Валерий Столыпин
Двое в тиши аллей
Диетические страдания
Диета полезна, поспорить тут сложно,
Для нежных изгибов, бесспорно, прекрасна…
Вот только в словах надо быть осторожным —
Голодная женщина крайне опасна!!!
Нисса
Товаровед Люсенька Брусницына, элегантная женщина без возраста, считала себя красоткой. В меру сил и способностей она следила за своей изящной фигурой, посвящая строительству тела и созданию образа роковой женщины всё свободное время.
Она привыкла быть в центре внимания, гордилась магнетической силой соблазнительной внешности и способностью вызывать симпатии.
– С завтрашнего дня сажусь на диету, – заговорщически произнесла она за несколько минут до окончания обеденного перерыва, когда разомлевшие и расслабленные коллеги готовились отправиться по рабочим местам.
– Да-да, диета, это современно, правильно решили, Людмила Марковна. Гимнастика, массаж, воздержание от потребления углеводов. Я – за!
Игорь Леонидович просто так сказал, чтобы поддержать беседу, чтобы бросить публике кость, которую непременно кто-нибудь поймает и начнёт грызть. Ему в принципе без разницы, но не проявить должного внимания к заместителю начальника отдела он считал неприличным.
– Что, что вы сказали, Игорь Леонидович? Да как вы смеете! Намекаете на то, что я толстуха, что меня распирает от лишних килограммов? А сами-то, сами…
Люсенька часто-часто заморгала, сжала губки бантиком, демонстративно вытащила надушенный платочек с вышитыми вензелями инициалов – предмет небывалой гордости. Таких дорогих платочков с золотыми авторскими вышивками не было даже у жены директора.
– Слышали, все слышали, как он меня оскорбил прилюдно?
– Люсенька Марковна, бог с вами, я ничего такого не имел в виду, – принялся невольно оправдываться Игорь Леонидович, – но если вы настаиваете, я готов извиниться, компенсировать, так сказать, последствия необдуманной фразы. Мне, право, так неловко. Могу пригласить вас после работы на рюмочку чая в непринуждённой обстановке, например в кафе "Элегия", чтобы загладить вину.
– Ну, не знаю… зачем было выставлять меня на посмешище, зачем? Я считала вас человеком порядочным, интеллигентным, воспитанным, а вы… ещё это вульгарное двусмысленное предложение, достойное женщины лёгкого поведения. Зачем вы так сказали?
– Люсенька, золотце, честно говоря, я утратил нить нашего с вами конфликта. Напомните, с чего всё началось?
– Ах, так, он ещё издевается, – Людмила Марковна обвела насторожившийся коллектив требующим немедленного вмешательства коллектива взглядом.
– Люсенька, все знают, что у вас идеальная фигура. Какая к чёртовой матери диета, если у вас нет лишней жиринки, – попытался исправить положение записной сердцеед Дмитрий Георгиевич, мужчина, от благосклонности которого таяли женские сердца даже глубоко замужних женщин.
– Лишних, значит, нет, а какие есть… какие! Я настаиваю, вы обязаны сказать Б, если сказали А.
– Я и говорю. Вы же сами сказали, что с завтрашнего дня…
– Продолжайте, я сильная, я выдержу.
– Сказали, что садитесь на диету. Вам лучше знать, с какой целью, так сказать, обратились к аудитории с подобным заявлением. Вы же товаровед. Возможно, это был продуманный маркетинговый ход, рекламная акция, способ привлечь внимание к своей выдающейся персоне. Игорь Леонидович всего лишь пытался вас подбодрить, вселить в вас уверенность, сказать, что не бывает напрасных усилий, что он вас понимает и поддерживает.
– Та-а-к! А ничего, что я молодая женщина, что сравнивать моё многострадальное тело с рекламируемым объектом равносильно тому, что объявить меня товаром. И во сколько вы меня оценили? Я этого так не оставлю, вы пожалеете, что связались со мной!
– Причём здесь я. Решили худеть – дерзайте. Стройность излишней не бывает. У любого из нас есть пара-тройка избыточных килограммов. В этом нет ничего обидного. Коллектив всегда вас поддержит. Если необходимо – материально тоже.
– Нельзя же слова расстроенной полнотой женщины воспринимать буквально, – скорее из женской солидарности и чтобы закончить затянувшийся конфликт сказала Зоя Петровна.
– Вам нужно начать с себя, Дмитрий Георгиевич. Смотрите, как вы раздались в боках. Это неприлично. А обсуждать женские проблемы тем более.
– Чего обсуждать, – гаркнула во всю мощь своих лёгких Людмила Марковна, – какие такие мои проблемы. Вы с ума все посходили?! Переключайтесь на Дмитрия Георгиевича. Пусть он худеет, скоро в дверь влезать перестанет. Вот!
– Не ваше дело, милейшая Людмила Марковна. Жена меня и такого любит. Не нарывайтесь, мне тоже есть, чего рассказать… про вас…
– Но-но, не смейте смешивать меня с грязью, этот эксперимент может плохо для вас закончиться. Не забывайте, что я заместитель начальника отдела, что у меня есть право голоса. Идите и худейте, нечего меня обсуждать.
Дмитрий Георгиевич покраснел пятнами, схватился за грудь, но вовремя одумался, встал и элегантно ретировался в свой кабинет.
– Я на днях читала, – попыталась увести разговор в безопасное русло Зоя Петровна, – что итальянцы изобрели чудодейственные таблетки. Принимаешь три раза в день и худеешь без проблем. Никаких тебе тренажёров, ограничений, диет: съел и наслаждайся жизнью.
– Вы-то с какой целью интересуетесь таблетками для похудения? Вам и без того не хватает мышечной массы, навскидку килограммов десять наесть не мешало бы.
– Вот, Людмила Марковна, теперь Игорь Леонидович и меня оскорбляет. Правильно вы на него обиделись. Не мужчина – женоненавистник какой-то. То худей, то отъедайся. Вы тоже, между прочим, не в моём вкусе. На месте вашей жены…
– Вам не грозит оказаться на месте моей жены, женщины достойной и умной. Давайте уже заканчивать этот ба… это непристойное препирательство. Научитесь уже любить своё тело, тогда обижаться будет не на что и не на кого. Пора приступать к профессиональным обязанностям. Таблетки, диеты… Мне моя упитанность нисколько не мешает. Моей жене – тоже. У кого комплексы – переживайте их молча. У меня нет проблем с весом. Посмотрите лучше на Евгения… Борисовича. У него любовь, ему про диеты думать некогда, а какая атлетическая стать, какой восхитительный румянец. Учитесь у него быть счастливыми и здоровыми. А знаете в чём секрет его стройности? Не знаете, а я знаю. Он вместо бутербродов и шейпингов всю зарплату на цветы тратит. Не зажиреешь, когда в кармане вошь на аркане. Вот и весь секрет.
Евгений Борисович обвёл благородное собрание равнодушным взглядом и погрузился с головой в компьютерные проблемы, эффективно решая которые он мог не задумываться о хлебе насущном.
Сегодня Евгений поведёт любимую в кафе” Элегия”. Хорошо бы занимать не пришлось.
– Мне бы ваши проблемы, коллеги, – подумал он, – отравиться бутербродиком, выпить чашку горячего какао – это же такое счастье.
Холодно и больно
А она понимает, что снова – к чёрту ужин, хоть убран дом,
Что любовь, по большому счёту, у неё совсем не о том,
Что в какой-то момент не важно, у кого вторые ключи,
Если все – инвалиды любви, если каждого надо лечить.
И она молчит.
Елена касьян
В комнате было темно, тоскливо и душно, хотя окно распахнуто настежь, а воздух прохладен и свеж. Кружевные занавески порхали и кружили в зловещем танце, усиливая состояние безысходности и отчаяния.
Голые ветви берёзы раскачивались с жалобным стоном, стучали при порывах ветра о стекло, бесцеремонно проникали подвижными тенями внутрь комнаты, создавая иллюзию враждебного вторжения.
На самом деле им не было никакого дела до сидящей в расслабленной позе на полу Линды. Отголоски переживаемой трагедии атаковали не снаружи – изнутри. Она никак не могла сосредоточиться.
Мысли зигзагами и прыжками петляли по лабиринтам воспалённого сознания, за что-то призрачное цеплялись, но были слабы и беспомощны что-то изменить. Их запросто сбивал шум на улице, хлопающие крылья безумно пляшущих полотен тюли, даже привычные щелчки отмеряющих уходящие навсегда секунды стрелок настенных ходиков.
Многоквартирный дом тем временем наслаждался обыденной жизнью. Звукоизоляция в нём была несовершенной: стоило немного прислушаться, как тайная жизнь соседей становилась частью твоей.
Этажом выше что-то тяжёлое катали по полу, топали ногами, словно резвящиеся на степном просторе жеребцы. Там жила семья с двумя замечательными ребятишками. Кажется, они счастливы.
За стенкой справа были слышны приглушённые вопли. Это почти ежедневная традиция. Эмоции и чувства люди выражают по-разному, иногда причудливо, чересчур эксцентрично. Эта странная парочка постоянно что-то яростно выясняет с хлопаньем дверей и битьём посуды.
Минут через двадцать у них наступит затишье, немного позднее будут слышны размеренные звуки бьющейся о прилегающую стену в экстазе любовного примирения спинки кровати.
Линда давно жила в этом доме, знала всех жильцов, была в курсе их проблем и предпочтений.
В их квартирах протекали однообразные будни простых людей.
Зачастую разобраться в сюжетных хитросплетениях семейных и сложно переплетённых межличностных событий было слишком сложно: не всегда это было выражением благоденствия и счастья. На то и настоящая жизнь, в которую она не была посвящена и допущена.
Женщина мучительно переживала своё затянувшееся до тридцати лет одиночество, безмолвие и пустоту по вечерам, терзания по поводу несбывшихся желаний, хотя лелеяла всё же надежду на светлое будущее. Друг, точнее любовник, у неё был, но отношения с ним имели неопределённую форму.
В замке входной двери дважды провернулся ключ, заскрипели петли. Давно бы пора их смазать, только некому. Это Игорь Леонидович пришёл с визитом.
Она не знала, когда в очередной раз он явится. Любимый не имел обыкновения предупреждать о предстоящих посещениях: обычно шумно вваливался с ворохом свёртков, наполненных вином и готовыми закусками, в любое удобное лично для него время, открывая дверь своим ключом, и принимался активно хозяйничать.
Игорь – мужчина до мозга костей: грубовато-прямолинейный, энергичный, самоуверенный, резкий, ужасно вспыльчивый. Вёл себя с Линдой дерзко, по-хозяйски, но не обижал; гордился ролью благодетеля и спонсора.
От него всегда вкусно и уютно пахло, к нему неодолимо притягивало соблазнительной, желанной чувственностью.
Игорь умел и любил танцевать, целовал так, что от избытка нахлынувших чувств у Линды беспомощно подкашивались ноги. С ним было ужасно интересно разговаривать даже тогда, когда беседа уходила в дебри травмирующих психику или шокирующих тем.
Именно таким как Игорь Линда представляла будущего спутника жизни, видела в томительно гнетущих снах в холодной одинокой постели. Но – видно не судьба поменять в обозримом будущем социальный статус.
Любовники встречались больше года. Мужчина чувствовал себя в этой квартире по-домашнему, как в собственном жилье. У него здесь были индивидуальные полки в шкафу, полный набор необходимых личных вещей, даже бритвенные принадлежности, собственные полотенца и тапочки, а так же ноутбук.
Игорь был удивлён, раздосадован, что его не встречают, о чём тут же громогласно возвестил.
Линда не двинулась с места. Сознание женщины в клочья раздирали противоречия. Она никак не могла решиться на поступок, который, как казалось, был крайне необходим.
Сегодня им предстоит расстаться. На-все-гда!
Игорь холост. Линда знает, нет, не так – чувствует, догадывается, что у него есть тайная личная жизнь, в которой он выстраивает интимные отношения не только с ней.
Не только.
Прежде её вполне устраивали отношения без обязательств.
Опять не так.
Просто до поры Линда ни о чём подобном не задумывалась, жила переполненная сверх меры любовью и связанными с ней мечтами, считала, что Игорь думает и чувствует так же, что ему нужно время, чтобы принять судьбоносное решение.
Оказалось, что нет.
Игорь был для неё всей жизнью, а она для него лишь отдельным эпизодом, пикантной приправой к пресным будням, в которых не случалось некоторое время по какой-то причине других интимных наслаждений.
Чаще и чаще Линда замечала в его глазах не искорки искреннего счастья от взаимной принадлежности друг другу, а липкие следы нахлынувшей внезапно похоти, удовлетворив которую он становился безразличным, иногда мрачным, старался уединиться в компьютере или вовсе спешил уйти.
Явных следов присутствия в жизни любимого других женщин не было, разве что невнятные посторонние запахи и длительные перерывы в свиданиях, но интуиция не давала покоя, оглушительно и протяжно посылая сигналы бедствия, игнорировать которые не было сил.
– Просыпайся любимая, я соскучился! Хватит сидеть в темноте и скучать. У меня сегодня превосходное настроение. Зацелую до смерти, изомну как цвет! Ау, Линдочка, ты что, оглохла? Есть замечательный повод для праздника души и тела. Меня назначили руководителем проекта. Отныне я большой босс. Ты рада?
– Безмерно счастлива. Главное, чтобы тебе было хорошо.
– Я быстренько накрою стол, а ты скоренько дуй в душ. Моя любовь выходит из берегов, ещё немного и затопит весь прилегающий к месту действия район. Линда, любимая, обнимай же меня скорее!
– Давай не сегодня. Нет настроения для праздника.
– Даже слышать не желаю. Сгораю от страсти. Ты что, обиделась! Работа, сама понимаешь. Как только освободился – сразу к тебе. Ой, извини, на звоночек нужно ответить.
– Да, я! Нет, не могу, сегодня занят. Завтра сказал! Это почему? Я же заранее предупреждал! Давай не сейчас. Нет. Не сердись. Мне к завтрашнему совещанию проектную документацию нужно доработать. То, сё. Да-да, ещё на работе. Какие такие бабы! Нет, нет, не забыл. В десять буду. Точно буду.
– Мама. У неё сегодня юбилей. Закрутился, совсем забыл. Да! Придётся в темпе вальса ворковать. Скоренько – без прелюдий и церемоний. Сама слышала. Ты ещё не в душе? С мамой не поспоришь, сама понимаешь. Такой день, а я, неблагодарный потомок, забыл. Ну да ладно – не последний день живём. Наверстаем.
– В прошлом году у неё, кажется, в ноябре день рождения был. Впрочем, не важно. Ты иди, иди. Подарки можешь забрать. Нельзя заставлять женщину ждать.
– Какую женщину? Ах, маму! Я к тебе пришёл, соскучился. Тебя хочу. Я так долго ждал, так мечтал о близости. Ты у меня такая прелесть! Такая сексуальная, такая аппетитная, сдобная ватрушечка, такая сладенькая и мокренькая! Эх-ма, не томи, Линдочка, любовь моя единственная!
– А потом, что потом!
– В смысле? Как обычно: винца выпьем, икорочкой закусим, вкусняшками всякими побалуемся, вон их сколько. Суши вон из ресторана, пицца, шашлык.
– А когда аппетит утолишь, когда избыточное давление в интимном клапане стравишь, тогда что! К другой любовнице полетишь… Фигаро здесь – фигаро там! У наших отношений вообще есть будущее?
– Что за чушь, что за претензии, девочка! Я взрослый мальчик, сам вправе распоряжаться личными ресурсами. Нет у меня никого! Кроме тебя.
– А я, я-то у тебя есть?
– Понимаю, Линда, понимаю. Замуж тебе хочется. Фату там, кольца с брюликами, белоснежное бельишко, платьишко фасонное, фейерверки всякие. Крики горько, детишек орава, ага! Хомут на мою шею, седло, поводья, удила. Да пойми же, наконец, подружка дорогая, я же молодой, не нагулялся ещё. Нет, не подумай, я не бабник, ни боже мой. У нас с тобой всё предельно серьёзно, без б. Чего тебе не хватает!
– Думаешь, мне так уж хочется именно за тебя замуж? Её, её, барышню ту, что в телефоне, тебе тоже жуть как хочется, так ведь! Как же ты с ней после меня-то, не противно… а осилишь?
– С кем, Линда? Ну, у тебя и фантазии. Вы, бабы, сумасшедшие все, даже к бревну ревнуете.
– Ну, с этой, с мамкой, которая названивает и пальчиком грозит. Наверняка ты там крепко накосячил, иначе бы не юлил. Думаешь, я совсем наивная? От тебя Игорёк чужими бабами на километр несёт. Не я тебе нужна, не я – секс. Секс без обязательств, чтобы эго потешить, чтобы было о чём дружкам рассказать. Ты же мне ничего не обещал, так? Так. Значит, за последствия отвечаю только я. А если я скажу, что беременна, тогда как?
– Да ладно. Не, слушай, Линда, нет, так мы не договаривались! Если только годика через два. Нам же замечательно вдвоём. Зачем рушить, зачем убивать нашу с тобой любовь?
– Так ты меня на самом деле любишь?
– Нам же хорошо. Разве это не любовь?
Игорь закурил, не спросив у хозяйки разрешения, налил себе вина. Потом долго весьма обстоятельно доказывал, что гражданский брак – это нормально в современном мире. Так, мол, думают и живут все.
Классическая семья с её предрассудками – пережиток прошлого. Штамп в паспорте убивает любовь. Свободные отношения и интимное разнообразие продлевают молодость. Секс на стороне полезен для здоровья и не является изменой, а молчание про отдельные походы налево оберегает психику партнёра от перегрева.
Линда молчала. Перед ней сидел совершенно посторонний мужчина: сильный, грубовато-прямолинейный, энергичный, самоуверенный, резкий и вспыльчивый, в меру циничный, почти щедрый. Но теперь он стал чужим, присутствие которого неприятно, болезненно тягостно отзывалось в каждой клеточке тела.
Линде совсем некстати вспомнился анекдот про места общего пользования, куда нормальные дамы не должны прятать деньги.
Красивое прежде лицо Игоря казалось теперь расплывчато-безобразным, порочным, даже гадким. Сложно было понять, как она могла полюбить такое убожество.
Линда собрала себя в кучу, напряглась, словно собиралась прыгнуть в бездонную пропасть. Внешне она была спокойна, хотя внутри закручивались спиралью неуправляемые вихри разрушительных эмоций.
Мерзкое чувство брезгливости, неприязни сжимало горло, препятствовало свободному дыханию.
– Тебе пора, Игорь. Ключи! Оставь ключи, они тебе больше не понадобятся.
– Ты что, обиделась! Напрасно. Как бы не пожалеть потом. Принцы на белом коне только в сказках встречаются. Я для тебя завидная партия. Мне ведь кто угодно даст, а кто на тебя позарится? Давно ли ты девочка в зеркало смотрелась? Тоже мне – принцесса!
– Юпитер, ты сердишься – значит, не прав. Не думала, что в тебе столько пошлости и низменного цинизма Ты ведь тоже не орёл, если разобраться. Могу перечислить, что с тобой не так. Я ведь тебя не обижала, зачем же так унижать?
– Заслужила. Нечего из себя жертву строить. Скажи спасибо, что спал с тобой, убогой.
– Спасибо, любимый! Будь счастлив. Не жди, что отвечу грубостью. Мне действительно было с тобой хорошо. Было, пока не поняла, что для счастья одного секса мало. Любовь без доверия и общей цели бесплодна. Эгоизм и альтруизм – нормальные состояния, когда они находятся в равновесии. Я готова дарить и отдавать, но не бесконечно. Прости. Ты – самолюбивый нарцисс.
– Дура ты, Линда! Больше мне нечего сказать. Если что – я на связи.
Игорь ушёл, громко хлопнув дверью, прихватив с собой закуски, до которых не успел дотронуться. Линда выключила свет, легла на кровать, свернувшись калачиком. Слёзы обжигали лицо, мешали дышать.
Ей было холодно. Холодно и больно на отсыревшей от солёной влаги подушке. Сердце переживало вместе с ней: то застывало без движения, то яростно клокотало, сдавливая грудину мучительно ноющими спазмами.
Женщине казалось, что кто-то безжалостный грубо вскрыл грудную клетку, разворотил её содержимое, потом отвлёкся и оставил как есть, забыв, что она ещё живая.
Почему же так больно лишь от того, что не поняли, оттого, что Игорь не захотел идти с ней по жизни рука об руку? Может быть, не нужно было задавать ему неудобные вопросы, ждать ответа на них, требовать взаимности? В этом ли суть отношений!
Как же всё в жизни запутано, как сложно.
Про ленивого соловья и деликатные женские проблемы
Нам мир запараллелить не дано —
Реально здесь лишь то, что единично.
И пусть действительность не очень симпатична,
Не мы ль тому виной, что жить темно?
Андрей Карпов
За окном было ветрено и серо, холодно и зябко, даже морозно, если считать настоящей зимой минус семь градусов и две пригоршни снежинок, валяющихся на окоченевшей траве.
То же самое было у Риты на душе, лишь слой снега на просторах безжизненного внутреннего мира был немного толще, а от пустоты и меланхолии невозможно было укрыться за стенами, согретыми батареями центрального отопления.
Женщина была абсолютно свободна в ближайшие дни, если так можно назвать безграничное количество праздного времени, которому она не могла найти применение.
Рита что-то неразборчиво чувствовала, по большей части ощущения уводили её вглубь воспоминаний, которых было много, но неоформленных, блёклых.
События проносились перед внутренним взором как снежинки – кружась и танцуя, сбивались в бесформенные комочки, не успевая обозначить приоритеты.
Рита не могла понять, хорошо ей тогда было или плохо, грустно или весело. Но, что-то же, было! Не могла же она прожить тридцать пять лет, ничего не чувствуя.
Как-то само собой получилось, что она научилась управлять своими эмоциями: подчинять и дозировать настроение, распоряжаться потоками мыслей, взаимодействовать и договариваться с подсознанием.
Наверно этот процесс зашёл слишком далеко, коли сумела сама себя загнать в капкан безысходного одиночества, настороженный совсем для другого случая.
Рита всегда умела гасить приступы болезненной сентиментальности, затяжной апатии и прочих прелестей хронического уныния способом методичной реализации тысяч бытовых дел, которые никогда невозможно закончить, ибо их бесконечное множество.
Так учила мама: если тебе плохо – нужно наводить порядок. Образцовая кухня – основа душевного равновесия. И наоборот.
– Нет ничего глупее, – говорила она, – чем постигать глубинный смысл жизни. Его нет, не существует, потому, что оцифрованная, логически стройная судьба – мертва. Жизнь целиком и полностью состоит из ошибок и глупостей. Именно их ты будешь вспоминать на смертном одре, а не достижения, которые были, есть и навсегда останутся заблуждениями (это ты поймёшь позже).
Мерилом счастья является само счастье, мимо которого пройти невозможно. Если тебе вдруг стало хорошо, значит, живёшь не зря. Тянись за состоянием тепла и эйфории, увидишь – тебе всегда будет, о чём вспомнить.
– Мама, мамочка, я ничегошеньки не помню, кроме того, что происходит здесь и сейчас, –нашёптывала Рита, – но это лишь повод для тоски и уныния! Я реально забыла, чем пахнет счастье… как выглядит счастливый мужчина, Я не помню, о чём тогда, в самые безмятежные дни, пел соловей. Почему мне сразу и вдруг стало лихо!
Ведь он точно пел, и я определённо его понимала… когда у меня, то есть со мной, был Костя. Может быть соловьи устали, или стали ленивыми?
Был Костя, теперь его нет, а я тупо не могу спать по ночам, мне что-то плохое мерещится, что-то неопределённое, но тревожное хочется вспомнить.
Что было не так с моим мужем, почему мы расстались?
Что не так со мной, если запросто его отпустила, а теперь, когда прошлое не вернуть, испытываю чувство вины?
Почему поток радости и счастья, вначале такой бурный, быстро иссяк?
Почему Костя перестал до меня дотрагиваться задолго до развода, разговаривать со мной, восторгаться моими глазами, лазить под подол, говорить милые приятные глупости, от которых замирало всё изнутри и становилось сладко во всём теле?
Рита всю жизнь куда-то бежала, себе и другим доказывала свою исключительность и индивидуальность, а Костя… он был обыкновенный, приземлённый, ни к чему особенному не стремился, просто жил.
Его постоянно несло, то в горы, то в дебри науки, но покорять самые крутые вершины и глубины он считал скучным, потому быстро уставал от стремительных гонок по бездорожью, и увлекался чем-то иным, ещё неизведанным.
Костя при людях мог залезть ей под кофточку с головой, покрутить у всех на глазах восставшие от такой наглости соски, поцеловать взасос, прошептать так, чтобы все слышали, что хочет её… хочет здесь и сейчас, и смотреть на неё при этом маслеными глазами, смотреть доверчиво и влюблённо.
Это было непристойно и стыдно… но до жути приятно.
Сексом, считала Рита, занимаются люди недалёкие, убогие духовно. Секс – физиология, грязная и ненастоящая. Любовь – нечто иное: духовное, возвышенное.
Рита почти привыкла к своему одиночеству. До сегодняшнего дня в нём было достаточно комфортно.
Женщина пыталась вспоминать, анализировать, что упустила, в каких алгоритмах и реализациях допустила ошибку, но линия судьбы казалась ей безупречной и правильной: кроме самого Кости, наличие которого в жизни никоим образом не вписывалось в стройную программную линию.
Что в нём, в Косте, было такого, чего невозможно создать, купить, воспроизвести методом синтеза, собрать из отдельных деталей, в чём его природная исключительность? Чего стало недоставать в жизни в его отсутствие?
Аналитический ум Риты требовал сатисфакции, удовлетворения исследовательского эго хотя бы в теории. Но разум молчал.
Ей не в чем было себя упрекнуть. Костя имел всё, о чём мог мечтать любой мужчина: квартиру, машину, дачу, возможность одеваться, творить, путешествовать.
Жаль только она, Рита, не могла разделить его праздник – ей всегда было некогда. Но это издержки образа жизни любого успешного профессионала, готового положить свою судьбу на алтарь процветания.
Женщина смотрела в окно, закусив губу едва не до крови, и не могла ответить ни на один из своих вопросов.
Костя оказался слабаком. Едва успев развестись, он женился на невзрачной пигалице без образования, без перспективы когда-нибудь, даже в далёком будущем, научиться таскать для него каштаны материального благополучия. Такие женщины годятся лишь в проститутки и домохозяйки. Их перспектива – родить и выкормить пять, лучше десять детей.
Рите было обидно, что он, Костя, оказался неспособным сделать хотя бы раз в жизни достойный, осознанный выбор.
Эта кукушка принесла ему троих детей, поставив тем самым крест на научной карьере мужа. Костя бросил аспирантуру, живёт с ней в примитивной двухкомнатной квартире в провинциальном пригороде, работает на заводишке заместителем главного энергетика, не имеет под рукой даже элементарного средства передвижения.
Как, объясните, как можно расти интеллектуально и духовно в такой унылой обстановке! Разве убогость может быть платформой для любви, для романтики, для счастливого будущего!
На какой стержень, скажите на милость, можно нанизать мышцы взаимного магнетизма, кровеносные сосуды эстетического вдохновения, восторг познания, нервы исследовательского зуда, если не на что и не на кого опереться?
Рита заплакала. Она вспомнила что-то особенное, что Костя умел делать по ночам, в те редкие минуты, когда она по-настоящему закипала и позволяла ему всё.
Это была так здорово, так прекрасно, но идти по пути примитивного восприятия мира – не её метод.
Позволить первобытным инстинктам и ископаемым функциям определять будущее, значит отказаться от сознательного созидающего строительства судьбы.
Да, Рита позволяла иногда делать с собой это, но лишь тогда и в том объёме, какой не мог повлиять на судьбу.
Она была самостоятельной и жёсткой, но правдивой и смелой не была. Все неудобные вопросы Рита откладывала на потом, позже сознательно забывала, запрещая напоминать о том, что такие деликатные проблемы существуют.
Сейчас она плакала, украдкой, с закрытыми глазами, проникая меж тем обеими руками во влажную скользкую теплоту запретной зоны, которая несмотря на табу помнило Костино вульгарное вторжение и ту телесную радость, которая приносила с собой иногда сгустки энергии счастья.
Это вышло совершено случайно, на автомате, когда сознание было занято совершенно другими переживаниями, которые случались ещё тогда, когда у неё был Костя.
Когда тело закончила сотрясать серия конвульсий, Рита спокойно взяла лист бумаги и принялась скрупулёзно записывать только что испытанные ощущения.
Всё просто, обрадовалась она – Костя здесь совсем не причём. Дело в химии мозга, которая посылает импульс, запускающий серию гормональных реакций, которых наверняка можно избежать.
Например, с помощью современных медикаментов. Почувствовала беспокойство – приняла таблетку и можешь быть свободной, до следующего приступа.
Так и знала, что у любой проблемы есть решение. Почему же раньше нельзя было сделать подобный простой вывод? Нужно с Люськой посоветоваться, она по части мужиков и прочих примитивных переживаний – дока, недаром сексопатологом работает.
– Так, стоп! Почему я подумала про приступ, про патологию, допускаю, что это психическое заболевание? Так и до альцгеймера недалеко. Нет, мне, математику с мировым именем, нельзя даже мысли допускать о дисфункции мозга. Если для сохранения психического здоровья понадобится спать с мужчиной… короче, нужно срочно звонить.
– Люсьен, подруга, у меня проблема.
– Ха, несомненно! Хорошо, что ты сама о ней заговорила. Давно?
– Что давно?
– Накрыло давно, спрашиваю? Эта глобальная катастрофа стара как мир, дорогая. Удивительно, что тебя данная дисфункция до сих пор не раздражала. Неудовлетворённая женщина агрессивна, потому представляет опасность для себя и для общества. Но проблема куда глубже.
– Не строй из себя дурочку, Люсенька. Ты же умница. Расскажи лучше, что делать, чем лечить.
– Каждой Оле, Ритуля, нужен Коля, а Коле – Оля, только и всего, в самом банальном и примитивном физическом виде. У мальчиков и девочек для выравнивания потенциалов имеются специальные органы, которым время от времени необходимо позволять взаимодействовать методом грубого совокупления: сунул – вынул.
Нет нужды что-то новое выдумывать. Заведи себе кабальеро выходного дня, пусть тискает тебя, раздевает, ковыряется, скачет. Пусть впрыскивает в тебя энергию жизни, сколько успеет, сколько осилит физически.
А ты терпи, а потом живи… спокойно и счастливо. Таким образом, подруга, ты сохранишь интеллектуальное, физиологическое и творческое долголетие, а также память и здоровый рассудок.
– Разве нет другого, более современного, более эстетичного метода? Мы же не в каменном веке живём. Почему обязательно скакать и совокупляться?
– Есть, Ритуля, есть безопасный с точки зрения неприличных заболеваний выход, но при альтернативном способе удовлетворения опасность стать психопаткой сохраняется. И не только это.
– Я тебя слушаю.
– Купи мастурбатор, подруга, если брезгуешь впускать в себя предусмотренные матушкой природой физиологические уплотнения. Этот синтетический, вполне современный физиотерапевтический модуль требует лишь периодической гигиены силиконовых элементов и своевременной подзарядки.
С ним нет необходимости кокетничать, договариваться о методах и временных рамках проникновения, стесняться постороннего присутствия, неприятных тактильных эксцессов. Дёшево и сердито: включил, сунул, вынул, выключил, провёл санобработку и забыл.
– Меня устраивает. Только и всего?
