Верба
Юлия
21. Экскурсия
Юля терялась в догадках: что же такого ожидала или потребовала от Тимура мать, и почему он назвал себя безответственным. Резкая смена его настроения не давала покоя.
Тогда Юля не задавала вопросов, чувствуя, что любые слова вызовут ещё большее раздражение. Она, конечно, не так давно его знала, но мужчина не производил впечатление безответственного человека, наоборот. Он всегда старался держать всё под контролем.
Она вспоминала время, проведённое с Тимуром. С одной стороны были приятны его заботливость и внимательность, но с другой – он пытался диктовать ей.
***
Саша заскучал. Семья Арна улетела домой. В последний день мальчики договорились переписываться и обменялись контактами. Юля недоумевала, как они собираются общаться, но сын пояснил, что оба учат в школе английский. А ещё он выучит немецкий, а Арн русский.
Детская комната уже не так привлекала мальчика, и с горок нырять в бассейн одному было грустно, и детские вечерние развлечения не радовали.
Юле хотелось вернуть прежнее весёлое настроение сына. Она решила, что смена обстановки принесёт новые яркие впечатления и предложила съездить в мини-путешествие.
Им порекомендовали несколько экскурсий. На яхте Саша кататься не захотел, на канатной дороге тоже. Юля показала гиду фото с белыми горами, и тот одобрительно закивал. Да-да, у них есть такой маршрут. Замечательное место: горячие источники, лес и руины древнего города.
Вот туда Юля и Саша с группой туристов и отправились. По дороге им рассказали историю края, по которому проезжали, накормили завтраком в горной деревушке и наконец доставили на место.
Руины поражали воображение. Огромные резные колонны, остатки мощных стен, мощёная камнями улица. Как же, наверно, величественно это выглядело в былые времена.
А сейчас дорога поросла травой, разрушенные стены оплели растения, а кое-где проросли деревца. Безмолвие наполняло некогда многолюдный город. Ветер перебирал траву, шевелил листья. Голос экскурсовода звучал тускло, не нарушая память этого места.
У Юли разыгралось воображение. она представила древний город во всей красе и мощи, представила снующих людей, лавки, храмы, дома. Видение закружило, показалось, что она наблюдает то время вживую, лишь лёгкая пелена отделяет её.
Потом их повели в горы, к источникам. Белые горы…Экскурсовод объяснил, что необычный цвет связан с уникальным составом пород. А ещё из разломов с древнейших времён текли горячие воды, известные целебными свойствами.
Туристов пригласили принять природные ванны, омолодиться, как пошутил гид.
Потом, после обеда в местном ресторанчике, желающим предложили самостоятельно погулять по окрестностям или посетить сувенирные лавки. Обговорили время отъезда и распустили группу.
Саша выбрал магнитик, Юля полотенце с вышитыми горами и древним городом. Времени до отъезда оставалось предостаточно, и они рискнули побродить самостоятельно по развалинам.
Ещё раз прошлись по античному городу, пофантазировали о том, как жили в нём люди.
– Мам, смотри! Смотри! – Саша в возбуждении дёрнул мать за руку, указывая на траву чуть левее от них, – Тут как будто тропинка была. Смотри, она заросла почти, кое-где только виднеется. Давай исследуем? Вдруг мы что-нибудь найдём?
Юля оглянулась. Люди бродили среди руин.
– Ну давай, только далеко не пойдём, чтобы не заблудиться. Мы должны всё время видеть людей, – поставила своё условие.
– Да мам, как мы можем заблудиться, если с тропы не свернём? По ней и обратно выйдем, – удивился распалённый предвкушением приключения мальчик.
Мать посомневалась, но не стала спорить с воодушевлённым ребёнком.
– Давай руку, пошли осторожно. Смотри под ноги, а я по сторонам.
Тропа огибала город. Юля всё время видела приезжих, а про себя удивлялась: неужели никто кроме них не заметил эту дорожку, раз они единственные идут по ней, или людям не интересно? Судя по траве, редко здесь ходили, а может и не ходили вовсе.
Дорога свернула за уцелевший угол городской стены и стала подниматься вверх, оставляя за собой городище.
– Саша, давай дальше не пойдём. Мы отдаляемся от людей, – заволновалась Юля.
– Мам, ну мам! Ну давай ещё немного, ну чуть-чуть, вон до той скалы. А потом сразу назад. У нас ведь есть ещё время? Мы не опаздываем? – Саша горел авантюрой.
Мать, скрепя сердце, согласилась. Время было, они не опаздывали. Но возникло какое-то предчувствие, и она не могла разобрать, что именно её беспокоило.
Скала была небольшой, скорее огромный валун, вросший в землю. Миновав его, они увидели вдалеке источники, но с другого ракурса.
– Ого, мам! Наверно по этой дороге древние жители ходили туда, – фантазировал Саша, – и мы, как они. Давай ещё немного, вон до тех горок. Смотри, они уже почти белые.
Повернули в сторону источников и обойдя несколько каменных глыб неожиданно вышли на площадку.
Юля не могла понять, что с ней произошло. Она резко остановилась, будто налетела на стену.
Внезапный восторг взорвал её: «Наконец-то я дома!» Она замерла, глядя во все глаза на белые камни с высохшими следами от воды. Когда-то и здесь были источники.
Левее начинался сосновый лес. Его немного было видно с развалин, а с той стороны, где их подводили купаться закрывали горы.
Юля готова была поклясться, что гуляла в этом лесу. Почудились запахи, ощущения влаги и полумрака. Женщина помотала головой, сбрасывая наваждение. Что это с ней? Что за нелепое состояние?
Первоначальная эйфория сменилась спокойной радостью. Впечатление, что она вернулась в некогда дорогое место не отпускало.
Саша побродил по площадке, подобрал несколько камушков «на память». А Юля не могла отвести глаз от открывшегося вида, и когда сын сказал, что готов возвращаться, с сожалением повернула назад. Хотелось туда – в лес. Казалось, она вспомнит там что-то важное.
К автобусу они пришли вовремя, даже раньше некоторых. Дорога назад была скучной. Ничего интересного им уже не рассказывали, а люди, утомлённые путешествием, дремали.
Юля, закрыв глаза, погрузилась в себя. Она раз за разом вызывала и переживала то внезапное чувство возвращения в некогда знакомое место. Пыталась распознать что это такое: игра воображения, впечатлительность, или что-то другое. Что это другое, она боялась облечь в форму даже сама с собой, позволяя лишь расплывчатые образы, подозревая, что расскажи об этом и её сочтут сумасшедшей.
В отель вернулись к окончанию ужина. Потом немного посидели в баре и отправились отдыхать.
Юля пообщалась с родителями, поделилась фотографиями. От Тимура сообщений не было. «Ну и ладно, – подумала женщина, – не больно и хотелось. Понятно, что это ничего не значащее знакомство». И посмеялась над собой: ишь чего навыдумывала – понравилась, о ней будут помнить и интересоваться её делами. Да кому она нужна!
***
Саша ушёл в детскую комнату, конструировать что-то сногсшибательное. Утром он получил сообщение от Арна и загорелся идеей отправить тому фото своей поделки. Мать потрепала сына по макушке и с удовольствием осталась рисовать.
Художница рассматривала свою работу. Картинка небольшая, без подробностей. Белые горы с одной стороны, с другой – лес. Внизу, надёжно защищённый стеной, но с распахнутыми воротами, каменный город. Вот виден храм с колоннами, а вот театр.
Юля вздохнула: чувство узнавания не отпускало. Да, она сама додумала вид города, приблизила лес, отдалила горы, но как же кажется всё нереально знакомым.
Она подпёрла скетчбук стаканом с водой и немного отодвинулась от стола. Стало казаться, что в картине появилось больше объёма и за краем листа есть продолжение.
Женщина, не меняя позы, не двигая головой, обвела взглядом нарисованное сначала по кругу, потом из стороны в сторону. Скосила глаза в попытке заглянуть за край.
Юля была одна в номере и могла чудачить как угодно, что она и делала, блуждая глазами по рисунку, желая понять, что её беспокоит.
А теперь исследовала своё творение. Вот она замерла и затаила дыхание, несколько раз расфокусируя и снова собирая взгляд. И, соорудив воображаемый коридор, отсекающий её от реальности, мысленно пошла к картинке.
Она парила над городом. Белокаменные строения, украшенные резьбой колонны, замощённые улицы и…пустота. Пустота не в отсутствии кого-то живого, а в ощущениях.
Юля была, как в вакууме. Не было движения воздуха, не было звуков, не было времени. Казалось, не произойдёт никаких изменений, сколько бы она ни находилась здесь.
Захотелось спуститься и рассмотреть здания изнутри. Она потянулась взглядом к храму, который заинтересовал ещё на экскурсии.
Внезапная мысль изменила планы. Юля переместилась к лесу. Она не летела, нет – пришло желание увидеть лес – и она просто оказалась там. Зависла над кромкой.
Лес был также пуст. Юля решила задеть ветку. Что будет? Тут же дёрнулась обратно. Она просто провалилась в зелёно-коричневое пространство.
А если посмотреть, что там, за краем листа? Разбирало любопытство. Она передвинулась к границе изображённой реалии.
Юля вгляделась вдаль. Марево. Белёсое марево закрывало горизонт. Но как же интересно узнать, что там. Захотелось углубиться в ту серость немного, совсем чуть-чуть. И она внедрилась в…кисель.
Её обволокло, стесняя движение. Женщина с трудом развернулась. Ничего не видно. Ей надо вернуться. Назад. Юля обнаружила, что перестала понимать, что значит «назад».
Мысли потекли вяло. Серость вокруг, серость в ней. А кто она? Какая-то Юля. А где она? Здесь.
Что-то беспокоило. Она напряглась. Мысли, едва возникнув, не хотели выстраиваться, они вязли в киселе, а потом растворялись.
Юля попыталась ухватить хотя бы одну. Лес. Эта мысль оказалась податливой и позволила себя рассмотреть.
Закружилось видение: женщина что-то рисует. И тут кисельная серость как будто на мгновение разошлась, и Юля вспомнила, что она разглядывала картинку, потом очутилась здесь.
Она забралась в ту часть, которой нет. Просто нет. И её сейчас тоже нет. И она не знает направления, и забыла, как двигаться. И зачем только она рассматривала так пристально. Ах, это её так учили…
«Аглая Петровнаааа…», – Юля в напряжении замерла. Она ждала. Ждала, что та, которая подтолкнула её к этой глупости, к этому безумству, объявится и спасёт. Секунда, час, вечность. Ничего.
Женщина постепенно растворялась в «киселе». Беспокойство спадало, заменяясь апатией.
Толчок. Встряхивание. Как неприятно! Она попыталась сопротивляться, но её цепко держали за плечо. Юля болезненно подалась из вязкого покоя.
– Ну ты и дурёха! – знакомый голос сердито проворчал прямо в ухо, – Ты зачем в ничто полезла? Еле след твой разглядела. Хорошо, хоть далеко не забралась. Хорошо, что успела меня позвать.
Юля приоткрыла глаза. Солнце. Голубое небо. Облака. Всё замершее, недвижимое, неживое. Где это она? И кто рядом? Её снова хорошенько встряхнули:
– Давай, приходи в себя. И скажи, на милость, куда это нас занесло?
Юля пошевелилась. Вместе с движением ожили мысли, и она вспомнила свои чудачества.
– Это я нарисовала. Античный город. Я здесь на экскурсии была.
– Понятно, – кивнула Аглая.
Юля не видела женщину, но точно знала, что та рядом. Хмурится и кивает.
– Ну что, ты, конечно, молодец, что смогла погрузиться в картину, но плохо, что не оцениваешь риски. Учись ощущать. Пойдём отсюда.
«Уйти? Опять?» – в Юле вспыхнули жалость и негодование.
– Понимаете… – Она торопливо принялась объяснять, перескакивая с одного на другое, и закруглилась словами, – это знакомое место, хотя я здесь была впервые.
Шаманка хмыкнула:
– Интересно. Можем проверить что здесь такое, если хочешь. Но есть условие. Ты должна принимать всё, что появится, ни в коем случае не сопротивляться.
22. Видение
– Слушай и наблюдай. Не пропусти нужное. –Аглая Петровны забормотала.
Слова были не понятны, да казалось, что там и нет слов – только набор повторяющихся звуков, глубинных и низких. Юля почувствовала в них призыв. Призыв к чему-то тёмному, непостижимому.
На Юлю надвигалась жуть: «кисель», что был за пределами видимого стал наползать, закрывая мертвое голубое небо, неподвижные тучи, дома, лес.
Юля запаниковала: сейчас она снова начнёт растворяться и забывать себя. Захотелось оборвать шаманку: пусть прекратит! Это невыносимо!
Нетронутой оставалась крохотная прогалина, внутри которой держалась Юля. Женщина сопротивлялась изо всех сил, не желая вновь погружаться в эту загадочную материю.
А потом вспомнила: «не сопротивляйся» и вяло недоумевая, почему сначала нельзя было лезть в этот студень, а сейчас нужно, расслабилась в безысходности.
Студенистая масса поглотила и этот участок. Сомкнувшись, вздрогнула и заходила волнами, как будто в неё бросили камень.
Речитатив Аглаи закружил вокруг художницы, наполняя её собой. Заполнив, выплеснулся обратно.
Волнение усиливалось, ускорялось. Юля чувствовала себя эпицентром. Это от неё расходились волны. Это она испускала что-то, что собирало складками серость, пытаясь отодвинуть её от Юли. И вот, как будто открылось окно, и Юля, повинуясь порыву, устремилась в него.
***
Темно. Она напряжённо огляделась. Кажется, каменные стены. Сзади заскрежетало. Эхо покатило, отскакивая от стен, как будто сдвинули что-то тяжёлое. Женщина резко обернулась.
Где-то вдалеке замерцало жёлтое пятно. «Коридор, – догадалась Юля. – Кто-то идёт сюда». Неровный свет стал ярче. Показалась девушка с распущенными волосами, в непонятной хламиде, босая, с догорающим факелом.
Моментальное узнавание пронзило Юлю: эта девушка – она. Тотчас почувствовала холод плит под ногами, страх и обречённость. Девушка вставила факел в кольцо в стене и развернулась к центру. Женская статуя выплыла из темноты. Блики света оживляли каменную фигуру.
Девушка распростёрлась перед ней:
– Прости… – ей хотелось плакать, хотелось объяснить, что она предала без злого умысла, по глупости – неизвестное доселе чувство вскружило ей голову и она доверилась. А он …
Теперь город захвачен, жители перебиты или пленены. Храм пока уцелел, но жертвенный огонь потушен, а жрицы … Девушка вздрогнула от картинок, мелькающих в голове.
Говорят, что удалось отправить весть воинам, не так давно покинувшим гостеприимный город. Но случайно подслушанный разговор может оказаться вымыслом.
Её саму спас случай. Она во время нападения была не в городе. В лесу.
В лесу когда-то она повстречала его. Высокий. Красивый. Сильный. Сначала она испугалась, хотела убежать, спрятаться. А он сказал, что заблудился. Он был таким искренним. Она осталась и пояснила, как выйти на дорогу.
Но он устал и хотел передохнуть в лесу, а потом продолжить путь. Попросил навестить на следующий день и скрасить одинокость, потом на другой…
А потом он не захотел уходить, сказав, что она, наверно, одна из харит, раз пленила его с первого мгновения. Он не в силах расстаться.
Она мечтала уйти с ним, но держали обязательства перед храмом. Он так сочувствовал, так переживал за неё. Обещал помочь.
Разговоры лились рекой. Он выспрашивал подробности о распорядке и защите в городе и храме. А оказалось…
Последние несколько дней он не появлялся на облюбованном ими местечке в лесу. Она думала, что чем-то расстроила его и ждала, ждала. Днём и ночью. Он не мог оставить её, он обещал…
А сегодня (или уже вчера?), в глухой час перед рассветом, она услышала приглушённый шум. Двигался отряд. Ей стало страшно, она замерла, вжавшись в ствол соседней сосны.
Люди прошли совсем рядом. Без факелов. Тот, кто шёл первым негромко отдавал указания. Она узнала голос.
Выждав, пошла следом до границы леса. Потом, скорбя и не замечая льющихся слёз, наблюдала за расправой над городом.
Ночью девушка, прячась в черноте порушенного городища от случайных встречных, обходя пожарища и убитых, приседая от страха расслышав рядом возню, невнятные причитания или грубые выкрики, пробралась к святилищу. Неподалёку обнаружила брошенный кем-то угасающий факел, и вошла с твёрдым намерением покаяться и объяснить невольное содействие врагам.
Она была младшей жрицей и не могла напрямую обращаться к богине. В её обязанности входило исполнять ритуальные танцы, умилостивляя и благодаря.
Девушка начала двигаться. Неслышимая музыка звучала в голове. Если бы ей велели рассказать, она не смогла бы выразить весь накал эмоций, переполняющих её, словами.
Но танец тем и хорош, что не надо говорить. Её, исходящие из души, чувства выражало тело. Младшая жрица вкладывала в движение раскаяние, скорбь, желание искупить вину.
Она перестала чувствовать холод каменных плит. Она кружилась и кружилась. Вот ей стало казаться, что богиня нахмурилась, вот её рот искривился в гневе.
Девушка ускорила ритм. Она забыла о себе. Только движение, только мольба.
Очнулась, когда кто-то стал трясти её. Жрица лежала у ног статуи. Возле неё стояли воины, один присел рядом и тормошил.
Сначала она испугалась, что это те…враги, но её успокоили. До воинов дошла весть, они пришли на помощь.
Девушка с благодарностью припала к стопам божества, а потом рассказала о своём нечаянном предательстве.
Младшую жрицу кинули в каменный мешок. Глубокая узкая яма, выложенная плитами. В ней можно было только стоять, или сидеть, прижав колени к подбородку.
Девушка считала, что будущая казнь – справедливое решение. Она принесла зло, пусть и не желая того, ошиблась, доверившись не тому. Она сожалела, что оказалась такой простодушной. Изменить ничего нельзя. В раскаяние вплелось непрошенное воспоминание: ласковый взгляд, горячий шёпот, объятия.
Юля чувствовала, как промозглость каменных плит проникает в неё, леденит тело, особенно поясницу, которой девушка прижималась к стене. «Вот почему у меня так часто в детстве болели почки», – мелькнуло в уме Юли. А девушка не двигалась, позволяя коченеть телу и разуму.
Её казнили. Как – она не помнила. На смену стуже пришёл жар. Она горела изнутри, было трудно вдохнуть. Внезапно почувствовала облегчение. Боль оборвалась, она вплывала в покой.
Юля ощущала умиротворение. Где-то далеко, на краю сознания-вселенной, вспыхивали картинки прошлого. Юля засмеялась: какая ерунда! Переживания отпускали, ничто не могло смутить незыблемость. Девушка наслаждалась отдыхом и пустотой.
***
– Ну хватит уже! Приходи в себя. –знакомый голос, зазвучавший в сознании, развеял блаженное оцепенение.
Юля вновь увидела неподвижные облака, замерший лес, белые горы и пустынный город. Беспокойство ушло.
– Вы видели? – обратилась к шаманке и поняла, что та снова качает головой.
– Нет. Это только твоё время. Одна из твоих жизней. Мы там не встречались. Могу только сказать, такие видения частично поясняют то, что имеешь сейчас. Пойдём отсюда.
Юля хотела спросить, что наблюдала Аглая, когда Юля нырнула в то «окно» и долго ли отсутствовала, и как появилась вновь – не успела.
Почувствовала сильный толчок, сердце заколотилось в горле. Сделала неловкий вдох и поперхнулась. Глаза распахнулись. До этого женщина даже не предполагала, что они закрыты.
Она сидела напротив стола с рисунком. Ей было холодно. С трудом встала, распрямляя застывшее тело. В голове продолжали звучать слова, сказанные Аглаей на прощание: «Ты просто забыла, кто ты. Вспоминай и приходи».
Увиденное сомкнулось с настоящим. Пришло наитие, почему так складывалась её жизнь. Словами она бы не объяснила, но образовалась уверенность, что она теперь знает.
Она служила в храме, значит в ней разглядели что-то старшие жрицы. Наверняка отсюда её умение видеть ауру и чувствовать травы и камни.
Юля вспомнила, как в детстве мечтала стать балериной. Родители посмеивались, называя её медвежонком. А бабушка обошла с внучкой все танцевальные кружки, но девочку, после просмотра, никуда не брали. Горячее желание танцевать не восполняло нужных способностей.
И встреча с Романом на её пути не случайна. Но всё же она сумела, она смогла, пусть в последний момент, отказаться от него.
Виктор? Теперь она чётко видела, что их знакомство – ничего не значащий для неё эпизод. Права была Аглая. Может быть, это нужно было для Саши?
Тимур? Здесь она как будто «раздвоилась». Одна Юля жёстко указывала мужчине на дверь, другая не могла отпустить. Не не хотела – не могла, будто привязанная к нему.
«Ещё одно испытание, ещё один урок – подумала с усмешкой, – но теперь-то я знаю… И что же я знаю? Для чего мне это? Да и не встретимся мы больше. Или встретимся?»
Состояние ясного понимания причин происходящего уплывало, заслоняясь сомнениями, домыслами. И вот уже сидела прежняя женщина, гадающая, как лучше поступить.
Она потёрла виски. Хватит. Надо выкинуть всё из головы и отдыхать. Юля решительно собрала пляжную сумку.
