Сложившийся в рамках западной пропаганды образ монголов как варваров был в дальнейшем перенесён и в отечественную историографию, получив в ней закрепление в качестве историографического штампа. Утвердилась позиция о большом культурном уроне, нанесённом монголами развитию Руси. По-видимому, значительное влияние на формирование этой позиции оказали польские историки, такие как дипломат, католический епископ, автор 12-томной «Истории Польши» Ян Длугош (1415–1480). Конечно культура, которую несли монголы, отличалась от культуры Запада. Но считать эту культуру неразвитой и варварской означало бы стать на почву расизма. В контексте XIII века влияние монголов имело мировое значение, приведшее к созданию новых цивилизационных систем. Чингисхан и его последователи оказались тогда главными историческими субъектами цивилизационных трансформаций. Целесообразно сослаться в этом отношении на предложение переосмыслить историю монгольских завоеваний, сформулированное американским историком и популяризатором истории Гарольдом Лэмбом: «Что происходило бы, если бы не было Чингисхана, никто не знает. А произошло то, что мир под властью монголов, так же как когда-то под властью римских императоров, дал возможность цивилизации совершить качественный скачок. Происходило перемещение народов или, точнее, тех, кто выжил. Мусульманская наука и ремесло продвинулись далеко на Дальний Восток, мастерство китайцев и их искусство администрирования были завезены на Запад. В разоренных мусульманских регионах учёные и архитекторы переживали если не золотой, то серебряный век под монгольскими ильханами. А в Китае XIII век был отмечен расцветом литературы, особенно драматургии, триумфальное шествие которой приходится на период династии Юань»82.
А вот позиция бурятского исследователя, смотрящего на проблему как бы изнутри монголоязычного мира: «Создание необъятной империи монголов положило конец двухсотлетней вражде крестоносцев и мусульман, способствовало появлению в Китае христианских миссионеров и более широкому распространению буддизма и ислама»83.
Действительно, монгольские походы изменили карту мировых цивилизаций. Большое влияние оказал монгольский фактор и на начавшийся в XIII веке новый этап русского цивилизационогенеза.
***
Проведённый анализ позволяет утверждать факт существования в Средние века на Евразийском Востоке особой цивилизационной христианской общности. Христиане Церкви Востока представляли в XIII веке значимую силу и имели влиятельные позиции в элите Монгольской империи. Государственные стратеги Руси уровня великого князя Владимирского Александра Невского могли ставить перед собой задачу использования связей с ней на общей христианской платформе для решения задач восстановления цивилизационной идентичности и государственного суверенитета.
Идея мирового доминирования уходит вглубь веков. Не единожды ее пытались реализовать, но всякий раз попытки такого рода оборачивались крахом. Завоевательные походы Чингисхана заставляют акцентировать внимание в фокусе XIII столетия на монгольском проекте мирового властвования. Такие установки, безусловно, у монголов существовали. Но не только у них. Мировую империю другого типа продолжал выстраивать и Запад.
Универсалистские претензии папства нашли в 1215 году отражение в решениях Четвертого Латеранского Собора. Собор призвал греков присоединиться к католической Церкви. Статус Римского епископа устанавливался выше Константинопольского, Александрийского, Иерусалимского и Антиохийского патриархов. Практически это означало то, что готовятся шаги по подчинению Риму соответствующих патриархатов84.
Запад
vs
монголы: пропаганда антимонгольского крестового похода
Запад мог потенциально столкнуться с монголами в религиозной войне. Русь, находящаяся между Европой и Монгольской империей, объективно бы втягивалась в этот конфликт. Войти в него она могла как на одной, так и на другой стороне. Александр Ярославич, вероятно, действовал бы на стороне Орды, западнорусские князья – на стороне Запада. Хотя военные столкновения разных масштабов происходили с достаточной периодичностью, масштабная религиозная война так и не состоялась.
Идея крестового похода против монголов, хотя и находилась в фокусе европейского дискурса, так до уровня папского постановления и не была доведена. Хотя за крестовый антимонгольский поход велась агитация, складывались коалиции, но само решение официально не состоялось85.
Впервые идея организации крестового похода против монголов была выдвинута при первом же вторжении монголов в Европу в 1241 году. Инициаторами религиозного выступления были папа Григорий IX и император Священной Римской империи Фридрих II. По распоряжению папы велись проповеди в пользу крестового похода, а император издал соответствующую энциклику. Организация антимонгольского похода осложнялась находившимся в стадии апогея конфликтом между папой и императором. Существует, впрочем, и версия о тайном союзе Фридриха с монголами, направленном против папского владычества (партии гвельфов). Не исключено и то, что соответствующие слухи против императора распространяли сторонники папы86.
Несмотря на то что католикам не удалось организовать реального сопротивления монголам, получил распространение миф о великих победах крестоносцев над вторгшимися в Европу «монгольскими ордами». Эти мифы составят в дальнейшем основу национальных мифологических преданий в Чехии, Моравии, Польше.
Особую поддержку идея организации антимонгольского крестового похода получила в 1241 году в Германии. У Нюрнберга даже состоялся сбор сил крестоносцев, но далее дело религиозной войны не пошло.
Монгольское вторжение в Европу подтолкнуло еврейские погромы. Циркулировали слухи, будто бы евреи поставляли оружие монголам, тайно перевозя его в винных бочках. Те пытались оправдаться, будто в бочках действительно находилось отравленное вино для неприятеля87.
Показательно, что на Руси при монгольском вторжении, в отличие от Европы, антиеврейских погромов зафиксировано не было. Отношение к евреям раскрывало ксенофобские настроения европейцев, поддерживаемые католической Церковью. Еще в 1236 году действующий папа Григорий IX издал «Декреталии», в которых закреплял учение о вечном – до Страшного Суда – политическом рабстве евреев. И тот же папа был главным инициатором наступления на северных язычников и Русь, предельно широко трактуя врагов Церкви. Во время продолжавшейся войны с монголами в 1242 году в Париже были публично сожжены конфискованные ранее по Европе все обнаруженные копии Талмуда (12 тысяч экземпляров)88.
В дальнейшем с призывами к организации проповеди крестового похода против монголов выступали: в 1253 году папа Иннокентий IV и в 1259 году папа Александр IV89. Благоверный князь Александр Ярославич в перспективе такой пропаганды мог еще дважды – в 1253 и 1259 годах – столкнуться с силами крестоносцев. К участию в крестовом походе монголов, с другой стороны, могла быть привлечена часть русских князей. По-видимому, это предполагалось в отношении участников антимонгольского восстания – Андрея и Ярослава Ярославичей. Но восстание было к моменту началу реальной пропаганды крестового похода уже подавлено. В качестве потенциальных участников крестового похода рассматривались также коронованный Иннокентием IV королем Даниил Галицкий и литовский князь Миндовг.
Папа Александр IV выступил с призывом проповеди крестового похода против монголов после вторжения тех в Польшу в 1259 году под предводительством темника Бурундая. В ходе монгольского похода были взяты Сандомир и Краков, разграблено несколько монастырей. Большие жертвы среди польского населения являлись дополнительным катализатором проповеди крестового похода против монголов. На сторону крестоносцев мог потенциально перейти Даниил Галицкий, но он был принужден Бурундаем действовать в связке с монголами90.
Средневековое мировосприятие являлось мировосприятием эсхатологическим. Происходящие текущие события в мире воспринимались через призму апокалиптики. Любое явление и любой прецедент должны были подтверждать апокалипсические пророчества. Тем более это относилось к событиям реально значимых масштабов. Эсхатологическая призма не могла не быть применена и к монгольским завоеваниям. Одним из проявлений такого эсхатологизма явилось выдвижение концепта Тартарии. Тартария фонетически соотносилась с татарами и нашла в дальнейшем преломление в этнониме «монголо-татары».
Само понятие «Тартария» связывалось с Тартаром – подземным царством, местом средоточия инфернальных сил. Эти силы должны были быть извергнуты из Ада и проявиться в мире в последние дни перед кончиной Мира.
О тартарах одним из первых в Европе писал современник нашествия монголов цистерцианский монах Альберик из Труа-Фонтен. Соответствующие сообщения давались им в «Хронике», описывающей событийную канву истории от Сотворения Мира и до 1241 года – вторжения монголов в Европу91.
Тартарами называла вторгшихся в Закавказье монголов грузинская царица Русудан. Термин «тартары» использовался ею в послании к римскому папе Гонорию III.
Убежденным сторонником взгляда на монголов как инфернальную силу являлся французский король, активный участник крестовых походов Людовик IX (1214–1270). С ним, по версии Матвея Парижского, и было связано всеевропейское распространение термина «Тартария». Король ратовал за организацию крестового похода против монголов. Своей матери, Бланке Кастильской, он говорил, что либо мы загоним эти народы обратно в Тартар, либо они нас отправят на небеса92. Сходные представления разделял и император Священной Римской империи Фридрих II (1194–1250). Стоит ли удивляться, что принять помощь от «тартар» в борьбе против ислама европейцы в дальнейшем были морально не готовы.
Тартары, согласно описанию Матвея Парижского, клеймились как посланники самого сатаны. Их приход связывался с установлением мировой власти антихриста. Сам Матвей Парижский полагал, что приход антихриста состоится в 1250-м году, и нашествие монголов есть его предзнаменование93. В антихристианской сущности монгольского нашествия были убеждены многие представители европейской мысли – Роджер Бэкон, Данте Алигьери, Жак де Жуанвиль.
С Тартарией оказалось соединено также библейское пророчество о народах Гога и Магога94. Эти племена, по одной из распространенных версий, будто бы некогда были скованы цепями у ворот Ада. Но при приближении Апокалипсиса цепи должны пасть, и Гога с Магогой обрушатся на мир95.
Существовала и версия о монголах, как одном из потерянных колен Израиля. Отсюда утверждалась тайная связь между монгольскими завоевателями и евреями. Такие обвинения служили в XIII веке мотивом для еврейских погромов.
Папа Григорий IX не менее враждебно, чем к монголам, относился к русским. Взгляды его на русских как на схизматиков (то есть еретиков) служили оправданием самых радикальных насильственных действий. Еще в 1229 году в послании к церковным властям балтийских городов папа определял русских как «врагов Бога и католической веры». В послании к ливонским рыцарям в 1232 году Григорий IX называл их «неверными» 96. Польскому духовенству в булле начала 1230-х годов папа давал наставление о том, что должны быть запрещены браки между «приверженцами» Христа-Спасителя и «погибшего сатаны». Под вторыми нужно было понимать православных русских. Попутно папа предостерегал поляков о русском вероломстве. В качестве врагов католической веры русские ставились папой Григорием IX в один ряд с сарацинами. Православные, в интерпретации папы, оказывались даже не схизматиками, а сатанистами. Очевидно, что компромисс при таких стереотипах был принципиально невозможен.
Отношение не поменялось и при последующих папах. Александр IV (1185–1261) в послании к Миндовгу причислял русских к нехристианским народам. Та же позиция высказывалась им в обращении к польскому князю Казимиру Куявскому. В послании к тевтонским рыцарям 1260 года папа требовал от них привести русских схизматиков к послушанию. Но, по-видимому, итоги Ледового побоища Римский престол в отношении Руси так ничему и не научили.
Частью враждебного анти-Божьего мира представлены русские в булле папы Урбана IV (ок. 1200–1264), направленной в 1264 году королю Чехии Пржемыслу II. Понтифик убеждал чешского правителя выступить в защиту католической Польши. На польские земли, писал он королю, наступают «русские схизматики и литовцы, как и другие жители в их соседстве, не чтущие Бога, но злословящие имени Его, вместе с их сообщниками татарами…»97.
Папа обещал Пржемыслу предоставление Русских и Литовских земель в обмен на военную помощь Польскому государству. Глава Римской церкви, как и современные лидеры западного мира, был особенно обеспокоен именно судьбой Польши98.
Отрицание христианской принадлежности русских было характерно и для восприятия их рыцарями орденов, обосновавшихся на землях Прибалтики. И это особенно важно, учитывая, что именно с ними и столкнулся в прямом противостоянии новгородский князь Александр Ярославич. Так, уже в «Старшей рифмованной Ливонской хронике» – произведении конца XIII столетия – говорилось, что русские во вражде с епископом дерптским Германом и намеревались выступить против христиан. Это означало, что русские, в представлениях ливонских рыцарей, христианами не являлись.
В созданной Генрихом Латвийским «Хронике Ливонии» под 1221 годом помещается сходное сообщение, что 12 тысяч новгородцев и жителей иных городов Руси собрались походом против христиан. Из сообщения следовало, что хронист не считал новгородцев христианами. Уже в 1268 году прецептор Ливонского ордена Конрад фон Мадерн призывал купцов немецкого Любека прекратить торговать с «врагами веры». Под врагами веры он понимал русских, представляющих Новгород. Помимо отказа от торговли Конрад допускал совместное военное выступление против русских всего «христианского сообщества»99.
Католическое наступление на Прибалтику, а через нее давление на Северо-Восточную Русь началось задолго до Русского похода Бату. Соответственно, это наступление не было вызвано конъюнктурой учиненного монголами погрома, а носило характер стратегический. Монголы могли активизировать данный процесс, но не определяли его возникновение.
Первым известным католическим миссионером в Ливонии был монах ордена святого Августина немец Мейнард фон Зегеберг (1127–1196). В 1186 году архиепископ Бремена возвел его в сан предстоятеля Ливонской епархии. Епархии могло и не быть, если бы двумя годами ранее полоцкий князь Владимир не дозволил монаху начать миссионерскую деятельность на территории ливов, находящихся у него в вассальном подчинении. Допуск католиков в свои земли в итоге обернется для Северо-Восточной Руси тяжелыми проблемами. Существует предположение, что Владимир пошел на такой необдуманный шаг ради родной сестры Софьи, бывшей замужем за датским королем Вальдемаром I. Пройдут столетия, и в 1993 году во время визита в Латвию Иоанн Павел II канонизирует Мейнарда в качестве первого латвийского апостола.
Для поддержки миссии христианизации Прибалтики еще в 1193 году (период епископства Мейнарда) папа Целестин III (1106–1198) издал буллу о крестовом походе против ливов. Реально тогда до организации военного выступления дело не дошло, но важен был сам факт соответствующего заявления. Считается, что помимо собственно крещения язычников Целестин преследовал цель не допустить перехода ливов в Православие100.
Христианизация ливов давалась крайне тяжело. С жестким сопротивлением с их стороны столкнулся и преемник Мейнарда в сане епископа Бертольд Шульте. Ливы не единожды покушались на жизнь Шульте, нарушали клятвы об обращении в христианство. В поддержку епископа папа Иннокентий IV предоставил отпущение грехов всякому, кто вооружится против вероломных ливских язычников. В итоге Бертольд был все же убит, а его преемником стал Альберт Буксгевден, образ которого связывается с основанием Риги. Новый епископ практиковал ежегодные весенние военные походы, смысл которых состоял в силовом восстановлении христианства. Ливам Альберт не доверял и не считал, что, крестившись, они становились подлинными христианами. Более доверял он силе меча, что составляло общую тактическую линию действий католиков в языческом мире101.
Особая роль в политике католического наступления в Прибалтике принадлежала соратнику Альберта Буксгевдена монаху-цистерцианцу Теодориху из Турайды. Он дважды отправлялся в Рим к папе Иннокентию III, добившись от того буллы о крестовом походе против ливов. Иннокентий III подтвердил санкции Целестина III, что и явилось формальным основанием начавшегося в 1198 году Ливонского крестового похода. В Прибалтику направились из разных уголков Европы вооруженные отряды крестоносцев. В 1207 году территория Ливонии – Terra Mariana (буквально – Земля Девы Марии) была провозглашена первоначально княжеством в составе Священной Римской империи, а затем, с 1215 года, – непосредственным владением Святого Престола. Позже, оставаясь в таком качестве, она была разделена на шесть конкурирующих друг с другом феодальных образований: Рижское архиепископство, три епископства – Курляндское, Дерптское и Эзель-Викское, Ливонский орден (генезисно – Орден меченосцев) и Эстонское герцогство – владение датского короля. Они конкурировали друг с другом, сталкиваясь зачастую в вооруженных противостояниях. Папа интриговал между ними, поддерживая то одну, то другую сторону. Особо острым являлось противоборство датчан и Ордена меченосцев.
Орден меченосцев был создан монахом Теодорихом в 1202 году после получения соответствующей санкции от папы Иннокентия III. Его название – нарицательное было связано с изображением на плащах рыцарей красного меча. Официально орден назывался иначе – Братство воинов креста. Структурно Братство входило первоначально в Орден тамплиеров, являясь его прибалтийским филиалом. Использовался также устав рыцарей Храма. Но в дальнейшем связи с тамплиерами меченосцев ослабевали102.
Столкновению Александра Невского с крестоносцами предшествовала длительная история русского противостояния с Орденом меченосцев, а затем и интегрированным Ливонским орденом103. С 1203 по 1234 год насчитывается восемь походов русских князей против меченосцев. Чаще походы были успешными. Крупное поражение Ордену было нанесено, в частности, в 1234 году в сражении при Омовже Ярославом Всеволодовичем – отцом Александра Невского. Четырнадцатилетний Александр принимал участие в битве, использовав в дальнейшем полученный в ней оперативный опыт.
Окончательный закат Ордена меченосцев произошел после разгрома рыцарей в битве при Сауле в 1236 году союзными силами земгалов и жемайтов. В сражении погиб в том числе и великий магистр Ордена Фольквин фон Наумбург. Победа при Сауле, датируемая 22 сентября, отмечается в современных Латвии и Литве как День единства балтов.
Орден меченосцев не справился с миссией, возложенной на него Римом. Он не смог добиться успехов ни в борьбе с православной Русью (поражение при Омовже), ни в борьбе с балтийскими язычниками (поражение при Сауле). Остатки меченосцев вошли в 1237 году в состав Тевтонского ордена. Обряд присоединения был осуществлен папой Григорием IX и гроссмейстером Германом фон Зальцем в итальянском городе Витербо. Объединенная орденская структура в Прибалтике получила название Ливонского ландсмейстерства Тевтонского ордена (или упрощенно – Ливонский орден).
Тевтонский орден (официально – Орден Святой Девы Марии Тевтонской в Иерусалиме) являлся, в отличие от регионального объединения меченосцев, структурой с задачами, решаемыми в масштабах всего католического мира. Возникнув в Святой Земле, Орден сохранял там свою главную резиденцию и в тот год, когда его рыцари сражались на Чудском озере. В Венгрии тевтоны помогли венгерскому королю в борьбе с половцами. Правда, в дальнейшем они попытаются там отторгнуть часть территории страны, что вызвало резкое недовольство венгров.
В регион Балтики тевтонские рыцари прибыли в 1231 году по приглашению польского короля Конрада I Мазовецкого (1187–1247) для борьбы с пруссами. Считается, что того побуждала пригласить рыцарей его русская супруга Агафья Святославна. Как и в случае с Владимиром Полоцким угрозы, производные от приглашения католического ордена, не были своевременно оценены должным образом104.
Сопротивление прибалтийских язычников являлось сильным раздражителем для Папского престола. Среди них наибольшим упорством выделялись пруссы, терроризировавшие католическую Польшу. Такая ситуация определила в 1217 году решение папы Гонория III об организации Прусского крестового похода. Но для такого похода нужна была соответствующая воинская сила. В 1230 году папа Григорий IX издает буллу, предоставляющую тевтонским рыцарям право крестить пруссов и в целом большую свободу маневра. Занятые в ходе походов территории переходили под контроль Ордена, а через него – и Святого Престола.
Рыцарями успешно применялась тактика стравливания между собой прусских племен и их подавления поодиночке. В зонах расселения язычников активно возводились крепости, одной из которых стал, в частности, Кёнигсберг.
Официальным итогом Прусского крестового похода стала христианизация значимого анклава язычников. Неофициальный итог состоял в создании в Прибалтике противовеса Руси, Польше и Литве. Показательна последующая борьба Польши с Орденом, который польский король сам привел в регион.