Валерий Столыпин
Сольфеджио любви
Любовь и счастье на качелях
Не мне учить угрюмых чуду,
ввергать в метели встреч,
разлук.
Мы носим счастье,
как простуду,
и выздоравливаем вдруг.
Глеб Горбовский
Верочка, не юная уже, но миловидная, стройная, впечатлительная особа (её немного смущала избыточной энергетикой капелька молдавской крови, требовательно волнующая навязчивым ожиданием настоящей любви), была трагически одинока бесконечно долго, дней десять.
Женщине хронически не везло в любви.
Она знала, когда это началось, но не могла понять, отчего судьба заставляет вновь и вновь совершать движение по кругу.
Верочка чутко улавливала флюиды взаимной гравитации, легко шла на контакт с обаятельными, тёплыми, уютными мужчинами, готовыми делиться сокровенным, была с ними податливой, ласковой и нежной.
Увы, каждый следующий мужчина, в которого она влюблялась без памяти, с которым хотела выстраивать серьёзные отношения, добавлял в коллекцию очевидных противоречий, исключающих возможность создать совместно счастливое будущее, несколько неблаговидных штрихов.
Верочка довольно хорошо ориентировалась в контурах деликатных свойств характера мужчины и их привычек, с обладателями которых лучше не соприкасаться, но вновь и вновь наступала на грабли, бьющие по больному.
Женщина старалась дышать, разговаривать, думать и мечтать в унисон с любимым, чутко улавливала ритмы его желаний, подчиняла свою волю некой общей гармонии, способной извлекать из обыденности вибрации глубоких переживаний, создающих основу восхищения жизнью. Некоторое время получалось.
Эффект новизны и свежести впечатлений ошеломлял: кружил голову безграничными возможностями, возбуждал желание наслаждаться своей и его щедростью, ослеплял великолепием эффектных контрастов сладкого вкуса с пряными и острыми приправами. Яркие романтические переживания манили обилием пикантных иллюзий, тактильных и визуальных галлюцинаций. А каково очаровательное послевкусие.
Верочка умела нравиться. Особенно её красил образ наивной мечтательницы: неумелой, бесхитростной, впечатлительной, доверчивой, хрупкой.
Это потом, когда круг испытуемых начал расширяться, когда первый мужчина, очаровавший и познавший её, сначала открыл парадный вход в чудесный мир трепетной, волнительной и яркой любовной магии, раскрасив реальность интригующей мишурой, а потом неожиданно выскочил в обыденность из мистического дурмана, обнажив оборотную сторону близости.
Виктор не был обманщиком, насильником, тем более злодеем. Любовь, особенно возбуждающая, чувственная, стимулирующая физиологическую активность составляющая, поглощала его восприимчивое к солидарному единению существо полностью. Любовником он был искусным, заботливым, нежным.
И всё же с ним пришлось расстаться.
Они познакомились на производственной практике, куда прибыли группой. Общая комната с нарами по периметру, на которых спали вповалку и мальчики, и девочки. Поначалу это вызвало шок, потом шепотки. Но другого жилья не было.
Юноши легли справа, девушки слева. Границу неприкосновенности обозначили табуретками.
Несколько дней ситуация вызывала напряжённость, потом негативная реакция трансформировалась в безразличие, позже вызвала нескрываемый интерес.
Парочки получили возможность уединяться под одним одеялом.
Виктора близость греховных соблазнов не то, чтобы отталкивала, скорее раздражала. Он был неловок, застенчив, скован. Общение с девочками давалось ему крайне сложно.
Верочка, девочка домашняя, скромная, тоже не проявляла активности. Когда ритуальные танцы начинали входить в откровенную фазу, она одевалась и выходила дышать.
Поздняя осень навевала романтические мысли: трогательные, невинные, раскрашенные беспричинной меланхолией, довольно приятной на вкус.
Зыбкий, непрерывно меняющийся мир, неутомимо вращался, лишая точки опоры. Слишком быстро, чтобы поспевать за переменами. В мечтах было уютнее, теплее.
– Можно с тобой, – набравшись смелости, забавно коверкая слова, спросил Виктор.
Девочка пожала плечами, но улыбнулась.
Молчать вдвоём, с аппетитом пиная разноцветные хрустящие листья, забавно танцующие на ветру, оказалось интересно.
Верочка смеялась. Обычно она, стеснительная, скромная, избегала демонстрировать эмоции, тем более мальчишкам. Но удержаться от соблазна на мгновение вернуться в детство, было сложно.
– Интересно, – подумала девушка, – он умеет целоваться?
Смутилась, потупилась, заливаясь пунцовой краской.
Витьку её детская непосредственность странным образом заводила. Откуда ни возьмись, появилось желание прикоснуться, узнать, холодные или нет у неё уши. Он любил, приходя с улицы, греть в маминых ушах застывший нос.
На столь откровенный компромисс не решился, но за руку взял, подгадав для этого ситуацию, когда увлечённая шалостью Верочка споткнулась.
То, что сложно, а иногда и ненужно выразить словами, легко прочитать на лице, во взгляде, просто почувствовать.
Интуиция что-то невнятно пискнула, посылая однако импульс, побудивший того и другого сканировать пространство на предмет совместимости. Изумлённая чувствительность испытала восторг, однако, попыталась скрыться при помощи наивных уловок.
То, что в обыденной ситуации не имеет значения, неожиданно приобрело мистический смысл.
Верочка отдёрнула руку, задержала дыхание, медленно почесала нос и вернула её обратно, – погреешь?
Ещё бы. Витька об этом мечтал.
Позже они усердно старались стать счастливыми, тщательно скрывая это пикантное, щекочущее возбуждённые органы чувств обстоятельство от всех прочих. Сердечная тайна – довольно веское основание для того, чтобы побыть наедине.
Витька млел от лёгкого прикосновения к её руке, путался в мыслях, ещё забавнее коверкал слова.
Отношения их были больше похожи на дружбу. Решиться на поцелуй для Витьки было немыслимо. И всё же. Для целомудрия, видимо, тоже установлен срок годности, когда сосредоточенность на сохранении неприкосновенности из достоинства превращается в проблему. Важно вовремя подвести черту, давая волю душе разрешить стать взрослым.
Девушку с некоторых пор ужасно волновали откровенные сцены в кино, когда начинало громко тикать сердечко, по телу пробегала горячая волна, заставляя чувственно напрягаться всем телом. Внизу начинало приятно пульсировать, отчего кружилась голова в ожидании сладостного восторга.
Такой день настал. Верочка сполна насладилась целомудренностью, можно сказать, устала от неё. Таинственное женское предназначение взывало к свершению подвига. Желание растекалось изнутри и снаружи щедрой порцией медовой патоки. Божественный замысел торопил, не позволяя даже мысли просочиться о том, чтобы экономить чувства, чтобы таиться или спасаться бегством.
Верочка заранее, задолго до первого сближения, распланировала вехи любви, каждый шаг, на который нужно было решиться.
Витька не подвёл: всё сделал деликатно, правильно.
Какое счастье, знать, что в океане жизни тебе не придётся барахтаться в одиночестве.
День свадьбы был назначен. Восторженные влюблённые с наслаждением пили воздух волшебных предчувствий, когда на глаза попались качели лодочки.
– Полетели, – потащил Витька невесту.
– У меня же платье. Снизу всё видно.
– Плевать. Я такой счастливый. Пусть смотрят. Я люблю тебя, Верочка-а-а!
Девушка поддалась на уговор. Пусть будет так, как хочет избранник. Если ему не стыдно, ей тем более. Семья – это доверие, прежде всего.
Жених буквально сходил с ума от радости. Выше, ещё выше. До самых облаков. И ещё, и ещё!
– Витенька, я боюсь. Хватит, – жалобно пискнула невеста, – пожа-луй-ста. Не надо-о-о. Витенька, не на…
Верочка зажмурила глаза, миниатюрная фигурка отрывалась от уплывающего из-под ног пола лодочки, когда маятник движения зависал на самом верху, руки затекли, одеревенели.
К горлу подступала тошнота, заполняя его едкой горечью. Силы удерживать устойчивое положение тела иссякли. Ещё мгновение и…
– Не бойся, я с тобой! Любимая, я так счастлив, – бурно выражал свою радость будущий супруг.
Он был занят собой, даже на крики зрителей не реагировал. Азарт заставил его забыть обо всём.
Лишь чудо удержало любимую, сумевшую присесть, уцепиться в перильца летящей палубы.
К останавливающемуся аттракциону бежали люди. Кто-то расстёгивал ворот платьица, кто-то водил у носа ватой, пропитанной нашатырём.
Верочка с трудом пришла в себя, никак не могла сконцентрировать внимание, долго опустошала через рот и нос содержимое кишечника, потом её тошнило желчью. На девочку было больно смотреть.
– Верочка, золотце моё, как же так, как же так! Я тебя так люблю!
Девушка и не знала, что так бывает. Пятнадцать минут назад она его любила, надышаться не могла. И вдруг…
Время остановилось. Совсем. Сознание медленно возвращалось, хотя мутило сильно.
Вера не чувствовала ничего, кроме озноба, нервной дрожи, нестерпимого жжения в голе, слабости и отвращения.
Пустые глаза, невнятная внешность. Что он тут делает? Пусть уходит. Навсегда!
Это было давно. Даже не вспомнить, когда. Наверно в другой жизни.
Витька потом долго извинялся, рыдал, ночевал под окнами. Зачем?
Он так и не понял, что обманул оказанное ему доверие. А без него… жить-то как!
Верочке долго после этого случая не хотелось никаких отношений.
Каждая новая любовь всё стремительнее приближалась к неминуемой развязке.
Слишком пристально Верочка вглядывалась в глаза избранников, слишком азартно искала то, чего не разглядеть на поверхности. На витрину мужчины красиво выкладывают неоспоримые достоинства, старательно рекламируя совсем не то, на что стоит обратить внимание в первую очередь.
Туманом любовного томления её накрывает и теперь, но она осторожна. И надо бы остановиться, пока не поздно. Появление на свет идеальных мужчин природа не предусмотрела.
Одиночество – состояние опасное. Но что поделать, если до сих пор свежа память о первой любви, вероломно обманутой флёром фальшивых страстей.
Её вполне устроило бы бескорыстное таинство, основанное на привязанности, взаимной симпатии и абсолютном доверии. Но встречается совсем иное. Все хотят чего-то особенное получить, желательно даром.
Она не жадная. Всё, что имеет, отдаст. Но ведь и самой чего-то надо. Не только говорить о любви, но и чувствовать её.
Скажите, Верочка права, или слишком многого хочет?
Мальчишка и любовь
я приказала сердцу ровно тикать
часам об стену биться что есть сил,
чтобы не выдать стоном, вздохом, вскриком -
что так легко меня ты соблазнил…
Анна Арканина
Каждое лето к дяде Лёне (все дети звали его исключительно так), который на самом деле был дедушкой и прадедушкой большинству малышей, привозили мальчишек и девчонок всего семейства Колесниковых.
Братья и сёстры, племянники и племянницы (разобраться в хитросплетении родственных связей было сложно: тётя, например, могла быть настолько младше племянника, что последнему приходилось таскать её на плечах) проводили у дяди Лёни большую часть каникул, чему были несказанно рады.
Детей здесь любили, но не баловали. Дисциплина в “лагере” была жёсткая, правила жизни – спартанские. Основным принципом отношений дядя Лёня провозглашал коллективизм, взаимовыручку и инициативу.
Несмотря на трудности быта (дед заставлял вставать в шесть утра, делать зарядку на берегу реки, купаться в любую погоду, работать на огороде, чистить картошку, мыть посуду) ребятня рвалась сюда.
Сашка приезжал к дяде Лёне с шести лет, однажды даже на зиму остался.
Воспитатель был непреклонно строг. Полученную в школе двойку, к примеру, он заставлял внука выпилить из фанеры, покрасить и вывесить на калитке; за лень наказывал многочасовым прослушиванием по радио новостей; за инициативу и добрые дела премировал походом в кино или на аттракционы.
Повзрослев, юноша всё так же приезжал к дяде Лёне при каждом удобном случае (теперь ему выделяли комнату во флигеле с отдельным входом и не докучали нравоучениями). Позже внук поступил в институт и поселился в приветливом доме надолго.
В соседях у дяди Лёни жила одинокая старушка, пускающая к себе квартирантов за малую плату и помощь по хозяйству.
У неё-то и поселилась Анжелика, девушка, провожая взглядом которую даже дед восхищённо цокал языком, – где мои семнадцать лет! Сашок, неужели ты не видишь, какая фея поселилась в скромной обители Елизаветы Капитоновны? Будь мне столько лет, сколько тебе, – мечтательно произносил он, – не будь дураком, приударь.
Сашка и сам не прочь был познакомиться, но куда там – мало того, что Анжелика была старше, вела себя девушка как настоящая королева, хотя была улыбчива и приветлива.
Юноша случайно подслушал разговор деда с соседкой. Речь шла о жиличке.
Оказалось, что у неё непростая судьба: рано потеряла родителей, воспитывалась в детском доме, в семнадцать лет забеременела, выскочила замуж за мальчишку из интерната, который был отцом будущего ребёнка.
Интернат выбил для них квартиру, которую муж тут же проиграл в карты, сел в тюрьму за хулиганство и причинение вреда здоровью пожилого человека, где спустя несколько месяцев был убит в потасовке.
Цепь драматических событий, проблемы со здоровьем и скудное питание стали причиной преждевременного выкидыша.
Девочка оказалась сильной: не просто выжила, сумела переломить судьбу.
Старики говорили про жиличку с уважением, а мнению деда внук привык доверять.
В диалоге правда прозвучала не только похвала: обсуждали друзья-соседи и некоторые странности, например то, что девушка два дня в неделю голодает, не ест мясо, рано поутру, когда нормальные люди спят, обливается холодной водой, бродит по саду голышом.
Причуды Анжелики вызвали у Сашки прилив крови во всё теле, сердцебиение и поток нескромных мыслей.
Нереализованные фантазии, связанные с девчонками, давно досаждали юноше, но в отсутствии чувственного опыта затухали довольно быстро, лишь изредка выплёскиваясь вовне непроизвольными ночными конфузами.
Теперь всё было иначе: Сашка не просто грезил, доводил себя до беспамятства сладкими мечтами о чём-то призрачном, но физически чувствительном, пока не решился убедиться – действительно ли Анжелика бродит по саду, в чём мама родила.
Юноша силился угадать, как выглядит юная женщина в костюме первобытной Евы, отчего возбуждался сверх всякой меры, доводя себя до неистовства.
Неизвестность манила, заставляла переступить через принципы, называемые совестью. Понятно, что подглядывать за девушкой тайком – преступление, но что делать, если любопытство и гнетущее томление были столь тягостны.
Сверившись с календарём, Сашка узнал, что рассвет в июне начинается в три часа. Встать в такое время было необычайно сложно, но что делать, когда есть запретная тайна и желанная цель, которая соблазняет, искушает и притягивает, словно гигантский магнит крупицу металла.
Юноша был возбуждён страстью, казавшейся безнравственной и порочной, но противиться ей не было сил. Видение обнажённого девичьего тела преследовало его с того памятного дня, когда услышал о таинственном пристрастии жилички.
Как Сашка ни пытался, уснуть не удалось: его лихорадило.
В половине третьего заинтригованный наблюдатель обустроил скрытую лёжку, с которой можно было видеть всё свободное пространство соседского сада.
Анжелика в лёгком халатике появилась около четырёх, довольно близко от укрытия.
Если бы девушка не наступила на сухой сучок, Сашка проспал бы судьбоносный момент.
На землю опустился туман, пока не особенно густой, проснулись певчие птахи. Воздух был напоён утренней свежестью, сладким запахом ночных фиалок, горьковато-терпким ароматом берёзовой листвы из соседней с домами аллеи и ожиданием демонстрации сокровищ.
Девушка ступала по сочной росе босиком, держа в правой руке полное ведро. Несмотря на тяжесть воды, у Анжелики была прямая спина и королевская осанка.
Шумно вдохнув, фея повернулась лицом к рассвету, воздела в приветствии руки, ловким движением сняла халатик, повесила его и полотенце на ближайший сук.
Сашка остолбенел от впечатляющего зрелища: прежде он не видел ничего более греховного и соблазнительного.
Анжелика стояла к нему спиной, демонстрируя стройный стан, выступающие лопатки, осиную талию, упругие ягодицы и ноги божественной формы. Ужасно хотелось увидеть больше, но пошевелившись запросто можно было себя выдать.
Сердце юноши барабанило во всю мощь, вполне могло его выдать. Наблюдать украдкой за чужой тайной было стыдно, но что делать – не было иного способа познания сокрытой до времени стороны взрослой жизни, в которой женщина и мужчина могли быть единым целым.
Фигура феи была бесподобна, божественна. Как же хотелось Сашке обнять это чудо. Хотя бы прикоснуться одним пальцем, но подобные действия были немыслимы: кто он и кто она…
Туман сгущался, птицы озвучивали трелями гимн пробуждения всего живого. Анжелика подняла над головой ведро, вылила одним движением, напряглась: вода наверняка была ледяная.
Девушка отряхнула тяжёлые капли, поправила волосы, повернулась лицом к Сашке, поглаживая попеременно животик, маленькие налитые груди, тёмный кустик в основании ног.
Выражения лица не было видно, мелкие детали скрывал туман, но впечатлений было больше чем достаточно.
– Постой так, не уходи, – шептал зачарованный мальчишка, впервые увидевший женщину в первозданной красе.
Эмоции восторга захлёстывали, не давали свободно дышать. Дивное зрелище продолжало удивлять: в движении (Анжелика начала приседать, размахивать руками и ногами, видимо в попытке согреться) девушка была еще привлекательнее. Теперь Сашке захотелось, чтобы она поманила его к себе, обняла.
Его затрясло от желания близости: яростного, неукротимого, первобытного.
Сашке было восемнадцать. Природа недаром поработала над эмоциями и чувствами подростка, которому не терпелось скорее стать мужчиной.
Первые лучи солнца осветили сад. Анжелика зажмурилась, прикрыла глаза и стояла. Стояла, широко расставив сильные ноги, настолько, что даже сквозь дымку тумана было видно нечто таинственное в глубине между ними.
Юноша скользил взглядом с одной округлости на другую, мысленно исследовал изгибы и впадины прекрасного молодого тела, пытался навсегда остановить впечатление таинства в памяти, запомнить всё-всё-всё, но насытиться не удавалось: хотелось смотреть ещё и ещё.
Рассветные краски добавляли впечатлений, сочно оттеняя одни интимные подробности, высвечивая другие. Сашка окончательно обалдел от свалившегося на него счастья, даже охнул вслух, но вовремя спохватился.
Анжелика покрутилась, словно танцевала под одной ей слышную мелодию, сняла с ветки халатик, посмотрела в Сашкину сторону и улыбнулась.
Обратно девушка шла, будто дефилировала на подиуме. Юноше казалось, что его раскусили, заметили, столь откровенно соседка виляла обнажёнными ягодицами, словно намеренно дразнила.
На следующий день представление повторилось. Сашка силился запечатлеть интимные позы в надежде, что впоследствии удастся сделать карандашные наброски, чем занимался почти до вечера.
– Дядь Лёнь, – крикнули от калитки голосом Анжелики, когда один из эскизов получился особенно удачно, – а Сашко дома (именно так, с ударением на о), – спросили деда.
– Рисует чего-то тайное: дверь прикрыл, не пускает. Крикни, если надобен, он услышит.
– Сашко, холодильник хочу передвинуть и шкаф, не поможешь?
Юноша спрятал рисунки под матрац, попытался унять румянец: тщетно. Руки тряслись, сердце выпрыгивало через открытый рот, дыхание встало колом, но отказаться от щедрого предложения побыть наедине с мечтой, было невозможно в принципе.
Сашка присел несколько раз, отжался, чтобы хоть как-то скрыть волнение, и вышел.
Комната Анжелики была практически пустой: письменный стол, платяной шкаф, солдатская панцирная кровать, застеленная по-деревенски, холодильник, два стула, тумбочка и половик. На маленьком подоконнике стояли два горшочка с фиалками и вазочка с букетом полевых ромашек.
Анжелика хотела помочь в перестановке, но юноша не позволил: мечтал побыть с феей подольше.
Девушка смотрела на его хаотичные действия, наклоняя голову, с улыбкой, словно рассматривала сквозь увеличительное стекло.
– Чай, кофе?
– А ты чего больше любишь?
– Чай, с малиновым вареньем. А ты, Сашко, тоже сладкоежка как я посмотрю. Любишь пить утренний туман с необычными впечатлениями.
Анжелика лукаво посмотрела на него, обнажив в улыбке белоснежные зубки.
– Как тебе изысканный десерт, понравился? Поделись впечатлениями, не держи в себе. Я красивая?
– Извини.
– Как у тебя всё просто. За всё в жизни, дружочек, приходится платить. Иногда очень дорого. Я, например, намереваюсь наказать озорника.
Сашкино лицо покрылось малиновой пеленой и испариной.
– Шучу. Какой же ты ещё мальчишка. Если скажешь, что никогда ни в кого не влюблялся – не поверю. Нравишься ты мне, Сашко. Знаешь чем? Нет в твоём поведении лицемерия, циничности, пошлости. Устала я от непристойных предложений, нахальных взглядов, оскорбительных прикосновений, примитивных подкатов, лживых признаний. Я ведь замужем была, чуть мамой не стала, влюблялась много раз. Зачем я тебе такая?
– Да ты… ты самая-самая… королева, фея. Я для тебя…
Анжелика подошла к Сашке вплотную, закрыла его рот мягкой ладошкой и ласково, по-матерински, произнесла, – дурашка! Обыкновенная я, как все. Не переживай, признаюсь, даже приятно, что именно ты, юный и чистый, мечтаешь обо мне. Приятно до колик в животе, что в меня, непутёвую, ещё можно влюбиться. Давно забытое чувство. Спасибо, мальчик. Не говори ничего, просто слушай. Я исполню все твои мечты, честное слово исполню, но не сразу. Ты слишком впечатлительный, тебя подготовить нужно. Целоваться умеешь?
– Конечно, умею. Ещё в седьмом классе целовался. Здесь, у дяди Лёни, с тётей Светой.
– С кем? Ты ничего не путаешь?
– Ах, да, смешно, конечно. Мне было четырнадцать, а тёте Свете – одиннадцать.
– Да, Сашко, ты оказывается ещё тот фрукт. Ладно, проехали. Влюбился в неё, сознавайся!
– Мы с ней в любовников играли. Понарошку. На школьном выпускном балу целовался, тоже не всерьёз, из любопытства. Мне понравилось, а Марине, похоже, не очень. Я её на свидание звал… не пришла.
Анжелика принесла чай, положила в розетку варенье, положила ложечку себе в рот, обняла Сашку и впилась ароматным поцелуем в его губы.
– Сладенький. На сегодня хватит. Не дай бог родимчик хватит. Смелее нужно быть, юноша. Дамы любят решительных мужчин… и сильных.
Сашка закрыл глаза, притянул Анжелику за голову и вернул поцелуй.
– Такой ты мне больше нравишься. Готов понести наказание? Не трусь, буду ждать тебя завтра… на рассвете. Не испугаешься?
Счастливый Сашка пребывал в эйфории остаток дня. Рисунки из-под его карандаша выскакивали один за другим: Анжелика с ведром, в домашнем халатике, абсолютно нагая, сидящая вполоборота, с чашкой чая.
До утра юноша не вытерпел – пришёл вечером, когда погас свет в окне Елизаветы Капитоновны. Поскрёбся в окошко и забрался в него, получив благословение подружки.
– Так я и знала. Какой же ты нетерпеливый.
Анжелика выключила ночник, сняла халатик, под которым не было нижнего белья, – знакомиться, Сашко, лучше на ощупь. Не стесняйся, исследуй, а там видно будет. Мимо нас счастье не пролетит.
Сашка торопился, боялся не успеть, опасался, что девушка передумает. Анжелика то и дело охлаждала его пыл, – ведёшь себя как ребёнок. Думай не только о себе. У бога дней много – мы всё успеем. Учись контролировать эмоции.
– Угу, да, – лепетал любовник, захлёбываясь впечатлениями, но по-прежнему спешил. Ему хотелось отведать всё: посетить каждую ложбинку, вкусить хоть по крохе от каждого экзотического блюда.
– Женщины, юноша, – наставляла подруга, – загораются медленно. Вот, так и знала. А-я-яй, детский сад! Вытрись, любовничек, охолонь. Ни богу свечка, ни чёрту кочерга. Раздразнил и только. Впредь никогда не спеши.
– Прости-те, Анжелика Тимофеевна. Вы такая сладкая, такая вкусная, поверить не могу, что это происходит со мной.
– Берегите патроны, юноша, это нынче большая ценность… слушайте тётю: я на семь лет старше, кое-что знаю… и тебя научу, если будешь стараться. Запомни: жизнь, это увлекательное путешествие, но лишь в том случае, если тебе интересен сам процесс, а не ожидание финиша. Сбывшаяся мечта – пустая трата времени, приносящая разочарование. Читать любишь?
– Конечно, люблю. Особенно приключения.
– Представь, что прочитал десять страниц, добрался до интересного эпизода и залез в конец повествования, чтобы постичь суть рассказа. В книге триста страниц. Или пятьсот: приключения, диалоги, эмоции, чувства, интриги. А ты, торопыга, прочёл только двадцать. Да, кое-что ты узнал, слизнул капельку, но не распробовал, не познал послевкусие. Когда успокоишься, завтра, начнём с азов – с поцелуев. Открою тайну – это увлекательнейшее из путешествий. То, чем мы занимались только что, должно было открыться в конце, когда несколько раз прочитано, прочувствовано и понято всё произведение.
– Но ведь мы не читаем, это другое.
– Ты глотаешь, малыш, а впечатления нужно смаковать по малой крохе. Сегодня не буду тебя останавливать: объедайся. Рассуждать о том, что пока тебе неведомо, бессмысленно. Мужчина не способен думать головой, когда влюблён. Для полноценного функционирования мозга недостаточно крови. Ведь ты влюблён в меня?
– Конечно, Анжелочка! Могу повторить это тысячу раз.
– Тогда в бой. Возьми всё, до чего дотянешься. Смотри – не объешься.
С этими словами женщина включила ночник.
Сашка сопел и извивался, пробуя любимую на вкус со всех сторон. Он считал, что любовь и секс – одно и то же. Анжелика не спешила его разубеждать, потакая любым, даже очень смелым желаниям, – искренние ласки, трогательная нежность, честные до конца поступки, сколь бы развратными не выглядели – всегда целомудренны. Запомни это. Любовь и похоть обитают в разных мирах.
Им было хорошо вдвоём, очень хорошо, чем бы ни занимались, что бы ни делали.
Сашка при каждой встрече говорил о любви, строил планы на вечность. Анжелика неизменно улыбалась, но как-то отстранённо, грустно
– Опять ты торопишься, малыш. Как же ты мне дорог! Но жизнь не сказка: не придумывай того, что ещё не прочитано, о чём не ведаешь. Жизнь соткана из случайностей, порой нелогичных, противоестественных. Поступки, действия – каждое движение души и тела имеют последствия, порой непредвиденные, жестокие и страшные. Но даже их нет смысла бояться. Всё, что случилось – уже произошло, второй попытки не будет.
– Мне не нужна вторая попытка. У меня есть ты, этого достаточно, чтобы быть счастливым.
– Знаешь, Сашко, есть в одной песне такие слова, – всё, что нам нужно – только любовь. Ты тоже так думаешь?
– Я тебя люблю, это факт. Тебя мне достаточно, однозначно.
– Я тоже так думала, когда выскакивала замуж за человека, который казался мне идеалом. Розовые очки, скрывающие от влюблённых правду. На самом деле всё не так как в реальности. Скорее всего влюблённость – иллюзия, виртуальная реальность, галлюцинация. Возбуждённый гормонами человек склонен принимать примитивные химические сигналы организма за позывные души, что не одно и то же, а зависимость от действия эмоциональных наркотиков – за глубокие романтические чувства. Никогда не делай, Сашко, резких движений, они заставляют нас принимать ошибочные решения. Разум способен временно уступить инстинкту под действием вожделения, это нормально. Разумные существа не создавали бы семьи, не воспитывали детей, если бы природа не обманывала нас влюблённостью, что не выгодно в принципе. Правильнее – оплодотворил привлекательную самочку, передал потомству генетический код и забыл о её существовании. Эгоизм лежит в основе жизни даже у бактерий. Жрать, доминировать и размножаться – других потребностей у мужчины природа не предусмотрела, но научилась временно отключать у влюблённых способность мыслить логично. Ты влюблён в меня, Сашко?
– Да, да, да! И ты это знаешь. Я не могу, не хочу жить без тебя. Давай поженимся.
– Глупышка. Мне двадцать семь, тебе двадцать. Женщины стареют быстрее мужчин. У меня никогда не будет детей, увы, ты до конца дней будешь мечтать о наследнике. Через три года тебя станет раздражать моё тело, это физиология, через пять – начнёшь меня тихо ненавидеть, но не сможешь бросить, потому, что привык и во многом обязан. Если не решишься на развод – испортишь себе и мне жизнь упрёками, претензиями, скандалами. Но ведь и я тоже личность. Слышал о фразе – нашла коса на камень? Именно тот случай. Оставь надежду на вечные и бесконечные отношения. Лови момент, пока внутри у меня горячо и сыро, пока иллюзия счастья похожа на реальную жизнь, а жизнь на иллюзию нескончаемого благополучия. Люби, сколько сможешь, на весь этот срок я твоя.
– Сомневаешься во мне, в моём постоянстве и верности, считаешь меня недоумком? Я не такой и докажу это!
– Конечно, нет, любимый, у меня нет повода сомневаться в том, что ты настоящий мужчина, но мировоззрение меняется независимо от чувств, вслед за обстоятельствами. Ум обязан сопоставлять и сомневаться. То, что сегодня кажется истиной, завтра может оказаться бредом. Давай жить здесь и сейчас.
Они жили и любили друг друга, по возможности скрывая отношения от посторонних, на этом настаивала Анжелика. Мудрый дядя Лёня всё знал, но не препятствовал, напротив, завидовал внуку: не каждому дано любить женщину, знающую себе цену, уважающую при этом личность партнёра.
Как только Елизавета Капитоновна гасила свет, Сашка пробирался задами через сад и лез через окно к любимой. Почти каждая ночь превращалась в праздник, длящийся до рассвета.
Сашка мечтал о том времени, когда любимая поймёт – его чувства глубоки и постоянны, но она медлила, хотя для упрямства, как считал юноша, не было причин.
Получив диплом, Анжелика тихо съехала, предупредив лишь хозяйку дома, оставив для Сашки записку – “Не скучай, не злись. Ты молод. Найди девушку, которая сделает тебя счастливым, подарит наследника. Впереди у тебя много интересного. Помни – никогда не торопись, читай каждую страницу судьбы вдумчиво, внимательно. Думаю, ты меня простишь и поймёшь: не сейчас – позже. Прощай! Твоя Анжелика”.
Сашка страдал долго – месяца три, клялся до конца дней хранить верность Анжелике, потом встретил Веронику, девчонку с оленьими глазами, которая напомнила ему потерянную навсегда любовь, молчунью, рукодельницу и большую умницу.
Дядя Лёня внезапно умер. Дом перешёл по наследству его дочери. Сашка уже был женат на Веронике, у них родилась дочь.
Сашка переехал в город, где жили родители, случайно обнаружил конверт с фотографиями Анжелики, перебирая папки с документами и старые альбомы.
Удивительно, но сердце молчало. Мудрая женщина всё знала наперёд: влюблённость и любовь – не одно и то же.
