Владимир Александрович Андриенко
Шут императрицы: Ледяная свадьба
Глава 7
Грандиозный проект Волынского.
Год 1739, октябрь, 13-го дня. Санкт-Петербург.
При дворе. Выход государыни императрицы.
13 октября государыня императрица Всероссийская Анна Ивановна явилась своим придворным в халате и платке, которым повязала голову, словно простая мещанка.
Анна пристально осмотрела всех, кто собрался. Ни придворные, ни шуты, ни фрейлины, ни офицеры, ни статс-дамы, никто не ускользнул от пристального внимания императрицы.
– Где Ванька Балакирев? – спросила она.
– Я здесь, матушка государыня, – вышел вперед из-за спин Кульковского и Лакосты Балакирев. – Здесь твой шут верный.
– Верный? Это ты то верный? Ох, Ванька! – Анна погрозила шуту пальцем. – Смотри мне! А где Адамка?
– Я здесь государыня, – Мира низко полонился царице.
– Говорил мне нынче светлейший герцог Бирон, что обидели тебя. Так? – строго спросила Анна.
– Нет, матушка государыня милостивая. Никто не обижал шута твоего Адамку.
– Не лукавь! – предостерегла его императрица. – То не тебя вороги обидеть хотели. Не тебя. А верного слугу престола нашего, любезного нам, герцога Бирона. А через него и меня грешную. Ушаков!
Вперед вышел глава Тайной розыскных дел канцелярии генерал Андрей Иванович Ушаков.
– Я здесь и к услугам вашего величества!
– Ты все уже знаешь?
– Так точно, ваше императорское величество! – гаркнул в ответ Ушаков. – Все про сие дело мне ведомо.
– Так расскажи мне, что там произошло, когда я в постели лежала и делами не занималась.
– 11-го дня, матушка, сего месяца, поручик Преображенский Булгаков, что в должности секретаря своего полка состоит, вызвал шута твоего Адамку на поединок. С чего вызвал того мне не ведомо. Никаких ссор меж ними до того не было. И Адамка того Булгакова обезоружил и шпажонку из его руки выбил. На том они и разошлись, матушка. Но Булгаков с дружками решились шуту твоему отомстить за то. И подстерегли его на Грязной улице.
– И что далее?
– А далее они набросились на Адамку и с ног его сбили. Но как раз наш подполковник Альбрехт мимо проходил и твоего шута от погибели спас.
– Кто были офицеры сии? – спросила императрица.
– Поручик Булгаков, матушка, поручик Яковлев, поручик Ростопчин, да прапорщик Егоров, – ответил Ушаков.
– Они, стало быть, меня уже похоронили, генерал? Думали, помрет Анна и делать можно, что захочется? Много воли взяли! Да я еще жива! Булгакова арестовать и голову ему срубить! Яковлева, Ростопчина и Егорова офицерских званий лишить и сослать подалее в гарнизоны захудалые. И каждого перед тем бить плетьми. По сто ударов каждому! Понял ли меня, Андрей Иваныч?
– Все будет исполнено по воле твоей матушка-государыня.
– А как Булгакову станут голову снимать, на то я сама посмотреть желаю! Герцог! – Анна повернулась к Бирону.
– Я здесь, Анхен.
– Отчего я Куракина здесь не вижу? Он к моему утреннему выходу уже и являться не желает? Такоже меня похоронил?
– Я здесь матушка государыня, – из-за спин придворных вышел, протолкавшись, князь Куракин, и низко склонился перед императрицей.
– Так это ты не хотел службу нести у дверей спальни моей? Тебе при молодом дворе лучше?
Голос Анны задрожал от негодования. Куракин испугался и пал на колени.
– Что ты, матушка-государыня! Я ежечасно бога молил о драгоценном здравии твоем. Как могла подумать, что служба при особе твоей мне не мила.
– Ладно, не скули, – Анна немного успокоилась, поймав взгляд Бирона. – И помните все, что я еще жива, и я пока империей Российской правлю! А с министрами я еще разберусь. Рано они меня похоронить захотели. Где Волынский?
Артемий Петрович был здесь, и сразу появился пред царицей. Он поклонился и сказал:
– Готов выслушать волю вседержавной государыни.
– Артемий, ты для чего тайные сборища собирал на даче своей? Али я не осыпала тебя милостями своими? Али ты не обер-егермейстер и не кабинет-министр? Мало тебе моих милостей?
– Матушка-государыня. Я токмо об услаждении взоров моей государыни пекся. Токмо про то. И завистники и недруги мои чернят имя мое в глазах твоих, матушка.
– А отчего ты сборища свои столь далеко от столицы и дома твоего устраивал? И мне донесли, кого ты там собирал. Все недруги мои там были. И Еропкин, и Хрущев, и Мусин-Пушкин. Я про их слова поносные про любезного нам герцога Бирона знаю.
Волынский понял, что кто-то уже донес на него. Враги не спали и действовали. Но как интриган искушенный Артемий Петрович также уразумел, что подробностей их разговора на даче императрица не знает. Ежели бы знала, то с ним бы уже Ушаков в подвале тайной канцелярии беседовал.
Волынский видел торжествующие глаза Рейнгольда Левенвольде. Этот негодяй метит на его место кабинет-министра. Бирон молча взирал на него и не пытался вмешаться в разговор и повлиять на его исход. А ведь он только что спас князя Куракина одним взглядом.
Но Волынский и сам кое-что придумал. Он открыл бархатную папку и вытащил из неё проект дома нового, который для него архитектор Еропкин нарисовал недавно.
– Государыня, вот то ради чего мы собиралась на моей даче. И вот что архитектор Еропкин для нас нарисовал. Никакой измены не было, а была токмо забота об услаждении взоров государыни действом доселе невиданным.
С этими словами Волынский протянул листок с рисунком государыне. Анна приняла его и посмотрела. Затем подняла глаза на кабинет-министра и спросила:
– Что сие, Артемий Петрович?
– Проект дома, коий мы зимой построить вознамерились. И сей дом будет полностью токмо изо льда сооружен. И в сем доме для потехи государыни матушки можно будет свадьбу сыграть.
– Свадьбу? – императрица сразу отошла душой и на её лице появилась улыбка.
Придворные вздохнули с облегчением. Ай да Волынский! Заставил таки Анну сменить гнев на милость. Ведь не одного еще она сегодня наказать намеревалась.
– Так что за свадьба, Артемий Петрович? – снова спросила Анна.
– Дак, шутиха твоя, матушка государыня, Авдотья Буженинова сколь просила тебя замужеством ея осчастливить. Вот в сем ледяном дворце мы свадебку и наладим.
Анне сия идея весьма понравилась.
– И можно разве дом изо льда такой возвесть? Вот дабы все было так, как на рисунке? – засомневалась Анна и снова посмотрела на изображение.
– Архитектор Еропкин в том мне поручился, – соврал Волынский. – Дом будет построен с колоннами и крышей. И все статуи, что на рисунке видны будут изо льда изваяны. И баня при доме будет ледяная. И в той бане молодые даже попариться смогут.
– Не врешь, Петрович? – Анна своим тяжелым взглядом посмотрела на Волынского.
– В том могу поручиться, государыня. Не посмел бы я лгать в глаза моей монархине. И моя голова пусть в закладе будет!
– Быть по сему! – вскричала Анна Ивановна. – То, что придумал наш обер-егермейстер и кабинет-министр Артемий Волынский нам любо! И пусть же сам Волынский подготовкой того действа и руководит! Зимой ледяной дворец должен быть построен!
Волынский низко полонился императрице. На этот раз он вышел победителем из придворной интриги. Хотя проект увеселения он придумал только что на ходу.
Анна же после этого нашла глазами свою любимицу Авдотью Буженинову.
– Вот тебе, куколка, и свадебка! Али не ты просила меня тебя замужеством осчастливить? Осталось дело за малым. Тебе женишка хорошего сыскать! Желаешь за Лакосту замуж? Он у нас король самоедский и ты, после того как станешь королевой, будешь мне словно сестра.
– Да нужон мне твой Лакоста, матушка. Какой Лакоста король? Смех один! Я иного женишка желаю.
– Кого же?
– А вот Квасник, чем не жених? – Буженинова вскочила на ноги и подбежала к шуту Голицыну, коего Квасником при дворе именовали.
Авдотья схватила Квасника за руку и потащила к императрице.
– Вот какого жениха я желаю! Он хоть и не король, но князь. И настоящий князь. А мне желательно княгиней статью
– Дак он уже дважды женат был, куколка, – шутливо возразила императрица.
– И что с того? Нынче он твоими заботами, матушка, холост.
Буженинова намекнула Анне на то, что последнюю жену Голицына итальянку Лючию Морено, она приказала выслать из страны и брак между ними расторгла.
– Что скажешь, Квасник? – спросила его Анна. – Моя куколка тебя в мужья просит! То милость великая. Она мне ближе многих и для неё я много чего сделать могу.
Голицын молчал. Он был самым несчастными и забитым из шутов Анны Ивановны. Никогда за подачками не гнался и брошенных монет с пола не выбирал. За него это делали другие шуты, не столь щепетильные.
Его обязанностью при дворе была разносить квас придворным. От того и кличка к нему пристала – Квасник. Иные шуты постоянно над ним издевались, кроме сеньора Пьетро Мира. Да и придворные, особенно из немцев, часто его унижали.
Хотя в последнее время задирать Квасника перестали. Это стало опасно, как на его защиту стала Буженинова. А благоволить она стала к Кваснику, после того как он по её просьбе отколотил Лакосту.
– Чего молчишь, дурак? – Анна повысила голос. – Али вопрос тебе мой не понятен? Не уразумел?
Императрица снова начала сердиться. Во время болезни настроение у неё менялось быстро. Но на помощь Кваснику пришла куколка.
– Дак он согласен, матушка. Не разговорчив уродился. Так то в муже не самое плохое.
Анна засмеялась:
– Быть по сему! И Кваснику быть женихом моей лейб-подъедалы Авдотьи Ивановны Бужениновой! А вам всем, – Анна обвела глазами придворных, – подарки к свадьбе в доме ледяном готовить! И такие подарки дабы всем завидно было!
Вопрос о свадьбе был решен…
***
Год 1739, октябрь, 15-го дня. Санкт-Петербург.
В доме у Артемия Волынского. Конфиденты.
Артемий Волынский собрал у себя своих конфидентов 15 октября 1739 года. И прибыли все кроме графа Мусина-Пушкина, который отбыл в Москву по высочайшему повелению, и старика адмирала Соймонова, которому занедужилось.
Прибыли в его дом Петр Михайлович Еропкин, Андрей Федорович Хрущев, Иоган Эйхлер, Жан де ла Суда. Прибыл также, недавно с заводов уральских вернувшийся, статский советник Василий Никитич Татищев, большой друг Волынского. Собрались они все в кабинете у хозяина. Тот всех слуг из дома удалил, дабы о разговоре враги не узнали ничего.
Артемий Петрович сам разливал вино по бокалам гостей.
– Кто-то донес о нашем совещании на моей даче, господа, – сообщил Волынский. – И было в доносе, что собирались мы с целями злонамеренными. И была царица в страшном гневе. Я думал, что меня прямо из дворца в Шлиссельбург доставят, или в подвал к Ушакову.
– А вслед за тобой и всех нас, – прошептал побледневшими губами Иоганн Эйхлер.
– Но слышал я, что ты Артемий, с большой милостью из дворца вернулся, – сказал Хрущев. – Али ложны сии сведения? Ведь ты не Шлиссельбурге. Да и мы не в подвалах пыточных у Ушакова.
– Верные сведения, Андрей, – согласился Артемий Петрович. – Но токмо благодаря уму моему это случилось, да вот сему рисунку.
Волынский показал на рисунок Еропкина.
– Но это мой проект твоего нового дома, Артемий? – удивленно посмотрел на хозяина дома архитектор. – Чем этот рисунок смог помочь?
– Я был готов выслушать суровый приговор. Но Анна спросила, для чего мы в моем доме собиралась за городом? Вот мне и пришла мысль сказать, что собирались мы для обсуждения новой потехи, для услаждения взоров ея императорского величества. И дом сей, как я сказал, будет выстроен изо льда зимой, и там мы шутовскую свадьбу справлять станем. Анне та затея понравилась. И камчадалка что в чине лейб-подъедалы состоит скоро выйдет замуж.
– Изо льда? – спросил де ла Суда. – Да кто же изо льда дом построит, Артемий Петрович? Провалится сия затея.
– Отчего же нельзя строить изо льда? – возразил де ла Суде архитектор Еропкин. – В нашем климате это вполне возможно в зимнее время, когда морозы ударят.
– Так ты построишь такой дом изо льда? – спросил архитектора Эйхлер. – Вот по сему рисунку. Но ты думал строить сие строение из камня и дерева.
– Изо льда строить намного легче, чем из камня, или из дерева, Иоганн. Лед легко режется и никакого крепежу окромя воды не требует. Да и как можем мы подвести Артемия? Он всех нас спас. Ежели бы он сего не придумал, то мы бы с вами уже в крепости по казематам сидели в железах. Такой дом я построю! И сегодня же все пропорции во всех ракурсах на бумаге изложу, дабы можно было их на утверждение государыни представить.
– А ведь это отличная идея! – вскричал полный Татищев. – Ежели, государыня распотешиться то и пожаловать тебя может сверх меры, Артемий. И тогда ты много чего у неё попросить сможешь. Тем более что умирать Анна пока не собирается. Лекарь Санчес облегчил её страдания.
– Тогда нужно грандиозное веселье для императрицы устроить, – проговорил Эйхлер. – Такое, какого еще не бывало в России!
– И устроим! – Волынский поднял бокал. – Устроим! Я ведь уже указом ея величества назначен распорядителем того веселого действа. И нам стоит подумать, чем государыню еще удивить. А, ежели, удивим, то и регентом меня она назначит. Меня, а не Бирона.
– Можно к дому ледяному да к свадьбе шутовской, еще и представить санное шествие великое, – предложил Татищев.
– Что за шествие, Василий? – Волынский посмотрел на статского советника.
– А всех народов, что империю нашу населяют, – ответил Василий Никитич. – И самоедов на оленях, и киргизов на лошадях, и турхменов на верблюдах, и чуди на собаках, и многих иных разных.
– А шутов можно на свиных упряжках провезти! – подсказал Хрущев.
– Верно! То Анне понравится! – поддержал Хрущева де ла Суда. – Я бы и Бирона с Левенвольде, и Остермана на свиньях покатал!
Все присутствующие засмеялись. Идея Татищева всем понравилась. Волынский стал составлять план будущего грандиозного увеселения.
– Пусть посмотрит Анна на народы, коие её империю составляют. Такого ей никто не показывал. Это вам не на козе жениться14.
Все снова засмеялись словам кабинет-министра.
– И фейерверк надобен! – предложил Эйхлер.
– Что фейерверк? Кого сим удивишь? – сказал Татищев. – Надобно собирать народы по империи и в Петербург сих людишек направлять. Для сего время надобно.
– Время у нас есть. Чай еще не зима, – сказал Волынский.– Но проект дома мне скоро надобен.
– Завтра он будет готов! – пообещал Еропкин.
– А я план и смету набросаю, сколь денег на сие потребуется. Да и фейерверк пригодится. Отчего и его в программу не вставить? Чем больше веселья и роскоши – тем лучше.
На том и порешили…
***
Год 1739, октябрь, 16-го дня. Санкт-Петербург.
Во дворце. У государыни.
На следующий день Волынский в 13 часов прибыл во дворец с проектом увеселений будущих. Рисунки и чертежи архитектора Еропкина весьма впечатлили Анну Иванову. Она была в восторге от проекта.
– Ай, и распотешил ты меня, Артемий Петрович! И Еропкин твой молодец! – вскричала императрица. – И построит он сие? Не обманет?
– Построит государыня. Вчера я с ним говорил, и он сказал, что изо льда строить много легче чем из камня или дерева. Дворец будет в точности такой как здесь изображено.
– И баня будет?
– Будет, государыня матушка. И такая в коей попариться можно будет.
– В ледяной бане?
– Точно так. В бане изо льда пар будет самый настоящий. Но сие еще не все, матушка. Задумал я провести для услаждения взоров твоих шествие народов, что империю твою населяют. Все они пройдут перед тобой. И те, что на собачьих упряжках ездят, и те что на верблюдах и слонах. Все будут здесь.
Анна подскочила с кровати, и подошла к Волынскому.
–И это ты хорошо придумал, Артемий! Милость моя завсегда с тобой будет.
Волынский схватил руку царицы и покрыл её поцелуями.
– Я указ уже велела заготовить, дабы тебя назначить во главе сей машкерадной комиссии. Остерман уже то сделать должен был. Тебе указ передали?
– Пока нет, матушка. Но я как приехал во дворец так сразу к тебе с прожектами.
– Все утверждаю, Артемий Петрович. Хотя многие в затее твоей сомневаются. Сам Остерман не верит в неё. Говорит, что оконфузишься ты.
– Все что здесь написано, матушка, то все будет, – еще раз заверил императрицу Волынский. – Однако надобно смету к тому подписать, государыня.
– И сколь денег тебе на то надобно?
– Я все подсчитал до рублика, матушка. Вот здесь все. В 670 тысяч та затея станет. А дешевле никак нельзя, матушка.
– Оную сумму ты получишь, Артемий. Но не давай людишкам воровать! Да и сам держи руки подалее от казны моей. Дабы все на устроение праздника пошло. Тебе уже сегодня доставят первые 100 тысяч от Лейбы Либмана. Он средства изыщет.
– От Либмана, матушка? – спросил Волынский.
– От него. Сей банкир многократно услуги мне оказывал. И денег скорее него в России ни с кого не получишь. Все бумаги твои я подпишу. И заниматься тебе отныне токмо подготовкой празднества. Дел там множество. Я то понимаю.
– Все старания отдам тому делу, матушка государыня.
– Ну, иди с богом, Артемий Петрович. Иди.
Волынский еще раз припал к руке Анны Ивановны, трижды поклонился, и вышел из покоев императрицы….
***
Год 1739, октябрь, 18-го дня. Санкт-Петербург.
В Приемной у герцога Бирона.
Бироны и Либман.
Лейба Либман, получив именной указ государыни, сто тысяч рублей сразу Волынскому отправил. Затем собрался и в коляске покатил во дворец. Новости его не порадовали. Он хотел срочно говорить с герцогом Бироном.
– Эрнест! – Либман вошел к герцогу без доклада.
Слуги всегда пропускали его беспрепятственно. Они знали, что Лейба близкий и доверенный человек герцога и ведет все его финансовые дела.
– Что снова случилось, Лейба? Императрице стало легче. И она снова устраивает куртаги.
– И тебя это успокоило, Эрнест?
– А разве есть иной повод для беспокойства?
– А ты ничего не знаешь? – спросил Либман. – Ты не слышал про то, что Волынский стал распорядителем машкерадной комиссии. Указ о том уже подписан!
– И что с того? Они придумал сие увеселение Ледяным домом именуемое, и ему готовить его. Но не вериться мне, что у него сие получиться. А, впрочем, посмотрим.
– Эрнест! Волынский может благодаря тому в большой фавор войти. Императрица больна, хоть ей и стало легче нынче. Но что потом будет? И Анне может понравиться действо, что Волынский приготовит. А он размахнулся не на шутку. Я знаю, чего он хочет. Места регента!
– Я не думаю, что Волынский может его получить. Императрица во время болезни доверяла лишь мне и моей жене.
– Но регентом она тебя не назначила!
– Сие не столь просто, Лейба. Немцы при русском дворе сплотиться должны вокруг меня, а не вокруг Остермана. Старый пройдоха слишком хитер и постоянно предает друзей. Того, что ему удалось 10 лет назад после смерти Петра II, уже не получится.
– Дай бог! Но нападение на Пьетро должно тебя насторожить! Его хотели покалечить или даже убить. И если офицеры русские на то осмелились, то сие сигнал для тебя.
– Но императрица строго наказала тех, кто поднял на него руку. Да и Пьетро отлично может за себя постоять.
Банкир понял, что Бирон снова беспечен и уговаривать его не стоит. И он снова прямо от герцога пошел к герцогине. Бенингна Бирон приняла его совсем не так.
– Я постоянно твержу императрице, что Волынскому верить нельзя. И я довела до неё сведения про собрание на даче кабинет-министра. Все как вы, Либман, мне сказали. Она была в ярости и готова была излить гнев на Волынского. Разве я мало сделала?
– Вы сделали много, ваша светлость! Но сделать нужно еще больше. Её величество вместо гнева снова облагодетельствовала Волынского.
– Но что могла сделать я? Это был ваш план. Волынский оказался хитрее вас, вот и все.
– Вы еще многое можете сделать, ваша светлость.
– Но пока Анна не желает слушать ничего плохого о кабинет-министре Волынском. Его идея насчет ледяного дома ей понравилась. А уж я много лет знаю Анну.
– Ничего. Ледяной дом это не навсегда, герцогиня. Я знаю, что конфиденты Волынского враги герцогу. И сам Волынский ему враг. И он сделает ошибку. Не сможет он постоянно выкручиваться, ваша светлость.
– Я готова бороться и дальше, герре Либман…
***
Год 1739, октябрь, 19-го дня. Санкт-Петербург.
Пьетро Мира в доме у Франческо Арайя.
Придворный шут Адамка, или Пьетро Мира, не любил сдаваться и от намеченной цели отступать. И таки придумал, как попасть ему в дом придворного капельмейстера. Он воспользовался тем, что сеньора Франческо вызвали во дворец. Про то ему сообщили дверные люди, что рядом с домом Арайя, местожительство имели. Императрица Анна снова пожелала слушать музыку, и Арайя поехал утверждать планы своих концертов-спектаклей на предстоящие месяцы, когда при дворе множество увеселений предвиделось.
Пьетро нарядился придворным лакеем, одежонку коего за рубль взял на один вечер у трактирного слуги Михеича, который её с настоящего лакея дворцового содрал. Тот в эти дни был от службы свободен и три дни пил беспробудно. И потому ничего не соображал и пьяный мертвецки на лавке трактирной отсыпался.
Мира одел пышную ливрею с серебряными галунами и гербами императрицы. Такие слуги часто разносили приказы из дворца, и двери домов перед ними всегда открывались, даже если те дома князьям и принцам принадлежали.
Если сеньор Франческо во дворце, предположил Пьетро, то и сеньору Марию Дорио могли вызвать к императрице. Приказ государыни! Придворная ливрея ему на сей раз службу сослужит.
Он подъехал к дому капельмейстера и спрыгнул с запяток экипажа. Привратник, увидев дворцового лакея, сразу распахнул ворота.
– Это дом господина Арайя?
– Так точно. Здесь проживает господин Арайя капельмейстер императорской капеллы. Но хозяина нет дома.
– Здесь ли находиться певица итальянской капеллы Мария Дорио? – спросил он.
– Госпожа Дорио находится здесь, – ответил привратник.
– Императрица Всероссийская Анна Ивановна требует её к себе! Меня послали за ней.
Из дома выбежал дворецкий. Он слышал слова лакея и спросил:
– Государыня требует сеньору Дорио нынче?
– Немедленно! – высокомерно заявил посланец.
– Сейчас сеньора соберется и поедет к государыне. Вы изволите подождать её здесь?
– Да. Я буду здесь.
Дворецкий ушел. Пьетро подумал, что, несмотря на все препятствия, что Арайя для него создал, похитить Дорио дело совсем не трудное, для человека умного.
В доме капельмейстера полно слуг было, которые приказ строгий имели не пропускать никого к донне Марии. И они бы так и сделали, если бы не гербы государыни императрицы на ливрее. Не зря он Михеичу рубль отдал! Мира про себя улыбнулся, лицо сеньора Франческо себе представив, когда тот узнает, что Мария упорхнула из его клетки.
Вскоре вышла и сама Дорио в пышном платье придворной дамы, которое было видно из под широкого плаща. Лакей, на которого она даже не взглянула, услужливо распахнул перед ней дверцу экипажа. Сеньора села и дверца захлопнулась. Лакей ловко вскочил на запятки, обратился к дворецкому:
–Я совсем забыл, у меня письмо для твоего господина. Вручишь, когда он приедет.
Дворецкий принял конверт и сказал, что сделает это непременно. Лакей приказал кучеру трогать. Экипаж умчался. И уже на улице Пьетро перебрался с запяток в карету.
–Что вы себе позволяете? – гневно спросила Мария, удивившись наглости лакея.
–Вы меня не узнали, донна Мария?
–Пьетро? – изумилась она. – Это вы?
–Я.
–Но зачем этот маскарад?
–А вы не поняли? Вас стерегут как принцессу из сказки. И я придумал, как вас выкрасть из заколдованного замка.
–Вы сумасшедший, Пьетро! Но мне нравиться ваша смелость!
Она бросилась к нему в объятия. Так они и сидели до конца пути к дому Мира друг подле друга.
–А что за письмо ты передал дворецкому? – спросила она по-итальянски.
–Это послание лично от меня сеньору Арайя. Мы с ним встречались недавно во дворце.
–И снова поссорились?
–Это наше с ним дело, Мария. Он был как всегда груб, и как всегда ушел разъяренный после разговора со мной.
–Так ты выкрал меня из мести Арайя, а не с целью побыть со мной? – она резко отстранилась от Пьетро.
–Быть с тобой я бы хотел всегда, Мария. И это говорил тебе не раз. Ты всегда для меня на первом месте. Но что такого, если я еще при этом и посмеюсь над сеньором капельмейстером?
–Ты шутишь с огнем. Он опасен, Пьетро, – Мария снова прильнула к шуту.
–На то я и шут чтобы шутить, Мария. Но Франческо Арайя я не боюсь. Он уже много раз пытался меня унизить. И что получилось? Он герой дворцовых анекдотов. И сегодня родился еще один. Как будет хохотать над ним императрица завтра.
–Но ты не знаешь кое-чего, Пьетро. Он говорил, что расправится с тобой, после того как арестуют герцога Бирона.
–Что? – Пьетро посмотрел на Марию с удивлением. – Да кто осмелиться арестовать герцога Курляндии и Семигалии, обер-камергера, и фаворита Анны Ивановны?
–Арайя говорил, что императрица скоро умрет и Анна Леопольдовна не станет терпеть ни Бирона ни шутов при дворе. Она ликвидирует кувыр коллегию. И тогда Франческо возьмется за тебя.
–До этого еще далеко, Мария. Но как видно сеньор Арайя метит далеко. Но с чего он взял, что его самого в России оставят после смерти Анны Ивановны? Ведь и шутовскую кувыр коллегию и итальянскую капеллу завела императрица Анна. Будет ли он сам надобен Анне Леопольдовне?
–Он говорит, что принцесса любит музыку.
–Она и шутов терпит на глазах у тетки-императрицы….
***
Пьетро Мира и Мария Дорио провели несколько часов волшебных в доме шута. А сеньор Франческо Арайя, воротившись домой и, получив письмо от Педрилло, был в таком бешенстве, что слуги думали с ним случиться удар. Он крушил китайские вазы и сорвал со стены гобелен. Он выл от ярости и хотел убить дворецкого.
Но затем капельмейстер взял себя в руки и успокоился. Что могли сделать эти его тупые холопы? Они были обмануты не кем то, а самим Педрилло, который слыл большим выдумщиком. Им ли состязаться с Адамкой в шутках и мастерстве переодевания?
Арайя сел в кресло, поднял глаза к потолку и сказал:
–Я страшно отомщу тебе, Мира! Я еще сделаю тебя посмешищем всего Петербурга! Попомнишь свои мерзкие анекдоты.
***
Год 1739, ноябрь, 12-го дня. Санкт-Петербург.
В доме у Артемия Волынского. Конфиденты.
Артемий Петрович Волынский рьяно за дело по устроению свадьбы шутовской взялся. Он понимал, что многое от того, как понравятся государыне Анне Иоанновне увеселения, в его личной судьбе зависеть будет. Понимали сие и его друзья, именуемые конфидентами. Но не все получалось гладко и просто.
Волынский сказал друзьям:
– Все должно быть к январю готово для свадьбы шутовской и для увеселений разных. Мир между Россией и турками заключен и скоро будет ратифицирован в Константинополе15. В январе и войска вернуться с фронта в столицу. А там и день рождения императрицы нашей. Сами понимаете, сколь праздников при дворе будет.
–К тому времени все приготовим, Артемий, – сказал Еропкин. – Дом ледяной будет сооружен. Но дома одного мало. Ежели, остальное ничего не обеспечим, то толку от монумента ледяного?
– А что такое? – Волынский посмотрел на архитектора. – Али кто мешает?
– Вон спроси у Хрущева, кто мешает.
– Что у тебя? Что не так? – Волынский не терпел препятствий на пути своего возвышения. – Да говори и не тяни.
– Слон, что мы в Персии купили, столько подарков шаху отвалив, издох по пути. Так-то, Петрович.
– Как издох? – изумился кабинет-министр.
– А так! Сожрал какую-то дрянь в пути и издох. А слуги не досмотрели. Напились сволочи и просмотрели. Они с дороги мне нарочного прислали. Что, мол, нету более слона. И желают знать, чего далее им делать.
Хрущев развел руками.
– Вот ироды! Кого послали за слоном! Пьяниц! Вот и имеем от того! – вскричал Волынский.
– Да и хрен с ним, со слоном, – проговорил Жан де ла Суда. – Ведь по плану у нас ледяной слон будет. А без живого обойдемся. Пусть царица на ледяного полюбуется.
– Что ты! – замахал руками на де ла Суду Волынский. – Как без слона живого! Ведь по проекту коий императрица утвердила, шуты Буженинова и Квасник именно на слоне в клетке золоченные ехать должны из церкви в ледяной дворец.
– Пусть на верблюде едут. Какая разница? – спросил де ла Суда.
– Ты хоть знаешь, что ежели слона не будет, то Анна может и разгневаться и сказать, что обманул я её. И сколь усилий и хлопот пропадет! И мне из-за слуг нерадивости карьерой рисковать? Нет! Срочно к шаху нового посланца с подарками богатыми. Слон доложен быть в Петербурге! Время еще есть. И пошли кого-нибудь порасторопнее в Персию в этот раз, Хрущев. Человека поведения трезвого. А тех по чьей вине слон издох наказать изрядно! Доставить негодяев в столицу. Я уж позабочусь о том, чтобы они 200 плетей за то получили. Пусть почешутся.
– Сегодня же все устрою, Артемий, – сказал Хрущев. – Но надобны новые подарки шаху!
– Я велю дать мехов соболиных, да лис черно-бурых, нужное количество выдать для подарков шаху придется. Любит шах Шадир наши меха.
– Но и сие не все трудности, Петрович, – сказал Татищев. – Мы инородцев разных собирать стали в Петербурге. Ведь шествие всех народов империи нашей намечено. Но точного их числа никто не ведает из нас. Собрали некоторых именуемых самоедами, иргизами, якутами, камчадалами, терхменами, абхазцами, мордвою. А остальные?
– Надобно в Академию наук запрос отправить, – сказал Волынский. – Пусть срочно для нас список составят о народах империи.
– И пусть Академия рисунки костюмов нам подготовит. Тех народов, что в шествии перед государыней участие примут.
– Тот запрос я сам сделаю. А что с хохлами, Василий?
– Хохлов надобно в костюмы ихние обрядить и танцы малороссийские показать государыне. Но надобно послать указ в Малоросиию.
– За сим дело не станет, – сказал Волынский. – Васька! Писать приготовься!
Камердинер кабинет-министра придвинул к себе перо и бумагу.
– Сие указ о высылке из Малороссии в Санкт-Петербург молодых казаков, баб и девок, каждых по шести человек, для машкерада придворного. От имени вседержавной государыни указ.
И стал слуга писать:
«Приготовляется при дворе нашем празднество великое. И всем празднестве в городе Санкт-Питербурхе участие малороссы некие принять должны. Надобны нам казаки, бабы да девки малороссийские коие по-казачьи танцевать могли бы. Выбрать надлежит по шести человек каждого пола, чтобы собою не гнусны были. И сделать им платье нарядное за казенный кошт надлежит. К январю года 1740-го, оные казаки и казачки должны быть в столице».
После того как указ от имени императрицы отписали, Волынский его в папку спрятал. Надобно на подпись государыне его завтра подать. Затем он поинтересовался у Еропкина о начале строительства.
– Не буде ли с этим проблем?
– Нет, Петрович, – ответил Еропкин. – Зима идет суровая. Уже морозы пришли. А далее, старики говорят, что они еще больше будут. Того нам и надобно. Лед станем рубить на Неве, затем резать его на ровные плиты, и на санках доставлять его на площадь между Адмиралтейством и дворцом, где дом строить задумано.
– Хорошо! К концу месяца начинать строительство Ледяного дворца.
