда не сделал.
Девушка, отвернувшись, стала смотреть в окно. Обсуждать свою жизнь она не хотела. Так до посёлка они и молчали. Только на площади Стася вспомнила, что у неё совершенно нет продуктов, и попросила Петера остановить машину у магазина.
– Я подожду вас и довезу до маяка, – сказал он.
Стася направилась в магазин и, набрав в корзину хлеба, молока и круп, встала в очередь. Она взглянула в окно и увидела, как к доктору Петеру подошёл Стас. Сначала они, нервно жестикулируя, о чём-то говорили, а потом Станислав ударил Петера наотмашь, тот повалил противника на асфальт, и они стали драться, катаясь в пыли.
Стася бросила корзину и выскочила на улицу.
– Остановитесь! – кричала она дерущимся.
Но они её не слышали.
– Помогите! – закричала Стася прохожим.
Однако те не спешили на помощь. А только расступались.
– Я тебе её не отдам! – орал Стас, колошматя Петера по лицу.
– Она будет моей, – отвечал ему ударами Петер.
– Да вы что?! С ума сошли?! – не выдержала Стася. – Я не вещь! Я не буду ничья!
Она отчаянно стала бить их сумкой, вкладывая в удары всю свою безысходность и возмущение.
– Как вы мне все надоели с вашей любовью! У меня умерла бабушка, а вы… – Стася развернулась и пошла домой.
Петер и Станислав, прекратив драку, смотрели ей вслед.
А Стася повторяла и повторяла то, что так боялась до этого сказать вслух: «У меня умерла бабушка… Умерла бабушка…» И с каждым шагом идти ей было всё труднее… Когда она зашла в лес, то еле волокла ноги…
Стася вдруг сошла с пути и побрела куда глаза глядят. Она всё шла и шла, пока не упала под каким-то большим деревом в траву. Встать уже больше не могла… Посмотрела вверх, где сквозь ветви пробивалось небо. Безрадостное, хмурое, блёклое…
На неё навалился шелест листьев. Ветер играл на ветвях, словно неумелый арфист, поднимая и разнося этой какофонией боль в её душе. Он перемешивал чудовищную огромную печаль с маленькими осколками покоя, которые Стася так старательно собирала накануне. И остатки светлых тонов заволакивались густой беспросветной угольной тоской, окрашиваясь в единый цвет – чёрный.
Она зарыдала во весь голос. Страшные хрипы и всхлипывания вырывались из её груди. Одинокая рыжая девочка, лежащая в лесу. Каждой клеткой она чувствовала пустоту пространства на дальние дали вокруг себя. Возможно, там, за горизонтами кончался этот липкий безысходный туман. Но где был неуловимый край дымки? До него не дойти, не доползти – нет сил… Она осталась одна… Ей ничего не хотелось, только бы не было этой острой боли в её истерзанных окровавленных крыльях. Только бы умерла уже душа, потому что она, словно избитый ребёнок, свернулась внутри неё калачиком ни жива ни мертва…
Плакала Стася некрасиво. Настоящее горе всегда делает лица некрасивыми. Потому что горе – самая безобразная вещь на Земле. Оно въедается в лицо и мгновенно искажает его в страшных муках. Только что человек был светел и чист и вдруг пригубил горя, которое плеснула ему судьба. Вмиг слепнут его глаза, покрываясь бельмами ужаса, истекают слезами отчаяния, на коже выступают пятна безысходности, и лицо передёргивают судороги страданий.
Вы никогда не плакали от горя? Нет? Вам очень повезло. Из этого состояния не найти выхода. Слёзы печали или грусти приносят душе долгожданное облегчение. Но после слёз скорби облегчения нет. Только опустошение. Горе, как аккуратный маньяк, старательно ломает каждую кость, не оставляя следов на теле. Человеку говорят: «Ну же, вставай! Будь бодрее! Всё в твоих руках!» А он может только открывать и закрывать глаза, беззвучно хватая воздух губами…
…Стася пролежала так до самой ночи, не испытывая жажды или голода. Рыдания постепенно умолкли, и она смотрела почти ослепшим взором в небо, которое затухало вслед за её душой.
В полной темноте она тяжело встала и, хватаясь ледяными пальцами за стволы деревьев, пошатываясь, как сомнамбула, пошла домой.
Угрюмо смотрела девушка на мир, на летучих мышей, носившихся в сумерках над пустошью… Дойти бы до дома, забиться в нору. Спрятаться под одеяло, как в детстве, чтобы ужасы, боль и страхи, летающие в воздухе, растворились и мир снова стал прежним.
У дома Стасю поджидали ведьмы. Они молча проводили её наверх, опоили травами и долго сидели рядом, убаюкивая и охраняя хрупкий, непрочный покой подруги…
Утром Висия взялась расчёсывать Стасю. Заплетая ей косы, Лесная ведьма незаметно пыталась выпутать из волос воспитанницы как можно больше чёрной печали. Урсула помогла Стасе одеться и, когда застёгивала на ней длинный ряд пуговиц сзади, старалась очистить невидимые людьми перья крыльев девушки, которые замялись и висели безжизненно вдоль спины. Лидия занималась хозяйством. Она напекла творожных оладий, добавив щепоть радости к жизни, и ведьмы заставили Стасю поесть.
Но она всё равно еле шевелила руками, только грустно смотрела, словно парализованная, лишённая возможности двигаться.
Её вывели на веранду и посадили в кресло. Сами ведьмы разбрелись по саду, занимаясь растениями. Говорили все приглушённо, почти шёпотом.
Стася вообще смутно помнила следующие сутки. Они были длинными и размытыми. Какие-то нечёткие запахи, смазанные звуки, плохо различимые ощущения. И призрачные очертания трёх ведьм, фантомами перемещавшихся по дому. Стася лишь спала и пила, заедая Лидиными варевами то, что в неё вливала Висия.
Очнулась девушка на рассвете. Он только начал покрывать румянцем посветлевшее небо. Стася подошла к окну. На подоконнике со стороны улицы стояла и смотрела на неё большая чайка с чёрным крылом. Она глядела на девушку моляще, будто чего-то ждала или просила. Стася прижала руку к стеклу. Чайка коснулась клювом того места, где были пальцы девушки. И Стася явственно услышала: «Ксения… Привези Ксению…» Птица посмотрела ей в глаза, тоскливо крикнула и взмыла вверх.
Стася спустилась к ведьмам. Они уже не спали, сидели за столом на кухне и пили кофе Висии, аромат которого, как обычно, окутывал весь дом. Урсула молча налила горячий напиток Стасе, и ведьмы продолжили разговор. Речь шла о любви.
– Любовь – это постоянные отдача и забота. Как уход за растением, которое любишь, – говорила Лидия. – Первая любовь всегда к самому себе. Если человек не любит себя, то есть не заботится о себе, он никогда не сможет правильно позаботиться о другом: или зальёт его своей любовью, или обделит… Пока не любишь себя, не можешь так, как надо, дарить это чувство окружающим…
– Я согласна с тобой, – кивнула Висия, – я без карт понимаю, что человека любят, если в присутствии любящего он расцветает и растёт. Если жизнь его становится лучше… А иначе – это что угодно, но не любовь. Какие бы ни произносились слова…
– Слова подобны одежде. Они могут быть изящными и нарядными, а правда – всегда голая и несовершенная… – добавила Урсула.
– Меня о чём-то просила чайка, – вдруг тихо перебила их Стася.
– О чём? – не поняла Лидия.
– Меня о чём-то просила чайка, – повторила Стася. – С чёрным крылом. Она живёт здесь, в бухте.
– И о чём же она тебя просила? – промолвила Висия.
– О Ксении. Она просила привезти Ксению. Но это невозможно… Бабушка хотела, чтобы её пепел развеяли над морем. Но мать решила иначе. Что же делать?
– Выполнить просьбу Ксении, – спокойно ответила Лидия.
– Но как?! – воскликнула Стася.
– Привези сюда локон её волос, – подсказала Урсула.
Стася задумалась. В принципе, наверное, она могла бы это сделать. Тогда следует приехать раньше, чем начнётся служба в церкви. Девушка заторопилась. Отчего-то задание Урсулы показалось ей очень важным. Словно она сделает для бабушки что-то серьёзное и нужное… Цель придала ей сил.
Лидия вызвала такси, и уже через час Стася неслась в нём в город. На ней было тёмно-шоколадное платье – чёрного ничего в доме не нашлось, кроме платка, который она повязала на шею.
В десять тридцать она стояла у церкви Святого Луки. Это было небольшое каменное здание, расположенное за городом. За ним начиналось кладбище, поэтому все люди их городка в итоге оказывались здесь. Даже если никогда не заходили в церковь при жизни. Так уж получилось, что в этой церкви не крестили и не венчали. А только отпевали. Даже пройти в церковь можно было по дорожке, которую окружали старинные захоронения. Всё пространство между древними могилами давно затянуло изумрудной травой.
Надо было спешить, чтобы успеть сделать задуманное. Стася быстро шла среди могил и думала: «Почему на кладбищах всегда такая красивая зелёная трава?»
– Что вам нужно? – спросил её появившийся из ниоткуда священник.
– Я пришла на службу… – сказала Стася, – проводить свою бабушку. Старую Ксению.
– А… – его взгляд потеплел, – скоро начнём отпевание, проходите в церковь, там уже собираются.
– Можно ли проститься с ней сейчас? Наедине?
Он подумал, а потом сказал:
– Да, пойдёмте, я вас провожу.
Они прошли в боковую пристройку, священник указал на чёрную дверь:
– Она лежит там. У вас минут пять, не больше. Потом её понесут в большой зал.
Стася подошла к двери и остановилась. Ей стало страшно. Что она сейчас увидит? Девушка сразу вспомнила пугающие детские рассказы о мёртвых. «Но ведь там твоя бабушка», – сказала она сама себе. И толкнула дверь.
Посередине небольшой белой комнаты стоял гроб. В нём лежала Ксения. Стася подошла и взглянула в её лицо. Спокойное, холодное, отстранённое. Девушка думала, что при виде Старой Ксении в гробу не сможет сдержать слёз, но нет. Стася явно видела, что это не её бабушка. Это только её старое, измождённое болезнью тело. Словно скинутая змеёй шкура, так и здесь была лишь оболочка от Ксении…
А бабушка? Она чувствовала её рядом. Стася прикрыла глаза и услышала шёпот… Голос бабушки, но и десятки других голосов. Она резко открыла глаза, и ей показалось, что серые тени разлетелись в разные стороны. Шёпот растворился вместе с ними.
Стася открыла сумочку, достала приготовленные ножницы, носовой платок и, наклонившись, решительно отстригла большую прядь волос у виска Ксении. Потом убрала локон в сумку и поправила причёску бабушки.
Тут же в комнату зашли люди в чёрном и, подхватив гроб, понесли его в зал. Стася последовала за ними.
Церковь была полна людей. Хотя Ксения давно не жила в городе, здесь её помнили и любили. Было очень душно, и пахло ладаном. В толпе Стася видела доктора Петера, соседей, но и много незнакомых ей людей.
Она сразу не подошла к матери, которая сидела в первом ряду, а решила выйти подышать воздухом на центральное крыльцо. Из ворот к церкви всё ещё шли люди.
Стася заметила, что ей навстречу в чёрном костюме идёт Януш. Он был очень строгим и печальным. За ним толпой шли, видимо, его родственники с фермы – они были чем-то неуловимо похожи друг на друга.
– Здравствуй, Стася… Соболезную… – обнял он девушку. – Я очень любил Ксению. И прилетел к ней на похороны, как только узнал.
– Ты надолго? – зачем-то спросила его Стася.
– Нет… Я… то есть мы с моей девушкой, – он показал на милую блондинку, которая шагнула к ним, – это Ева.
Девушка протянула Стасе руку.
– Мы с Евой скоро улетаем. Обратно в город.
Стася взглянула на девушку, которая показалась ей хорошенькой и доброй. Незнакомка ужасно напоминала Стасе кого-то, но она не могла понять, кого именно.
– Ну что, ты привык к городу? – спросила Стася у Януша.
– Видимо, да, – кивнул он.
Всех пригласили в зал. Стася села рядом с матерью. Та рыдала, обнимая свою подругу, потом Агния повернулась к дочери и под громкие всхлипывания стала обнимать её. А Стася была словно в прострации…
Всю службу она тоже будто не слышала. Смотрела на Старую Ксению и мысленно прощалась с ней.
Все встали, и Стася поднялась со своего места. Ей сунули какие-то цветы в руки. Потом все пошли, и она пошла… Процессия остановилась около вырытой могилы. Она выглядела мрачной дырой посреди зелени. Закрытый гроб медленно опускали в эту жуткую яму. Стасе казалось, что там, внизу, под землёй, очень холодно. Мать, голося, плакала. Она отчаянно кричала, обращаясь к гробу: «Матушка, почему я раздражалась и сердилась на тебя, почему-у-у не слушала тебя? Прости меня-а-а-а! Больше никогда я не услышу-у-у твоего голоса-а-а! Больше никогда тебя не увижу-у-у!»
Стася слышала, как кто-то сзади тихо, но отчётливо сказал: «Мёртвых любить удобно…»
Потом все хватали за руки Стасю и Агнию, говорили какие-то печальные слова. Хлопали их по плечам, обнимали. Но Стасе хотелось только одного – поскорее уйти отсюда.
Агния поехала с подругами в кафе, где были заказаны поминки, а Стася вышла наконец из ворот кладбища, сдёрнула с шеи платок и положила его на ближайшую скамью. Казалось, даже дышать Стасе стало легче.
– Мы можем тебя подвезти, – услышала она голос Януша.
Они с Евой садились в маленький автобусик неподалёку. Стася хотела отказаться, чтобы не мешать. Но тут вдруг увидела, что из редеющей толпы людей, которые ещё остались стоять у церкви, отделился один человек – это был Станислав. Он направился к ней. С кем бы ей точно не хотелось сейчас говорить, так это с ним. И она побежала к автобусу, из которого ей протягивал руку Януш, и закрыла за собой дверь прямо перед носом Станислава.
Машина плавно двинулась в сторону шоссе. Стася села рядом с Янушем. Его девушка сидела с другой стороны. Ева, сняв кофточку, положила голову на плечо парня и быстро заснула.
– Мы почти не спали, – объяснил Януш, – поехали в аэропорт прямо с работы. Я не мог не прилететь. Знаешь… я очень любил Старую Ксению. Для меня она с детства была волшебницей… Мне нравилось приходить к ней в гости. Наблюдать, как она готовит. Было в этом что-то грациозное, необычное. Я любил твоего деда… Вообще, в их быте всё выглядело необычным для наших краёв: их жизнь, их дом, их отношения… Я мечтал, что буду жить так же… Знаешь, – он осторожно повернулся к Стасе, мягко придерживая на своём плече голову Евы, – я ведь всегда очень хотел увидеть тебя… Хотел увидеть и боялся. Наши бабушки были лучшими подругами…
– Да? – удивилась Стася. – Я этого не знала.
– Моя бабушка умерла шесть лет назад… Но, когда она была ещё жива, мы постоянно ходили в гости в Медовую бухту. И Ксения часто рассказывала о тебе. И всё какие-то чудны́е истории, похожие на сказки или легенды. И уже потом я сам её просил: «Расскажите мне о Стасе». Наши бабушки смеялись, и твоя говорила: «Скоро ко мне, Януш, приедет твоя принцесса, приходи. И увидишь её своими глазами…» Но я боялся. Ты мне казалась выдуманной героиней. Почему-то я переживал, что если увижу тебя, то исчезнет очарование моего детства, самая главная его сказка…
Автобус выехал на побережье, и в окно задуло. Ева во сне поёжилась, Януш заботливо прикрыл её своей курткой и продолжил:
– Только иногда я приходил к скалам, ложился на край и смотрел издалека, как вы гуляете с дедом по берегу…
Стася погрузилась в воспоминания, но она очень захотела, чтобы Януш замолчал. Девушке казалось, что если ещё хоть одно его слово упадёт ей в душу, то она расплачется.
Он, словно почувствовав это, умолк. Почти всю оставшуюся дорогу они просидели молча. Только когда стал заканчиваться лес и показалась пустошь, Стася спросила у него:
– Так ты улетаешь сегодня?
– Да, сегодня ночью. У нас на днях начинается важный проект…
– Тогда прощай. Удачи тебе!
Машина остановилась, Стася встала, чтобы выйти; уже открыв дверцу, повернулась к Янушу и сказала:
– И счастья вам. Большого счастья.