Влас Дорошевич
Pour la bonne bouche
– Что такое? Пожар?! – спросонья заорал он.
– Нет, не пожар, а просто я вас тоже люблю!
– Ну, и любите! – зевнул он, и они начали зевать вместе.
Так они любили друг друга.
Антон Чехов.
III. Последний из Уродовых.
(Из семейной хроники Уродовых).
– Не хочешь ли, боярин, шоколаду? – таким вопросом приветствовала боярышня Ната Завихры-Отодралова молодого княжича Уродова, встречая его в шитом сенными девушками пеньюаре на пороге терема, убранного в китайском стиле.
– Не за шоколадом пришёл, боярышня, к тебе я, и не бисквиты есть. Пришёл просить того, что слаще шоколаду и всех белей бисквит на свете! – ответствовал ей последний из Уродовых, шаркая ногой и делая русский поклон.
– Что ж может слаще шоколада быть? – зардевшись ровно маков цвет спросила боярышня, потупивши взоры.
– Руки твоей, боярышня, прошу руки, – наставительно заметил Уродов, – в балете зрел тебя я в бенуаре и столь прельщён тобою был, что тут же рек себе: «Воздвигну от неё Уродовых угаснувшее племя!» Согласна, что ли? Я – человек бывалый и дважды на колу сидел.
– Согласна! – прошептала боярышня. – Ты сам давно мне люб.
И их уста слились в самом сладком поцелуе, который только раздавался когда-либо в начале XII столетия.
Так они в старину любили друг друга.
Всев. Соловьев.
IV. В fin-de-siecle'е[2].
(Эскиз или даже не эскиз, а так – безе).
Это был красивый и представительный пшют[3], лет шестидесяти, с шишковатой головой и вполне интеллигентный лицом, на котором вы не отыскали бы никакой пошлости, какая обыкновенно встречается на лицах малокультурных людей: например, усов, бороды, бровей или вообще каких-нибудь волос. Его высокий, открытый лоб обнажал резко очерченный затылок и заканчивался у шейных позвонков. В данную минуту герой наш лежал вверх своей костистой спиной, а массажистка поколачивала его по спинному хребту.
– А знаете ли что? – неожиданно сказал он. – Не снять ли вам для удобства корсаж?
От волнения её рука дрогнула, и она дала ему подзатыльник.
– Если хотите, я на вас женюсь! – сказал он, заметив по силе удара её волнение. – Собственно говоря, мне, ведь, это всё равно!
– Я давно чувствую к вам психомоторное влечение! – отвечала девица, занимающаяся массажем, и поцеловала его в глянцевитый лоб около затылка.
Так они любили друг друга.
П. Боборыкин.
V. Молодёжь.
Он сидел у грязного окна с выбитыми стёклами, смотрел на помойную яму и зубрил наизусть Бокля. Она вошла, даже не вошла, а влезла в комнату через перегородку.
Они познакомились две недели тому назад, когда она попросила позволение надеть его штаны и пиджак, потому что отправлялась в этот вечер в театр. Он разрешил, они разговорились и сошлись в убеждениях.
– Сосед! – сказала она. – Пойдёмте ко мне. Я только что сварила в самоваре кота.
– Признаться, люблю варёных кошек! – сказал он.
– У-у, лакомка! – нежно сказала она, сморкнувшись в его полотенце.
На этот раз они молча съели варёного кота, и только, когда он собрался перелезать через перегородку к себе, она остановила его словами:
– Я, вы знаете, уж давно чувствую к вам мерехлюндию!
– Я сам к вам питаю кислые чувства! – ответил он, сплюнув в сторону.
Они пожали друг другу влажные руки.
– А как тебя звать? – спросила она. – Я, признаться, до сих пор не интересовалась.
– Праздное любопытство! – ответил он. – Зови, как нравится. Нравится Антип – зови Антипом. А я тебя буду звать хоть Матрёной.
