Виталий Ерёмин
Крымская лихорадка
Глава 30
Ночью Носков о чем-то шептался с Федуловым и лег далеко заполночь. А утром кортеж из шести машин уже несся в Симферополь. Подъехав к зданию Верховного Совета, которое называли “Белым домом”, охранники встали у всех подъездов, выполняя приказ никого не пускать и не выпускать. Но эта мера, как оказалось, была лишней. В здании находились одни сторожа. Они отказались открывать двери, даже когда увидели Носкова. Сказали, что подчинятся только управляющему делами Верховного Совета.
– Привезите управляющего, – распорядился Носков.
“К чему эта спешка? Неужели нельзя было подождать до понедельника?” – недоумевал Яшин, но решил, что лезть с расспросами не стоит.
Привезли управляющего, породистого старика с лицом графа. Старик мягко предупредил Носкова, что переход Белого дома к новому хозяину должен произойти в законном порядке, то есть после подписания соответствующих документов.
Федулов протянул руку:
– Ключи! Быстро!
Управделами побледнел, у него затряслись губы.
По знаку Федулова охранники достали из-за пазух короткоствольные автоматы. Это подействовало. Старик прошел в свой кабинет и вынес оттуда все имевшиеся у него ключи.
– Не дури, – сказал Федулов. – Где ключи от сейфов?
– Как вы разговариваете, молодой человек? – возмутился управделами. – Ключи там, где они и должны быть – у владельцев.
– Я говорю, не дури! – тем же грубым тоном повторил Федулов. – Где дубликаты?
Старик пробормотал в замешательстве:
– Это черт знает что.
Он открыл сейф, где лежали дубликаты ключей.
– Проведите меня в кабинет Кузьмина, – велел Носков.
Сбоку от огромного письменного стола Кузьмина стояли государственные флаги Крыма и Украины, дальше висела драпировка. Носков раздвинул ее. Показалась дверь.
– Здесь комната отдыха, ванная, душевая, – пояснял управделами, открыв дверь.
Носков заливисто рассмеялся:
– Умел расслабляться Федор Федорович.
– Он умеет и работать, – с достоинством возразил старик.
Пока Носков осматривал помещение, а Федулов – содержимое сейфа, управделами написал заявление с просьбой уволить его по собственному желанию. Носков прочел.
– Демонстрируете преданность шефу? Зря. Ваш опыт мог бы и нам пригодиться.
– Не с того начинаете, – сказал управделами. – И в этом я вижу симптом. Я, знаете ли, лучше в дворники пойду.
Носков усмехнулся.
– Отработаете согласно КЗОТу две недели, а там посмотрим, что с вами делать. – И повернулся к Федулову. – Вызвали спецов? Давайте их сюда!
Двое спецов начали с телефонов, потом осмотрели мебель, все щели. Нашли два “жучка”, один в часах на письменном столе, другой в комнате отдыха.
Носков констатировал:
– Не верил пан Кравчук товарищу Кузьмину. – И обратился к спецам. – А в стенах нет аппаратуры?
Один из спецов посвятил в секреты своей профессии:
– В этом случае стены должны звенеть.
Носков походил по комнате, похлопал в ладоши. Звона не было.
– Ну вот, теперь можно работать. – И повернулся к Яшину. – Слышал, как общаются в администрации Ельцина? Записки друг другу пишут! У нас этого маразма не будет.
Появилась Галина. Она была необычайно деловита. Ее интересовали службы Верховного Совета, которые занимались обслуживанием сотрудников и депутатов: особенно столовая, буфет, парикмахерская, стоматологический кабинет и гараж.
Галина обратилась к управляющему:
– У Кузьмина были свой парикмахер, стоматолог? Наверно, хорошие специалисты. Назовите фамилии.
Управделами назвал.
– У Олега Степановича проблемы с зубами, ему нужно поставить металлопластмассу. Но он не хочет этим заниматься, не переносит бормашины, – доверительно поделилась Галина.
– Поможем.
– И видите, что у него делается с волосами. Закручиваются на макушке не слева направо, а наоборот. Нужно изменить форму зачеса.
– Сделаем.
Долгие годы лакейской работы сказывались на глазах. Управделами быстро привыкал к новым хозяевам.
Галина прошлась по приемной.
– Новую секретаршу зовут Кирой. Она живет далеко, надо присылать за ней машину. Я тоже будут приезжать. Жена президента не должна сидеть дома. Она должна быть деятельной. Правильно, Андрей Васильевич?
Молчавший до сих пор Яшин подтвердил. Но не вытерпел, спросил:
– Чем будете заниматься?
Галина подошла к нему вплотную:
– Пока это секрет, но вам скажу. У нас много врагов, и враги должны видеть, что народ любит Олега и готов по первому его зову придти к Белому дому.
Яшин смотрел на нее с недоумением. Галина добавила не менее туманно:
– Я буду заниматься группой поддержки. У нас очень обязательные люди. Они не подведут. А еще я хотела бы создать свой фонд. Только пока ни на чем конкретном не остановилась. У вас нет идей?
Яшин ответил, недолго думая:
– Чаще всего жены президентов занимаются проблемами детей, женщин, стариков, наркомании, профилактики спида…
Лицо Галины поскучнело.
– Для этого нужно иметь много здоровья, а у меня его нет.
Носков сел за стол Кузьмина и тут же встал, прошелся по кабинету. Кажется, он хотел что-то сказать Яшину, но ему мешали другие люди.
– Оставьте нас с Андреем Васильевичем, – попросил он.
Все вышли. Носков прошелся еще раз от стола к двери, постоял у окна. Яшин сел в кресло и терпеливо ждал, чувствуя себя царедворцем.
– Тебе когда нужно возвращаться в Москву? – спросил Носков.
– Вернусь, когда скажешь.
Носкову ответ понравился. Он задумчиво продолжал:
– Знаешь, в чем успех президентства? В том, чтобы рядом был абсолютно надежный человек, который может давать ценные советы. Не случайно на Востоке сложился институт первых визирей. Вспомни, у Рузвельта был Гопкинс. У Кеннеди – брат Роберт.
Яшин бросил шутливо:
– Самый надежный человек – жена.
Носков хмыкнул.
– Жена Картера присутствовала на заседаниях кабинета министров, и что из этого вышло? Картер провалился. Горбачев советовался с Раисой Максимовной. И чем это кончилось? У тебя, Андрей, создалось неверное впечатление. Галина будет знать свое место. Но ты не ответил на мое предложение. Я не предлагаю тебе никакой должности. Я просто хочу, чтобы ты побыл какое-то время рядом. Хотя бы первые сто дней. За это время, я думаю, финансовые дела в Крыму наладятся, и ты получишь полную компенсацию. Я тебя не обижу.
Яшин думал ровно столько, сколько нужно, чтобы не обидеть собеседника.
– Конечно, я согласен. С тобой интересно работать, – сказал он президенту. – Но у меня одно условие. Я должен иметь право на бестактность.
– То есть? – поднял брови Носков.
– Я буду говорить правду, когда ты не будешь об этом просить. Иначе не будет того эффекта, которого ты хочешь добиться.
Носков рассмеялся.
– Я понимаю, это нужно прежде всего мне. Давай, режь правду-матку прямо сейчас. Ведь наверняка уже что-то накопилось. Кури, если хочешь. Мне нравится запах табака, когда нравится собеседник.
– Тебе ни в коем случае нельзя ссориться с парламентом, – сказал Яшин.
Носков усмехнулся:
– Это из области фантастики. Я об этом даже не мечтаю. Противостояние между исполнительной и законодательной властью происходит на всем пространстве СНГ, и Крым не будет исключением. Другой вопрос – как минимизировать нежелательные последствия. Путь только один – большинство в Верховном Совете должны составлять те люди, на которых я укажу избирателям.
Яшин смотрел на президента с удивлением:
– Не очень представляю, как это можно сделать.
– Есть один ход, – загадочно произнес Носков. – Когда до парламентских останется неделя, я оглашу список этих людей и совершу прыжок с парашютом
– Не президентское это занятие – прыгать в пропагандистских целях с парашютом.
Носков заливисто рассмеялся:
– Ошибаешься. Если бы другие президенты умели это делать и не тряслись за свою жизнь, прыгали бы как миленькие. Причем, ты заметь: я ведь за себя не прыгал. Но за то, чтобы парламент был чистым, я прыгну. И народ это оценит и поймет.
Логика была очень убедительная. Некоторое время Яшин даже не знал, что сказать. Потом развел руками.
– Ну, вот видишь. Не понимаю, зачем я тебе нужен?
Носков подошел к Яшину, потрепал его по плечу.
– Если говорю, нужен, значит нужен. Будешь входить ко мне без доклада. Завтра лечу на смотрины к пану Кравчуку. Присматривай тут за моими штирлицами. За ними, сам знаешь, нужен глаз да глаз.
Глава 31
Инаугурация проходила в зале заседаний Верховного Совета. Носковы вышли на сцену всей семьей. Галина смущенно улыбалась. Лариса держала за руку пятилетнего сынишку, который норовил укрыться за ее спиной. Носков поднял вверх сплетенные руки. Это был его митинговый жест. Все Носковы, включая малыша, были одеты с иголочки и точно сошли с витрины магазина модной одежды.
– Боже, сколько же у нас друзей, – процедила, оглядев зал, Лариса.
– И все чего-то хотят, – продолжая смущенно улыбаться, ответила Галина.
– Прекратите, – не разжимая губ, цыкнул Носков.
Председатель центральной избирательной комиссии объявил результаты выборов и предоставил ему слово. Носков подошел к маленькой трибуне западного образца и начал речь.
Яшину не досталось места в зале. Но он был даже рад этому. Стоя возле входа на сцену, он мог видеть всех, кто пришел на церемонию и кто какими глазами смотрит на президенте и его семью.
Цуканов сидит со своим обычным кислым видом, словно съел лимон. Иван Мозуляк с лицом запорожского казака, только без длинных усов, третья фигура в Партии независимости, смотрит на Носкова не просто настороженно, а почти враждебно. А Вадик, наоборот, не сводит с шефа восторженного взгляда. И Гусев наблюдает спектакль с живым интересом, по-журналистски стараясь не пропустить ни одной детали. Все достойно. Только эти федуловские охранники… Все на одно лицо, и ни одного светлого…
Носков стоял неестественно прямо, но говорил хорошо, не громко и не тихо. И что самое для всех удивительное – не глядя в текст. Яшин пропускал мимо ушей банальные фразы и навострял уши всякий раз, когда звучало что-то дельное.
– Партия независимости, лидером которой я являюсь, – говорил Носков, – всегда выступала против того, чтобы президент исполнял одновременно должность премьер-министра. К нам не прислушались. И это понятно: пост президента готовился под другого человека. Что ж, теперь нам придется решать проблему излишней концентрации власти в одних руках.
“Кто на такие вещи жалуется? – подумал Яшин. – Или это какая-то хитрость? Что-то я забылся. Когда говорит политик, нельзя принимать за чистую монету ни одного искреннего слова”.
Носков снова оседлал своего любимого конька – еще раз подтвердил свою решимость покончить за три месяца с преступностью.
– Каждый наш шаг в этом направлении, каждое распоряжение, отданное мной милиции и прокуратуре, станет достоянием гласности. И народ Крыма сможет своими глазами и своим ушами видеть и слышать, кто нам помогает, а кто нам мешает. Средства массовой информации могут рассчитывать на самое тесное сотрудничество с пресс-службой президента Крыма.
Носков заканчивал, с каждым словом набирая пафос:
– Президентская власть Крыма будет максимально открытой своему народу и всему миру. Точно таким же, открытым и свободным, мы видим наше будущее. Наш полуостров издревле и по праву называют райским уголком. Еще недавно сюда ехали на равных верующие и атеисты, праведники и грешники, старики и дети, пожилые и молодые, больные и здоровые, богатые и бедные, по путевкам и “дикарями”. И была в этом Божеская и человеческая справедливость. Пусть же в результате наших общих усилий эта справедливость восторжествует вновь.
Носков ни словом не обмолвился о крымско-татарском меджлисе, который призвал всех татар голосовать против него и не признал результаты выборов.
Зал рукоплескал. Носков снова победно поднял сплетенные руки.
Инаугурация закончилась. Носковы пошли за кулисы. Там их окружили охранники и повели к выходу. Соратники уже выстроились возле дверей. Носков принимал поздравления сдержанно, словно от мало знакомых людей. Когда рукопожатия кончились, возникла неловкая пауза.
– Нам-то теперь чем заниматься? – переминаясь, спросил Иван Мозуляк.
– Сосредоточьтесь на парламентских выборах, – сухо ответил Носков, разглядывая носки своих туфель.
– Как? – удивился Мозуляк. – Разве ты не возьмешь нас в свою администрацию?
– А что вам там делать? Рутинная чиновничья работа. Вам надо сидеть в Верховном Совете, проводить вместе с администрацией дружную законотворческую работу. Чем вас будет больше, тем меньше будет купленных Брагиным марионеток.
Цуканов стоял плечом к плечу с Носковым. Похоже, он был того же мнения. И все соратники были согласны с новоиспеченным президентом. Только не понимали, неужели они вот так накоротке поговорят и тут же распрощаются? Все-таки такое историческое событие. Грех не отметить. Они надеялись, что Носков устроит скромный банкетик. А он, похоже, куда-то торопится и не горит желанием разделить свою радость с испытанными соратниками. Да, он человек непьющий. Но разве это причина?
– Ладно, ребята, мне пора. Еще увидимся, – сухо бросил Носков и пошел к выходу. Цуканов двинулся за ним.
Мозуляк почесал в голове и сплюнул:
– Мать его за ногу! Это за кого ж он нас держит?
Соратники тоже были обижены, но переживали молча.
– Ладно, пошли в какую-нибудь комнатуху, – сказал Мозуляк. – Как говорят на Украине, кто не пьет, тот либо хвора, либо подлюча людина. А мы выпьем!
Мужик он был предусмотрительный, в руках у него была сумка, в которой отчетливо звякали бутылки.
Комендант здания Верховного Совета открыл им комнату на первом этаже. Расставили на столе спиртное и нехитрую закусь. Разлили по стаканам. Помолчали. Потом Мозуляк сказал:
– Нет, ребята, тут что-то не так. Президент просто обязан как-то наградить тех, кто помог ему придти к власти. Это общепринятая мировая практика. Если же он этого не делает, то о чем это говорит? Это говорит о том, что он не считает, что чем-то нам обязан. Это – первое. И – второе: он не считает нас, будущих депутатов, равными себе. Он смотрит на нас уже сейчас сверху вниз. А что будет дальше? Дальше лучше не будет. Не понимаю, с кем он хочет работать? Со своей хунтой? Эта военщина ему наработает!
– Не расстраивайся, Вань, – сказал Эдик Гусев. – Говорят, успех – всего лишь отсроченный провал. Так что подождем, куда нам торопиться? Мы считали себя его соратниками. А он, может, видит в нас соперников. Если вдуматься, это почти одно и то же.
– Ладно тебе, Эдик, умствовать, – проворчал Мозуляк, разливая водку по стаканам, – Понятно, откуда у тебя это олимпийское спокойствие. Земля, брат, слухом полнится.
– Не можешь ты без намеков и загадок, Вань, – сказал Гусев.
– А намек простой, – усмехаясь в усы, отвечал Мозуляк. – Денежки вы из Москвы получили, сто десять тысяч карбованцев. А куда они ушли? Денежки прислали не на президентские выборы, а на референдум. А где он, референдум? О нем вы с Носковым последнее время даже не заикаетесь. Непорядок это, Эдик. Рано или поздно все вылезет наружу и будет большой скандал. Куда денежки-то девали, а? Ты ведь казначей, ты все знаешь. Может, ты и среди нас остался не просто так, а, Эдик?
– До чего ж ты подозрительный, Вань, – вздохнув полной грудью, сказал Гусев. – Если хочешь знать, Олег и меня в дальний угол задвинул. Прессой теперь будет заведовать Вадик. Так вот. Но я, как видишь, не унываю. И тебе не советую. Политика, Вань, скользкая штука. Если человек сам не обосрется, то в готовое влезет. Надо только терпеливо ждать. Так что давайте, мужики, выпьем за терпение.
Глава 32
Захват кабинетов объяснялся очень просто. Процедура передачи власти не была прописана ни в одном законе Республики Крым. Все теперь зависело от политической культуры бывших соперников. На эту-то культуру Носков и не рассчитывал, зная наперед, что Кузьмин, то ли сам по себе, то ли по просьбе украинских властей, сделает все, чтобы максимально усложнить Носкову вступление в должность. Но для его собственных грубых, по сути противозаконных действий, была еще одна немаловажная причина. Накануне глава службы безопасности Иванов доложил Носкову, что существует заговор министров, сплошь ставленников Кузьмина. Как только избранный президент начнет принимать дела, они примутся ему мешать. И Носков решил опередить саботажников. Теперь в его руках были важные правительственные документы, которые они могли бы утаить, что привело бы к катастрофическому расстройству дел в республике. И, что не менее важно, он разом заполучил целую груду компромата. Одни министры хранили в своих сейфах пачки долларов. Другие держали фотографии любовниц, проституток и презервативы. А один министр, судя по найденной у него видеокассете, был нетрадиционной сексуальной ориентации.
Только двое членов кабинета не прятали в своих сейфах ничего предосудительного. Оскорбленные действиями президента, они немедленно подали заявления об отставке. Другие, по старой советской привычке, срочно госпитализировались.
– Ну и кого мы поставим министрами? Кому передавать документы? – хмуро вопрошал президент главу своей администрации Цыганкова. – Вы говорили, у вас целая колода ценных кадров? Где она?
Носкову не хватало терпения на чтение анкет и автобиографий. Он больше доверял своим глазам, своему чутью. Цыганков вводил в его кабинет плохо одетых мужиков с грязными ногтями и бегающими глазами. Носков взвивался:
– Кого ты мне суешь? Какие из них министры? Они начнут хапать с первого дня.
– Мой президент, – сокрушенно вздыхал Цыганков. – Что делать? Время такое, других нет.
В первый же день глава администрации зазвал к себе Яшина, Иванова, Федулова, Вадика и предложил определиться, как им называть Носкова. Товарищ президент? Господин президент? Или как-то еще?
Вопрос бы насколько смешной, настолько и серьезный. В самом деле, должно же быть какое-то официальное обращение. Нельзя допускать неразберихи в таких вещах. Неровен час, кличка приклеится. Федулов, возомнивший, что ближе его к уху Носкова никого нет, уже называл шефа “папой”. Куда это годится?
– Сейчас такое время, – невозмутимо объяснял Федулов. – Каждого большого начальника так зовут.
– Будет тебе, – урезонивал его Цыганков.
Все знали, что в Крыму только один человек имел эту кличку – бандит Брагин.
– Ну а ты считаешь, лучше придумал? – огрызался Федулов. – Мой президент. Еще скажи “мой фюрер”.
Во время совета в кабинет Цыганкова неожиданно зашел Носков. Поинтересовался повесткой заседания. И сходу внес свое предложение.
– А может называть “гражданин президент”?
Возразить решился только Яшин:
– Отдает местами лишения свободы.
Носков подошел к окну, посмотрел сверху, как перед Белым домом снуют, копошатся люди. Сказал раздумчиво:
– Велик и могуч русский язык, а не так-то просто придумать. Товарищем называться – эпоха не та. Господином? Что старики скажут? Гражданином? Тоже нельзя.
– Пусть старики привыкают, – сказал Яшин.
– Пожалуй, ты прав, – повеселел Носков. – Давайте переходить на слово “господин”.
Уходя, поинтересовался у главы администрации:
– Как там указ номер один? Готов?
– Готов, мой президент, – отрапортовал Цыганков. – Сейчас принесу на подпись.
Носков вынул из кармана ручку.
– Давайте, я здесь подпишу.
По указу номер один Крым переходил на московское время. Экономической необходимости в этом не было никакой. Просто Носков в очередной раз присягал на верность Москве.
В свой кабинет Носков вернулся вместе с Яшиным. Прошелся по дорожке. Походка у него была мягкая, кошачья.
– В Крыму полно способных руководителей. Странно, что Цыганков не может их найти, – сказал Яшин.
– Прохиндей, тащит тех, с кем будет проворачивать свои дела, – отозвался Носков.
– Значит, надо его менять. Глава администрации должен быть штатским. Знаешь, кругом разговоры, что ты окружил себя хунтой.
Носков покачал головой.
– Нельзя менять Цыганкова. Его знают на флоте. Что касается хунты… Каждый человек в моем окружении должен быть дубинкой против пана Кравчука.
– А ты уверен, что Цыганков не работает на Безпеку?
Носков нервно рассмеялся.
– Я и в Иванове не уверен. Русским и украинцам вообще нельзя ссорится. Вражда между родственниками доходит до паранойи.
Он помолчал и договорил:
– Главная проблема – не в министрах, а в премьере. Какой из меня премьер? Честно тебе скажу, я когда в прокуратуре работал, на всех совещаниях засыпал. И сейчас ничего не могу с собой поделать. Как только заседание длится дольше часа, засыпаю, словно не слова слышу, а снотворное глотаю. Не по мне вся эта бюрократия.
– В чем дело? По крымской конституции, в республике вообще должно быть парламентское правление. Передай лишние полномочия новому составу Верховного Совета и дело с концом.
Носков неожиданно взорвался:
– О чем ты? Больше половины депутатов купит Брагин. Передать правительство им – значит передать ему. Ну и в кого я превращусь? Какие у меня останутся полномочия? Как я смогу без полномочий вернуть Крым в Россию?
– Тогда скажи Кравчуку, кто рвется в парламент. Последствия он вычислит сам. Крым может превратиться в бандитскую республику. Ему это надо? Ему этого не надо. Пусть тогда задействует свои возможности, перетряхнет крымское МВД. А вот если он этого не сделает, ты можешь прямо сказать об этом крымчанам.
– Попробую-ка я сначала договориться с Валебным, – задумчиво проговорил Носков. – И вызову-ка я генерала прямо сейчас. А ты посиди там, – он кивнул в сторону комнаты отдыха.
Яшин слабо запротестовал.
Носков подмигнул.
– Посиди, это интересно. Ты будешь не только слышать, но и видеть.
Спецы Иванова постарались. В комнате отдыха уже стоял монитор, на котором весь кабинет президента был, как на ладони.
Валебный появился быстро: здание МВД находилось в пяти минутах езды от Белого дома. Вошел бойко. Туловище бочонком, ноги короткие, зад слегка оттопырен. На мониторе был рычажок управления телекамерой. Яшин приблизил лицо Валебного, чтобы рассмотреть детали. Широкий низкий лоб. Глубоко посаженые глаза. Крепкие челюсти. Пальцы короткие, как сардельки. На запястье татуировка и цифры 1945, скорее всего, год рождения.
Валебный сел, открыл портфель, достал какие-то бумаги и принял почтительную позу, приготовился слушать.
Носков погрузился в свое кресло:
– Я понимаю вас, генерал, вы в щекотливом положении. С одной стороны, подчиняетесь напрямую Киеву. С другой стороны, должны все-таки работать на свою родину – Крым. Не чувствуете раздвоение личности?
– Нет у меня никакого раздвоения, – браво отозвался министр. – Для меня превыше всего интересы дела. А дело у нас с вами теперь общее – бороться с преступностью. Вы – профессионал, я – профессионал. Значит, должны понять друг друга.
Носков сделал вид, будто удивлен и обрадован. Даже руками потер.
– Тогда с чего начнем? Я вижу, вы с чем-то пришли. Давайте смотреть.
Валебный протянул ему несколько листков. Носков пробежал глазами.
– Но это всего лишь статистика. А где план? Где предложения?
Министр заерзал.
– Какой план? Какие предложения?
– Как какие? По борьбе с преступностью. Вы, наверно, не раз слышали мои предвыборные заявления. Мы должны открутить головы мафии за два месяца, максимум, за три.
Валебный вынул носовой платок, провел им по губам.
– Олег Степанович, это нереально.
– Хорошо, назовите реальный срок.
– Два-три года при условии, что дела в экономике начнут выправляться.
Носков саркастически рассмеялся:
– Дела в экономике потому и не выправляются, что мафия подмяла под себя не только мелкий и средний бизнес, но и государственные предприятия. Так что давайте не будем ставить телегу впереди лошади. И давайте не будем менять заявленные сроки. Я даю вам два, максимум, три месяца. А основные идеи хочу выслушать прямо сейчас. Что мы можем сделать, чтобы как можно быстрее скрутить Брагина и других “авторитетов”?
Генерал тяжело вздохнул.
– Понимаете, Олег Степанович, эти мерзавцы научились прятать концы. Их не на чем взять. Они все проворачивают чужими руками. И никто, ни подручные, ни свидетели, никогда в жизни не дадут против того же Брагина никаких показаний.
Носков поднялся, прошелся по кабинету. И заговорил, нагнетая страсть с каждым словом:
– Генерал, если бы я говорил с министром здравоохранения о проблемах акушерства, он наверняка навешал бы мне лапши на уши. Но мы-то с вами, что называется, одной крови. Мы – ищейки, а не чьи-то сторожевые псы. Не надо мне про то, что вообще ничего нельзя сделать. Как в Америке вытравили коррупцию? Агенты ФБР метили доллары и совали их направо налево. Кто брал, тех – тут же в кутузку. Прием скользкий, а ведь не побрезговали. Результат был важнее. Что же нам мешает, если мы тоже хотим результата? А может, мешает не что-то, а кто-то? Так скажите. Я вам помогу. Мы теперь в одной связке. Я хочу, чтобы между нами не осталось никаких неясностей. Я понимаю: у вас перед кем-то есть свои обязательства. Но вы и меня поймите: у меня обязательства перед гражданами Крыма, которых два и семь десятых миллиона. Есть разница? Или народ – быдло? Я глава государства. А государство обязано защищать граждан от хаоса и насилия. Если эта функция не работает, значит, я не соответствую своей должности, и значит, я должен уйти. Но я не могу уйти только потому, что меня не понял министр Валебный. Если он не хочет меня понять, я добьюсь, чтобы поставили вместо него другого министра. И с ним, а не с вами, генерал, вычищу поле экономики. А если мне начнет мешать пан Кравчук, устрою такую бучу – чертям станет жарко. И население Крыма меня поддержит.
– Если бы дело было только во мне, – мрачно выдохнул Валебный.
Носков остановился напротив него.
– Что вы хотите сказать?
– МВД Крыма, Олег Степанович, это не только генерал Валебный. Есть еще полковники, подполковники, майоры, капитаны, лейтенанты, сержанты… Понимаете, о чем я? Всех не заменить.
– Хотите сказать, что с бандитами повязана вся милиция? – переспросил Носков.
– Я вам этого не говорил.
– Правильно, вы сказали иначе. Что ж, вы правы, всех не заменишь. Ценных сотрудников надо спасать. А спасение в таких случаях только одно. Освобождаться надо от тех, кто сумел повязать ценных работников. Если не получается по всем правилам, значит надо на время забыть о правилах. Понимаете, о чем я?
– Вы хотите, чтобы я это делал? – удивился Валебный.
– А кто? Я? Разве у вас нет людей, которым вы можете поручить это дело?
– Олег Степанович, что вы такое говорите? Кто на такое пойдет?
– Кормиться у бандитов безопаснее?
Министр задергал шеей. Ему стал тесен воротник. Он понизил голос.
– Как вы вообще можете говорить о таком? Тут у вас наверняка все нашпиговано.
– Уже не нашпиговано, – успокоил его Носков.
Но Валебный продолжал полушепотом:
– Поймите, кто кормится у бандитов, тут же побежит к ним и доложит. А кто принципиально не кормится, тот тем более не подпишется на такое дело. Это ж рано или поздно всплывет. Как вы не понимаете? Как вы вообще можете предлагать мне такое?
Носков посмотрел на него уничтожающим взглядом:
– Знаете, у Гоголя есть загадочная фраза: пока не сделаешь дурно, до тех пор не сделаешь хорошо. Закон, генерал, только тогда закон, когда за ним стоит сила. У нас такой силы нет, и не будет до тех пор, пока мы ее не создадим. Поверьте на слово, об этой силе мечтают многие главы государств. Но не у всех хватает духу перейти от мечтаний к действиям. Я решил поговорить с вами откровенно потому, что знаю: этот дух у вас есть. И понимание момента, вижу, есть. Несколько сотен негодяев мешают подняться сотням тысяч людей. Ну почему мы должны миндальничать с негодяями?
Валебный слушал внимательно, его лицо выражало понимание. “Неужели согласится? – подумал Яшин. – Вот будет потеха!” Но генерал глухо ответил:
– Нет, Олег Степанович, что хотите со мной делайте, я – пас. За такие дела мне Кравчук погоны сорвет и на парашу посадит.
Носков хотел сказать в ответ что-то резкое, но ему помешала возникшая на пороге Кира Стежкина.
– Господин президент, звонят из Киева, из администрации Кравчука.
– Чего они хотят?
– С вами будет говорить Леонид Макарович Кравчук.
Носков оживился.
– Ха! Легок на помине.
Он снял одну из трубок и не меньше минуты молча слушал президента Украины. Потом неожиданно тепло произнес:
– Спасибо, Леонид Макарович, за поздравления. Вы мудрый человек. Я никогда не терял надежды, что мы найдем общий язык. Спасибо, обязательно приеду. Нет, сначала к вам в Киев. В Москву – потом. У Крыма, как вы знаете, были экономические связи со многими регионами России. Надо восстанавливать. Чем лучше будут жить крымчане, тем меньше забот будет у вас, Леонид Макарович.
Разговор продолжался еще минут пять. Положив трубку, Носков сидел некоторое время в задумчивости. Потом повернулся к Валебному и сказал доверительно:
– Генерал, сроки меняются. Не через два месяца, а через две недели предприниматели и директора предприятий Крыма должны платить налоги только в казну Крыма. Если хоть один из них скажет мне, что он продолжает платить бандитам, вы будете заменены. Если будут какие-то затруднения, звоните, приходите. Я поддержу вас незамедлительно. И не сомневайтесь: президент Украины меня поддержит. Работайте, генерал.
Валебный хотел что-то сказать, но Носков уже протягивал ему руку, а в кабинет уже входили другие посетители. Генерал потоптался в нерешительности, потом подошел к Носкову и сказал ему на ухо:
– Знаете, какая штука бывает в курятнике? Курицу сталкивают с насеста другие курицы, и она разбивается насмерть.
Носков хмыкнул:
– Это как же так? У нее ж крылья.
– Не успевает подумать.
– Это вы к чему? К тому, что вам надо подумать?
– Это вам надо подумать, – сказал Валебный.
Генерал сел в свою черную “волгу” и велел водителю поколесить по городу. Надо было собраться с мыслями. В целом министр был доволен собой. Молодец, не продавился, устоял. А ведь какая падла этот Носков. Как давил, как распалял. Знает, сволочь, что в каждом нормальном менте тихонечко сидит мечта – посрубать головы уголовной гидре. В последние годы, когда бандиты стали превращать в юридических проституток оперов, следователей, судей, работников колоний и тюрем, эта мечта вообще лишила Валебного внутреннего покоя. По природе он был правильный мент, которого невозможно купить. А Кузьмин, можно сказать, растлил его поддержкой, деньгами, выращивая из него личного верного пса. И Валебный хотел освободиться от цепи, выбраться из конуры. Но Носков предлагал ему союз не против мафиозного Кузьмина, а против уголовного Брагина. Если Брагин и отбирал жирные куски, то главным образом у людей Кузьмина, директоров предприятий и фирм. И если бы Валебный вдруг решил наказать Кузьмина, ему следовало бы вступить в союз именно с Брагиным, а не убирать его, о чем размечтался Носков. В общем, ему с президентом все-таки не по пути. Почему же тогда этот необычный разговор так взволновал ему кровь? Да потому что с этим Носковым можно делать все, неожиданно подумал Валебный. Если он дошел до такой идеи, в связке с ним можно делать все! От этой мысли генерал вспотел еще больше и беспокойно посмотрел на водителя. Ему вдруг показалось, что он произнес свою догадку вслух.
