Венера Солнечная
Надежда на свободу
Глава 21
Через три дня, когда я смогла отличать день от ночи, мне расстегнули браслеты на руках и ногах. Я как будто за одну секунду из ада попала а рай. Но всего лишь на секунду. Из тюрьмы меня никто выпускать не собирался.
Расстегивать браслеты пришли папа вместе с Нойсом, в коридоре еще было пять человек, включая Скилу. Он тоже приходил каждый день, я чувствовала его запах.
Вместе с браслетами вынули и иголку с лекарством, а так же все максимально унизительные трубки. Я смогла встать с кровати, и тут у меня начались новые испытания. Ноги и руки меня не слушались. Вот теперь я действительно почувствовала себя инвалидом.
Я размахивала руками и все время спотыкалась или наоборот подпрыгивала, но это прошло всего через несколько минут.
Теперь я мечтал о душе. Мне конечно принесли пару тазов, мыло и воду. Я помылась, как смогла под пристальным прицелом камеры, но это было все не то. Кстати, туалетом мне теперь служило ведро. Когда мне казалось, что худшее впереди, случалось что-то вроде ведра.
Мне потребовалось еще два дня, чтобы убедить Нойса сводить меня в душ.
Вели меня с конвоем, что меня злило и веселило одновременно. В душе я была не меньше часа, чем жутко нервировала и папу, и Нойса, и свой конвой, но мне было плевать. В этой льющейся воде я словно заново рождалась.
Когда я вернулась в комнату, мне сменили белье на кровати и принесли мою одежду – черная майка, джинсы скини, белье, носки и кеды. Одежда пахла Джеем. Я была в этом уверена. Такой приятный аромат цитрусового шампуня, ванили и его беспокойства. Даже так я ощущала, как он скучал.
На меня налезла лишь майка. Все остальное было мало на пару размеров. Скорее всего я теперь выше сантиметров на десять. Не уверена, что мне это нравится. Вместо моей одежды принесли одежду Мэри – спортивные шорты, носки и даже белье, от которого я тут же отказалась. На шортах какой-то белой красной было написано: «мы скучаем». У меня чуть лицо не треснуло от такой милоты.
Вечером папа привез новую одежду и обувь, точно такую же, как была моя, но подходящую по размеру, но шорты-послание я не вернула.
Еще через два дня всем надоело водить меня по туалетам и душам, поэтому меня перевели в новую палату. Здесь был свой душ и туалет. Под потолком было достаточно большое окно с металлической решеткой, в которое мне категорически запретили пытаться заглядывать, под страхом возвращения в комнату без окон и туалета. В комнате стоял стол, и мне разрешили заниматься.
Я все время спрашиваю, сколько прошло времени с моего дня рождения, но никто не говорит мне. Не понимаю, почему это такая тайна. Я только знаю, что благодаря Джейлу могу сказать, что не меньше недели, хотя по ощущениям, что я уже родилась в этих стенах.
Я лежу на кровати. Окно открыто настежь. Из него дует теплый ветер, занося в мою комнату столько запахов, которые я жадно вдыхаю носом и наслаждаюсь ими, изучаю их. Солнечные лучи касаются моего лица так приятно, я почти забыла, как это.
Я слышу, как поют птицы. Теперь мне не мешают другие звуки, я научилась слышать то, что хочется.
Я чувствую аромат кофе. Как же я хочу кофе! Но для меня он пока под запретом.
Мне на нос садится маленький жук, я пересаживаю его на ладонь и рассматриваю. Рядом с ним приземляется еще один. Они такие красивые. Я столько всего раньше не видела и не замечала.
Слышу, как по лестнице поднимается мой отец, и подбрасываю жуков в воздух, они расправляют крылья и летят к окну. Папа проходит по коридору и отпирает мою дверь.
– Привет, Кайла, – весело здоровается он.
– Привет, пап, – спрыгиваю с кровати и иду его обнять.
– У меня хорошие новости. Я принес тебе твои конспекты и ноутбук, – он ставит мою сумку на стол.
– Здорово! – верещу я, хлопая в ладоши.
– Я сегодня не на долго, но хочу с тобой поговорить, – чувствую, как резко меняется настроение отца, и сажусь на кровать.
– Я слушаю, – поднимаю на папу внимательный взгляд, заранее пытаюсь взять под контроль свое тело.
– Хоть меня никто не поддержал, но я считаю нужным сообщить тебе, что Люка выписали из больницы. Он еще не поправился, конечно, но теперь дома, – папа замолкает и ждет от меня ответа.
– Я-я-я, – мямлю, – мне так жаль, что так произошло, но я рада, что он поправляется, – говорю неуверенно, рассматривая свои руки.
– Я говорил с ним. И он не держит на тебя зла и все понимает, – я резко поднимаю на него глаза и тоже все понимаю.
– Хорошо. – выдавливаю из себя.
– Тебе разрешили сдать экзамены, – папа не успевает закончить предложение, и я подпрыгиваю на кровати и заваливаю его вопросами.
– Правда?! А когда экзамены? Я что их еще не пропустила? Я что смогу продолжить учебу? – мои эмоции захлестывают меня, и мне тяжело остановиться, и дать папе ответить.
– Я не могу сказать когда и что, – сухо отвечает он, немного остужая мои реакции.
– Ну почему? – взвываю я. – Я не понимаю, почему это секрет? Хочу знать сколько здесь нахожусь, – настаиваю я.
Отец тяжело вздыхает и стучит пальцами по столу.
– Нойс меня убьет. А если ты среагируешь как-то не так, вообще меня к тебя больше не пустит, – предупреждает папа.
Я обхватываю себя руками и притворно сосредотачиваюсь, сводя брови вместе.
– Все, я готова, – сквозь смех говорю я.
Он тоже смеется.
– Одиннадцать дней, – произносит папа, а я ахаю.
– Всего? – еще раз уточняю.
– Всего, – кивает он.
– То есть экзамены через неделю? – в ужасе осознаю.
– Да, – он снова кивает и улыбается. – Задания буду приносить тебе я, а потом буду передавать твоим преподавателям твои ответы, – поясняет мне схему.
А у меня рой мыслей в голове. Всего неделя. У меня совсем мало времени.
– Это еще не все, – папа возвращает меня из моих мыслей обратно в комнату.
– А?
– Я хочу тебе кое-что сказать, пока ты сама не догадалась, – говорит опять какими-то загадками.
Я вопросительно поднимаю бровь.
– Скажу все прямо и быстро, как пластырь. Хорошо? – слишком быстро говорит папа.
Я киваю, мысленно готовясь не выплескать очередной шторм, который уже начал приближаться.
– Ты знаешь, что беты, создавшие прочную связь с альфой, не могут долго жить без альфы? – я киваю, и он продолжает, – между мной и тобой всегда ощущалась прочная связь. Я думал, что это связь между папой и дочкой, но на деле она оказалась чем-то большим.
– Ты мой бета? – в ужасе перебиваю я его, догадавшись, и он кивает.
Я сижу молча, пялясь в пол. Внутри меня не просто не началось шторма, там море высохло.
– Я понял это лишь, когда ты уехала. Как любой другой бета, я не могу без своего альфы, – он улыбается мне.
– А разве такая связь бывает между отцом и сыном? – я все еще не могу поверить.
– Ты очень необычная, Кайла. Думаю, что нас ждет еще масса сюрпризов, – папа посмеивается, и я вместе с ним.
Я вспоминаю, как при первой встречи заметила новые морщины и седые волосы, как папа казался неуверенным. Но… Папа – мой бета? То есть я – его альфа? Мне это сложно принять и понять, возможно пока.
Папа прощается и целует меня в волосы, пока я продолжаю сидеть и переварить новый поток информации, обрушившийся на меня сегодня.
После того, как папа рассказал мне, что так долго они с мамой скрывали от меня, между нами словно образовалась какая-то стена недосказанности. Я не понимала их решения, чувствовала себя обманутой. Моя жизнь казалась мне не настоящей, придуманной за меня моими родителями. Я гнала от себя и свою обиду, и все эти мысли, только чтобы снова ощутить между мной и папой ту же связь, что чувствовала до моего отъезда. Мне была необходима она, как поддержка. Но как я не старалась, как не пытался отец вести себя как раньше, что-то изменилось. И даже это новое для меня знание не разрушило преграду недоговоренности. Возможно было еще что-то, а может я не смогла простить, пока не смогла.
Так я еще просидела, оглушенная и ослепленная своими мыслями, пока Нойс не принес мне обед.
Доктор сиял белозубой улыбкой, что было так не похоже на угрюмого великана. Всегда такой серьезный в очках с темной оправой, черными короткими волосами, густыми черными бровями, обычно задумчиво сведенными на переносице, и янтарными глазами. Можно было сказать, что он похож на Итана, но я не чувствовала в нем опасности. При всем своем грозном виде он – точно положительный персонаж в моей истории, хотя общего языка мы так и не нашли.
– Я, конечно, не доволен, что твой отец говорит тебе то, о чем мы не договаривались, но меня восхищает и поражает, как ты со всем справляешься. Ты можешь рассказать, что чувствуешь? – Нойс садится на стул, а поднос ставит на стол, жестом приглашая меня к столу.
– Не уверена, – мнусь я, но все же встаю с кровати и принимаю приглашение альфы.
– Я не хочу давить, но мне очень интересно и не только мне, – все же настаивает Нойс.
– А кому еще? – спрашиваю перед тем, как начинаю есть.
– За тобой наблюдают и тебя изучают больше десяти человек, – осторожно поясняет он, заглядывая мне в глаза.
Я молча смотрю на него, пережевывая свой салат.
– Ты ждешь моей реакции? – интересуюсь я, поднимая бровь.
Он пожимает плечами.
– Я постараюсь озвучить все, о чем думаю или чувствую, но не уверена, что это вам поможет, – говорю я, отворачиваясь к тарелке, снова набивая рот, игнорируя уже не новость для меня, что я – лабораторный зверек.
Глаза доктора горят предвкушением, он только что ручки не потирает.
– Но взамен вы ответите на мои вопросы, – озвучиваю свои условия, продолжая жевать.
Нойс немного напрягается, но кивает и ждет, пока я доем.
Допиваю какую-то травяную фигню, вместо чая, отодвигаю поднос и откидываюсь на спинку стула, скрестив руки на груди.
Он ждет, не торопит меня. Прокручиваю в голове хаотичный поток мыслей, решая, что же хочу озвучить.
– Я думаю, что уже полностью владею собой, – начинаю я. – И смогла я это, лишь когда мне перестали давать то лекарство, – встречаюсь взглядом с доктором.
Он удивленно поднимает брови.
– То есть ты считаешь, что если не лекарство, то ты бы справилась быстрее? – задает вопрос Нойс.
– Этого я не знаю, – пожимаю плечами, и он кивает.
– Энергию, которая бушует внутри меня, я представляю в виде моря. Нет, не представляю, а ощущаю, – поправляю я себя. – Эмм… не знаю, как описать, – закусываю нижнюю губу и поднимаю глаза в потолок, подбирая слова, – представьте, что вы бежите с полным ведром воды, вы стараетесь его не расплескать, но потом совершаете ошибку, и вода начинает переливаться по краям. Что вы сделаете? – задаю вопрос и тут же сама на него отвечаю, – притормозите, сбалансируете. Вот как-то так, – заканчиваю я.
Нойс вздыхает, будто не дышал все это время и молчит, долго молчит и смотрит на меня. Даже не буду предполагать, о чем он думает.
– Теперь я могу задать свои вопросы? – пытаюсь вернуть доктора в наш разговор.
– А. Да. То, что ты рассказала очень интересно. Я бы хотел, чтобы ты делилась со мной чем-то таким, – от улыбки Нойса не осталось и следа. Не пойму, что это значит.
– Когда я смогу увидеть маму и Джейла? Когда вы меня отсюда выпустите? Смогу ли продолжить нормально учиться? И когда уже смогу выпить кофе? – тараторю я, в надежде получить хоть один конкретный ответ.
Нойс ухмыляется и закатывает глаза. Серьезно? Еще скажи, что я тебя достала? Я фыркаю.
– Давай так, – начинает доктор, и я уже понимаю, что ответов сегодня опять не будет, и роняю голову на стол, – проблемы будем решать постепенно. Сдай экзамены на следующей неделе, и я обещаю, что отвечу на все твои вопросы, – очередное обещание, которому я не особо верю.
– Угу, – мычу я в стол.
– Ладно занимайся, а я пойду, – доктор встает, забирает поднос и уходит, оставляя меня один на один с моими мыслями и вопросами без ответов.
Глава 22
Я погрузилась в учебу. На ноутбуке оказалось много нового материала, который я с жадностью начала изучать. Не знаю, кто все это сюда скинул, но я расцелую его при первой возможности.
Не заметила, чтобы мне было проще или наоборот сложнее что-то учить. Чувствовала лишь то, что хорошо отдохнула. Мне не хотелось спать, у меня не болели мышцы, да и голова не болела, что я не доделала что-то на работе. От ноутбука и своих конспектов я отрывалась лишь на сон и разговоры с отцом и доктором, совмещенные с приемами пищи. Почему-то и папины слова, и Нойса дали мне понять, что от того как я сдам экзамены многое зависит.
Лежа на кровати перед сном, ощущая на своей коже легкий ветерок из распахнутого окна, я погружалась в мысли о том, что же со мной на самом деле произошло, и как изменилась и измениться моя жизнь. Подмечала и анализировала каждое слово и каждое действие всех, кого я могла видеть или слышать за то время, пока меня держали в этой тюрьме.
После перевода в более комфортные условия Джейл и Скила больше не приходили. Я не слышала ни их шагов, ни голосов, не чувствовала их запаха. Я никому не говорила, что знаю, когда они приходят, поэтому решила и не спрашивать, почему их больше здесь не бывает.
С каждым днем я все отчетливее чувствовала свою силу и все легче мне было ее контролировать. Но этот контроль был словно ширмой, которая закрывала от меня саму себя, новую меня. Эту новую версию себя я прятала, не давая даже возможно познакомиться с ней. Я ее боялась.
Нойс продолжал пытать меня своими вопросами, но хотя я и старалась отвечать честно и искренне, все же не стремилась полностью раскрываться, умалчивая о многих своих чувствах и размышлениях. Они все тоже меня боялись, а в мои планы не входило вечно сидеть в четырех стенах.
Передаю папе флешку с последней письменной работай. Интернет мне так и не подключили, щадя мою хрупкую душу, тут я закатываю глаза, поэтому приходиться передавать свои работы, как в первобытные времена. Хорошо, что еще не заставили от руки на листике писать.
Результаты предыдущих работ от меня скрывают. Совсем не удивили. Как они не понимают, что эти секреты меня выводят из себя больше, чем пусть и шокирующая, но правда.
В животе начинает урчать, а это значит, что скоро придет Нойс. Сегодня я опять буду его пытать своими вопросами.
Но никто не пришел. Солнце начало садиться, а его все нет. Я пыталась его позвать, пыталась выйти, дергая за ручку. И самое странное я не слышала и не чувствовала никого, совсем никого. В здании было пусто.
Что опять происходит?
Я разговаривала с камерой, пытаясь привлечь к себе внимание, но безуспешно.
Когда солнце полностью село, желудок сводило от голода и очень хотелось пить. Я сидела на полу напротив окна, упершись спиной в стену и обняв свои колени.
На окне толстенные решетки, я думаю, что смогла бы попытаться их сломать. Но меня не покидала мысль, что это какой-то очередной тест.
Еще как назло с улицы налетело куча разных насекомых, по потолку ползали ночные бабочки разных размеров.
Может там наступил апокалипсис, и всех съели насекомые? Я зевнула и хмыкнула, стряхнув очередного жука с плеча.
Встаю и плетусь сначала в ванную попить воды из крана, а затем к кровати, показывая средний палец камере.
Злая и раздраженная все-таки засыпаю.
Утром меня будем громкий и звонкий: «чирик!» Я поднимаю голову с подушки и вижу на окне несколько птиц, наверное их привлекли насекомые, облепившие мой потолок.
Протираю глаза и сажусь. По комнате, отражаясь от стен, разливается песня соловья. Я опять смотрю на птичек на окне. И правда замечаю соловья, который очень старается. Я беру подушку и раздраженно бросаю ее в окно. Птицы улетают, оставив меня в тишине.
Еще раз тру лицо и встаю, потянувшись. Смотрю на кровать и отпрыгиваю в сторону. На месте моей подушки свернувшись лежит змея.
Твою мать! Настоящая, блин, живая змея!
Какого черта?!
Подхожу ближе и рассматриваю незваную гостью. Это простой речной уж. Я никогда особенно не боялась змей, поэтому протягиваю руку, и он тут же заползает на нее, поднимаясь вверх к плечу. Перехватываю его второй рукой.
– Ну привет, – негромко говорю, заглядывая в глаза незваному новому другу. – Ты откуда здесь взялся? – еще раз перехватываю его рукой.
Он теплый на ощупь, гладкий и шершавый одновременно. Его маленький красненький язычок все время выпрыгивает, словно кукушка из старых часов.
Подношу его к стене с окном и поднимаю руку, чтобы он выбрался наружу, но ползучий все время возвращается мне на плечо. Ну и ладно. Меня здесь похоже бросили, будет хоть такая компания.
Вместе с ужом бреду в душ и попить воды. Желудок поет громче утреннего соловья.
Терпение натягивается с каждым часом, проведенном в одиночестве, голоде и неведении.
– Что за херню вы устроили?! – ору я на камеру, меряя комнату шагами.
– Я же волнуюсь! – снова ору, уставившись на блестящий глазок железки под потолком.
Злюсь. Злюсь. Очень злюсь.
Чтобы снять напряжение отжимаюсь, стою на голове. Еще раз просматриваю все содержимое ноутбука, вдруг где-то есть подсказка или еще что-нибудь, чтобы разгадать новый квест.
Сидя опять на полу, уже в полной темноте, прожигаю взглядом окно.
Как же мне все это надоело! Надоело чувствовать себя лабораторной крысой или жуком, в руках ребенка, которому отрывают по одной ножке и наблюдает, что же он будет делать!
Вот он, выход! Передо мной. И пусть только попробуют затолкать меня опять в тот ящик без окон.
Вскакиваю на ноги, из груди рвется тихое рычание. Делаю несколько больших шагов, подпрыгиваю, отталкиваясь ногой о стену, и хватаюсь за решетку рукой, чтобы подтянуться.
Через мое тело проходит мощный разряд тока. Перед глазами вспыхивают искры, и меня отбрасывает обратно к стене. Я больно бьюсь о нее всем телом и головой.
Что-то внутри меня молниеносно поднимает снова на ноги, и теперь я рычу так громко и сильно, что кажется стены трясутся. Кидаюсь к камере в желании разбить ее на мелкие кусочки и замечаю в отражении черного глянцевого стекла свои ярко оранжевые глаза.
Волна ярости резко отступает. Я отшатываюсь. В голове яркими вспышками всплывают фотографии Люка. И та подворотня. Я же ни разу не спросила, а что с ребятами, которые пытались меня поймать.
Обхватываю голову руками и забираюсь с ногами на кровать.
Этой ночью я не спала.
Так зациклилась на себе и своем комфорте, что совсем не поняла, как же я теперь опасна. Даже фотографии Люка вызвали лишь чувство вины. Но эти оранжевые глаза.
Что я такое?
Глава 23
Когда солнце уже вовсю светит мне в окно, и дурацкие птицы опять прилетели и надрывают свои глотки, я иду в ванну попить воды и позволяю себе лечь и закрыть глаза.
Сон приходит мгновенно, но он тяжелый и беспокойный, не дающий ни отдыха, ни расслабления.
Щелк. Открывается дверь. Не сразу понимаю где я, и что происходит.
– Нойс! – вскрикиваю я, резко вставая на ноги прямо в кровати.
– Тише. Тише, – шипит он, выставляя руку вперед.
– Вы что тут все охренели?! – рычу я не своим голосом, пугая альфу, да так, что он пятится обратно к двери.
Смотрю на глазок камеры и снова замечаю жуткие глаза. Действует так же, как и вчера вечером.
– Не бойся, – все еще гневно, но своим голосом произношу я.
Он кивает и проходит в комнату, ставя на стол поднос с едой.
Этот запах, который я сразу не заметила, поглощенная своей яростью, проникает в меня.
Закрываю глаза и глубоко вдыхаю. Этот козел принес кофе. Такой чарующий запах, сейчас кажется мне будто объемнее, насыщеннее.
– Ммм, – мычу я от удовольствия.
Быстро спрыгиваю с кровати и в два шагах дохожу до стола. Хватаю ложку и запихиваю себе в рот.
– Ммм, – еще одна нота удовольствия.
Хоть я сейчас ем какую-то слюнявую дрянь, но как же это вкусно.
Проглотив кашу, я приступила к напитку богов. Я смаковала его медленно, наслаждаясь каждой каплей, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза.
Нойс тем временем ушел. Мы не сказали друг другу больше ни слова.
Допив кофе, я упала на кровать и опять провалилась в сон, уже более глубокий и спокойный.
– Кайла.
Мне снится мама. Она зовет меня домой, выглядывая в окно, а я бегаю у нас на заднем дворе, радуясь теплому летнему дождю.
– Кайла.
Какая же она красивая. Я так скучаю.
– Кайла, – кто-то меня будит. Я не хочу просыпаться, мне снится мама.
– Кайла, проснись.
Я открываю глаза и резко сажусь.
Это правда она. Моя мама. Тру глаза на всякий случай.
– Мама? – еще раз удостовериться.
Она кивает. Ее серые глаза наполнены слезами, но она так улыбается.
– Мамочка, – шепчу я и прижимаюсь к ее животу головой.
Она гладит меня по волосам и молчит. Ни мне ни ей не нужны слова, мы просто чувствуем.
Я встаю и обнимаю ее крепче. Какая же она маленькая и хрупкая, словно стеклянная.
– Мамочка, прости, – говорю все так же не громко.
Она отстраняется и сажает меня обратно на кровать. Сама садится рядом.
– Кайла, ты ни в чем не виновата. Это наша вина, – она опускает глаза и продолжает. – Мы должны были тебе рассказать, и не должны были все за тебя решать. То, что ты убежала – было неизбежным, – она поднимает глаза и улыбается.
Не хочу сейчас это обсуждать. Я думаю, каждый из нас несет свою вину. Я не могу не чувствовать вину за то, что убежала, но не могу не согласиться с мамой.
Весь оставшийся день мы с ней болтаем. Я рассказываю о своей студенческой жизни, о занятиях и о Джейле, о Мэри, Моте, Скиле и тренировках. А она рассказывает, как еноты сгрызли папины новые ботинки и стащили подушку из моей комнаты, когда она открыла окно, чтобы проветрить, про то, что бездомная собака, которую я иногда кормила родила у них во дворе щенков, и теперь они все живут у них, про соседей и наших с Джеем одноклассников. Каждая из нас специально обошла все темы, которые могли расстроить.
Мы с ней смеемся и постоянно держимся за руки. А когда приходит папа и присоединяется к нам, мое сердце готово лопнуть от любви и счастья.
Когда сумерки за окном начали сгущаться, я все-таки задала вопрос, который мучает меня с тех пор, как папа сказал, что он мой бета.
– Где вы теперь будете жить? – я смотрю то на маму, то на папу и понимаю, что этот вопрос их тоже мучил, а главное они уже приняли решение.
– Давай не сегодня, – мягко говорит мне папа.
– Я же вижу, что вы уже решили, – настаиваю.
Они оба вздыхают и переглядываются.
– На самом деле еще нет, – говорит мама, накрывая мою руку своей, – обещаю, что ты узнаешь о нашем решении первой, – плюс к списку обещаний и секретов.
Я киваю.
Отпускаю их со слезами на глазах и с уверениями, что завтра мы увидимся.
Сегодня я сплю так крепко и сладко, мне опять снится наш дом и еноты.