Владислав Март
Варадеро
Дыра в паутине
Предупреждённые ещё на tophotels, мы были готовы к дефициту интернета в Варадеро. Закачали себе офф-лайн игр, музыки, аудиокниги. В тайне я был очень доволен, что произойдёт такой невозможный для меня детокс, не будет возможности постоянно торчать в телефоне. Опасался, что одной силы воли на отпуск не хватит, нужны дополнительно преграды от партии и правительства острова. На месте оказалось, что интернет по карточкам не такой уж дефицитный. Невнимательно прочитав в первый день условия, я был уверен, что по заветному квиточку с шифром каждому положено по 10 часов пребывания в сети за две недели. Я уже собирался подарить свой пароль дочери. На вторые сутки мы разобрались, что речь про 10 часов в день. Каждый день. И снова детоксикация отдалилась. Удержаться и не войти в мессенджеры по пути в ресторан я не мог. Интернет не ловил в нашем домике, на территории, на дорогах и в городке, но сразу же настигал вибрацией телефона в районе главного корпуса, в барах и столовых, иногда и на пляже. У жены и дочки ломка тоже не заставила долго ждать. После обеда и гигиенических процедур в домике связанных с профилактикой солнечных ожогов мы начали искать повод выйти и направится в сторону большого зала в зоне ресепшн отеля. Дочь быстро смекнула, что после обеда это единственное место, где есть хороший кофе и пина колада. Именно этим мы и стали объяснять своё возвращение в центр отеля, посидеть с кофе, когда с океаном и солнцем уже завершили, а до ужина очень далеко. Поначалу дочь ходила одна, через неделю стали ходить втроём. Последним шансом не вернуться в оковы сети стал внезапный сбой мессенджеров. Нельзя было позвонить родителям привычным способом, умолкли рабочие чаты. Радость была недолгой, это оказался мировой сбой Фейсбука и подчинённых ему сервисов. К утру следующего дня всё наладили. В местных новостях сказали, что в мире в этот странный день к Телеграмм присоединилось 70 млн пользователей. Вот бы в богатых странах на сутки также заканчивалась еда или пресная вода чтобы понять ценность давно привычных вещей. Или в России так исчезали новостные программы и ток-шоу. Я принципиально не отвечал на рабочие письма, в конце концов у меня была отбивка про плановый отпуск. Но вот полностью избежать лазания-серфинга и просмотра медицинских и культурных новостей я не смог. Бросил бороться с собой и читал на пляже. В дорогу назад накачал аудиокниг. Затем пошло чтиво про мусорную реформу, про кубинские вакцины от коронавируса, интернет взял своё и даже больше обычного как компенсацию за паузу первых дней и косяки Цукерберга. Передача фотографий родителям, звонки возобновились и к концу отдыха не осталось и намёка на ограниченность нас от мира.
Колин Фаррел и другие
Вечера в главном корпусе вначале мы игнорировали. Следили после ужина за приготовлениями дискотеки и полагали, что на эту порнографию мы не пойдём. К тому же начиналась она очень поздно, проходила на улице. Как и теннисный корт, это осталась за границами нашего отдыха. Но скука и релакс подталкивали нас посмотреть, что ещё есть после ужина кроме китайских новостей с ликёром. В лобби отеля ежедневно проходил концерт живой музыки и он оказался настоящей находкой. В расслабленном кубинском ритме, в каком и надо жить жизнь под пальмами у океана, пара музыкантов готовилась к выступлению. Вероятно, они обходили все отели по очереди, поскольку почти каждый день были новые артисты. Артисты знали всех в отеле, их знали все работники. Сто раз поправив стул или стойку микрофона без особого приветствия певец начинал шоу. Совершенно неожиданно для проходящих мимо с кофе и бокалами, либо просто в туалет, раздавался божественный голос какой-нибудь знакомой песни. Кавер-версия или что-то местное, но неизменно высокого качества. Большинство туристов садилось в глубокие кресла лобби-пространства и обалдело смотрело на артиста, особенно вновь прибывшие. Музыка лилась из простых колонок, за пультом был какой-то отельный парниша, но сами исполнители была высококлассными. Даже полубухие отцы семейств и молодёжь-инстаграммщики, замирали перед мини-сценой. Жене особенно полюбился пританцовывающий мужчина-певец напоминающий актёра Колина Фаррела. Исполняя на нескольких языках, он создавал атмосферу праздника и многие из песен были знакомы по радиостанциям «Шоколад», «Монте-Карло», всё премило наполняло отдых после ужина культурой. Мы тоже замирали на полчаса на краешках дивана или стояли у колонн не решаясь выходить в первый ряд. Одинокие пары могли танцевать. Непринуждённость и будничность такого качественного исполнения снова и снова говорила, что мы в каком-то раю. Иногда приходила негритянская бабуля, которую я про себя прозвал бабушкой блюза. Она сидела своей шарообразной фигурой на тоненьком стуле и выводила такие арии, что российская ресторанная попса должна была идти в магазин за верёвкой и мылом. На голове дивы был свёрток из платков, цветов и волос с вавилонскую башню. Серьги и бусы весили килограммы, браслеты громыхали, сползая по предплечью. Всё до самой мелкой мелочи было интересно и необходимо. Бабушка джаза уходила в соул и проживала песней судьбы всех счастливых и несчастных этого мира. Бывали и более танцевальные вечера с хитами почти без личной обработки. Но всегда это было на высоком уровне. Задержавшись на таких концертах более обычного я начинал возвращаться в реальность и после первого впечатления снова замечал раздражители, что на время скрылись музыкой. Все эти дети, лезущие на сцену и мешающие артисту. Мамаши, совершенно не торопящиеся забирать их оттуда. Бабули в халатах несущие мимо тарелки с едой из ресторана в количестве достаточном для небольшой свадьбы. Отдельный мальчик носящийся по холлу среди толстых и неаккуратных людей на самокате. К сожалению, ни разу так и не упавший с высокой мраморной лестницы вниз к холлу ресторана. Всякий раз в последнюю секунду ему удавалось удержаться. Его папаша, ржущий над этим чудесным спасением. Эти громко разговаривающие проходящие мимо музыканта туристы. Эти снимающие весь концерт на огромные планшеты, как будто когда-либо будут его пересматривать. Уходили мы всегда немного раньше, чтобы не успеть засорить музыку всем этим. Ни разу не довелось застать прощание артиста. Обсуждая концерты, мы сошлись на том, что даже купили бы записи этих конкретных людей, если бы они их продавали. Выходили мы из музыкального салона в ночь Кубы, к огромным звёздам под председательством Ориона, шли до домика с вращающимися в голове виниловыми пластинками красивых песен.
Пищевые привычки
Пребывание на отдыхе пошатнуло привычные вещи. Почти две недели мы питались не так, как привыкли и поначалу это вызвало лёгкое смущение. Всё включено не включало почти никаких овощей, салатов, сладостей типа тортиков и пирожных. Множество продуктов были сделаны из единственного фрукта – гуаява – соки, мороженое, гарнир. Ввиду конца осени не было манго. Картошка напоминала сладкие бананы, а бананы были на вкус как плохая картошка. Дефицитом была выпечка, всякая газировка. Ни разу не видел яблока и продукта из него. Как позже узнал, яблоко есть самый экзотический предмет для Кубы. Может служить отличным подарком для местных. Первый и даже второй поход в ресторан за рутинным завтраком-обедом сбил с толку и росло волнение о том, что кушать нечего. Однако у меня, а особенно у дочки и супруги, хватило сил протереть глаза и осознать, что нет здесь всего того отчего мы и хотели избавиться в жизни. Мы просто в силу дикости своей ищем фри и «Наполеон» в упор не наблюдая рыбу-гриль, креветки, мидии, кальмаров, нежную свинину с удивительным и так отличным от российской версии авокадо, риса и многого прочего. Я потряс головой стоя среди столов. Да что же это я. Мечтал избавиться от углеводов и вдруг растерялся. Больше это не повторялось. Если завтрак ещё мог пройти под диктат блинчиков с мёдом, то обед и ужин были полностью с морскими продуктами. При тебе приготовленные кусочки филе местных рыб, варёные и обжаренные креветки, возможность поболтать с поваром пока всё это шкварчит и шипит, вся эта океанская красота на огромных тарелках, всё так и манило прийти в ресторан к его открытию. Всё ещё пустые залы в сочетании с выбором дорогих для нас блюд под латинскую музыку стали важной частью отдыха. За ужином на ресторан опускалась тишина. Перед каждым стояла гора креветок. Были заняты обе руки чтобы сидеть в телефоне и рот чтобы разговаривать с ближним. Гора креветок сменялась постепенно горой их шкурок и цикл мог повториться. Официанты запоминали нас, зная кому к креветкам пиво, а кому вино. Повара, иногда опаздывая с приготовлением объявляли красный уровень опасности. Тогда откуда-то из задней непубличной кухни выезжала экстренная тележка с уже варёными креветками чтобы турист не впал в истерику и ломка от недостатка креветок в организме не обернулась конвульсиями. Ах, какие там были кальмары, мидии. Без соусов, без гарнира. Просто чистый друг океан. День за днём мы учились добавлять лайм или необычный местный рис, ждать обжарки с солью или закусывать оливками. Мы учились кушать по-новому, в очень богатом варианте этого нового, в очень здоровой атмосфере моря. Несколько дней прошло и наша семья уже с иронией ловила лица новеньких которых кривило от того, что они не нашли макароны и картофель, что помидорно-огуречный салат не родился на этом острове. Наивные, если ваша воля сильна, то уже к вечеру вы всё поймёте. Если вы рабы углеводов и печенья, то жаль вас, приехавших на Кубу вместо Турции. К забавным моментам мы стали относить недостатки. Негативное полностью перевели в забавное поскольку всё компенсировал океан и его дары. Например, кофе, как бы его не приготовили, оказывался ристретто. Мы исправляли его привкус одновременным запиванием горячего кофе холодной пина коладой. Я имею ввиду безалкогольной конечно же. Цвета соков из местной экзотической флоры были несколько отталкивающими. Бледные, ненасыщенные, напоминали они цвета не ассоциирующиеся с соком. Коричневый, розовый, фиолетовый, светло-зелёный. Оказалось, что вкус совершенно не соответствует предвидению по цвету. Невозможно было угадать и это удивление несколько отталкивало. Особенно когда я случайно выпил сок огурца. У меня теперь много вопросов к ЗОЖникам и их религии. Вездесущая гуаява могла дать любой цвет напитку. Исследователем здесь выступила дочка, взрослые всё же вернулись к воде, кофе, пиву и вину. Шампанское напомнило нам об отказе от газировки и оттого стало невкусным. Избалованные океаном снаружи и изнутри мы были счастливы посещать все рестораны отеля, зная какая рыбная радость нас ожидает. Рестораны а-ля карт оказались безлимитными и отличались только лучшими скатертями, обслуживанием и красотой сервировки. Блюда были вкусными, но так как вкусным стало всё вокруг, то минимальные улучшения растворились. Пройдя всю цепочку а-ля карт мы всё-таки вернулись к своим горкам креветок, аравам кальмаров и стадам рыбы в простой ресторан под высокой крышей из пальм. Музыка, напоминающая группу «Buena vista social club», редкие мои попытки говорить на испанском, простое пиво. Ничто не могло испортить наш аппетит. Две недели здорового питания с изоляцией от соблазна его нарушить. Хотя мы находили пациентов, приходящих со своим соком в пакете, купленном в магазине, также как и недовольных толстых детей несущих картофель-фри а ж с пляжа чтобы съесть его в ресторане. Эти несовершенства были как вьетнамские мультики, забавные и из другого мира.
Садовник и океан
Я не читал «Старик и море», но отчего-то сразу вспомнил о книге, когда впервые столкнулся с Садовником. Мы с женой привычно заняли места под отдалёнными навесами без признаков туристов радиусом 50 метров. Расположились заняв столько места, что в Крыму это назвали бы отдельным пляжем при санатории. После нескольких заходов в воду и поиска крабьих нор, следуя по их следам я приметил спокойно сидящего местного мужчину. Он был в отдалении от прочих местных, работников пляжа, аниматоров, официантов, садовников, он, как и мы сидел на своём собственном пятачке и смотрел на океан. Одежда выдавала в нём садовника. Широкополая изношенная шляпа из соломы, что-то бесцветно-коричневое типа футболки с длинными рукавами, грубые тёмные штаны и некрасивая обувь с толстой подошвой. Пожилой, но крепкий на вид мужчина обращал на себя внимание прежде всего тем, что не работал и был далеко от «своих». Через некоторое время он принёс кокосы, но в отличие от его коллег не ходил и не рекламировал их туристам, а тихонько продолжал сидеть в тени на лежаке, которых на пляже было огромное количество. Я решил подойти и поговорить, купить кокос. Садовник охотно откликнулся, но вёл себя необычно по сравнению с прочими кубинцами. Он не продавал кокосы, а просто отдавал их. Умело обращаясь с большим мачете проводил кокосу «предпродажную подготовку» и вручал мне. Понятно, что брал он их бесплатно в той зелёной полосе, что отделяла домики от пляжа. И я мог бы взять, будь у меня обувь, подходящая пройтись там между колючек и камней вперемежку с сухими ветками. Но мачете всё же вряд ли раздобыл бы. Я поблагодарил и заплатил, как мне представлялось из чатов и отзывов, адекватный 1 евро. Бизнес свой садовник вёл так, странно и ежедневно. Просто сидел и ждал пока к нему подойдут самые наблюдательные туристы и брал то, что они принесут в обмен на орех. Не говорил цену, не ходил по песку до людей. Два-три кокоса и мачете всегда были при нём. Интересное начиналось после продажи этих нескольких штук примерно в районе 11 утра. Мужчина уходил в «зелёнку», там переодевался и возвращался на пляж загорелым мускулистым лысым в ярких жёлтых трусах. Его легко было принять за туриста. Он вытаскивал лежак из тени, загорал и активно купался, далеко по прямой заплывая в сторону Майями. Когда по пляжу периодически проходил менеджер в белой рубашке, садовник ложился на лежак и накрывал лицо своей соломенной шляпой. Она теперь смотрелась на нём не как атрибут сельского жителя, а как дорогой сувенир туриста. Менеджер тихо гонял от пальм рассевшихся работников, будил сторожа соседнего закрытого отеля, ругался на тех, кто продаёт втихую кокосы, проверял спасателей, сгонял на работу засидевшихся, но ни разу не обратил он внимание на мужчину в жёлтых длинных трусах, что радовался жизни под солнцем. Садовник затем завершал свой отдых и около 13 часов исчезал. Я стал ещё внимательнее за ним наблюдать и однажды эпизод с покупкой кокоса сблизил нас больше. У меня не осталось монет по 1-2 евро и я отдал ему купюру в пять. После этого мужчина забрал у меня из рук уже полученный кокос и ушёл в сторону пальм. Вернулся минут через двадцать, я успел нафантазировать многое, с самым большим кокосом, что я видел в жизни. Мы фотографировались с ним весь день, и жена, и дочь были счастливы. С того дня садовник стал приносить дочке кокосы просто так, бесплатно, оказываясь возле нас, когда я уплывал и не мог соответственно его отблагодарить. Я стал находить его в тот час, когда он играл в туриста по-прежнему игнорируя всех своих соплеменников. Мы разговорились. Садовник вблизи выглядел ещё более спортивным. Оказалось, что он военный на пенсии, подрабатывает с утра и до 11 в отеле, затем в 13 у него автобус в один из близлежащих городков. Кокосовый бизнес приносит ему больше, чем зарплата садовника. Дети где-то пристроены, жена дома, мать недавно умерла. Его испанский впервые поставил меня на место на Кубе. До этого меня понимали все и я мог конструировать долгие фразы, понемногу участвовать в диалогах. Язык садовника был именно кубинским, а не кастильским. Всё то, о чём я читал про диалект перед поездкой обрушилось на меня из его уст. Я почти его не понимал и очень оттого расстраивался. Неспешные истории его, пояснения, рисование палкой на песке, как мне казалось, куда важнее, чем всё о чём говорят официанты, повара и люди ресепшн. Редукция «с», священной испанской буквы, убила наповал. Даже Москва у него была «Моку». Честно говоря, только числительные у него выходили похожими на тот испанский, что поселился у меня. Кубинский диалект не встретился мне более нигде, но появился у самого интересного человека острова. Его взгляд в даль волн, что-то про нежелание жить в Майями, про наркотики в тамошних школах, про участие в войне в Никарагуа, про дочь на фабрике игрушек. Мне приходилось додумывать. Этот старик-атлет мало спрашивал, просто чем-то делился со мной. Подмечал простые вещи, вроде того, что мне нравится больше плавать, чем загорать. У него был простой красивый день. И мне повезло наблюдать за этим. Рано утром он мёл бетонные дорожки огромной сухой веткой пальмы, держал её одной рукой и махал с большой амплитудой. Затем он что-то резал в густых посадках, потом приносил трёхлитровые кокосы и ждал гостей. Переодевался и отдыхал как всамделишный немец или канадец, кролем уплывал к горизонту. Объяснял мне что-то про жизнь и уезжал на автобусе до завтра. По выходным не работал. Иногда мы просто сидели рядом. Я уставал от того, что он меня плохо понимает и только слушал, догадывался о сути его рассказа. За всё время я не видел, чтобы он разговаривал с кем-то кроме меня. Он ни разу не попался менеджеру в белой рубашке и двух масках на лице. При мне мужчина никогда не пил, не ел и не держал денег, не носил маску. Не простились. Садовник остался с океаном, может быть встретил нового слушателя. Мне остаётся вспоминать простые вещи, что он говорил. Про то, что на Кубе нет ядовитых змей и насекомых, про хорошую погоду, далёкую Моку.
