Теодор Драйзер
Финансист. Титан. Стоик
Глава 3
На тринадцатом году жизни молодой Каупервуд осуществил свое первое деловое предприятие. Прогуливаясь по Фронт-стрит, где находилось много таможенных и оптовых контор, он увидел аукционный флажок, висевший перед оптовым бакалейным магазином, и услышал голос распорядителя торгов:
– Предлагается партия прекрасного яванского кофе – двадцать два мешка, продается на рынке по семь долларов и тридцать два цента за мешок. Ваши предложения. Кто сколько даст? Партия продается одним лотом. Кто сколько даст?
– Восемнадцать долларов, – сказал один, стоявший у двери, скорее для того, чтобы начать торги, чем для чего-то еще.
Фрэнк остановился посмотреть.
– Двадцать два доллара! – произнес другой голос.
– Тридцать! – выкрикнул третий.
Потом кто-то еще крикнул «Тридцать пять!», и торги продолжились до семидесяти пяти долларов, что составляло менее половины рыночной цены за мешок.
– Предложено семьдесят пять долларов! – выкрикнул аукционист. – Семьдесят пять долларов! Есть другие предложения? Семьдесят пять долларов – раз; может быть, кто-то даст восемьдесят? Семьдесят пять долларов – два, и… – Он помедлил с театрально поднятой рукой, а потом громко хлопнул в ладоши. – Итак, продано мистеру Сайласу за семьдесят пять долларов. Запиши это, Джерри, – обратился он к веснушчатому рыжеволосому клерку, сидевшему рядом с ним. Потом он перешел к другому лоту бакалейных товаров, на этот раз к партии из одиннадцати баррелей[8] крахмала.
Каупервуд-младший произвел быстрый расчет. Если, по словам аукциониста, кофе на рынке стоил семь долларов и тридцать два цента за мешок, а покупатель забрал всю партию за семьдесят пять долларов, то он заработал восемьдесят шесть долларов и четыре цента за одну сделку, уже не говоря о прибыли, которую он мог получить при торговле в розницу. Насколько он помнил, его мать платила по двадцать восемь центов за фунт кофе. Он подошел ближе, держа учебники под мышкой, и стал внимательно наблюдать за торгами. Крахмал, как он вскоре услышал, стоил по десять долларов за баррель, но партия ушла по шесть долларов за баррель. Бочонки с уксусом ушли за треть от рыночной цены и так далее. Ему захотелось принять участие в торгах, но у него не было денег, только карманная мелочь. Аукционист заметил мальчика, стоявшего у него под носом, чье внимательное и бесстрастное лицо произвело на него впечатление.
– Теперь я собираюсь предложить вашему вниманию отличную партию кастильского мыла – семь коробок, не больше и не меньше, – которое, как вам известно, если вы что-нибудь знаете о мыле, сейчас продается по четырнадцать центов за брусок. Коробка мыла в данный момент стоит от одиннадцати долларов и семидесяти пяти центов. Кто сколько даст? Кто сколько даст? Кто сколько даст?
Он быстро расхаживал в обычной для аукционистов манере и вкладывал в свои слова преувеличенное воодушевление, но Фрэнк Каупервуд не обратил на это особого внимания. Он уже произвел быстрый расчет. Семь коробок по одиннадцать долларов и семьдесят пять центов будут стоить на рынке восемьдесят два доллара и двадцать пять центов, и если взять хотя бы за полцены… если дойдет до половины…
– Двенадцать долларов, – произнес один участник торгов.
– Пятнадцать, – откликнулся другой.
– Двадцать! – крикнул третий.
– Двадцать пять, – откликнулся четвертый.
Ставки поднимались по доллару, так как кастильское мыло не было товаром первой необходимости. «Двадцать шесть». «Двадцать семь». «Двадцать восемь». «Двадцать девять». Наступила пауза.
– Тридцать, – решительно объявил Каупервуд-младший.
Аукционист, невысокий худощавый человек с усталым лицом, взъерошенными волосами и внимательным взглядом, с любопытством, едва ли доверчиво посмотрел на него, но не стал медлить. Мальчик произвел на него впечатление. Теперь же, сам не зная почему, он чувствовал, что предложение вполне законное и у мальчика есть деньги. Должно быть, это сын бакалейщика.
– Тридцать долларов! Тридцать долларов! Предложено тридцать долларов за превосходную партию кастильского мыла. Оно стоит четырнадцать центов за брусок. Кто даст больше? Кто даст на доллар больше? Кто даст тридцать один доллар?
– Тридцать один, – произнес голос.
– Тридцать два, – откликнулся Каупервуд, и торги продолжились.
– Дают тридцать два доллара! Тридцать два доллара! Кто даст тридцать три? Прекрасное мыло! Семь коробок превосходного кастильского мыла. Кто даст тридцать три доллара?
Юный Каупервуд напряженно думал. У него с собой не было денег, но отец был кассиром Третьего национального банка, и он мог сослаться на отцовский авторитет. Разумеется, он мог продать это мыло бакалейщику, у которого покупала семья, а если не ему, то другим бакалейщикам. Люди были готовы покупать мыло по такой цене, так почему он не может это сделать?
– Тридцать два доллара – раз! Есть желающие купить по тридцать три? Тридцать два доллара – два! Есть желающие по тридцать три доллара? Тридцать два доллара – три! Еще желающие? И… – он снова поднял руку, – продано мистеру… – Он наклонился и с любопытством взглянул в лицо юному покупателю.
– Фрэнк Каупервуд, сын кассира Третьего Национального банка, – решительно ответил мальчик.
– Ох ты! – произнес аукционист, пригвожденный к месту его взглядом.
– Вы подождете, пока я сбегаю в банк за деньгами?
– Да, но недолго. Если ты не вернешься через час, я снова выставлю этот лот на продажу.
Каупервуд-младший не ответил. Он повернулся и побежал со всех ног, сначала к бакалейщику своей матери, чья лавка находилась в одном квартале от дома Каупервудов.
В тридцати шагах от входа он приостановился, напустил на себя небрежный вид, зашел внутрь и первым делом поискал взглядом кастильское мыло. Оно было выставлено на витринном прилавке и выглядело точно так же, как его мыло.
– Сколько стоит такой кусок, мистер Далримпл? – поинтересовался он.
– Шестнадцать центов, – чинно ответил бакалейщик.
– Если я предложу вам семь коробок такого же мыла за шестьдесят два доллара, вы возьмете?
– Такого же мыла?
– Да, сэр.
Мистер Далримпл что-то подсчитал в уме.
– Пожалуй, возьму, – осторожно ответил он.
– Вы расплатитесь со мной сегодня?
– Я дам тебе долговую расписку. Где мыло?
Бакалейщик был изумлен и озадачен неожиданным предложением сына его соседа. Он хорошо знал мистера Каупервуда и думал, что знает Фрэнка.
– Вы заберете мыло, если я сегодня принесу его?
– Да, – ответил он. – Ты собираешься заняться продажей мыла?
– Нет. Но я знаю, где можно достать мыло дешевле.
Попрощавшись с бакалейщиком, он побежал в банк к отцу. Время работы уже закончилось, но он знал, как попасть внутрь, и понимал, что отец будет рад видеть, как он заработает тридцать долларов. Он собирался занять деньги только на один день.
– В чем дело, Фрэнк? – спросил сидевший за столом отец, когда появился сын, запыхавшийся, с раскрасневшимся лицом.
– Я хочу попросить у тебя взаймы тридцать два доллара. Ты можешь их дать?
– Да, могу. Зачем тебе понадобились деньги?
– Я собираюсь купить семь коробок кастильского мыла. Я знаю, где его купить и кому его продать. Мистер Далримпл возьмет мыло; он уже предложил мне шестьдесят два доллара. Я могу купить мыло по тридцать два доллара. Ты дашь мне деньги? Мне нужно бежать обратно и рассчитаться с аукционистом.
Мистер Каупервуд улыбнулся, довольный таким непосредственным проявлением делового подхода. Мальчик был очень деловитым и сообразительным для своих тринадцати лет.
– Ну что, Фрэнк, ты собираешься стать финансистом? – поинтересовался он, направляясь к ящику, где лежали деньги. – Ты уверен, что не потеряешь на этом деньги? Ты знаешь, что делаешь, верно?
– Только дай мне деньги, и я тебе кое-что покажу, – пообещал его сын. – Хорошо? Ты можешь мне доверять.
Он был похож на молодую гончую, почуявшую дичь. Отец не мог устоять перед его напором.
– Конечно, Фрэнк, я тебе доверяю, – ответил он и отсчитал шесть пятидолларовых купюр Третьего Национального банка и две купюры по одному доллару. – Вот, возьми.
Скороговоркой пробормотав благодарность, Фрэнк выбежал из здания и быстро вернулся на аукцион. Когда он вошел, на продажу выставили партию сахара. Он пробрался к клерку, записывавшему результаты сделок.
– Я хочу заплатить за мыло, – сказал он.
– Сейчас?
– Да. Я получу квитанцию?
– Само собой.
– Вы доставляете товар?
– Нет, у нас нет доставки. Вам нужно забрать товар в течение суток.
Это затруднение не смутило Фрэнка.
– Хорошо, – сказал он и положил в карман бумажное свидетельство о своей покупке.
Аукционист проводил его взглядом. Через полчаса он вернулся в сопровождении ломового извозчика, который околачивался у причала в ожидании случайного заработка.
Фрэнк договорился с ним о доставке мыла за шестьдесят центов. Еще через полчаса он оказался у двери ошарашенного мистера Далримпла, которого пригласил выйти на улицу и взглянуть на коробки, прежде чем их выгрузить. Фрэнк собирался отвезти мыло домой, если сделка сорвется. И хотя это была его первая крупная денежная операция, он сохранял полнейшее спокойствие.
– Да, – произнес мистер Далримпл, задумчиво почесывая седую голову. – Да, то самое мыло. Я возьму его. Свое слово нужно держать. Где ты достал его, Фрэнк?
– На аукционе у Биксома, – честно и невозмутимо ответил мальчик.
Мистер Далримпл распорядился, чтобы извозчик занес мыло, и после некоторых формальностей – все-таки торговый агент не был взрослый – выписал вексель с тридцатидневным погашением.
Фрэнк поблагодарил его и положил расписку в карман. Он собирался вернуться в отцовский банк и погасить вексель, как делали многие на его глазах. Он возвращал отцу деньги и получал прибыль наличными. Как правило, этого было нельзя сделать после закрытия банка, но отец должен был сделать исключение.
Насвистывая, он поспешно отправился назад; он предстал перед отцом с улыбкой на лице.
– Ну, Фрэнк, как прошла сделка? – спросил мистер Каупервуд.
– Вот вексель на тридцать дней, – ответил Фрэнк и протянул расписку, полученную от Далримпла. – Ты можешь погасить его и забрать свои тридцать два доллара.
Отец внимательно изучил вексель.
– Шестьдесят два доллара! – заметил он. – Мистер Далримпл! Вексель выписан по всем правилам, и я могу погасить его. Это обойдется тебе в десять процентов, – шутливо добавил он. – Но почему бы тебе не придержать его у себя, а я выплачу тебе тридцать два доллара до конца месяца.
– Ну, нет, – ответил сын. – Погаси вексель и забери свои деньги, а мои мне могут понадобиться.
Отец улыбнулся такому деловому подходу.
– Хорошо, – сказал он. – Я это сделаю завтра. Теперь расскажи мне, как ты это сделал.
И сын рассказал. В семь часов вечера об этом узнала мать Фрэнка, а вскоре узнал и дядя Сенека.
– Что я тебе говорил, Каупервуд! – воскликнул он. – В этом парне есть толк. Присмотрись к нему.
За ужином миссис Каупервуд с интересом наблюдала за сыном. Разве это не тот мальчик, которого она еще недавно прикладывала к груди? Как он быстро растет.
– Надеюсь, Фрэнк, ты сможешь часто это делать, – сказала она.
– Я тоже надеюсь, мама, – уклончиво ответил он.
Конечно, аукционные торги случались не каждый день, и домашний бакалейщик в течение определенного времени оставался единственным клиентом для таких сделок, но Каупервуд-младший с самого начала понимал, как нужно зарабатывать деньги. Он собирал подписку на молодежную газету, работал в агентстве по продаже новой модели коньков и даже организовал профсоюз из группы соседских подростков, чтобы оптом закупить летние соломенные шляпы. Идея достижения богатства с помощью экономии не привлекала его. С самого начала он считал, что щедрые затраты лучше окупаются и что он так или иначе найдет выход из положения.
В том году или немного раньше он начал проявлять интерес к девочкам. Его зоркий взгляд выделял женскую красоту, а поскольку он сам был обаятелен и хорош собой, ему было нетрудно пробуждать ответную симпатию у тех, кем он интересовался. Двенадцатилетняя Пэйшенс Барлоу, жившая на той же улице, первой привлекла его внимание и откликнулась на это. В наследство от родителей ей достались живые черные глаза, черные волосы, заплетенные в две милые косички, и изящные лодыжки вкупе с тонкой фигуркой. Она была дочерью квакеров и носила чопорную шляпку, но у нее был веселый и жизнерадостный нрав, и ей понравился этот уверенный, самостоятельный и прямодушный мальчик. Однажды после очередного обмена взглядами он с улыбкой и непринужденной смелостью обратился к ней:
– Вы живете на этой улице, не так ли?
– Да, – ответила она, немного взволнованная, что проявлялось в нервном покачивании ее школьного портфеля. – Я живу в доме номер сорок один.
– Я знаю этот дом и видел, как вы входили туда, – сказал он. – Вы ходите в одну школу с моей сестрой, верно? И вас зовут Пэйшенс Барлоу? – Он слышал ее имя от других мальчиков.
– Да. Откуда вы знаете?
– О, я слышал. – Он улыбнулся. – И я часто видел вас. Хотите лакрицы?
Он поискал в кармане пиджака и достал несколько палочек свежей лакрицы.
– Спасибо, – умильным тоном произнесла она и взяла одну палочку.
– Она немного выдохлась, потому что я уже долго ношу ее. На днях у меня были ириски.
– Нет, она очень вкусная, – ответила девочка, пожевывая конец палочки.
– Вы знакомы с моей сестрой Анной Каупервуд? – Он вернулся к предыдущей теме, чтобы продолжить знакомство. – Она учится классом младше вас, но, может быть, вы ее видели.
– Думаю, я знаю, кто это. Я видела, как она ходит домой из школы.
– Я живу вон там, – указал он на свой дом, к которому они приближались, как будто она не знала этого. – Надеюсь, теперь мы будем встречаться.
– Вы знакомы с Рут Мерриам? – спросила она, когда он уже собирался свернуть с булыжной мостовой к своей двери.
– Нет, а что?
– Она приглашает гостей в следующий вторник. – Это замечание казалось случайным, но только на первый взгляд.
– Где она живет?
– Вон там, в доме номер двадцать восемь.
– Мне бы хотелось пойти, – горячо заверил он и снова повернулся к двери.
– Может быть, она пригласит вас! – крикнула она ему вслед, смелея по мере того, как увеличивалось расстояние между ними. – Я попрошу ее.
– Спасибо! – Он улыбнулся.
И она вприпрыжку убежала по улице. Фрэнк смотрел ей вслед, продолжая улыбаться. Он испытывал острое желание поцеловать ее, и возможные сцены того, что могло произойти на вечеринке у Рут Мерриам, ярко разворачивались у него перед глазами.
Это был лишь один из случаев детской влюбленности или мальчишеского увлечения, которое время от времени завладевало им в гуще будущих событий. Он много раз втайне целовался с Пэйшенс Барлоу, прежде чем нашел другую девушку. Она с другими подростками часто выбегала на улицу поиграть в снегу зимними вечерами или задерживалась у своей двери после заката, когда дни становились короткими. Тогда ему было легко ненароком встретиться с ней и поцеловать ее или развлекать ее дурацкими разговорами на вечеринках. Дора Фитлер появилась, когда ему было шестнадцать лет, а ей четырнадцать, и Марджори Стаффорд – когда ему было семнадцать лет, а ей пятнадцать. Дора была брюнеткой, а Марджори Стаффорд – белокурой и ясной, как утренняя заря, и пухленькой, как куропатка, с румяными щеками и голубовато-серыми глазами.
В семнадцать лет Фрэнк решил уйти из школы. Он так и не закончил обучение. Он отучился лишь три года в старших классах средней школы и решил, что этого достаточно. Начиная с тринадцати лет главным предметом для него были финансы в том виде, как он мог их изучать в банке своего отца. Время от времени он находил для себя разные занятия, с помощью которых можно было заработать немного денег. Его дядя Сенека доверил ему должность помощника весовщика на разгрузке сахара в доках Саутарка, где трехсотфунтовые мешки взвешивались перед отправкой на государственные склады в присутствии инспекторов. В некоторых случаях его звали помогать отцу и платили за это. Он заключил с мистером Далримплом договор, что будет помогать ему в лавке по субботам, но вскоре как ему исполнилось пятнадцать лет, а отец стал главным кассиром банка с доходом в четыре тысячи долларов годовых, стало ясно, что Фрэнк больше не может заниматься такой недостойной работой.
Примерно в то время дядя Сенека, вернувшийся в Филадельфию и ставший более дородным и властным, чем раньше, обратился к нему со следующими словами:
– Теперь, Фрэнк, если ты готов, я знаю, где есть хорошая возможность для тебя. В первый год ты не будешь получать зарплату, но если справишься, то, пожалуй, в конце срока получишь вознаграждение. Ты знаешь компанию Генри Уотермена на Второй улице?
– Я видел, где она находится.
– Так вот, они сказали, что могут взять тебя счетоводом. Они маклеры и владеют комиссионной зерновой фирмой. Ты говорил, что хочешь работать в этом бизнесе. После школы приходи к мистеру Уотермену; скажи, что от меня, и думаю, он найдет для тебя место. Дай мне знать, как все получится.
Теперь дядя Сенека был женат, так как его достаток привлек внимание одной бедной, но честолюбивой вдовы из светского общества Филадельфии; считалось, что благодаря этому событию связи семьи Каупервудов значительно укрепились. Генри Каупервуд планировал переехать вместе с семьей довольно далеко – на Норт-Фронт-стрит, откуда открывался замечательный вид на реку и где шло строительство красивых новых домов. Его четыре тысячи в год в те времена, до начала Гражданской войны, были значительной суммой. Он делал инвестиции, которые считал благоразумными и консервативными, и своим аккуратным, выверенным поведением, напоминавшим работу часового механизма, давал некоторым повод полагать, что может надеяться на пост вице-президента, а может, и президента своего банка.
Предложение Сенеки Дэвиса устроиться на работу в компанию Уотермена казалось Фрэнку как раз тем, в чем он нуждался для хорошего старта. Поэтому в июне он посетил это учреждение на Второй улице, где встретил радушный прием у мистера Генри Уотермена-старшего. Вскоре он узнал о существовании Генри Уотермена-младшего, молодого человека двадцати пяти лет, и Джорджа Уотермена, пятидесятилетнего брата владельца компании, который был доверенным лицом и занимался доверительными переговорами. Пятидесятипятилетний Генри Уотермен-старший осуществлял внешнее и внутреннее руководство компанией; при необходимости он совершал поездки по округе и встречался с клиентами, принимал окончательное решение в тех случаях, когда его брату не удавалось наладить дела, предлагал и согласовывал новые предприятия, которые выполняли его помощники и наемные работники. С виду он был флегматичным человеком, плотным и невысоким, с внушительным животом и морщинками вокруг глаз, с красной шеей, румяным лицом и выпуклыми глазами; на самом деле он был прозорливым, добродушным, благожелательным и остроумным. Благодаря природному здравомыслию и довольно покладистому характеру он основал прочный и успешный бизнес. Он начинал стареть и радостно приветствовал бы тесное сотрудничество с сыном, если бы последний оказался пригоден к этому.
Увы, это было не так. Уотермен-младший был не таким демократичным, сметливым или довольным рутинной работой, как его отец; фактически бизнес претил ему, и если бы дело перешло в его руки, оно бы быстро пришло в упадок. Отец, предвидевший такой оборот событий, был глубоко опечален и надеялся, что в конце концов найдется какой-нибудь молодой человек, который заинтересуется его бизнесом, будет распоряжаться делами в том же духе, но не оттеснит его сына от руководства.
Потом появился молодой Каупервуд, рекомендованный ему Сенекой Дэвисом. Он критически осмотрел юношу и подумал: «Парень может подойти». Во Фрэнке Каупервуде ощущались достоинство и непринужденность. Он не выглядел ни взволнованным, ни смущенным. По его словам, он знал, как нужно вести учетные книги, хотя и не был искушен в подробностях зернового бизнеса. Дело казалось ему интересным, и он хотел попробовать свои силы.
– Мне нравится этот малый, – признался Генри Уотермен своему брату после того, как Фрэнк ушел с указанием явиться на следующее утро. – В нем что-то есть. Самый бодрый, сообразительный и живой человек, который заходил к нам за последнее время.
– Да, – согласился Джордж, который был стройнее и выше ростом, чем его брат, с темными, мутноватыми, вдумчивыми глазами и тонкой порослью каштановых волос, странно контрастирующих с белизной яйцеобразной лысины. – Да, приятный молодой человек. Просто удивительно, что отец не пристроил его в своем банке.
– Наверное, у него не было такой возможности, – сказал его брат. – Он там всего лишь кассир.
– Это верно.
– Ладно, дадим ему испытательный срок; готов поспорить, он хорошо справится. Многообещающий юноша.
Генри встал и пошел к парадному входу, выходившему на Вторую улицу. Прохладная булыжная мостовая, затененная стеной домов с восточной стороны (в том числе и зданием компании), шумные коляски и подводы, оживленная толпа людей, спешивших в разные стороны, – все это радовало его. Он смотрел на ряды многоэтажных жилых домов, сложенных в основном из серого камня, и благодарил свою счастливую звезду за то, что устроился в таком благополучном районе. Если бы только он мог приобрести больше земельных участков, когда купил этот дом!
– Хотелось бы, чтобы юный Каупервуд оказался тем, кто мне нужен, – задумчиво пробормотал он. – Он сэкономил бы мне кучу времени.
Как ни странно, лишь нескольких минут разговора с Фрэнком хватило, чтобы догадаться о расторопности юноши. Что-то подсказывало ему, что это хороший выбор.
