Владимир Александрович Андриенко
Шут императрицы: Ледяная свадьба
Глава 1
Враги светлейшего герцога Бирона.
В 1737 году война России с Турцией и Крымским ханством продолжалась. Фельдмаршал Миних с армией в 70 тысяч человек переправился через Днепр и двинулся к крепости Очаков. 2 июля Очаков пал и в нем Миних оставил русский гарнизон под командой генерала Штольфена. Тем временем вторая русская армия под командой фельдмаршала Ласси снова вошла в Крым. Но, несмотря на все победы русского оружия, кампания 1737 года окончилась ничем из-за больших людских потерь. Миних снова отступил. Армии отошли на винтер-квартиры…
***
Год 1737, декабрь, 17-го дня. Санкт-Петербург.
В покоях герцога Бирона.
Эрнест Иоганн Бирон, светлейший герцог Курляндский, двора русского обер-камергер, императрицы Анны Иоанновны фаворит, призвал к себе в покои шута придворной кувыр коллегии Пьетро Мира, более известного как Адамка Педрилло1, и банкира митавского Лейбу Либмана, двора её императорского величества обер-гофкомиссара. Те явились незамедлительно. Бирон стал самой большой силой при дворе. Теперь с ним считались все.
На герцоге в этот день был кафтан сребристой парчи, голубая кавалерская лента через плечо, пышный седой парик. На камзоле и пряжках его башмаков сверкали драгоценные камни.
– Прошу садиться, господа! Есть у меня до каждого из вас дела неотложные. Ты, Лейба, недавно подарил мне целое состояние именуемое – гора Благодать, что на Урале находиться!
– То результат поездки моего протеже фон Штемберга по заводам Уральским. И состояние то будет только умножаться. Но деньги, получаемые с того предприятия, я советую тебе, Эрнест, как ранее делалось, в мой банк переводить.
– Пусть так и будет, Лейба. Но мне неотложно требуются 50 тысяч рублей, друг мой. Завтра доставишь требуемую сумму ко мне.
Бирон произнес это тоном, не терпящим возражений. Но не таков был митавский еврей, чтобы просто так расставаться с деньгами.
– К тебе, Эрнест? Но я всегда распоряжался твоими деньгами. Если есть платежи, то пришли своего кредитора ко мне. Так всегда делает твоя жена.
– Сейчас я должен заплатить сам, Лейба. В Петербург прибыли бароны из Курляндии. Это те, кто голосовал за меня. Они теперь мои подданные и я обещал им денежные раздачи. Я дал слово герцога.
– Но такая сумма! Эрнест!
– Лейба, мне нужны сии деньги! Кроме всего прочего, обещал я выделить средства на орган для лютеранской кирхи Петра и Павла, дабы могли единоверцы мои молиться, как им подобает.
– Но, если в моей кассе сейчас нет таких денег? Что прикажешь делать?
– Не ври, Лейба! Такие деньги у тебя есть. Ведь вы со Штембергом ограбили и Демидова, и Турчанинова, и Строганова на Урале. И Штемберг поехал туда с полномочиями от меня. И на него, и на тебя поступило три десятка жалоб о притеснении русских промышленников и заводчиков. И я им хода не дал.
– Хорошо, – сдался еврей. – Получишь требуемую сумму завтра. Но тебе следует умерить свои аппетиты, и аппетиты твоей жены, светлейшей герцогини Бенингны Бирон. Только вчера я оплатил её счет в 23 тысячи золотом! Её наряды слишком дорого обходятся государству.
– Говорить с Бенингной трудно, Лейба. Она мне надоела своими причитаниями по поводу того, что она теперь герцогиня и должна сменить весь гардероб и все драгоценности. Анна подарила ей третьего дня со своей шеи бриллиантовое ожерелье. Я заказал ей подвески, брошь и перстень. И ей все мало.
– Но такие траты, Эрнест! Это возмутительно. Я финансист, а не волшебник! Деньги надобно зарабатывать. А ты и императрица неумеренны в тратах!
– Не ворчи. Ты ведь получил все, что от меня просил. Твои протеже командуют в России промышленностью и горным делом. Ты наложил руку на сибирские меха. Это не дает прибыли?
– Дает! Но за сие я вам плачу и плачу щедро. Недавний маскарад во дворце обошелся в 67 тысяч рублей и деньги на него нашел я. На жалование конному лейб-регименту 10 тысяч также нашел я.
– Хорошо. Императрица помнит о твоих услугах. Я же, со своей стороны, стану следовать твоим советам, Лейба.
– Ты часто говорил это! Но никогда не выполнял. И Петер вчера приходил ко мне за деньгами, – Либман посмотрел на Мира. – Он положил свои сто тысяч в мой банк и деньги его уже работают. Они вложены в выгодное коммерческое предприятие в Австрии. Но ему нужно 14 тысяч рублей для певички Дорио. Они с сеньором Франческо Арайя соревнуются в дороговизне подарков для этой гулящей девки. И меня сие возмущает.
– Петер? – спросил Бирон с улыбкой Пьетро. – Ты все еще раб сеньориты Дорио?
Мира развел руками. После того как Пьетро выполнил приказ Бирона по устранению Левенвольде, дружеские отношения между укрепились.
– Последние несколько месяцев, и ты Эрнест, и ты Петер, перестали мне помогать. Вы занимаетесь собой. Эрнест лошадьми. Петер сеньоритой Дорио и скандалами с сеньором Арайя. Про сие ходит уже множество анекдотов и императрица немало довольна ими. Смех при нашем дворе – это хорошо. Здесь спорить нечего. Но вы оба забыли, что у вас есть враги!
– Левенвольде мертв, благодаря Петеру, а Остерман присмирел, – самодовольно заявил Бирон. – Миних далеко от Петербурга воюет с турками. Какие у меня могут быть враги? Все придворные у меня в кулаке! Принц Брауншвейгский ловит каждое мое слово. Принцесса Анна Леопольдовна кланяется мне до земли!
– Остерман еще силен и своих попыток свергнуть тебя не оставит, – Либман поднял вверх указательный палец.
– Но Остерман болен, и скоро умрет! – проговорил Мира. – Дошло до того, что его на заседание кабинета возят на коляске.
– Прикидывается. Этот Остерман хитрая бестия. Он всех нас еще переживет. Да и Миниха следует опасаться. Этот фельдмаршал честолюбие имеет огромное.
– Но он далеко от столицы, – возразил Бирон.
– Но его люди здесь. Так что тебе, Эрнест, и далее следует укреплять свое положение в России. Твой трон в Курляндии пока еще шаток. И для укрепления оного следует тебе кое-что сделать.
– И что же?
– А не женить ли твоего старшего сына Петра на Анне Леопольдовне? – предложил банкир. – Ты провозгласишь его наследником короны Курляндии. Мы проведем сие решение через ландтаг, и можно предложить сей прожект императрице.
Бирон посмотрел на банкира. Уж не тронулся ли тот умом? Пьетро Мира был согласен с герцогом. Принцесса Анна Леопольдовна была, по велению императрицы, той кто будет носить во черве своем будущего наследника короны Романовых. А если Петр Бирон станет её мужем, то и отцом императора России.
– Но здесь находиться будущий муж Анны Леопольдовны принц Антон Брауншвейгский! Ты забыл?
– Ничего я не забыл, – ответил Бирону Лейба. – Но принц Антон всего лишь жених. Он не муж! И его можно отправить обратно в Вену, откуда он приехал.
– И как сие сделать? Посол Австрии сразу взбелениться. Барон Остейн и так постоянно докучает мне вопросом, когда же свадьба принцессы и принца?
– Все можно переменить, Эрнест. Сие Остерман это бракосочетание устроить желает.
– Лейба! Ты зарвался! – остановил банкира герцог. – Императрица того не поддержит! К тому же мой старший сын Петр на пять лет младше принцессы! Анна желает наследника и чем скорее тем лучше! Потому скоро будет свадьба принца Брауншвейгского и принцессы Анны.
– Значит, ты и пробовать не станешь? – строго спросил банкир.
– Не стану. Этот прожект неосуществим, Лейба. Да и зачем нам этот брак? И так я первый человек в империи. Все что я скажу, Анна сделает.
– Но Анна не долговечна, Эрнест! Медики предрекают ей скорую смерть. Она болеет! И сколько еще протянет? Год? Два? Пусть три! А потом? Что будет с тобой и с нами, если к власти придет Елизавета?
– Но Анна назначила наследницей принцессу Анну Леопольдовну!
– Хорошо, а если власть возьмет Миних и станет за спиной Анны Леопольдовны?
– Да что ты все каркаешь как ворон! – возмутился Бирен. – Сколько можно!
***
Если бы герцог Бирен знал, что все, что предсказал и предположил Либман в скором времени сбудется, он бы отнесся к его словам с большей серьезностью. Но нам не дано видеть будущее…
***
Бирон поправил кружева на своих манжетах и произнес:
– Я думаю о будущем, Лейба. Хоть тебе так и не кажется. В кабинет императрицы я порекомендую своего человека.
– Кого же? – поинтересовался Либман.
– Волынского!
– Обер-егермейтера? Это глупо, Эрнест. Волынского продвигать не стоит. Этот человек хитер и своекорыстен. И тем более он вор. И ворует прямолинейно, совсем не так как иные придворные. Разбойник, а не вельможа. Варвар!
– Но он мне предан, Лейба. А что до того, что он вор, так что из того? В России все воры по большому счету! И с ворами иногда дела вести проще! И его я пошлю на переговоры с турками. Пусть покажет себя.
– Как знаешь, Эрнест. Я предупредил тебя.
– Волынский ненавидит Остермана и то мне на руку. А к тебе, Петер, у меня новое поручение. Императрица желает купить ряд драгоценностей в Европе. И тебе это поручение будет дано.
– Готов его исполнить. Тем более что многие русской царице драгоценные камни с удовольствием продадут. Платит она исправно и даёт хорошую цену.
– Тогда вот тебе опись того, что желает иметь императрица. И начинай действовать. Государыня желает иметь сии камни у себя как можно скорее…
***
Когда Пьетро Мира и Лейба Либман вышли от Бирона, банкир заговорил с шутом:
– Петер, вы умный человек.
– Всегда думал, что это так. Только не стоит учить меня, банкир, с кем и когда мне спать. Не думаете же вы, что я откажусь от Дорио и стану жить с придворной козой?
– Я не о том, говорю, Петер. Бирон думает, что тучи над его головой рассеялись. Но сие не так. Он слеп, и эта слепота его погубит. И я рассчитываю на вас.
– В чем?
– Нужно не допускать Волынского в кабинет-министры.
– Но Эрнест ему верит, Либман. И с чего вы взяли, что я стану действовать по вашей указке? Вы финансист. Вот и занимайтесь финансами. А что до Волынского то я с Эрнестом согласен. Он груб и порывист. Идет напролом. Он вор. И это сочетание Бирону выгодно.
После этого Пьетро развернулся и ушел от еврея. Говорить с Либманом и слушает его доводы он не захотел.
Либман покачал головой и произнес тихо:
–Самое опасное отнимать у человека его заблуждения до того как он понял, что они заблуждения. Значит, я могу умыть руки и пусть себе Волынский становиться кабинет-министром. Ох, и пожалеет же Бирон, что покровительствовал ему. Этот вельможа ещё покажет зубы.
***
Год 1737, декабрь, 17-го дня. Санкт-Петербург.
Во дворце. У статуи Нарцисса.
Пьетро Мира после разговора с Либманом отправился на сторону императрицы. Там как раз собирались шуты, и кувыр коллегия начинала свою работу, помогая вертеться державным колесам империи. И сеньор Пьетро был немаловажным винтиком в тех колесах.
Но по пути он вдруг увидел силуэт сеньоры Дорио в углу за статуей обнаженного Нарциса. И была она там явно не одна. Кровь прилила к вискам шута, и его рука потянулась инстинктивно к тому месту, где обычно была его шпага. Но ладонь схватила пустоту. Клинка при нем не было.
– Шпага при дворе веешь лишняя, – услышал он знакомый голос за своей спиной.
Мира резко обернулся и рядом увидел шута Кульковского.
– Сеньора Дорио дарит не только тебя своими ласками, – нагло ухмыльнулся шут.
– А ты все суешь свой нос в чужие дела? – спросил его Пьетро.
– Я много куда сую свой нос. Но денег мне за то достаточно не платят. Так что ежели интерес к моей особе имеешь, то я готов выслушать предложения твоего хозяина.
– Хозяина?
– Бирона.
Кульковский удалился. Он сделал свое предложение и был готов работать на Бирона. За соответствующую плату конечно. Но Мира сейчас не мог думать о нем и интригах придворных, его интересовала донна Мария.
Пьетро постарался стать незаметным и приблизился к статуе Нарциса. Дорио и незнакомый мужчина просто разговаривали.
«Кто это с ней? Кафтан дорогой. И это точно не Франсиско Арайя. Похож на вельможу. А сама встреча не напоминает свидание любовников, – отметил про себя Пьетро. – Она слушает его почтительно. А он даже за руку её не взял. Но вот кто он? Лица не разглядеть. Вот бы услышать, про что они говорят».
Но подойти ближе он не мог. Тем более что Дорио и незнакомец быстро разошлись. И Пьетро так и не смог разглядеть, кто это был. Незнакомец быстро удалился.
– Сеньор? – по-итальянски спросила его певица, побледнев. – Это вы? Здесь?
– Прогуливался и увидел вас.
– Что это значит? Вы за мной следите, Пьетро?
– Нет. Я увидел вас здесь совершенно случайно. Но отчего вы столь встревожены, сеньора Мария? И кто сей франт в малиновом кафтане, что был с вами рядом?
– Вы его не узнали?
– Нет, – честно признался Пьетро. – А должен был узнать? Он персона значительная?
– Я не советую вам лезть в чужие дела.
– Но однажды я влез в них и тем помог нашей государыне и моему другу Бирону.
– Дурак, – прошипела Дорио. – Какой же ты дурак, Пьетро. Ты меня донимаешь своей ревностью, не менее чем Арайя. И ты постоянно лезешь не в свое дело.
– И тогда я поехал из ревности вслед за тобой в дом офицерика и там раскрыл заговор. Уж не заговор ли новый затеяла сеньора? – с усмешкой спросил шут.
– Какой заговор? Не произноси этих слов! Я певица, а не заговорщица. И многие персоны знатные на своих домашних концертах желают слышать мой голос. Вот этот только что назвал его божественным.
– А ваше тело, несравненная донна Мария?
– Что мое тело? – не поняла Мария.
– Ваше тело он божественным не назвал? Оно, я уверен, не уступит ни в чем вашему голосу.
– Он говорил лишь о моем голосе, сеньор! И ваш намек просто оскорбителен.
– Мария, не стоит играть. Вы не на сцене! И я вас немного изучил.
– Уж, не хотите ли вы меня оскорбить, сеньор?
– Нет, я живу надеждой на новую встречу с вами.
– Сегодня? – сразу спросила она.
– Нет. Сегодня у меня поручение от Бирона. Стоит связаться со своими агентами и дать им поручения в Италии и Франции.
– Ты стал государственным человеком?
– Речь идет о покупке целой партии бриллиантов для императрицы. …
***
Незнакомец в малиновом кафтане наблюдал за Дорио и за Пьетро. Это был Жан де ла Суда, доверенное лицо обер-егермейтера Артемия Волынского. Он прекрасно знал, кто такой шут Педрилло и кто за ним стоит. К нему подошел Иоганн Эйхлер, секретарь кабинета министров, и тихо спросил де ла Суда:
– Получилось?
– Певичка будет нашей при случае, Иоганн. Она имеет на сего шута большое влияние. И этот верный прихвостень Бирона крепко сидит у неё на крючке.
– Для нашего дела сие хорошо. Мира все больше и больше входит в фавор у Бирона, – потер руки Эйхлер.
– Но он не слишком болтлив, Иоганн. Хоть Мира и шут, а язык когда надобно держит за зубами.
– Но в постели чего не сболтнешь такой любовнице как Мария Дорио. Кстати, Мира только что вышел от самого Бирона. Как я ненавижу этого курляндского выскочку, Жан. Если бы ты знал, как я желаю его уничтожить. И дай срок, мы ему еще подставим ножку….
***
Год 1738, февраль, 10-го дня. Немиров.
Переговоры, которые вел Волынский.
Артемий Петрович Волынский, аристократ древнего рода, родственник самой царицы по линии Салтыковых, понял, что пробил его час. Если он поручение правительства выполнит, то быть ему в кабинет-министрах. Быть в фаворе великом у государыни и тогда благодаря сему, станет он свои прожекты великие в жизнь воплощать.
Сейчас напротив него сидел реис-эфенди2 Блистательной Порты. Сразу видно, что сей чиновник султанский был большим хитрецом, и обойти такого будет не просто.
– Так что желает получить русская царица? – спросил он через драгомана3.
– Мы стоим только за те земли, что уже покорены нашими войсками, почтенный, – ответил Волынский.
– Пусть, высокочтимый эфенди, скажет конкретнее, что нужно русской царице?
– Это крепости Азов, Очаков, Кинбурн! В них размещены ныне гарнизоны российские. И нам надобно дабы великий падишах признал то в документе государственном.
–И это все чего требует русская царица? – спросил реис-эфенди.
–Нет. Еще мы хотим, чтобы укрепления Перекопа в Крыму были срыты. И сие не для выгоды своей требуем, но токмо для того, чтобы границы государства Российского уберечь! И нам надобно право для русских кораблей свободного плавания по Черному морю вплоть до пролива Босфор.
–Но это много, почтенный. Вы ведь еще не победили все армии солнцеликого султана. Отчего же такие требования? Вы после свободного плавания по Черному морю потребуете и свободного прохода через проливы и выйдете в море Средиземное. Этого мой султан не допустит. Умерьте свои требования, почтенный. Или снова на следующий год загремят пушки.
–Вы Россию пушками не пугайте. Наша держава и сама вам пушками ответить может.
Реис-эфенди усмехнулся. Он был спокоен этот дипломат и в отличие от Волынского умел держать себя в руках.
– Значит, мы приехали сюда в Немиров напрасно, почтенный и ваша царица мира не получит. Но сегодня был тяжелый день и мы устали. Не лучше ли перенести нашу беседу на завтра?
– Перенесем. Утро вечера мудренее как говорят у нас на Руси.
Волынский сразу же отправился не к себе, а к дому, где размещался посол Австрии барон Остейн.
– Что сие значит, барон? – без приветствия налетел на Остейна Волынский. – Вы за спиною у России договариваетесь с турками?
– Что это за тон? – вскипел Остейн. – Я посол императора Карла VI!
– Ваши армии только проигрывали баталии в сей войне, барон. А россияне показали себя достойно. Так хоть ведите себя за переговорным столом, так как подобает союзнику, а не врагу!
– Ваш тон враждебен! Вы смеете оскорблять моего императора? Но племянник Карла VI принц Брауншвейгский скоро станет отцом русского императора. Задумайтесь о том. Сие не послужит к вашей пользе, господин Волынский.
–А вы про мою пользу поменее думайте, барон. Россия крепко станет на Море Черном! В том порукой мое слово! И пакости ваши, вам не помогут! Наши солдаты взяли Ор-Капу, они взяли Бахчисарай!
– Но в Крыму вам не бывать! Крым был и останется татарским! – закричал Остейн.
– То вам в Вене выгодно! Но сие идет в разрез с интересами России!
– А вы кем возомнили себя, господин Волынский? Я доложу о вашем возмутительно поведении графу Остерману! И советую вам от вашего упрямства отказаться. Все рано, по-вашему, не будет!
– А сие мы еще увидим! Я и без вас стану переговоры продолжать. Зачем нам Вена? Мы со Стамбулом и без Вены договоримся!
– Это возмутительное самоуправство и предательство интересов своего союзника! – закричал барон Остейн. – И за это вы ответите….
***
Остейн понял, что Волынский представляет интересы тех придворных группировок при русском дворе, которым на политику и конъюктуры Остермана плевать. И потому он пошел на единственно возможный в такой ситуации шаг – на срыв переговоров вообще! И переговоры были сорваны. Война продолжалась, и в 1738 году снова будет литься кровь, и снова будут требоваться деньги на войну.
В Вене Остейна приняли крайне недружелюбно. Больной император Карл VI думал только о том, что будет после его смерти. Удастся ли его дочери Марии-Терезии удержаться на троне Габсбургов и сохранить империю?
Остейн же привез новую войну и новые склоки. В Петербург был срочно отправлен новый посланник маркиз Ботта со строгим приказом поторопиться с бракосочетанием принца Антона Брауншвейгского с принцессой Анной Леопольдовной…
***
Год 1738, март, 10-го дня. Санкт-Петербург.
Посланник Австрии и Бирон.
Маркиз Ботта сразу, после того как его представили императрице, нанес визит свой первый к герцогу Бирону. А сей визит, показывал, с кем Австрия считается при дворе русском. Звезда Бирона тогда сияла слишком высоко.
Маркиз был роста невысокого, лет средних, с фигурой плотной. Он одевался изысканно, как и было принято при дворе венском, но без показной роскоши. На нем синего бархата кафтан с отделкой серебряной, голубой камзол, пышный седой парик.
Он поклонился Бирону и произнес:
– Рад поздравить вашу светлость с избранием вас в герцоги Курляндии и Семигалии! Никогда до сих пор корона Кетлеров не венчала столь достойной головы.
– Спасибо на добром слове, маркиз. И я рад принимать столь образованного и утонченного вельможу у себя.
– Мой император Карл VI знает о разногласиях, что были между вами и бароном Остейном и весьма сожалеет о них.
– Ну что вы, маркиз, никаких разногласий у меня с бароном Остейном не было. Это скорее у вице-канцлера Остермана были с ним разногласия по поводу ведения боевых действий с турками. И императрица всероссийская Анна Ивановна была весьма позицией Вены недовольна.
– Я прибыл исправить все досадные недоразумения между нашими государствами.
– Кстати, через несколько дней назначен прием военных у императрицы. И будет вырабатываться план военной кампании на следующий год. Война ведь продолжается, маркиз.
– Это так, ваша светлость. И Австрия будет вести эту войну совместно с Россией. Но мой император желал бы узнать, как скоро состоится бракосочетание принца Брауншвейгского и принцессы Анна Леопольдовны Мекленбургской?
– Вы желаете заручиться моей поддержкой, барон?
– Да, ваша светлость. И мой император не забудет сей услуги.
– Но инициатором сего брака выступил вице-канцлер граф Остерман. И сии планы были одобрены императрицей. Я в сии дела не лез, барон. Я даже подданства Российского до сих пор не имею, хоть и занимаю при дворе пост обер-камергера двора её императорского величества.
– Но влияние вашей светлости на императрицу всем известно.
– Вы преувеличиваете мое значение, барон.
– Герцог, вы большая фигура не только при российском дворе, но в политике европейкой. И я бы хотел убедиться, что вы друг Австрии.
– Я могу вам обещать, что не стану противиться браку принца Баруншвейгского и принцессы Анны Леопольдовны. Хотя хочу вам сказать, что совсем недавно мне предлагали устроить принцессе иной союз, не с вашим принцем.
Маркиз Ботта побледнел. Если это так, то все планы императора могли провалиться и его карьере дипломата придет конец.
– Вот как, ваша светлость? – проговорил Ботта. – И кто же предложил вам новый союз?
– Про это я говорить не стану, маркиз. Но скажу, что я сей союз отверг, и потому принц Брауншвейгский по-прежнему жених принцессы Анны. И думаю, что все так и останется. И будет свадьба и две ветви древних родов соединятся…
***
Год 1738, март, 19-го дня. Санкт-Петербург.
При дворе.
Императрица не была рада видеть своих фельдмаршалов. Они мало, что сделали для победы за год последний, но казна государственная уже изрядно «трещала» от той войны и в народе росло недовольство. Особенно это касалось Малороссии, где на винтер-квартирах стояли полки армии российской.
Но Миних и Ласси явились в столицу, дабы утвердить планы кампании и снова требовать денег и подкреплений.
Анна посмотрела на Бирона и кивнула ему. «Говори, герцог». Тот взял слово.
– Государыня наша недовольна вами, господа. И особенно вами господин Миних! Что вы сделали за эти два года войны? Наши армии захватывали неприятельские земли, но затем снова их отдавали.
– Но я обескровил турок! – вскричал Миних. – Я освободил тысячи русских от позорного татарского плена! Я взял крепость Очаков! А фельдмаршал Ласси опустошил в прошедшем году Крым. И вы смете мне говорить, что я ничего не сделал? Да что вы вообще смыслите в войне?
– Погоди кричать, Бурхард Христофорыч! – сказала царица. – Не на базаре чай за рыбу торгуешься. Перед лицом государыни стоишь! И герцог Бирон все верно сказал. Где мне денег для тебя взять? Подумал про сие? А мира нет! Турки не дают нам мира на наших условиях. Вот у Волынского спросите. Он только после переговоров вернулся из Немирова!
Все замолчали, и в кабинете установилась тишина. Перечить Анне никто не посмел.
– И потому нам в сем годе уже надобно весной снова войну учинять, – продолжила императрица. – А денег нет! И потому слушайте мое слово, фельдмаршалы! Ты, Миних станешь наносить удары по армии визиря и заставишь его склонить перед тобой голову. А ты, Ласси, снова возьмешь Крым! Больше иных слов у меня для вас нет! И ни на какие подкрепления не рассчитывайте! Воевать теми силами, что есть у вас! Тебе Миних уже удалось более 30 тысяч солдат в землю уложить! Так?
– Особенности войны в тех краях, матушка-государыня…, – начал оправдываться Миних.
Но императрица грубо прервала его:
– Я мать отчества своего! И солдаты те дети мои. А ты их жизни не ценишь. Я про твои слова слыхала. Мол, в России людей, что песку и чего их жалеть? Так?!
Миних склонил голову. Он понял, кто донес на него. Принц Людвиг Гессенский. Проклятый лизоблюд и бездарный генерал.
– Потому в сем году жду от тебя побед громких. Днепровская армия твоя! С ней и станешь мне победы добывать! А ты, Ласси, возьмешь Донскую армию.
– Но, матушка-государыня, есть у меня просьба до тебя…
– Никаких просьб, – оборвала Анна Миниха. – Побеждай! Или опалу на тебя наложу! А пока, иди с глаз моих! Прочь!
Миних поклонился царице, метнул ненавидящий взгляд на Бирона и вышел.
Императрица отыскала глазами Волынского.
– Артемий Петрович! Много хорошего про тебя любезный нам герцог Бирон рассказывал и потому жалую я тебя. Подписала я вчера указ о назначении тебя нашим кабинет-министром! Служи нам верно и будь беспощаден к врагам престола нашего. Измену сыскивай и с корнем выдирай!
Волынский пал на колени:
– Матушка, всемилостивая государыня! Всю кровь свою за тебя отдам!
– Встань, Артемий Петрович, не для чего сейчас полы полами кафтана своего подметать. Мне дела надобны, а не слова! Про то помни! Про меня гадостные анекдоты по столице ползут! Мол, про народ свой не думаю! А кто думает? Лизка? Она змея подколодная козни продолжает строить. С любовниками развлекается, словно девка солдатская. Впрочем, такая она и есть. И место ей в доме публичном, а не троне государства Российского! Завтра на заседании кабинета я сама стану присутствовать! Надобно корень изменный выдрать, да так чтобы побегов более не пускал!
***
После этого императрица удалилась к себе, дабы отдохнуть и успокоиться в обществе своих шутов и шутих.
Буженинова как увидела царицу сразу к ней подошла и за руку взяла:
– Али снова обидели тебя, матушка?
– Обидели, куколка! Ничего сделать не могут. Только дай и дай всем! Мало они от меня милостей имели?
– Дак, я те сколь разговорила, гони всех в шею!
– Всех-то нельзя, куколка. А кто за державой смотреть станет? Россия-то страна огромная. А верных слуг дабы управлять ей нет. Вот беда так беда.
К ним подошла карлица Новокшенова, и, услышав последние слова царицы, заверещала:
– Беда, беда, беда. Матушку нашу разобители-и-и-и-и!
– Замолкни! – дала ей подзатыльник Буженинова.
От сего обращения Новокшенова заголосила еще больше:
– Беда! Беда!
– Не трогай дуру, куколка, в ушах звенит от гомону её. Где Ванька Балакирев?
– Дак он матушка бит был.
– Кем это?
– Дак твоим гофмаршалом.
– Рейнгольдом фон Левенвольде?
– Им. Балакирев пузырек с чернилами на платье евоной полюбовницы Наташки Лопухиной вылил. А тот осерчал, и палкой его отходил.
– А Лакоста где? Отчего не вижу короля самоедского?
– Его шут твой Мишка Голицын отлупил. Вот потеха-то была, когда дрались они. Жаль, ты не видала того, матушка.
– Квасник? Отлупил? За что? – удивилась царица.
Она знала Квасника как самого несчастного и забитого их своих шутов.
–За дело вестимо! Я его про сие попросила. Задирает меня сироту несчастную. Я и сказала Кваснику. Чего смотришь как девицу забижают? Дай в морду Лакосте. Тот и дал!
– За тебя, стало быть, стал, куколка? Тогда прощаю ему побои Лакосты, – улыбнулась Анна.
– А про женишка для меня подумала ли, матушка? Сколь ожидаю милости твоей.
– Не до того сейчас, куколка. Погоди малость. Забот то у меня державных сколь? Ведаешь ли? А что нового при дворе моем болтают?
– Камергер твой Юсупов женился, матушка.
– Женился? – Анна любила сплетни, это отвлекало её от забот. – Да на ком? Ведь девок подле него столь много было.
– На ком, того я и не ведаю, матушка! Но девку за себя взял статную. Её Юшкова видала. Но при дворе сия девица не бывала еще.
– Дак пущай приходит! Посмотрим! А ты где видала то сию девку? – спросила Анна лейб-стригунью Юшкову.
– Да намедни, матушка. В санях она с Юсуповым каталась. Я то у слуг и расспросила юсуповских кто сие такая. Они и ответили, что женка, мол, барина нашего.
– Женился таки греховодник старый, – императрица хлопнула в ладоши. – Вот уже и не чаяла, что женится. А он женился.
Анна снова обратилась к Бужениновой. По лицу карлицы видела, что не все еще та выложила.
– А чего еще болтают?
– Да не все матушка счастье любовное имеют.
– Кто это «не все», куколка? Не томи государыню свою. Сказывай.
– А вот Куракины отказали жениху дочери, капитану гвардии полка Измайловского Давыдову. Не отдали за него девку. Помурыжили его и отослали от дома. Во как! – выпалила Буженинова новость.
– Куракины? А что за девка у них? – спросила царица.
– Марией кличут. Красавица и гордая больно.
– Гордая? – улыбнулась императрица. – За капитана полка Измайловского идти не желает? Чем плох им капитан сей?
– Капитан де роду незнатного, – доложила Буженинова. – Да и чин его не высок. Так де князь Куракин заявил.
– А про то Куракин не подумал, что полк Измайловский, гвардейский, моя личная охрана? И капитан того полка слуга мой верный! Того Куракину мало? Срочно узнать, где сей капитан!
Через десять минут дежурный гвардейский офицер доложил, что капитан гвардии Давыдов в настоящее время в карауле в дворцовом саду.
– Срочно его с караула снять и в церквушку Спаса пошли. Там пусть ожидает своего счастья. Он жениться желает? Так я помогу ему. На то я и государыня, чтобы о пользе своих подданных думать! А ты, Бестужев, срочно в дом Куракина. И ежели девка сей час не будет в церкви Спаса в наряде подвенечном, то завтра он будет сидеть в подвале у Ушакова в Тайной канцелярии! Так и скажи борову старому!
Дежурный камергер Бестужев бросился выполнять приказание императрицы. Свадьбу капитану Давыдову она устроила….
****
Сам капитан Давыдов был на седьмом небе от счастья. Не зря друзья посоветовали ему не убиваться по девке Куракинской, а идти в кувыр коллегию и там свои дела решать.
Поручик Рославлев тогда сказал ему:
– Иди к шутам. Они твою беду в миг избудут!
– Но шуты за просто так ничего не сделают. Где денег взять? Именишко мое разорено совсем. Мужики в бегах.
– Деньги, оно конечно, дело в сем предприятии не лишнее, но с умом можно и без того все обладить.
– Скажи как? – попросил Рославлева Давыдов.
– Есть при государыне в чине лейб-подъедалы Авдотья Буженинова. Она сама страсть как замуж желает. И тебе не откажет. Ты обижен семейством невесты своей за бедностию. Иди к ней и пожалуйся. Она поможет.
– Но как попасть мне к Бужениновой? Она во дворце живет и не всякого примет.
