полная версия

Виталий Ерёмин
Щенки-медвежатники

Полная версия

Алмаз приказал Андрею:

– Пойди и скажи Адаму, что базар будет не здесь. И с его стороны чтоб был только Гасан.

Андрей подошел к Адаму и передал ему слова Алмаза.

– Идите к моей машине, – приказал чеченец.

Впереди была полная неизвестность. Когда имеешь дело с чеченцами, нельзя быть уверенным ни в чем. Сидя с Алмазом на заднем сиденье, Андрей искоса посматривал на него. У блатного даже лоб не вспотел. Хотя в машине была страшная духота. «А я боюсь», – признался себе Андрей. «Тэтэшник», как ни странно, не прибавлял уверенности.

– Алмаз, ты правильно сделал. Никто нас не разведет, только мы сами, – прервал молчание Адам. Он сидел на переднем сиденье справа от Гасана.

– Споры – вещь естественная, – отозвался Алмаз. – Главное – не доходить до крайностей.

– В городе сложная обстановка, но мы заинтересованы в спокойствии. Любой вопрос можно решить без кровопролития, – согласился Адам.

Машина выехала за город. Андрей заметил, что они едут в знакомом направлении. Этим маршрутом везли Крюка. Стало не по себе. Андрей осторожно вынул из-за пояса пистолет и осмотрел обойму. Она была полная – восемь патронов. Алмаз протянул растопыренную пятерню. Андрей отдал пистолет.

Гасан остановил «Волгу» в том же месте, где судили Крюка. Адам открыл дверцу, собираясь выйти. Алмаз сказал:

– Давай не будем выходить, здесь перетрем наши проблемы.

Адам подумал и закрыл дверцу.

– Я не буду говорить о Варфоломеевской ночи, которую ты устроил слободским… – начал Алмаз.

Адам тут же прервал его:

– Угу, только до этого слободские грохнули приемщика стеклотары, потом своего пацана, который с ними расплевался, и пытались свалить это на нас.

– Адам, – сказал Алмаз, – во всем надо разобраться досконально. Не буду скрывать, я вызвал из других городов наших лучших людей. За ними тьма братвы. Поимей это в виду. Теперь о Зване. Ты знаешь, он временно поставлен на положение. Он пока в городе смотрящий. А ты его ни во что не ставишь. Думаешь, братва это поймет?

Адам весело оскалился.

– Перед вами вся страна открыта, а мы – ссыльные. Нам тут надо как-то выживать. Если вы будете настаивать на Зване, нам придется воевать.

– Вы это уже порешили?

– Порешили, – передразнил Адам.

– Лады! – Алмаз сделал вид, что не заметил издевательского тона чеченца. – Перейдем ко второму вопросу. Вы не гоните грев, не помогаете томящейся братве. Братва недовольна.

– А разве мы когда-то это делали? – невозмутимо спросил Адам. – Ты знаешь, у нас своя община. Мы друг с другом делимся. Мы не можем делиться еще и с вами. Мы другие, Алмаз. Пора бы привыкнуть к этому.

– Я и говорю: братва недовольна, что вы считает себя особенными, – мрачно произнес Алмаз.

– Но мы и есть особенные. Разве не так?

– В смысле, никого не празднуете?

– В смысле, не любим ультиматумов. И в туалет ходим с водой, а не с газеткой. Жопу моем, а не подтираем. И своих не обираем, не насилуем, не истребляем. И Бог у нас другой. Нужно согласиться, что у нас много различий, Алмаз.

Адам говорил спокойно, как бы стараясь не спровоцировать Алмаза на взрыв ярости. Но его слова были оскорбительны сами по себе, независимо от интонации.

– Ты резал наших людей в Карлаге, Алмаз, – продолжал Адам. – Но здесь не зона. Так что давай договариваться.

– На твоих условиях?

Адам усмехнулся и покачал головой.

– Я понимаю, чего ты хочешь. Сломать чеченов в одном городе, вырастить на этом авторитет. Смотри, не промахнись, Алмаз. Нас истребили немало, но мы выжили и когда-нибудь предъявим счет. Нас Сталин с Берией не сломали. Неужели думаешь, у тебя это получится?

– Когда вас привезли сюда в сорок четвертом, – ответил на это Алмаз, – никто вас не пытался ломать, пока вы не начали наглеть. Мы берем все, что хотим, – чье это понятие?

– Ну и что дальше? – спросил Адам.

– Все торговые базы – ваши. Все крупные магазины – под вами. Драмтеатр – ваш. Горсад с танцплощадкой – ваши. Хороший кинотеатр для Новостройки соорудили, а чей он теперь? Ваш. Новостроевские кабак с гостиницей – чьи? Ваши. Еще немного – и вы весь город к рукам приберете. Так что не ломаем мы вас, а бьем по рукам. Чтобы не захапали всего. Вам давно уже разрешили вернуться в вашу Чечню. Что ж не возвращаетесь? Что вас тут, на чужбине, держит? Мало наворовали?

– Не хочешь ты договариваться, Алмаз, – заметно раздражаясь, отвечал Адам. – Непонятно, на что рассчитываешь. Ну прикатит твой десант. Так ведь нас все равно больше раз в сто. Не смешил бы ты людей, Алмаз. Свалил бы лучше отсюда.

– Не забывайся, парень, – с угрозой произнес Алмаз.

Адам рассмеялся.

– Это ты не забывайся. А то мы с Гасаном – обидчивые.

Рассмеялся и Алмаз.

– Ладно, Адам, моя душа чиста. Я сделал попытку. Но ты так ничего и не понял. Давай как приехали сюда, так и уедем. Подобру-поздорову.

– Даже отлить нельзя? – с иронией спросил Адам. – Нет, Алмаз, мы все-таки отольем.

Чеченцы вышли из машины, справили малую нужду и вернулись. В руке у Гасана неожиданно появился знакомый, похожий на кортик, нож. Чеченец был настроен очень решительно. Он дернул на себя дверцу, за которой сидел Алмаз, и остолбенел. На него глядело дуло пистолета.

Гасан вытаращился на Адама. Взглядом спрашивал, что делать.

– Адам, – со смешком произнес Алмаз, – тебе не жалко твоего народного чеченского автомобиля? Я ведь могу выйти и шмальнуть в бензобак.

– Поехали, – сказал Адам.

Всю обратную дорогу никто не проронил ни слова. Злой Гасан гнал с бешеной скоростью.

Перед тем как выйти из машины, Алмаз сказал Адаму:

– Мы говорили друг другу неприятные вещи. По-моему, у вас даже были планы вернуться в город без нас с Корнем. Но мы не дошли до прямых оскорблений. Значит, шанс договориться остается. Думайте, представители маленького, но гордого народа. Время еще есть.

Ругаясь на своем языке, чеченцы высадили Алмаза и Андрея в Слободке и укатили к себе в Гусинку. Алмаз повернулся к Андрею:

– Смотрю на тебя, Корень, и себя вижу. Давай теперь к Любаше. Она скоро придет.

– Я лучше домой, – сказал Андрей.

– Какой домой? Не допили, не доели. Обсудить надо кое-что. Есть идея на миллион денег. Ты ведь любишь большие деньги, Корень. Так вот, считай, они у тебя в кармане. Есть одно место. Там все подготовлено. Залезай и забирай.

– Почему я? Кто я вам? – спросил Андрей.

Алмаз хотел сплюнуть, но передумал.

– Ну, во-первых, ты свои интеллигентские привычки брось. У нас все на «ты». Во-вторых, я вижу цвет твоей печени, Корень. Пацан ты порядочный, нам такие нужны.

– У меня мать болеет, – соврал Андрей.

Глаза у Алмаза стали холодными.

– Перехвалил я тебя?

Андрей пожал плечами.

– Ладно, топай, – согласился Алмаз. – Свидимся. Джага тебя найдет.

Андрей шел по улицам Слободки. Еще не было темно. Местная шпана смотрела исподлобья, но никто не задевал, даже словом.

У себя в Новостройке он собрал кентов, рассказал о последних новостях и поделился догадкой. Кажется, бетонная плита в потолке бомбоубежища, которую они простукивали, не строительный брак, а заготовка Алмаза. В каком еще магазине города товаров на миллион рублей? Где еще этот миллион легко взять? И на каком доме работал, точнее, делал вид, что работает, Алмаз?

– Крюк забрал половину, а Алмаз заберет все, – пал духом Мишка.

– Нужно просто сделать это по-быстрому, – сказал Генка.

Они еще долго обсуждали предстоящую операцию, стараясь предугадать любые неожиданности. Слово «операция» первым произнес Мишка, а следом стали повторять и Андрей с Генкой. Они пришли к общему мнению, что в их распоряжении совсем немного времени, максимум двое суток.

Генка и Мишка пошли по домам. Андрей решил навестить Петра Палыча.

Дежурила другая медсестра, не Катя. Она знала Андрея.

Майор лежал на высоких подушках. У него было синюшное лицо. Андрей подошел к постели и сел на стул. Петр Палыч открыл глаза и тихо спросил:

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – ответил Андрей. – Еле ноги таскаю.

– Спасибо, что пришел. Некстати я раскис, – сказал Петр Палыч.

Андрей сочувственно вздохнул.

– Все будет нормально.

Подумал: «Спросит или не спросит про пистолет?» Но майор молчал. Молчание затягивалось. Андрей спросил:

– А вы не можете сказать, что с вашим сыном?

– Алмаз увез его. Отомстил мне.

– Как увез? Разве ваш сын – маленький ребенок?

– Вилен постарше тебя. А увез его Алмаз два года назад. Сначала думали, насильно. Но потом Вилен прислал письмо. Он хотел, чтобы меня уволили из органов. В конце концов так и вышло: меня уволили.

– Вы били сына?

Петр Палыч утвердительно кивнул.

– Если вас уволили, откуда пистолет?

– С фронта привез. Разве у твоего отца ничего нет?

– У него сабля, – сказал Андрей.

– Сабля? – удивился Петр Палыч. – Он что, кавалеристом был?

– Он топограф. При штабах служил. Хотя, говорит, и в разведку приходилось ходить. А саблю ему кто-то подарил.

Петр Палыч поджал губы.

– Вот и ты отца не любишь.

– Но я его никогда не предам.

– Уверен?

– Одно время мне хотелось его убить. Но я понял, что не смогу. Значит, не смогу и предать. А жена ваша где?

Майор тяжело вздохнул.

– Она покончила с собой, Андрюха. Она не могла больше жить… со мной. А я подумал: нет, сначала я Алмаза на тот свет отправлю, а потом только себя. Я его искал по всему Союзу.

Вошла медсестра, предупредила, что время вышло. Андрей поднялся. Петр Палыч беспокойно задвигался, поманил Андрея пальцем, сказал на ухо:

– Тебе хирург говорил? Нож-то прошел в сантиметре от аорты. То, что ты остался жив, просто чудо. Но чудеса просто так не происходят. Если остался жив, то зачем? Соображай.

Андрей вышел из больницы и остановился. Идти к Толяну не хотелось. Он надоел своему школьному товарищу. Тот даже не считал нужным это скрывать. Мелькнула мысль: может, вернуться домой? Нет, только не это. Он уже возвращался и хорошо помнит, чем все кончилось. Если бы отец пришел к нему в больницу, тогда другое дело. Но родитель выдерживает характер. Ну и флаг ему в руки.

Однако ноги сами принесли Андрея в знакомый двор. Уже темнело. Но взрослые все еще играли в волейбол. Из какого-то окна доносилась музыка. На скамейке сидели девчонки. Пацаны развлекали их, как могли. Ребята были всего на год-другой младше Андрея, но он смотрел на них, как на детей.

От девчонок отделилась Аля.

– Ты где пропадаешь?

– Гуляю, – сказал Андрей.

– Можно с тобой?

– Я до утра буду гулять.

Они прошлись по двору и сели в сквере напротив ювелирного.

– На этой скамейке часто сидят слободские, – сказала Аля. – Балдеют, к девчонкам пристают.

Андрей усмехнулся.

– Хорошо.

– Хорошо, что пристают?

– Хорошо, что сидят.

– Что у тебя общего с этими слободскими? – спросила Аля.

– Давай не будем об этом, – ушел от ответа Андрей.

– Я видела тебя здесь сегодня в сквере, напротив ювелирного.

– Следишь?

– Просто у меня окно выходит в сквер.

Андрей сказал раздраженно:

– Алечка, занимайся музыкой, готовься к школе, читай книжки, сиди дома и не высовывай носа, иначе это плохо для тебя кончится.

Аля ничего не ответила. На этот раз совсем обиделась. Андрею стало жаль ее.

– Ладно тебе. Пойдем к Толяну, попьем чаю.

На самом деле ему хотелось есть.

Толян сказал Андрею, что приходила Анна Сергеевна.

– Она переживает, понимаешь? Просила повлиять на тебя. Хочет, чтобы ты вернулся. Какого черта ты заставляешь ее унижаться?

У Толяна не оказалось ни сахара, ни хлеба.

– Я схожу домой, принесу чего-нибудь, – предложила Аля.

– Не надо. Ничего не надо.

Толян сказал эти слова с раздражением человека, который хочет остаться один.

Андрей не чувствовал обиды. Толян и без того долго терпел его. Их дороги расходились на сто восемьдесят градусов. Толян уже чувствовал себя будущим юристом. Ему претил образ жизни Андрея. Он начал бояться за свою репутацию.

– Толян, дай мне срок до завтра, – попросил Андрей. – Мне надо придумать, куда перенести вещи.

– Я не тороплю, – холодно ответил Толян. – Значит, домой не вернешься?

– Нет.

– Тогда твоим домом станет тюрьма. Это в лучшем случае.

– А в худшем?

Толян посмотрел на Андрея и Алю, как бы сомневаясь, стоит ли говорить. И все же сказал:

– Могила.

Толян всегда умел резать правду-матку прямо в глаза.

Андрей почувствовал усталость. Ему хотелось прилечь. Но он должен был проводить Алю.

До ее дома оставалось метров сорок. И тут Андрей увидел Джагу и еще одного слободского пацана. Настороженно поглядывая по сторонам, они зашли в подъезд, где находился вход в бомбоубежище. «Нет, не просто так они здесь ошиваются», – подумал Андрей.

На следующий день ребята забрались на крышу, чтобы утвердить окончательный план действий. Генка сказал, что он опробовал ножницы по металлу. Похоже, с арматурой особых проблем не будет. Но на то, чтобы с ней справиться и сделать отверстие, понадобится не меньше получаса.

Еще раз посчитали. Получилось, что вся операция займет пятьдесят минут.

– Магазин обычно закрывается на пять минут позже положенного времени, а открывается иногда раньше минут на пять. В запасе ни одной минуты, – сказал Генка.

Андрею показалось, что друган просто ищет повод, чтобы выйти из игры. Не исключено, что так и было. Но сказать это прямо Генка не решался.

Еще больше удивил Мишка. У него появилась новая идея. Он сказал, что куда важнее не стоять на стреме, а обеспечить всем троим железное алиби. Мишка предложил на этот счет подробный план действий.

Они еще долго обсуждали каждую мелочь. Потом сходили к Толяну и перенесли вещи Андрея на чердак. Там он и провел ночь накануне операции.

Десант блатных

Утром Андрей купил три билета на двухчасовой сеанс. В вестибюле, пряча под рубахами заточенные велосипедные спицы, топтались чеченские пацаны. Следили, чтобы в кинотеатр не проскочили слободские. У входа в «Ударник», возле фонтана, сидели на скамейках чехи постарше. Они проводили Андрея мрачными взглядами.

Возле кинотеатра стояло недостроенное двухэтажное здание. Андрей спрятал там сумку. В сумке было несколько бутылок с водой, мыло, полотенце и чистая одежда для друзей.

В 13.40 ребята пошли в «Ударник». По пути им неожиданно встретилась Зойка Щукина. Дочку судьи было не узнать. Дорогое крепжоржетовое платье, роскошные босоножки, миниатюрные золотые часики.

Андрей остановился. (Генка и Мишка пошли дальше.) Несколько секунд они с Зойкой молча смотрели друг на друга.

– Ты изменился, – сказала Зойка.

– Ты тоже, – отозвался Андрей, насмешливо оглядывая ее с головы до ног. – Чего это ты вырядилась? Праздник какой?

– Мама выиграла в лотерее, – сказала Зойка. Она чувствовала себя неловко.

Андрей усмехнулся.

– Я так и понял. Сколько? Миллион?

– Представляешь, машину. «Москвич». Но она взяла деньги.

– Везет людям, – сказал Андрей.

А сам подумал: «Ага, расскажи эту сказку кому-нибудь другому».

– Чего не заходишь? – с обидой спросила Зойка.

– Зайду как-нибудь.

– Куда сейчас?

– В кино.

Зойка сказала ехидно:

– Эта Аля тебе, наверное, в рот смотрит.

– Знаешь, я могу опоздать, – сказал Андрей.

Зойка взглянула на часики.

– У тебя еще десять минут. Хотя понимаю, надо пионерку в буфет сводить, мороженым угостить. Что ж, не смею задерживать. А я, между прочим, в медицинский поступила. Мог бы и поздравить.

– А я в СИЗО сидел, – сказал Андрей и пошел своей дорогой..

Закусив губу, Зойка с обидой смотрела ему вслед. Когда Андрея арестовали, она уговорила мать вмешаться. А он, неблагодарный, даже не зашел. А сегодня специально нарядилась и устроила как бы нечаянную встречу, надеялась, что уж теперь-то обратит на нее внимание. Увы… Зойка была в отчаянии. Она развернулась и пошла обратно домой.

Андрей посмотрел ей вслед и поблагодарил судьбу. В случае чего соседка подтвердит, что за полчаса до ограбления ювелирного он, Андрей Корнев, вместе с кентами безобидно катил колеса в кино.

В 14.00, когда начался киножурнал «Новости дня», ребята бесшумно открыли дверь запасного выхода, выскользнули из зрительного зала, окольным путем добежали до дома, где был ювелирный, зашли в первый подъезд, поднялись на чердак и спустились вниз в третьем подъезде, где находился магазин.

В 14.14 Генка и Мишка вошли в бомбоубежище. Андрей закрыл за ними дверь, повесил навесной замок и взглянул на часы. В распоряжении ребят оставалось 46 минут. Андрей поднялся на чердак, вышел из первого подъезда и стал наблюдать за магазином.

В 14.18 Генка и Мишка в четыре руки ударили ломом в потолок. Они рисковали наделать слишком много шуму. Но решили, что лучше один раз приложиться от души, чем долбить несколько раз. Их расчет оправдался. Сверху обрушился песок вперемешку с гравием. Но оставался верхний слой бетона. И они ударили изо всех сил еще раз.

Они едва успели отскочить – куски бетона чуть не свалились им на головы. Появилось округлое отверстие и сетка арматуры.

Это действительно была заготовка. Расстояние от одной проволоки арматуры до другой было меньше, чем обычно, а сама проволока вдвое тоньше. Генка без труда перекусил ее специальными ножницами. Потом подсадил Мишку, и тот влез в магазин.

В 14 часов 27 минут Мишка подошел к прилавкам. Перед ним лежали золотые и серебряные кольца, перстни, серьги, кулоны, браслеты. Это было похоже на сон.

Но взять драгоценности оказалось не простым делом. Прилавки были закрыты на внутренние замки. Недолго думая, Мишка взял у Генки ломик, взломал замки и начал складывать драгоценности в спортивную сумку.

Он спустился обратно в бомбоубежище в 14.39.

Они бросились ко второй двери. К той, что была закрыта изнутри. Генка схватился за верхний засов и потянул его на себя. Но засов не сдвинулся ни на миллиметр. Генка потянул на себя нижний засов. Тот же результат. Это была их оплошность. Во время подготовки они даже не попытались открыть засовы этой двери.

Часы показывали 14.42. До возвращения продавцов оставалось 18 минут. А они оказались в ловушке, из которой не было выхода.

– Геныч, быстро думай! Иначе нам хана!.. – Мишка дрожал от возбуждения и страха.

– А что тут думать? – тяжело дыша, ответил Генка. – Тут все просто. Эти засовы закрыли амбалы. Нам их не открыть.

– Давай вместе, – предложил Мишка.

Они попытались повернуть засовы вместе. Но им не хватало сил.

– Писец, – обессилено произнес Генка.

Мишка лихорадочно шевелил мозгами.

– Погоди, я сейчас, – сказал он.

Его не было, казалось, целую вечность. Или Генке только показалось. Наконец, он появился. Он принес лом и какой-то небольшой прибор в металлическом корпусе. Генка моментально понял, что делать дальше – использовать прибор как опору для лома, а лом – как рычаг.

Они открыли сначала один нижний засов, потом другой. Сопротивление верхних засовов ослабло. Ребята еще помучились, но справились и с ними.

Часы показывали 14 часов 49 минут. В их распоряжении не оставалось ни одной лишней секунды. И тут Мишка вспомнил, что они не сделали самое главное. Он сбегал к лазу, снова забрался в магазин и высыпал там полпачки махорки. Потом обсыпал махоркой лаз, лом и прибор. Напоследок высыпал пачку махорки у двери, с которой они так намаялись.

Генка извелся.

Еще больше извелся Андрей. Наконец, он увидел друзей. Они вышли из подъезда. Часы показывали 14 часов 57 минут. Продавцы в это время подходили к магазину. Они не заметили ребят. Им вообще везло. Навстречу не попалось ни одного жильца. А на скамейке не было ни одной старушки. Стараясь не оглядываться, они быстро пошли к «Ударнику».

Андрей шел впереди, посматривая по сторонам и осторожно оглядываясь. Неожиданно он увидел, что за Генкой и Мишкой идет Жорик. Агент слободских явно вел слежку. Андрей пошел навстречу друзьям. Генка и Мишка остановились. Они ничего не понимали.

– Идите, не оглядываясь, за вами хвост, – сказал Андрей и двинулся навстречу Жорику.

– Привет! – сказал Андрей.

– Привет! – отозвался Жорик. – Что-то давно вас не видно.

– Рыбачим.

– А! Как клюет?

– Классно.

Разговор был ни о чем. Но Генка и Мишка успели скрыться из виду.

В недостроенном здании они умылись, переоделись во все чистое, бросили испачканную одежду, обувь и перчатки в канализационный колодец, положили сумку с драгоценностями в заранее сделанное отверстие в кирпичной кладке.

В 15 часов 16 минут они были у запасного выхода. Здесь их уже поджидал Андрей.

Операция закончилась.

А кино еще шло.

Показывали «Хождение за три моря». Они видели эту картину. Специально посмотрели накануне. На этом настоял Мишка. Если их спросят, с чего начинается фильм и о чем он вообще, они должны ответить без запинки.

Они сидели в заднем ряду. Генка и Мишка наперебой делились с Андреем подробностями. Они чувствовали себя героями.

– Мы смогли. Пацаны, мы смогли! – восторженно шептал Мишка.

– Милиция, наверно, уже на ушах стоит, – торжествовал Генка.

– Ладно вам! – шикнул Андрей.

Встреча с Жориком не выходила у него из головы.

После сеанса они, не торопясь, пошли в свой двор. Им не терпелось посмотреть, что происходит возле ювелирного. Там была милиция. Их заметил Досанов. Поманил пальцем. Они подошли.

Капитан внимательно оглядел каждого с ног до головы. Ничего подозрительного: одежда была чистой. Велел показать руки. Показали. Досанов понюхал их пальцы. Потом проницательно посмотрел в глаза. Они глядели в ответ, как им казалось, очень спокойно. Но капитан почуял, что это всего лишь маска. И продолжать сверлить взглядом.

– Откуда идете?

– Из кино, – ответил Андрей.

– Что смотрели?

– «Хождение за три моря».

– Билетики остались?

Андрей протянул билеты с оторванным контролем.

– Что невеселые?

– Вас встретили.

– Чего не спрашиваете, что тут происходит?

– Так ведь это вы вопросы задаете.

– Вопросы к вам будут. Давайте-ка в машину, – сказал Досанов.

Чины помладше усадили ребят в милицейский «газик».

Кража в ювелирном была ЧП не только городского масштаба. Лучшие сыщики прилетели из столицы республики Алма-Аты. Дело было взято на контроль в Москве.

Ребят показали билетершам кинотеатра. Те подтвердили, что видели их на двухчасовом сеансе. Андрей мог бы сослаться на Зойку. Та тоже могла бы подтвердить. Но не стал: в этом не было необходимости. Он видел, что следователи уговаривали, угрожали и навешивали им подзатыльники больше для острастки. А на самом деле не верили, что такое дело могли провернуть какие-то пацаны.

Следователи склонялись к версии, что кражу, вероятнее всего, совершили Алмаз и Джага. Жители Новостройки показали, что не раз видели их возле ювелирного. Но больше всего подозрения подтверждала фальшивая бетонная плита. Выяснилось, что люди Алмаза работали на комбинате железобетонных изделий, где ее могли изготовить по его заданию.

Поздно вечером ребят выпустили. Генка и Мишка зашли к себе домой, вынесли для Андрея кое-какую жратвишку. Он поел и полез спать на чердак.

Ему приснилось, что Крюк держит пригоршни драгоценностей, злорадно хохочет и говорит ему: «Все равно это будет мое!»

«Нет!» – закричал Андрей и проснулся. В глаза бил свет фонарика. Перед ним был отец.

– Вставай, пошли домой!

– Мне и здесь нормально, – сказал Андрей. Ему смертельно хотелось спать.

– Вставай, мать ждет, – непривычно мягко сказал отец.

Мать ждала в прихожей. Она обняла Андрея и прослезилась. Андрей пошел в ванную. Он мылся, а на кухне его ждали.

Андрей ел, а родители смотрели на него. Мать вздыхала, отец покашливал. Молчали. В дверях нарисовались младшие братья. Те молчали недолго.

– Ты теперь все время у нас будешь жить? – спросил Валерка.

– Андрей, я тебе постелил, – сказал Славик.

– А я завтра иду в школу, – похвастал Валерка.

– Давайте спать, – сказал отец.

Он ушел в спальню. Легли и мальчишки. Мать тихо сказала Андрею:

– Нас с отцом вызывали. Выясняли насчет ювелирного. Этот Досанов на вас зуб заимел, что ли? Или по инерции во всем подозревает? Я уж ему говорю: не там ищете. Тут взрослые сработали.

– И он что?

– Говорит, что мы своего сына плохо знаем. А ты что скажешь?

Андрей рассмеялся.

– Тебе бы, мама, в следователи. – Чтобы успокоить, добавил серьезным тоном: – Ты права, мама, тут асы сработали. Куда нам, дуракам.

Утром Анна Сергеевна проводила в школу Валерку. Когда вернулась, Андрей начал осторожно выспрашивать насчет судьи Щукиной. То, что рассказала мать, было любопытно. Оказывается, Зинаида Гордеевна сменила мебель, купила импортный гарнитур. А на субботние карточные игры стала приходить со своим коньяком.

– И ты веришь, что она выиграла «москвич»? – спросил Андрей.

– А откуда такие деньги? – удивленно проговорила мать.

– Она показала лотерейный билет?

– Принесла билет, тиражную таблицу. Она чуть не рехнулась от счастья!

– Все ясно, – сказал Андрей.

– Что тебе ясно?

– Уж больно вы простые.

– Что ты хочешь сказать? – спросила мать. – Думаешь, билет ей подарили?

Андрей молчал.

– Не надо так о людях думать, – укоризненно произнесла мать. – Зинаида Гордеевна тебя отстояла. А ты даже не зашел, не поблагодарил.

Андрей вспыхнул.

– Мама, как ты это себе представляешь? Я прихожу и говорю: спасибо вам, Зинаида Гордеевна, что не дали засадить меня за решетку?

– А почему не сказать? – мягко спросила мать. – Неужели так трудно? Что тебе мешает? Нельзя терять дружбу с таким человеком. Мало ли что в жизни может случиться.

Они говорили еще долго. Около двенадцати дня раздался звонок в дверь. Пришел из школы Валерка. Открыв ему дверь, Анна Сергеевна с ужасом воскликнула:

– Боже мой! Что с тобой?

Андрей вылетел в прихожую. Валерка стоял в слезах, держа портфель под мышкой. Ручка была оторвана.

– Кто это сделал? – возмутилась мать.

Слезы у Валерки текли ручьем.

– Слободские. Говорят, давай деньги за то, что ходишь в школу. Я говорю: откуда у меня? Говорят: если завтра не заплатишь, отберем портфель. Они ко всем пристают.

– Где они? – спросил Андрей.

– Возле школы.

Вымогатели были совсем еще мальцы, лет двенадцати, не больше. Появление Андрея их ничуть не испугало. «Мы теперь такие тертые ребята, а нас ни во что не ставят, обидно», – подумал Андрей.

Это были пешки, тупые исполнители. Они тут же показали Андрею, что у них есть поддержка. В сквере напротив ювелирного сидели развалясь ребята постарше. Держа Валерку за руку, Андрей подошел к ним.

– Кто тут у вас за главного?

Один из них снял темные очки. Это был… Волдырь. Он очень похудел, у него была белая, как картофельные ростки, кожа.

– Что, Корень, не узнал?

– Это мой братан, – сказал Андрей, показывая на Валерку.

Волдырь скривил рот.

– Ну и что?

– Не трогайте его!

Волдырь встал со скамейки, подошел вплотную и сказал, дыша нездоровыми зубами:

– А ты отшей его, и мы отстанем. Кто не хочет платить, должен отшиться. У тебя, говорят, бабки завелись. Вот и выкупи брательничка. Сколько дашь?

– Сколько надо? – спросил Андрей.

Волдырь почесал в голове.

– За одного платить будешь или за двоих? У тебя ж два брательника.

«Вот сволочь!» – подумал Андрей.

– Ну, предположим, за двоих.

– Не за троих? – издевательски уточнил Волдырь.

– Кто третий-то?

– Новенькая ваша. Кадра твоя, Алечка. А то ведь мы с нее другую плату возьмем. Ха-ха-ха! – заржал Волдырь.

Андрей чуть не взвыл от злости и бессилия. А Волдырь продолжал, захлебываясь слюной:

– В рот компот! Вам было сказано: каждый месяц по рублю с рыла. С апреля прошло четыре месяца. Где бабки? Вам было сказано: кто вовремя не сдает, того – на счетчик. Ты че думал, мы шутки шутим? Ты че думал, мы уже не выйдем на свободку?

Андрей чувствовал, как младший брат сжимает его руку. Малец перебирал ногами. Он мог описаться от страха.

– Иди домой, – сказал Андрей.

Валерка убежал. Волдырь лениво хлопал ресницами, ждал ответа.

– Я рассчитаюсь за все сразу, – сказал Андрей, не разжимая зубов.

– Да? – с подозрением спросил Волдырь, почувствовав в тоне двойной смысл.

– Да, – с вызовом ответил Андрей.

Надо было обсудить ситуацию с друзьями. Андрей подошел к Мишкиному дому и свистнул. Мишка вышел во двор. Солнце пекло в сентябре, как в августе. Они пошли к киоску, взяли газированной воды. К ним подошла в дугу пьяная Жанка. Она сегодня не работала.

– Слышь меня, Корень, поговорить надо.

– Говори, – коротко ответил Андрей.

– Надоело! – Жанка громко икнула. – Устала я.

– Что тебе надоело?

– Туловище свое раздаривать.

Андрей брезгливо молчал, ждал, что скажет дальше.

– Я уже отвыкла, а им по фигу. Говорят, изголодались. Кучей, силком сняли, без всякой любви в глазах. Но я не про то хочу сказать. Базар слышала. Альку твою кое-кто хочет личнухой сделать. И Катька у них в плане. Ее думают на хор поставить.

– Кто хочет личнухой сделать? – спросил Андрей.

– Сам соображай… – Жанка снова икнула. – Я и так много сказала. Катьке, сучке, так и надо. Не будет с чехами путаться. А эту Альку жалко. Не захочет личнухой быть – огуляют колхозом. Сам понимаешь, какие последствия. Поимеют и еще слух пустят, что она бляха. Как со мной было. В общую превратят. А вот и она, легка на помине.

К ним, со страхом оглядываясь, шла Аля. Андрей не сразу ее узнал, она была в школьной форме, с другой прической.

– Андрей, что происходит? – испуганно спросила Аля. – Ты можешь им сказать, чтобы отстали?

Из-за угла дома вывернули слободские. Волдырь отделился от кучи и, пританцовывая, подошел вплотную.

– Ну ты че испугалась? – с блатной интонацией спросил он Алю. – Кто тебе чего плохого сделал?

Он посмотрел на Андрея и продолжал наседать на Алю.

– Ты че думаешь, тебя Корень отмажет? Посмотри на него, какой из него боец? Он себя еле таскает.

Мишка растерянно смотрел на Андрея. Аля плакала. Жанка пьяно улыбалась. Андрея колотило. Он чувствовал, как поднимается к горлу дикая злость. Но он держал себя в руках. Он понимал, что отвечать на такую наездку нужно не кулаками. Кулаками эту дикую шпану не остановить.

– Пошли, – сказал он Але и Мишке.

– Учти, Корень, – прогундел вслед Волдырь, – счетчик включен. Не рассчитаешься, мармеладка будет наша.

Они сели на скамейку возле дома.

– Что думаешь делать? – спросил Мишка.

– Придется платить.

– Сколько ни дашь, все будет мало. Будут требовать все больше и больше, – сказал Мишка.

Он был прав.

– Тогда вся надежда на Геныча, – сказал Андрей.

– Геныч теперь под наблюдением, – сказал Мишка. – Но даже если он сделает пушку, что это даст? Думаешь, слободские испугаются? Будет только хуже.

– Что ты предлагаешь? – спросил Андрей.

– Пусть Аля скажет отцу.

– А брательникам моим что делать?

– У вас соседка – судья.

Андрей вскипел.

– Мишаня, мне этот совет уже давали.

– Кто?

– Жорик.

– Давай решим, что делать с нашим барахлом, и я уйду, – обиженно отозвался Мишка.

– Сегодня ночью решим, – сказал Андрей. – В час ночи устраивает?

– Устраивает, – согласился Мишка.

– Что теперь будет? – спросила Аля, когда Мишка ушел.

– Мишаня прав: тебе надо рассказать отцу.

– Слободские меня предупредили, – сказала Аля. – Если кому пожалуюсь – будет хуже.

– Все-таки отец у тебя – офицер.

Аля покачала головой.