Прожив 25 лет рядом с Нью-Йорком, в штате Нью-Джерси, прямо на берегу реки Гудзон, я по приглашению знакомых и из любопытства слетала на Мексиканский залив штата Флорида и, выйдя из аэропорта, влюбилась в город Sarasota!
Да, да, выйдя на улицу из аэропорта крошечного, бутикового, как говорят мои соседи, на теплую, влажную флоридскую землю, я услышала щебет птиц, увидела пальмы и практически пустую от машин дорогу, огромное солнце, улыбающихся дружелюбных людей и влюбилась в этот город, думаю, навсегда.
Я долго жила очень активной социальной жизнью Нью-Йорка – мой небоскреб, в котором я жила, расположен на высоком берегу Гудзона, в 15 минутах автобусом до Тайм-сквер, если пересечь реку Гудзон через Линкольн-тоннель – чудо, которому 100 лет.
Я ходила на все выставки, кинофестивали, на все оперы Метрополитен-опера, на все гастроли русских и даже приезжих исполнителей танго из далеких стран – бразильских и аргентинских артистов.
И когда я решила перебраться жить во Флориду, очень многие знакомые удивились и прокомментировали так: уезжаешь от тусовочного Нью-Йорка в деревню? И как же ты там проживешь?
Но перебравшись в вечно летнюю Флориду, а именно в Сарасоту – небольшой город, населенный в большинстве своем богатыми американцами, приехавшими на зимовку из разных, в основном с более суровым климатом, штатов Америки, скажем, upper middle class (высший уровень среднего класса), обеспеченными и подвижными, перенесшимися к старости в края вечного лета, я расцвела.
Тех, кто приезжает на сезоны осени, зимы и ранней весны, здесь называют snow birds – снежными птицами, а вернее, зимними.
Я тоже так собиралась, но «осела», уподобившись неприхотливым аборигенам, сидящим почти голяком под пальмой все сезоны.
Как мне объяснили, самое большое количество богатых людей во Флориде живет именно в Сарасоте, а не в Майами, как предполагают многие, и я была в их числе.
И выяснилось, что социальная активность здесь такая, что не хватает времени и денег посетить всё, что происходит здесь.
Здесь своя опера, свой балет, свой Сарасотский оркестр, Филармония, большое количество музеев, включая Ringling-музей, знаменитый в Америке, построенный богатым человеком Джоном Ринглингом и впоследствии подаренный городу. Он купил гигантский участок и в 20-е годы прошлого века разбил роскошный парк и построил венецианский дворец, где располагалась его резиденция. Теперь это удивительный музей, и подарен он Флоридскому университету. Там женой Ринглинга создан розовый сад, где представлены и подписаны названия всех сортов роз, существующих в мире…
Я неоднократно видела и узнавала этот дворец и парк в американском кино, снятые в качестве демонстрации богатой резиденции героев каких-то фильмов.
В Сарасоте построен концертный зал Van Wezel – здание новой архитектуры, необычного фиолетового цвета на 1740 мест. Зал занимает очаровательное место на берегу залива, недалеко от огромного горбатого (для прохождения под ним больших яхт) моста, ведущего в фешенебельный околопляжный район с великолепными многомиллионными домами, окруженными тропическими садами, пальмами и удивительной красоты цветущими кустарниками и деревьями.
Здесь же находится даунтаун Сарасоты с бутиками и ресторанами неподалеку от пляжа. Всё для услаждения жизни богатых обитателей. К слову сказать, бедных людей там не видела. Наверное, они стесняются туда ходить. И за парковку надо платить.
В этот концертный зал приезжают, иногда для только одного выступления, знаменитые певцы, группы, музыканты, исполнители высокого уровня, знаменитые бродвейские шоу. Этот концертный зал всегда полон, даже когда исполняется серьезная классическая музыка Малера, Бетховена и Рахманинова, а не только когда демонстрируются мюзиклы, выступают рок-звезды и джазовые музыканты.
Напоминаю, что это не культурный город мира Нью-Йорк, а курортный городок. И не важно, что возраст основной массы зрителей и слушателей 70–90 лет, никто не спит под музыку, заплатив большие деньги, как в Нью-Йорке. Меня всегда удивляло в Эвери-Фишер-холл и других огромных концертных залах столицы мира (куда трудно достать билет даже за большие деньги), где выступают самые знаменитые музыканты мира, что живые люди спокойно спят в партере во время концерта.
Интересно, что я никогда не видела такой пожилой в своей массе, элегантной, дружелюбной, приветливой публики.
На всех культурных событиях города задействовано большое количество волонтеров, они включены в обслуживание зрителей. Причем часто волонтерами являются богатые люди из шикарных районов Нью-Йорка или других больших городов, которые переехали на старость в теплую Флориду и таким образом построили свою жизнь, что активно функционируют, принося пользу и комфорт зрителям в опере и на концертах.
Парковка около Van Wezel на 1000, наверное, недешевых машин окружена высоченными пальмами на берегу залива с потрясающим обзором заката, иногда фантастически колоритного; роскошные многоэтажные дома и отели рядом с залом вызывают восторг и удивление!
Публика – в подавляющем большинстве старики, очень приятно и красиво одетые, улыбающиеся, загорелые, элегантные – направляется к зданию зала, а волонтеры, в основном мужчины в черных смокингах, встречают народ, показывают и приглашают вовнутрь и создается такое праздничное, приподнятое настроение.
Однажды в опере, выходя из здания на улицу в толпе, я пыталась попасть рукой в рукав легкого пальто на ходу, чтобы не задерживать поток удовлетворенной оперой публики, и вдруг почувствовала, что кто-то сзади помогает мне завершить эту затянувшуюся процедуру.
Я оглядываюсь поблагодарить и вижу роскошного, голливудского вида высокого джентльмена, седовласого, в смокинге, подающего мне мое пальто с очаровательной улыбкой. Это был один из зрителей. Ну очень впечатлило! Чисто голливудское кино.
Интересно, что помимо рафинированных развлечений для богатых и образованных в красивых залах и театрах есть и другая жизнь.
Многие жители города, имеющие небольшие скромные, иногда сараеобразные дома с участком земли – садом или просто кусочком джунглей, в определенный сезон часто устраивают у себя в доме и во дворе (бэкъярд) концерты, обычно народной музыки (кантри).
Зрители платят по 20 долларов на музыканта, приносят какую-то еду, вино или не приносят ничего.
Обычно там огромное количество еды и питья для всех пришедших на концерт. Прийти могут все, кто хочет, а не только знакомые.
Даются объявления в местных газетах.
Во дворе и в доме, наполняемых часто незнакомыми людьми, расставлены разные старые стулья, и никого это не смущает.
Самодельная убогая сцена, освещенная огоньками. Горкой лежат пледы для желающих, даже одеяла на случай прохладного бриза.
И та же доброжелательная, приятная атмосфера. Иногда здесь же продаются очень дешевые (по 5-10 долларов) ювелирные изделия интересной авторской работы. Я не раз покупала эти украшения и ношу с удовольствием, отложив в далекий ящик золото, серебро и даже немногочисленные бриллианты, что меня никак не смущает. Часто это шедевры искусства и таланта и вызывают большие комплименты своей оригинальностью.
Правда, со времен поганого вируса эти концертики прекратилась. Надеюсь, временно.
Это нехитрое искусство в естественной атмосфере – как раз то, что часто важнее помпезного и претенциозного. Вызывает радость!
На прошлой неделе была на концерте Рахманинова в вышеупомянутом концерт-холле. Полный, как обычно, зал.
И глядя на эту респектабельную пожилую красивую публику, встающую в конце концерта, чтобы поприветствовать артистов, громко аплодируя и активно двигаясь, выражая восторг и благодарность, я подумала: какая же у них, у американцев, красивая, комфортабельная, хорошо обеспеченная старость.
Как же я счастлива, что попала в этот уголок мира и моя старость будет украшена пальмами, солнцем, пляжем, морем, хорошей музыкой, улыбками, вкусной едой в ресторанчиках у воды. И я сама себе позавидовала.
Когда меня охватывают такие эмоции, я часто вспоминаю стариков России. Но не в столицах, а в маленьких городках страны, и мне грустно.
Надо жить долго в этом мире, чтобы понять, что существуют удивительные совпадения людей по многим параметрам, что в этом мире существуют чудеса, которым мы не верим, потому что мы их, наверное, и не замечаем, и не ждем…
Уже в который раз убеждаюсь, что за нами кто-то внимательно наблюдает, улыбается или сердится, смеется или плачет, иногда направляет нас мудростью и добром, а иногда – провокационным путем для проверки на вшивость.
Такое чудо посетило меня как свидетельство того, что оно существует в реальности, и не только меня, а еще целую семью. И не ту, что рядом, а живущую совсем далеко, в Европе, среди совершенно незнакомых людей, в стране, в которой я никогда не была.
Вот и не верь после этого в реинкарнацию.
Я встретила этих людей случайно, как почти все предопределенное.
Он – очаровательный, хорошо воспитанный бельгиец, интеллигент, но не в нашем понимании слова, а всё умеющий делать руками. Инженер, поэтому с техническим мышлением. Спокойный, выдержанный, очень ответственный за семью, за жену и детей. Абсолютно не эгоист, тонкий, добрый и очень милый.
Жена из русской провинции, умна, хорошо образованна, с прекрасным английским (языковое образование). Европа отшлифовала ее за восемнадцать лет жизни в Бельгии с мужем. За год плюс к английскому выучила фламандский язык – родной язык страны проживания мужа, чтобы избежать разночтений бэкграунда с любимым человеком.
Они оба с правильным пониманием жизненных ценностей и отлично и вдумчиво воспитывающие двух дочерей. И, надо сказать, успешно.
И две очень разные, прелестные, продвинутые и думающие девочки тринадцати и шестнадцати лет, говорящие на пяти языках и не смешивающие их, позитивные, умненькие, внимательные, заботливые и, как и их родители, напрочь лишенные эгоцентризма. Всё как должно быть в сказке, но это честно, натюрлих.
Удивительно, что на второй день личного знакомства младшая – лукавая, непосредственная – вдруг выпалила:
– Тина, пожалуйста, будь моей бабушкой!
– И моей! – подхватила старшая, вызвав у меня оторопь.
Увидев мои квадратные глаза, младшая тут же деликатно пояснила, что не будет меня называть бабушкой. Я была сражена наповал этой неожиданной, искренней просьбой.
И поразмыслив, принимая во внимание, что их русская бабушка, кстати, тоже Валентина, простая добрая русская женщины из глубинки, недавно умерла, а бельгийскую бабушку они не интересуют по причине выбора сыном русской жены, я в новогоднюю ночь приняла и озвучила свое обещание БЫТЬ им бабушкой, утолив их желание и мою переполняющую душу потребность в Любви.
Думаю, что многие из вас имели в жизни опыт приближения к волшебству, к чуду.
Встреча с незнакомым, но вдруг, оказывается, очень близким вам человеком бывает нередко. Это счастье, и тот, кто углядел, успел ухватить промелькнувшее чудо за хвост или хотя бы увидел, везунчик!
Многие, к сожалению, просмотрели, пропустили, не обратили внимания, не поверили в свое счастье. Как жаль! Я, к счастью, не проворонила.
Не упрекайте меня в экзальтированности и глупом романтизме.
Мое время восторгов, эксайтмента уже уходит, и реальность очень жестока.
Разумеется, жизнь вносит свои коррективы, но мне кажется, что что-то важное произошло во мне, какие-то изменения заскорузлых устоев.
Наверное, вы посмеетесь, но я вдруг перестала панически бояться старости, немощности, беспомощности, некрасивости и даже болезней.
Моя, даже видимая мне самой и так раздражающая моих детей ворчливость (я бы назвала ее полушутливой. Не всегда, но частенько), назидательность тона, надоедливость в советах, раздражительность на выход из рутинных привычек и прочие мои пороки не встретили конфронтации, возмущения или даже неприятия. Они были поняты, приняты и прощены.
Сразу и без борьбы!
Мои советы принимаются не в штыки априори, а с вниманием и с желанием прислушиваться к ним и с последующим выбором решения, что абсолютно нормально при общении с пожилым человеком, умудренным опытом.
Я чувствую себя нужной, полезной в жизни и хозяйстве, в эрудиционном поле, и мой практицизм востребован и пользуем.
От этого мне тепло и очень комфортно, и мне очень хочется, чтобы это чувство душевного покоя в комфорте совести и ощущений меня не покинуло.
Люди, так внезапно ворвавшиеся в мою жизнь, – продвинутые, с ними легко, они не ложатся ярмом на шею, они разделяют все хлопоты, мысли, намерения и их реализацию. Мне не надо стоять на цырлах, угождать, угадывать их желания.
Они берут от меня всё, чем мне приятно поделиться: жизненный опыт, практицизм, знания, интеллект, тепло души, радушие.
Всё, кроме денег, они берут с удовольствием и благодарностью. То, чего я не получала от своих детей, из-за чего страдаю давно и безысходно.
Теперь у меня две чудные внучки, готовенькие, без долгого мучительного роста и воспитания. Девочки, которые меня любят, дорожат мной, волнуются за мое здоровье и хватаются за всё, чтобы мне помочь.
Это ли не счастье?
Я надеюсь, у моих детей хватит ума понять, что я принадлежу теперь не только им и что это не мое старческое слабоумие, не каприз, а реальность, которую нужно принять и по возможности понять. Прощать не надо, вины не ощущаю.
Бурное желание помочь, даже подставив свою голову, невостребованная любовь, как тесто, вылезающее из горшка, желание внимания и даже заботы наконец удовлетворено кем-то помимо… И это естественно и справедливо.
Я счастлива, что кому-то нужна. У меня не было внучек, а теперь они есть.
Девочки, полюбившие меня так быстро и сразу, прижались по-родственному – это дорогого стоит. И я оценила. И я счастлива быть их бабушкой.
Посылаю это всем своим друзьям и близким знакомым и, конечно, своим детям не в назидание или чтобы их огорчить, а просто для того, чтобы они понимали, что есть вещи намного выше, чем то, что они видят, понимают и чувствуют, и что надо дорожить тем, что ты имеешь, если это дается тебе с теплом от чистого сердца или по крови.
Верьте в сказки, люди. Они рядом с вами. И верьте в счастье!
У меня был очень щедрый год на приобретение новых людей, уже новых друзей: интересных, умных, веселых, молодых, оптимистичных и очень дружелюбно ко мне настроенных.
Как я уже заметила, когда обрываешь несколько неприятных, болезненных и надоевших пустых контактов, тут же в награду получаешь новые, украшающие жизнь, без горького привкуса, с неприятной необходимостью сглатывания.
НАДО ОКРУЖАТЬ СЕБЯ теми, с кем ПРИЯТНО, ТЕПЛО И ИНТЕРЕСНО!
Асмик с мужем эмигрировали из советской Армении в Канаду 25 лет назад, чтобы спасти сына, травмированного в роддоме Еревана.
Ему требовались многочисленные хирургические операции, которые невозможно было сделать в советской Армении.
Эта пара с прекрасным образованием и интеллигентскими корнями – Ашот и Асмик – перелетела в Канаду и начала жизнь с нуля. Впрочем, как многие иммигранты.
Ашот с высшим техническим образованием пробивался случайными заработками низкоквалифицированного труда.
Выживали и мечтали вылечить сына. Ашот устроился механиком на хлебопекарное производство и пристроил жену.
Асмик, филолог по образованию, работала в булочной – продавала булочки. Жили на крохотные зарплаты.
В их маленький магазинчик приходила пожилая пара, и муж трогательно покупал для жены «печеньки» ежедневно.
Они виделись с Асмик частенько и не могли не обратить на нее восхищенного внимания: высокая, стройная, тонкая, как лоза, восточная красавица, улыбка которой освещает всё пространство вокруг.
Однажды наша молодая пара пригласила стариков в свою крохотную квартирку, и они стали друзьями, если можно так обозначить обоюдную симпатию.
Старичок оказался человеком необычайной судьбы: он подростком ушел монахом к иезуитам. Его стремление к образованию, которое не могли дать ему родители, реализовали иезуиты, и он изучил историю религии до самых глубин и добился самых вершин в своих познаниях. Он был удостоен приглашений во многие университеты мира, но продолжал изучать… И, конечно, он никогда не был женат.
Уже в зрелом возрасте он ушел из монастыря и стал преподавать в Париже, затем в Чикаго, а затем в Монреале, где с 2001 года получил профессорскую должность в университете Конкордия.
Там неожиданно он и встретил свою любовь. Ею оказалась немолодая монашка из Австралии, получающая мастерскую степень.
Поняв, что они хотят быть вместе, они отказались от монашества и соединились. Ей было около 50. Ему чуть больше 60.
Он уже имел всемирный почет и признание. Она стала заведующей кафедрой истории религии в том же университете. Но эти люди были абсолютными детьми в людской суете и толчее и быте.
Не имея ранее денег и не зная их власти и гнета, они столкнулись с проблемами из жизни людей и человеческой нечестности.
Они вдруг приобрели возможность купить… всё. Всё, что хотелось! В первую очередь книги, которых было множество и которые двигались по жизни с ними.
Потом пошла недвижимость. Скромная, но респектабельная.
Они приобрели великолепную квартиру.
А вскоре купили дом во Франции, неподалеку от Бордо, в маленькой деревеньке, окруженной виноградниками, виньярдами. Шато (добротный дом) со старинными винными погребами и постройками.
На каждом этапе ремонта, дизайна, закупок по дому их нещадно обворовывали, воспользовавшись их неопытностью и возвышенностью над суетностью, непрактичностью.
И со временем вдруг выясняется, что платить за большую квартиру нечем. Наверное, всё потратили неосмотрительно.
Они переезжают из нее в крохотную, где не умещается их культурный скарб, и погружаются в отчаяние, но это не конец движения…
И тут наши Асмик и Ашот проявляют свое человеколюбие, доброту, уважение к старшим, к интеллекту и просто к возрасту и предоставляют им возможность жить бесплатно в оборудованной удобной квартире, на которую сумели заработать и купить и которую собирались сдавать в аренду, чтобы иметь прибыль, увеличив свой ежемесячный бюджет.
Старики в ответ приглашают их в свой дом во Франции – красивый, функциональный, с современными удобствами.
С садиком и огромным черешневым деревом.
Через некоторое время эта пожилая пара, у которой нет ни детей, ни родных, так привязалась к Асмик и Ашоту, что они стали родными друг другу.
Счастье к пожилой паре пришло поздновато и длилось недолго. Она заболела серьезно и знала, что диагноз трагический.
Он начал терять короткую память, что означало начинающийся синдром Альцгеймера.
И старики принимают решение передать дом в предместье Бордо Асмик и Ашоту.
Принимают решение легко, а наша пара не может прийти в себя от их доброты и щедрости. Потому что работают тяжело, поднимаясь медленно по социальной лестнице другого мира и проходя через многочисленные операции сына.
И вот все документы оформлены и подписаны. Обязательства нашей молодой пары по контракту минимальны, на уровне человеческой помощи, в которой они никогда бы не отказали ни старикам и никому другому, нуждающемуся в ней. Поскольку помимо интеллигентности обладают невероятной душевной добротой и отзывчивостью.
Пожилая женщина направляется в госпиталь, зная, что оттуда не вернется, и, мужественно проявляя заботу о муже, нуждающемся в постоянной заботе и помощи, на этой же машине скорой помощи везет его в «старческий», как называет его Асмик, дом.
Вскоре она ушла из жизни. Он недолго еще жил под постоянным уходом. Асмик и Ашот навещали его еженедельно. Он «ушел к жене».
А мои замечательные армянские канадцы, или канадские армянцы, как я их поддразнивала, Асмик и Ашот, иногда посещают свою очаровательную французскую недвижимость, в которой всегда тусуются многочисленные друзья и гости… Бесплатно!
В радости, веселье и благодарности. И собираются, когда выйдут на пенсию, жить в этом месте, вместе и долго-долго.
Дай им Бог! Они заслужили! Друзья не оставляют их надолго. И я туда собираюсь вскоре. Со своей дочерью.
Не правда ли, доброта в этом мире ведет за собой, сея в человеческом поле семена и взращивая доброжелательность, толерантность, желание и умение помочь.
Делать добро! Не чудо ли это в наше кровавое время?
Слышали ли вы когда-нибудь сочетание таких звуков, как, прости меня, Господи, звучание церковного органа и лай собак? Невероятно и странно.
Но это реальность. Не знаю, бывает ли еще где-нибудь в мире такое, что происходило в Нью-Йорке 4 октября. И, оказывается, не только в этом году, когда я наблюдала это невероятное сочетание, а случается это ежегодно уже в течение многих-многих лет в День святого Франциска. Он родился в 1182 году и прославился добрыми делами и любовью ко всем животным. Он пускал всех в свою обитель, и, говорят, даже волки приходили к нему.
К церкви The Cathedral Church of St.John the Divine с раннего утра со всех сторон города Нью-Йорка и его окрестностей стекались люди с домашними (и недомашними тоже) животными. Даже в метро на линиях, ведущих к Амстердам-авеню, где находится эта огромных размеров и потрясающей красоты церковь – кафедральный собор святого Джона (John the Divine), ехали люди со своими «меньшими братьями», а точнее, с «нечеловеческими» детьми.
Все животные были чисто вымыты, надушены, расчесаны, а некоторые даже наряжены. Меня привела сначала в смятение, а потом в восторг маленькая таксочка в розовой балетной юбочке («пачке»), из-под которой торчал тонкий хвост и выглядывала, извините, неприличная собачья задница.
Но собачка была так торжественна и горда нарядом, пребыванием в святом месте или просто всеобщим вниманием, что мой смех из саркастического перешел в радостный. Животные-девочки были украшены бантиками, заколками и тому подобными украшениями.
Основная масса публики, сидящей на скамьях собора, держала на руках, нежно поглаживая, собак и кошек. Все слушали удивительную музыку, состоящую из звуков природы, воспроизводимых необычными музыкальными инструментами, пением хора из ста человек и игры органа, любовались танцевальными движениями молодых девушек с шарфами и флажками и внимали проповеди священника.
Вот тут-то и заметила я, что к прекрасным торжественным звукам органа присоединилось что-то инородное… собачий лай. Это поразило.
В торжественной обстановке, как ни странно, животные вели себя спокойно. Одна только брехучая собачонка облаивала всех, кто проходил мимо. Животные терпеливо сидели, посматривая по сторонам, как бы сравнивая и оценивая окружающих и ожидая восхищенных комментариев.
Многие маленького размера собачки и кошечки спали на руках своих покровителей, которые, боясь пошевелиться, охраняли их безмятежный счастливый сон. Вот житуха!
Проповедь священника содержала красивые и добрые молитвенные слова. Служба сопровождалась песнопениями.
Мы пришли позднее и, пробившись в середину зала, попали между стульями с людьми и огромнейшим, похожим на стол, сооружением из полированного дерева, на который инстинктивно хотелось положить сумки, пакеты, что мы тут же и сделали. К нам подошел служитель и очень вежливо попросил все снять с… алтаря. Это оказался поперечный срез дерева метра четыре диаметром, высотой около метра и возрастом много сотен лет, поэтому он был так огромен и красив с кольцами-контурами, обозначающими годы и даже столетия жизни этого дерева.
Моя приятельница, дама с собачкой – таксочкой по имени Сыночка, к счастью, пригласившая меня на это замечательное ежегодное событие в городе Нью-Йорке, объяснила мне, зачем все пришли сюда. Эти животные ждут благословения от главного священника Собора. И она сообщила, что сейчас приведут и других животных.
Я удачно стояла рядом с центральным проходом в храме между рядами стульев и приготовилась увидеть очередь из находившихся здесь людей и их питомцев, направляющихся к алтарю за благословением.
Вдруг вбежали несколько молодых людей, несущих трепещущие шелковые ленты голубого и зеленого цвета, обозначавшие волнение моря, и на длинном шесте – как бы плывущую огромную роскошную золотую рыбку из тонкого шелка и шифона, парившую в воздухе высоко над головами. Это было так невероятно красиво, что люди и звери замерли в восхищении. После того как рыбка проплыла по храму вперед до алтаря и назад к выходу, вошли люди с большими флажками и встали в середине храма, обозначив проход с двух сторон. И тут явились важные гости…
В церковь торжественно «вплыл» верблюд (и вправду «корабль пустыни»), за ним белая лошадь с чудной гривой, украшенной цветами и венком, затем с зычным «му-у-у» – огромная чистая чернобелая корова и бык, тоже с венками на рогах. И череда нескончаемых, восторженно ожидаемых сюрпризов узнавания и удивления продолжалась.
Шли ослик и пони, затем козочки и баран, потом полицейская собака, вся в медалях на перевязанной вокруг тела ленте, как заслуженный генерал. Она важно, с достоинством несла награды и улыбалась восхищенным людям и соплеменникам. За ней величаво выступали две ламы с расчесанной мягкой шерстью.
Потом пошли люди, державшие на плечах или руках птиц: орла, сокола, яркого попугая, несли маленьких птичек в клетках. Кто-то нес хорошенького пингвина, прижавшегося к груди от застенчивости. Затем на подушечках внесли двух больших черепах, огромного питона, обвившего служителя и поворачивающего свою маленькую голову в разные стороны, выбрасывая при этом тонкий язык. Далее – огромный кролик на руках сильного мужчины. Другой мужчина нес плоский ящик, внутри которого ощущалось какое-то движение. Пчелы – подсказали мне. Потом еще змеи.
Девушка несла какую-то странную собачонку. Оказалось, что она без задних ног и каким-то образом вместо них приделано устройство с колесиками для ее передвижения. Собачка-инвалид. Постоянные прихожане посетовали, что в этом году нет слона, он умер.
Все люди, которые вели и несли животных, были одеты в белые балахоны. Замыкающий катил садовую тележку с землей, всю перевитую цветами, обозначающую плодородие, а за ним женщина несла тоже всю перевитую цветами лопату, наверное, благословляя труд для природы.
Все животные прошли к алтарю и, получив благословение, стали выходить обратно. Их поведение было торжественным и благочинным. И, как ни странно, во время этого шествия животных, делегированных на празднество из зоопарка, я не услышала ожидаемого лая собак – даже брехучая собачка молчала. Правда хозяйка держала ее голову, повернув ее назад и в сторону от проходящего и проносимого зверья.
Не обошлось и без курьезов. Верблюд никак не хотел подниматься по высокой и широкой лестнице, ведущей в храм. Его подталкивали снизу несколько человек. А бык не хотел спускаться с лестницы, мычал, водил рогами и озирался налитыми кровью глазами.
Внизу на подходе к лестнице обосновались многочисленные журналисты с телекамерами и фотоаппаратами. Они ожидали схода этого шествия, чтобы запечатлеть зрелище для широкой публики.
Бык, пренебрегая всеми приличиями, выразил свое неудовольствие и неуважение, налил огромную лужу, которая потекла вниз, к журналистам, но тут подоспел монах с тачкой, а женщина с лопатой быстренько забросала лужу и потеки землицей из тачки, пригодившейся очень кстати.
Потом все выстроились на этой широченной лестнице в большую группу на разных уровнях и попозировали перед камерами для увековечения своей благословенной неотразимости.
А рядовую публику с «нечеловеческими» любимцами пригласили в садик, где всех животных благословил пастор. Моя дама с собачкой трепетала в ожидании, как, впрочем, каждый год, приходя сюда в этот знаменательный день. Сыночка был серьезен, сосредоточен, не глазел на соплеменников своего и не своего пола и ждал свой черед. Пастор взял его за тонкую длинную интеллигентную мордочку и довольно долго что-то говорил. Таксенок слушал, внимательно смотрел чудными умными карими глазами на священника и думал, возможно, что сейчас наконец получит свой обед. И точно. Безумно любящие мама с папой тут же вынули стерильную мисочку, наполнили ее деликатесами и поставили перед ним, Сыночка ел с достоинством, правда, с оглядкой по сторонам, поскольку вокруг толпилось много всяких людей и собак, которые были не прочь пообедать вместо него. Тем более что его воду кто-то попроворней уже выпил.
Собачьи мама и папа стояли «на стреме». Вся еда благополучно и быстро исчезла из мисочки, и семья, счастливая и умиротворенная, отправилась восвояси.
Здесь же, в садике, прямо на траве расположились музыканты, играющие средневековую музыку, и танцевали дети с разрисованными странным образом лицами, имитируя животных. Можно было что-то купить, что-то интересное увидеть и найти на лотках. Люди и животные нежились на теплом солнце, умиротворенные причащением и услажденные увиденным и услышанным.
А я побрела по Бродвею, наполненная восторгом и преклонением перед этим удивительным городом и этим необычайным праздником для созданий божьих, организованным и проведенным с таким умением, любовью и добротой.
Ну в какой еще стране возможно встретить такую нетрадиционную традицию?